every time i kiss you, i can hear the sound of breaking down

Хочется выскрести из себя это чувство — изодрав кожу в кровь и переломав кости. Физическая боль уже давно перестала пугать (не после множества мужчин, которые думали, что она — дорогая игрушка), а вот ощущение неизбежности, предрешенности конца приводит к панике. Шарлотта застывает на месте лишь потому, что в её характере не заложено способности бежать. Только бороться. Она не кусает губ и не заламывает рук, только сжимает ладонь в кулак, запоздало думая о том, что он, как камень, может раскрошиться в пыль. Подсознательно знает, что борьба тут ни к чему, но всё равно отчаянно жаждет освобождения. Прикрывает глаза и дышит. Раскрытая книга лежит на коленях без единой прочитанной за сегодня страницы. Строки размывались перед глазами, а шелест страниц раздражал. Шарлотту лихорадит. Она больна и решает, что вот-вот умрёт (если бы). Потому что, кажется, она Изабеллу любит. Страшная, ужасная мысль — то самое, чего мать велела бояться. Все мольбы быть осторожней полетели с высоты, да так и остались где-то на дне. Шарлотта, как ни пытается, не может взять в узду то, как кружатся мысли вокруг этого осознания. Оно насмешливо повторяется. Раз за разом. Снова и снова. Как будто её мысли им заражены. Ей всего нужно встать и сделать десять шагов к двери, а после никогда не возвращаться в Сент-Джеймс. Так будет правильно. Она найдёт лекарство — вытрахает эту беспомощность из себя, забудет о голубых глазах и мягких улыбках, вычеркнет все обещания, которые Изабелла озвучивала, когда думала, что Шарлотта спит и не слышит. Станет легче, если она будет прежней. Изабелла её возненавидит, как и должна, Шарлотта будет притворяться, что не испытывает отвращения и презрения к себе. Не будет этого дыхания, которое сухо рвет горло, и постоянного голода до встреч. Пустота лучше. Пустота — для таких, как Шарлотта, это благословение. — Ты побледнела, милая. Ты в порядке? Шарлотта не сразу слышит голос Изабеллы. Понимает смысл заданного вопроса, только когда видит беспокойство в её лице и корпус, который подается вперед, словно она сорвется с места, стоит Шарлотте лишь выдохнуть ответ. Она рвано кивает. На улыбку сил не хватает, как Шарлотта ни старается заставить губы слушаться. Ей не хватает ни воздуха, ни энергии. Изабелла сводит брови, — на её красивом лице тревога не смотрится, только пугает, — и откладывает вышивку, которой занималась. Тонкие пальцы с кольцами отбрасывают шелковый платок, над которым она работала, небрежно, и Шарлотта думает, что точно так же однажды отбросят её сердце. Никому не нужное даже за бесценок. Едва ли оно стоит хоть пару гиней. Надо было собраться и бежать, потому что сейчас уже поздно. — Шарлотта, ma cherie, ты часто дышишь. Внутри всё сжимается, когда Изабелла, шурша платьем, пересекает комнату и опускается рядом с кушеткой, где Шарлотта замерла. От неё пахнет пудрой и французскими духами, чем-то сладко-цветочным, и Шарлотта не поймет, как она могла не замечать раньше. Этой разрушительной нежности, которая сбивает её с ног, когда прохладная ладонь Изабеллы ложится на её лоб. — Я не... — пугающе хрипит собственный голос. — Лихорадки нет, слава богу, — произносит Изабелла, убирая руку. Пальцы неосознанно слегка ведут по лицу Шарлотты, прежде чем опуститься. — Я должна сказать тебе. Решение устроить казнь здесь и сейчас кажется идеальным отступлением. Без возможности выжить. Она может сказать, что им нужно перестать видеться. Что она больше не переступит порог Сент-Джеймса. Что она трахалась с Пинчером, как дешевая девка, потому что так было проще. Она знает множество способов оттолкнуть. Но почему-то идея доставить Изабелле боль омерзительна. — Я, кажется, люблю тебя. Тело, наконец, выходит из ступора и движется, чтобы уйти, но едва она успевает чуть оттолкнуться от спинки кушетки, чтобы встать, губы Изабеллы касаются её приоткрытого дыханием рта. Выдох, сложно понять чей, теряется между их губами и языками. В том, как долго длится поцелуй, есть надрыв, новая и совершенно неизвестная до этого момента грань. Как сорванная с петель дверь. Изабелла отстраняется на сантиметры первой, но только для того, чтобы прошептать: — Я люблю тебя до безумия. Шарлотта сглатывает и тянет её в новый поцелуй и объятия. На сегодня она сказала достаточно слов.