Есть, капитан Финн!

Собрали их всех для начала под Сент-Луисом, в лагерь тренировочный. Обучать-то особо не обучали, по плацу погоняли взад-вперед недельки две, а за это время посмотрели, кто чему обучен, кто врукопашную умеет, ну а кто стреляет хорошо. Том-то отличился, его уже через день в стрелковый отряд определили, а друзей-то его в пехоту записали, в самое настоящее пушечное мясо, то есть. В первый же самый день держал перед ними речь командир-майор. Рассказывал про дезертиров в подробностях, о том, как несладко им приходится, коли их ловят. «Бегут, бегут-то, резво! – сразу понял Том, слушая майора. – Выходит, на поле боя все одно страшней, чем в розыске значиться…» Были в их полку мальчишки с самого Юга: с Теннеси, в основном-то, а кто и с Алабамы. А томовых земляков почти что и не было. Определили Тома с друзьями в бригаду генерала Джеймса Арчера. Да только Сойера к стрелкам направили, а парней – на передовую. Через день должны они уж выступать. Страшно было Тому, нервно… Не мог он себе места найти. Одно утешение: позволили ему вдоволь пострелять, руку набить-то. А он знай себе – все мишени в яблочко самое укладывает: одну за другой. А только легче на душе у него никак не становилось. Ни на минуту о Геке не забывал. И хоть бы попрощаться успели, все лучше б было! А вот оно как вышло… Ох, Геки-Геки мой. Добрался ль до Севера? Хоть до Висконсина, а? А может, в Канзас подался? Там, нынче говорят, самое логово аболиционистов. И не пришлешь же весточку, ни строчки… Что ж ты? Да как же ты?.. По мишеням-то бил – все хоть как-то от горьких мыслей отвлекался. Офицеры на него нарадоваться не могли, пророчили повышение после первого же боя. - Сойер, - говорили как-то, - один сотни новобранцев стоит. По мишеням ни разу не промазал даже. Все-то пули в яблочко ровнехонько пускает. Да бьет же далеко! С пятисот ярдов начал, да потом до тыщи расстояние довел! - С тыщи ярдов бьет? Ну, заливаешь! Том улыбается, слыша разговоры. Сам сидит, за палаткой спрятавшись, винтовочку надраивает, да виду не подает, что он вообще тут рядом уши греет. Да услышал вдруг, как одернул молодых офицеров майор: - Вы, - говорит, - погодите Сойеру песни хвалебные петь. Стрелок он, конечно, меткий, да только поглядим еще, как по живым мишеням бить-то будет. Загорелись у Тома щеки. Да ведь и Гек его о том же самом спрашивал! Видел насквозь его, со всеми потрохами. А и правда, боялся Сойер убивать. Как представлял себя, пускающим человеку пулю в лоб иль в грудь, аж руки трястись начинали. А командиры-то все ходили меж новобранцев, дух боевой подстегивали, да знай говорили: - На поле боя среди врагов людей нет – а только янки чертовы! Вот это вы хорошенько запомните, салаги, чтоб и не думали даже – паскудам этим сожалеть! «Да как же, не люди-то?» - думал Сойер. Когда у каждого семья есть, друзья тоже… Да каждый, небось, пережить битву надеется. Янки – не янки, все ж люди из плоти и крови… Начал Том фантазировать, как это будет – умирать-то – да прям что-то поплохело ему враз. Не хотел на тот свет еще! «Рано мне, - думал. – Ей богу, рано же! Дурак… ох, какой дурак!» Это ж еще сражения не начались. А вот зато как они в строю чуть пообвыкли – перебросили их в темпе резвом через две границы аж в саму Вирджинию. Много кто не выдержал пешей гонки – дезертировали каждый день: кто поодиночке, а кто и по двое – по трое. Это ж еще бои не начались, а что ж тогда будет? – ужасался Том. Сам-то он, конечно, обдумывал возможность побега, да только знал он: не бывать этому. Не станет Том Сойер, южный джентльмен, из армии на вторую неделю-то дезертировать. Что потом выйдет, это уж мы посмотрим, думал… поглядим… Понимал он тех, кто бежал, да еще как! Совсем по-другому он представлял себе армию, не мог вообразить себе даже босых солдат, да офицеров в потрепанных изорванных мундирах, да что ружья – и те на вес золота будут. Сам-то он разоделся этаким франтом: мундир заказывал портным из Сент-Луиса, сапоги щегольские кожаные, удобные – снимать не хотелось! И, конечно, гордостью его была винтовка контрабандная, с Севера – магазинный Шарпс! Скучно было Тому в лагерях, дела никакого. Развлекались солдаты по разному: кто в бейсбол, кто – театр ставил, а кто и совсем не по уставу… Много их таких было, напуганных, отчаянных, ищущих хоть какого-то человеческого тепла. Видел их Том, все замечал. Не с Юга мы что ль? – усмехался про себя. В театр его тоже звали. Лейтенантик один. Стройный, свежий, волосы каштановыми кудрями завиваются. Тут-то, похоже, не одним театром пахло. Да только не пошел Том в его труппу играть. Зато вспомнил один случай забавный. Май на дворе стоял тогда жаркий-прежаркий. Легкий ветерок мелкой рябью резвился по просторам Миссисипи, играют солнечные блики на воде, и так-то не охота в такой чудесный майский денек просиживать штаны в школе за уроками! Сидел Том, подперев голову рукой, да в окно смотрел, прямо на бережок. Эх, вот бы сейчас вместо нудной лекции Доббинса пойти купаться на речку? Взгрустнулось Тому. Гека в Санкт-Петербурге не было: третья неделя уж пошла. Извелся Сойер весь. Навоображал себе всяких ужасов, приправленных кровавыми подробностями. Спать не мог уж несколько ночей: все лежал, да ждал заветного мяуканья или скрипа старого окошка… Ну хоть что-нибудь! А вот прошлой ночью, стыдно сказать, так ему охота стало, невмоготу просто… Обхватил он член рукой, да тихонечко задвигал – вверх-вниз… губу прикусил, чтоб не стонать, да Сида не разбудить. Продолжил свое тайное дело. Лицом в подушку ткнулся, дышит тяжело, сильней еще!.. быстрей.. да не смог, застонал перед самым концом, да и выдохнул, не сдержавшись: - Ох… Гек… Геки мой… - Чего улыбаешься? – шепотом спрашивает Джо. Том молчит, и уж заходится от радостного восторга: заметил на берегу знакомую спину в мешковатой серой рубахе. Смотрит, кусая губы, как летит рубаха на землю, обнажая широкие загорелые плечи. Смотрит, как рассыпаются по плечам соломенные пряди. Напрягается весь. Чего это Геку сдалось купаться перед самыми школьными окнами? Подумал, да зарделся весь: неужто это Финн нарочно? Да, ведь, он же знает, что место Тома у самого окна! - Давай, Джо, - шепчет Том другу, - мы сейчас из школы удерем? - Ох, это чертовски удачная мысль, - отвечает Джо. – А как мы это сделаем? Сойер на секунду задумывается, но тут же находится. Тихо-тихо рассказывает другу, что и как нужно делать. А в следующую секунду уже падает со скамьи в обморок. - Томас Сойер! - Том! - Ох, божечки, что с тобой?! Его подхватывают, поднимают, девчонки машут на лицо веерами. А он, смущенный, озирается по сторонам: мол, что это со мной случилось? А потом стонет чуть слышно: - Голова что-то… - точь-в-точь, как тетя Полли на погоду жалуется. Доббинс смотрит на него с подозрением, ждет, что Том с уроков отпрашиваться начнет. Да только Сойер - с пеленок смышленый, а с годами еще хитрее стал. - Джо, - просит он, - помоги ты мне за парту сесть. Видит он, как меняется в лице учитель. - Нет, Гарпер, - говорит, - проводи лучше Тома домой. И пускай за доктором пошлют. - Не надо доктора, - отпирается Сойер для приличия. – Все со мной впорядке. Жарко просто… А в душе ликует невозможно: удалась его затея! До мелочей удалась! Надо ему теперь кауда-то Джо спровадить, чтобы к Геку скорее припуститься. Не подумал он об этом, да вдруг Харпер сам и говорит, когда они очень медленно (а Том, опираясь на его плечо) отходят подальше от школы: - Спасибо, Том, ловко ты это все обстряпал. Чего делать-то теперь будем? - Спрячемся, - тут же находится Сойер. – И до конца урока носа не покажем из укрытия. - Ясно, - кивает Джо. – А где спрячемся? - Лучше порознь, - отвечает Том. – Ты пойди-ка в нашем разбойничьем логове заляг, а я тут, неподалеку, в дупле укроюсь. - А может, вместе пойдем? - Вдвоем-то мы заметнее, - отвечает Том, выразительно глядя на друга. А самому-то уже не терпится к Геку рвануть. Едва Джо Харпер скрывается из вида, как Сойер бегом припускается к берегу. Прячется за кустами, чтоб не видно его было из окна школы. Он выходит из воды голый, загорелый, стройный. Мокрые волосы струятся по плечам, смотрит Том на грудь Гека, и дыхание у него перехватывает. Ну, наконец-то! Казалось, что целая вечность прошла! А потом Финн замечает его. Усмешка ложится на губы, шаг – другой, вот он уже возле Тома. Проводит мокрой рукой по щеке друга. - Том, - говорит ласково, а затем целует его, да так, что у Сойера голову сносит, как от хорошего вина, которое он тайком сцеживал из бочек в погребе у тети Полли. - Ох, Гек! – шепчет Том между поцелуями, уворачиваясь от горячих настойчивых губ Финна. – Да где ж тебя черти носили? - Где носили, там нет меня больше, - смеется Гек, прижимая Тома к стволу дерева и привычно раздвигает его бедра коленом. Вместе они по стволу вниз сползают, а когда уже лежат на земле – оказывается, что на Томе нет рубашки, да и брюк он тоже вот-вот лишится. - Ты погоди- погоди, - мечется он, словно в горячке, когда Гек целует его плечи, грудь, прихватывает сосок зубами. – Ну не тут же! Не перед школой-то перед самой. - Не видно нас за деревом, не волнуйся, - отвечает Финн, а сам все ниже целует, да крепко сжимает в руках ягодицы Тома, мнет с удовольствием, а Сойер стонет в голос уже. Ох, как замечательно Гек всегда это делает, проносится мысль в голове Тома, когда Финн берет в рот его член, плотно смыкая губы на самой головке, а пальцы его… пальцы… Волшебные! Ласкают его, гладят уже в самой глубине, растягивают… Отвык за три недели-то, ох, отвык! - Геееек! – шепчет Сойер, загребая полный кулак золотистых шелковых волос Гека. – Уж прости меня, не могу я больше! А тот на него один горячий взгляд как бросит, да плотней… быстрей… вверх-вниз, так жарко! Том выплескивается ему в рот, сильно, прогибая спину. Со стоном, нет, даже с криком до хрипоты, волос его не выпуская. - Люблю тебя! – шепчет. – Люблю-люблю, господи, как люблю! - С утра меня еще навроде как Гекльберри Финном звали, - улыбается Гек, облизываясь, уж у самого томова уха. Да входит в него, уже подготовленного, смазанного собственным семенем. Вогнал зараз во всю длину, Том даже вздохнуть не успел, только стоном подавился. Гек замер на мгновение, а потом задвигался – резко, бешено, сильно… как Том и любил-то больше всего. Не умел Сойер медленной любовью наслаждаться – все ему скачки подавай! - А ты… - стон, - нароч…но – еще стон, - перед школой…ооох… Гееки! Хорошо-то как!.. купаться-то пришел? - А ты… угадай, - улыбается Финн Сойеру в ответ, и, тяжело дыша, наваливается на него всем весом, прикусывает за ухо. Том подается ему навстречу - быстрей-быстрей, жарче-жарче… - Ох… Том, - выстанывает Гек ему на ухо, - люблю я тебя. Сил нет, как люблю! И замирает резко, а Сойер со всей силы сжимает его талию своими длинными ногами. - Геки… а, Геки? – спрашивает Том, когда они лежат, в обнимку, на песчаном берегу и греются под нежными лучами майского солнца. – Куда ж ты так надолго уходил? Финн ответил не сразу. - Дела были. - Да какие ж у тебя дела-то? – удивился Сойер. Н-да, теперь-то знал он, что это были за дела аболиционистские. Небось, очередную партию беглых на границу переправлял. Ну-ну… Вспомнил Том тот случай, да как театрально сбежал из школы… Улыбнулся с грустью. Нет уж, хватит с него театра, думает, а сам, знай, Шарпса своего заряжает, да по мишеням палит. Вот и развлечение. А впоследствии вышла из этого развлечения вот какая интересная штука. Стоял уж август, самое начало. Двигалась их дивизия на перехват войскам союза аж к самому Кулпеперу. Среди новобранцев галдеж стоял постоянный: все-то волновались не на шутку. Уж, наконец-то бой! Настоящий! Кто с восторгом ждал наступления, кто со страхом. Бежали толпами. Толпами же их отлавливали да у всех на глазах расстреливали, чтоб другим неповадно было. Еле-еле отговорил Том от побега Бена Роджерса с Джонни Миллером. Сам-то языком чесал, всякие умные аргументы приводил, а думал тем не менее: «А может, ну ее к черту, эту армию? Убегу вместе с ребятами, найду Гека…». Так вот и думал, а всеж-таки уговорил ребят остаться. Впереди Кедровая гора. А они шагали и шагали, все сильней и сильней веяло смертью. Десятки тысяч ребят. Молодых, неопытных, одним словом, мальчишек, таких же, как Том, как Джо и Бен, и Джонни. Вот уже совсем близко гора. Деревца ползут вверх по склонам. Генерал Хилл уводит дивизию на запад, к тополевой рощице. Там и встают. На запасе они – так генерал-майор Джексон распорядился. Знали они, что северяне нападут. Еще часа четыре назад вернулись разведчики, донесли новости. Стоит, мол, в ущелье, Натаниэль Бэнкс со своими полками. Да мало их было – тыщонок восемь от силы. Не то, что южан – аж двадцать тысяч. Да зато враги были получше вооружены и обучены Нельзя сказать было , что победа – дело решенное. Решил Джексон малыми силами обойтись, без Хилла, а потом, если потребуется, их дивизию подключить. Том даже не сразу понял, что начались сражения. Был ранний вечер, часов пять. Вдруг где-то вдалеке заиграл оркестр. - Начали, - обронил какой-то офицер, глядя в сторону горы. - Ну, готовимся, ребята! – сказал кто-то. – Следующие – мы. Маялись они, маялись. Делать-то особенно нечего было. Том в десятый раз проверял всю амуницию. Сумка с патронами за плечами, винтовка почищена, смазана, заряжена на весь магазин. Да что ж делать-то теперь? Его то в жар, то в холод… Война! Вот она уже. Ведь там, у подножья горы кого-то убивают… Ждали часа полтора. Затем прискакал посыльный от генерала Виндлера. - Подкрепление нужно! – кричит. – Янки проклятые наших теснят! Погнали-понеслись они по команде Арчера. точно буря поднялась в рощице за одну секунду. Схватил Том винтовку, да понесся вслед за ребятами из отряда. А капитан Джозеф Смит уж вел их через лес еще западней, чтоб зайти противнику с тылу. Там у горы пригорочек был, а на пригорочке том заросли хорошие. Собирались снайперы там укрепиться, тогда все поле перед ними, как на ладони, будет, вот и порезвятся. Заняли они позиции. Глядят вперед – а там кишмя кишит пехота, кавалерия! Мелькают серые мундиры, синие, гремят выстрелы да вспыхивают под штыками кровавые всполохи. Тому ох как не по себе-то было. Мутить прямо начало. - Сойер, чего прохлаждаешься? – встряхнул его Смит. – Пали, давай! Вскинул Том ружье… Заметил в трехстах ярдов лейтенанта одного. Навел прицел на фуражку. Палец на курок… готов уже, а ведь нажать не может. И тут на этого лейтенантика солдатик один попер. Штык наготове, целится вроде, а руки трясутся. «Ну, прямо как у меня», - думает Том, а потом узнает солдата. Так это ж Бен-то, господи! Замешкался на секунду перед выстрелом – упал Бен. Вставай! Вставай же, ну?! Это просто рана! Том судорожно сжимает приклад. Да нет… нет…нет же! Бен?! Погиб Бен. И Сойер понимает, что дважды виноват в его смерти: и зачем-то он ребят от побега отговорил!? Ну, зачем? А лейтенант, тем временем, что-то такое скомандовал и целый отряд янки пошел напролом через серые мундиры пробиваться. - Получи, ублюдок! – думает Том, прицеливаясь. Выдохнув, спустил курок. Упал офицер, как подкошенный, слетела с головы пробитая фуражка. «Так-то, - думает Том. – За Бена». А самого трясет всего. Убил! Человека убил! Больно ему, горько. Он и Бена, считай, убил. На секунду б раньше выстрелил – жил бы Роджерс! Трясутся у него руки. Второй и третий выстрелы мимо ушли. Никак не может Том обуздать чувства – рыдать готов от потрясения. Вокруг война, пули свистят. Солдаты с обеих сторон падают замертво. А ты, Том Сойер, нюни распустил, говорит он себе. Не подобает Грозе Морей рыдать-то, как девчонка. Сжал Том приклад покрепче. Да принялся воображать. Как будто не война это вовсе, а так это… Играют они с мальчишками на берегу Миссисипи. А в руках у него не винтовка, а рогатка обычная. Кто больше врагов настреляет – получит целых четыре желтых билетика – вот, на кону уж лежат, под гнилым пнем, чтоб ветер не унес. - Мои… - прошептал Том, прицеливаясь по вражескому капитану. Выдох – выстрел – упал капитан. – Мои билетики. Снимал он по большей части офицеров. Специально высматривал фуражки капитанские да лейтенантские и в голову палил. Не мудрено, с четырехсот-то ярдов. - Оппа! Десятый! – громко крикнул Рокуэлл, лежавший в соседнем кусту. Десятый? Удивился Том. Да он уж раза четыре магазин перезаряжал. Двадцатерых-то непременно уложил! Солнце уж скрылось за горой, труднее стало целиться, а все-таки погнали они янки. Навалились, зажали в самые тиски. Тут-то их капитан с поста снял. Бежали за северянами. На ходу, кого могли, подстреливали. Да так, больше для забавы бежали-то в самом хвосте. Гнали янки до самого ущелья, и дальше. Пока не стемнело совсем. Оттрубили трубы. Победа. Победа же! Улыбается Том, со всеми вместе пляшет и смеется, стрелки из отряда его по плечам похлопывают. Ай, да Сойер! Ведь настрелял-то! Настрелял сколько! Разбили они лагерь под горой. Расположились. Видит Том, идет сам генерал, а рядом капитан их, что-то ему рассказывает, руками машет, жестикулирует невыносимо. Арчер слушает, да кивает очень довольно. Невысокий он, щупленький, кашляет все время. Невзрачный такой, а вот же великий воин. - Где тут Сойер? – спрашивает. – Ты, что ли? Смотрит на Тома с любопытством. Тот кивает. - Переведу, - говорит Арчер, - тебя в свой личный снайперский отряд, лейтенант Сойер. Том задыхается от восторга. Офицера дали! После первого же боя! Да еще перевод в элитные генеральские снайперы! - Что вы, сэр? – удивляется. – Да разве ж я готов? Улыбается генерал. - Ты не скромничай, сынок. Сколько настрелял-то? Том смутился совсем. - Да мне после пятнадцати лень считать стало. Так, думаю, человек тридцать уложил. Может, чуть поболее. - Поболее… - повторил Арчер и присвистнул. - Ну чего стоишь? Бери мешок свой и за мной пошли… Повел его генерал в самое логово «крыс», так снайперов-то пехотинцы называли. Хорошо вам, крысам, говорили. Лежите в кустиках, да смотрите, как нас режут-убивают. Понял вдруг Том, как повезло ему! Снайперу-то куда легче живым в бою остаться. Не будут его никогда на передовую бросать, всегда в тени, в укрытии расположат. Еще и прикроют каким отрядиком. А то и дадут пару разведчиков и пошлют в тыл – офицеров ихних стрелять. Вот это по нем работка! Радовался Том, конечно, искренне. Да вспомнил опять про Бена. Пошел в поле, тело искать. Помнил он весьма условно, где Роджерса подстрелили. И там, и сям ходил среди искореженных, искалеченных да порой и стонущих тел – нет Бена. Тошнит уж Тома, наизнанку выворачивает скудным армейским обедом. А все ищет друга-то. Да где ж он, в самом деле? Том и сам не знал, зачем ищет . Да посмотреть бы на Бена в последний раз. Ну, хоть разочек-то! И прощения попросить. - Тоооом… - слышит он вдруг. Оборачивается. - Ох! – только и восклицает и кидается к Джонни Миллеру. А тот лежит в луже крови, заваленный растерзанными телами. Пошевелиться не может, да только тихо стонет. Раскидал Том мертвых, смотрит: ранен Джонни. Сильно ранен-то, кровь так и хлещет, а из распоротого живота уж внутренности торчат. Не может Сойер смотреть на такую рану. Понимает, что не жилец уж Джонни. - Вытащи меня, - просит Миллер. Том обхватывает его за плечи, пытается поднять, но тут Джонни принимается орать, как резаный. Так резаный и есть!.. По пыльным щекам Сойера слезы катятся. Больно ему видеть, как друг страдает. Точно это не Джонни – его самого-то ранили! - Ты, дружище, потерпи. Сейчас я, - шепчет. – Сейчас. А сам тянет у него из-за пояса револьвер, курок взводит, да стреляет в голову. Все лучше. Чтоб не мучился. А ночью лежал он в палатке и заснуть пытался. И ничего-то не выходило у него. Понял он, осознал, что никто и не узнает, отчего погиб Бен Роджерс. От малодушия стрелка Сойера. Который теперь уже офицер и снайпер. Которому слава и почет по всей девизии. Герой он… Эх, да какой герой-то?! Был бы героем, друг бы живой остался. Как же ничтожно мала жизнь одного человека! Страшно! Страшно мала, думал Том. Страшно…