В один день, по отдельности, вместе

             Торговля на рынке была в самом разгаре. Аю брела вдоль прилавков, тяжело опираясь на покрытую лаком старую палку. Терпкий аромат специй смешивался с земленистыми запахами корнеплодов, перетекал в пудровый шлейф тканей. До полудня спрос встречался с предложением. Руки порхали, щупая, указывая, зазывая и пересыпая монеты. Если что-то падало на землю, там оно и пропадало, не раз пнутое, раздавленное и втоптанное в брусчатку. Народ тёк в обоих направлениях. Интересно было наблюдать за придирчивыми хозяйками, со знанием дела отбиравшими лучшие помидоры, и за торговками, перекладывавшими лёд на рыбе. Аю вертела головой, поглядывая на всё сквозь ширму спутанных седых волос. Грязное лицо чесалось. Аю старательно горбила спину и делала мелкие шажки. Свежие яблоки на прилавке сверкали начищенными боками. Аю сморщила нос, который у неё жутко зудел, и без особых колебаний стянула одно из яблок. Зелёная красота немного оттянула карман её тряпья.       Вдруг кто-то грубо отпихнул Аю в сторону.       - Вот надоели, а! - раздался мощный грохот из чьей-то глотки. - Если ничего не покупаешь, так и не загораживай дорогу! Пшла отсюда, бескопейщица!       Последовал второй толчок, на этот раз в предплечье. Сквозь серые космы Аю не видела лица обидчика, а только его грузное тело. Она едва поймала себя на том, что почти распрямилась, готовая оторвать обидчику руку и запихать ему же в глотку по плечо. Глупец, однако, опасности не почуял, а принялся очень благожелательно перечислять торговке свои пожелания: ягоды, фрукты, заморские сушеные яства. Аю сжала зубы и мелкими шажками, неуверенно, попятилась от прилавка. Она была старой, дряхлой и жалкой. Она никому не смогла бы дать сдачи. Она не была теперь воином шынайы, завидев которую и мужчины, и женщины ощущали двусмысленную слабость в коленях.       “Будь тем, кем тебе нужно быть”, - так их учили.       Довольная тем, что не раскрыла себя, Аю побрела к трапезной улице. Повернув за угол, она с хрустом надкусила яблоко. Кислый сок немного ослабил возникшее у неё вдруг чувство крайнего раздражения.       Настроение испортилось.       На трапезной улице было не менее людно. Раскладные стулья выставили наружу, и торговцы и дельцы уже заводили серьезные и не очень разговоры за чашкой крепкого напитка. Особенно хорошо пахло у чайной с яркой оранжевой вывеской. Аю лихо подвинула палкой самодельный стульчик, пустовавший без дела, и уселась на него с великолепным театральным усилием. Нагретая солнышком каменная ограда терраски приятно пекла Аю спину.       Пока бывшая замаскированная воин шынайы смачно доедала яблоко, над её головой шла праздная беседа.       - Церемонию особо пышной не делали, - сказал кто-то пренебрежительно. - Она запретила выходить за оговоренное протоколом. Какова натура, а?       Этим кем-то был замечательнейший точильщик в городе по имени Тэкаппар. Разговаривал он со своей давней подругой Парассат и её братом, Улкен-жудуры.       - Это она зря, - Парассат поцокала языком. - Люди любят пышность, любят блеск.       - Кто знает, может, у неё свой подход.       Улкен-жудуры только фыркнул:       - Не уверен, что она вообще что-то из себя сейчас представляет. Старик Азгыруш носится ней, как с писаной торбой. Я слышал, вокруг неё теперь не меньше двадцати человек охраны.       - На его месте, - проворчал Тэкаппар, - потеряв одну женщину в политике, вторую я бы в ту же лодку уже не пустил.       - Вертит он ей, как пить дать.       Парассат вздохнула и отпила чаю.       - Я много чего слышала об этой женщине, - она весомо посмотрела на собеседников. - Дайте ей ещё пару дней. У неё язык как кнут. Охрана уже через месяц будет стоять не вокруг неё, а на дальнем посту, охраняя границы. Вместе с папочкой Азгырушем.       Аю, ярко представив такую картину, усмехнулась себе под нос. Её руки, перепачканные пылью, выглядели на двадцать лет старше. Она слушала, опустив голову, и вертела пальцами поднятый неподалёку белый камушек.       Улкен-жудуры щёлкнул сестру по носу.       - Не слишком ли ты неуважительно отзываешься об отце матриарха?       - Он просто старый кот. Лишь бы не мешал своей заботой. Такой девушке, как Жылан, не нужна ничья забота.       Аю в сомнении поджала губы.       - Если она такая умная, как вышло, что её собственная охранница её чуть не прирезала? - Тэкаппар хитро глянул на Парассат, но та только скривилась.       - Фу, не напоминай. Это отвратительно.       - Не понял, - отозвался её брат. - Что отвратительно?       - Дорогой, ты вышибала, но ты же не тупой. Это такой позор для всех воинов шынайы. Предать своего патрона, напасть в день такого горя, она резанула по сердцу не одного человека, а всю страну.       - Представить не могу, что там в голове у этой шынайы творилось…       - Ага, и где она теперь.       - Да её, наверное, нашли уже и закопали по-тихому. Причём свои же.       - Ну, да. Заслужила.       “Да я, похоже, знаменитость”, - подумала Аю.       Улкен-жудуры задумчиво постучал по столу уродливыми руками профессионального вышибалы.       - Говорят, они давно были знакомы, - протянул он. - Дружили.       Сестра его только высмеяла.       - Да брось. С такими, как Матриарх Жылан, невозможно по-настоящему дружить. Это отдельная ветвь людей, под самым солнцем. Думать, что ты к ним близко, всё равно что себя обманывать.       - Это да, - Тэкаппар многозначительно выгнул бровь. - Наивные часто путают снисхождение с дружбой.       По его тону легко было понять, что уж Тэкаппар-то мнил себя как раз таким человеком, снисходительным, а все вокруг набивались ему в друзья, как тупицы. Аю отбросила камешек. Ей стало муторно и тоскливо, и она живо представила, как встает и переламывает тем людям за столиком конечность за конечность, начиная с фаланг, заканчивая носом и шеей.       - Эй, ты чего? - Улкен-жудуры обеспокоенно потянулся к сестре. Та ни с того ни с сего побледнела и прижала ладонь к виску.       - Поймала случайно, - пояснила она полушепотом. Через несколько секунд её лицо расслабилось, морщины разгладились. - Кто-то на этой улице очень уже расстроена.       - Пф, вот ведь вы, женщины, иногда... - Тэкаппар с негодованием отхлебнул чай. - Я уже с содроганием думаю о вечере, когда вернусь домой. Моя жена каждый раз усаживает меня за стол и пересказывает всё из ваших переговоров. Мол, какие настроения и предложения ходят, как мамочки настроены да девки. Столица-то на ушах, там всё кипит, солдаты патрулируют. Вот она мне рассказывает, какие новости передают. Если я доедаю ужин и пытаюсь уйти, она просто накладывает мне ещё тарелку!       Парассат сочувственно закивала:       - Это ты сейчас пытаешься оправдать своё свисающее брюшко-то?       Опершись на свою палку (раритетный предмет, красное дерево, лак, набалдашник в виде собаки), Аю побрела вниз по улице. Грязные белые сосульки искусственных волос свисали ей на лицо почти до самого рта, в них, кажется, запутались кусочки яблока. Старый балахон, позаимствованный у бездомного, отвратительно вонял. Солнце, должно быть, разморило её. Аю почувствовала себя бесконечно уставшей, безнадёжной, побитой и злой, будто её гнали стаей собак.       Жылан из Орталыка действительно била словами больнее, чем кнутом. В этом одном Парассат была права. Значит, её уже провозгласили матриархом. Титул этот должен был защитить Жылан практически ото всех опасностей, кроме, разве что, самых немыслимых. На какое-то время. Аю с удивлением услышала хруст дерева и только опомнившись поняла, что слишком сильно сжала набалдашник своей трости-палки, которая и так на ладан дышала. Незадача.       Аю надо было как можно скорее вернуться во дворец; в сложившихся обстоятельствах это было немного проблематично, с учётом мобилизованных войск, кордонов в столице и той самой удушающей заботы папочки Азгыруша. Ну, и её собственного статуса врага Республики.       Каждая из этих проблем вырастала в часы, дни, километры.       Набалдашник, зажатый в ладони, совсем потрескался и раскололся на мелкие щепки. Аю продолжала сжимать их, пока боль не притупилась, а кровь не начала капать под ноги. В руке её было дерево, кровь и боль, в то время, как она, закрыв глаза, представила белую прядь волос, её блеск и шелковую мягкость.       Воин не может предаваться тоске. Иначе он умрёт не просто рано, но и глупо. Разницы, в принципе, никакой, но у Аю ещё были планы на остаток жизни.       Примерно в то же время, что Аю размышляла о всех незаконных способах проникнуть в столицу, на рынке городка Озен-жагасында поднялся шум. С обоих концов, планомерно и неотвратимо, начала продвигаться небольшая группа людей. С первого взгляда можно было определить отряд коргау. Они действовали с уверенностью солдат, которым дали один приказ и очень много полномочий. Они заглядывали в лица, стаскивали головные уборы, заглядывали под прилавки. Аю посмотрела, налево, посмотрела направо; головокружительно сладко пахло виноградом, а проходы торговых рядов закрывались, точно соты в улье. Количество чёрного и синего вокруг росло до тревожно быстро. Не многие подразделения в государстве носили чёрно-синие цвета и могли позволить себе осматривать людей и их жилища без объяснений.       Аю отпихнула подальше обломки трости, спрятала руки в рукава и начала как можно более незаметно протискиваться к быстро исчезающему выходу из кольца. Её пребывание в этом городе переставало быть праздным.       К её удивлению, кто-то схватил её за плечо незамедлительно - коргаушы были ещё далеко.       - Вкусно было?       Аю подняла глаза на человека, который настойчиво удерживал её на месте. Торговец. Всего лишь торговец. Загорелое лицо, повязка на волосах, сума под фартуком.       Не показалось ли ему странным, что пришлось так напрячь руку, чтобы оставить дряхлую старуху?       - Чего? - прохрипела Аю.       - Яблоко, которое ты стащила с моего прилавка, - торговец улыбался. - Думала, никто не заметил? А я вот заметил.       Шумиха и толкотня надвигались на Аю, будто были чем-то живым и дышащим.       - Ты-то, милчеловек, не обеднел ли от одного яблока? - спросила она с раздражением.       Торговец плечо не отпускал.       - Не такая это мелочь, не мелочь. Попросила бы, я бы дал. А воровать - человека оскорблять. Такая вот цена у краденого яблока.       Аю казалось, что её инстинкты встали вокруг неё и принялись орать прямо в лицо.       - Отпусти, - велела она.       Удивление придало лицу торговца весьма глупое, почти детское выражение. Аю было уже не до него. Она легко сбросила его руку, перехватила мужчину за предплечье, вывернула и потащила за собой прочь от шума. Бочка с угрями подвернулась весьма кстати. Аю отбросила крышку, схватила скользкую гадину и, морщась от брызг, сунула её торговцу за шиворот.       «Туда беги», - подумала Аю, резко развернув беднягу и толчком отправив его вдоль прилавков.       Он побежал. Он размахивал руками, орал и спотыкался. Люди вокруг поносили его благим матом, кто смеялся, а кто грудью вставал защищать товар. Коргаушы, наверняка из коргау Арнайы, как псы, разом повернули головы к суматохе.       «Наказан за честолюбие», - хмыкнула Аю и красиво, как умеют воины шынайы, исчезла с глаз долой.       Она начала петлять по улицам. Куда бы Аю ни сворачивала, везде были солдаты. Они заходили в дома, ничего не объясняли и только шарили по кварталам, вынюхивая, высматривая, вытаскивая всё и всех на свет… Дряхлость и серые вонючие одежды помогали Аю притворяться ветошью и пылью. Она садилась на ступени, скрючившись в тени, и ждала, пока подвернётся момент улизнуть. Одно ей не нравилось: Аю отступала с бойцами по пятам, и не было лазейки зайти им за спины.       А ещё эти ребята вели себя крайне грубо.       В очередной раз прижимаясь к стене, она наблюдала за вознёй некоего почтенного мужа и пары солдат. Эти двое выбрали дом, который выдавался вперёд, и других солдат не было видно ни с одной стороны. Аю заметила весьма интересную деталь: солдаты не показывали бумаг. Обычно, когда эти напыщенные индюки имели хоть какой-то важности документ, они тыкали им в лицо всем встречным и поперечным. Сегодня, значит, им было либо нечем тыкать, либо имя на бумаге светить было запрещено.       Эта мысль показалась Аю очень комфортной. Почтенному мужу как раз вывернули руку и подбили колено. Он со стоическим выражением рухнул в пыль перед своим домом и зарычал. Пускать ребят из коргау внутрь он не хотел, и, насколько Аю могла судить, не хотел из принципа. Ещё одно правило воинов шынайы давало вполне чёткий порядок приоритетов: любые побочные стремления должны быть принесены в жертву главной миссии, главному стремлению. У Аю всегда были проблемы с этим правилом.       Держась теневой стороны, Аю быстро двинулась в сторону коргаушей. Теперь они должны были её заметить; она хотела, чтобы они заметили её - но не раньше, чем она оказалась на расстоянии удара.       - Кого ищем-то? - спросила она у них дружелюбно и с упоением двинула ближайшему кулаком в лицо.       На какое-то мгновение её замедлило смутное чувство, будто эти солдаты должны были прижать руки по швам и склонить перед ней головы. Чувство-воспоминание. Чувство-опыт. Где-то глубоко она всё ещё мнила себя человеком, чей социальный статус был выше большинства людей в стране.       Разумеется, они ничего не были ей должны.       Но и вести себя так с горожанами права не имели.       Используя парик как удавку, Аю рванула второго солдата от гражданского, и теперь уже мужчина в чёрно-синей форме упал задницей в пыль. Его Аю вырубила ударом с ноги. Она никогда не была субтильной девушкой, но недоедание и недостаток сна сделали своё дело - парни казались ей несколько тяжёлыми, а собственные движения - недостаточно быстрыми. Первый из пары даже вздумал подняться после удара. Кровь из его сломанного носа хлестала красивым ярким ручьём. Аю мысленно скривилась, смиряясь с тем, что одного её удара оказалось мало. Второй удар по голове вернул парня в лежачее положение.       Вонючий балахон весь перекосился, давя на шею. Аю нервно одернула свои тряпки и бросила взгляд на почтенного мужа. Тот уже поднялся, и его женщины отряхивали и тащили его в дом, пока он сопротивлялся и пытался придать себе вид достойный и гордый. Мужчина показался Аю смутно знакомым. Он всё приговаривал “Дверь запри, запри и сиди внутри, ну!”, пока отводил руки своей жены. Кажется, то был точильщик Тэкаппар.       Маленькие, маленькие таки города в этой стране, если не считать Орталык.       Цокнув языком, Аю склонилась к солдатам. Она ворочала их, как тюки с зерном, шаря по карманам и рукавам, заглядывая за пазуху и в сумки. Нигде ничего не было, и Аю начала сердиться. Шепоток на улице нарастал, пора было сваливать. Напоследок Аю сунула пальцы в голенища сапогов, ногти царапнули по бумаге. Скалясь в улыбке, Аю вытянула пальцами свёрнутый документ.       Печать была взломана - сами прочли, но не показывали. Аю пробежалась по тексту по диагонали. Там было два имени. Одно имя было её собственным.       “Тебе нужно уходить, - прошептал кто-то. Очень тихо, слабо. - Коргаушы услышали”.       Аю так и сделала. Ей пришлось надеяться, что съеденного яблока хватит. Невозможно бежать быстро и достаточно долго одновременно. На той улице от неё остались только куча тряпья, два бессознательных тела и слабая эмоция благодарности, посланная любой, кто услышала бы.        Они начали догонять её уже через пару минут. Аю, конечно, бежала, но вполне осознавала, что драка была неизбежна. Наставницы всегда говорили ей, что тяга к правде и геройствам её погубят. Аю бы не драматизировала, но в боку уже начинало колоть, а отбитые почки были вполне реальной перспективой. Одно радовало - улицы становились тем ÿже и пустыннее, чем ближе она была к окраинам.       В конце концов Аю остановилась и уперлась руками в колени, переводя дух. Локти едва не скребли о стены домов, между которыми она пробегала.       Когда ты одна, две стены - твои лучшие подружки.       - Попалась, сука.       Аю опустила голову и глянула назад из-под руки. Проблема была с этими солдатами. Все бойцы, принятые в коргау Арнайы, закрывали нижнюю часть лица масками, поэтому отличить их друг от друга можно было разве что по полу.       - Раз, два, три, четыре, - Аю пересчитала противников по парам ног, которые видела кверх-ногами. - Ну, допустим, поймали. Дальше-то что?       Ближайший к ней арнайымщик обнажил короткий меч. Аю утёрлась нижней рубахой и сплюнула. Только после этого она повернулась к ним лицом.       Блокировать колющие удары голыми руками - искусство, которому воинов шынайы, к сожалению, не учили; зато узкое пространство использовать Аю умела вполне сносно. В бумаге чётко значилось “убить”, поэтому она не утруждала себя мягкостью. Иногда бой - это танец, а иногда ты просто рвёшь противника, как медведь. Аю вывела первого арнайымщика банальным ударом по горлу, как только он раскрылся и позволил перехватить свою руку с мечом. Меч был удобным, хоть и коротковатым. Аю вонзила его противнику в шею и, использовав тело как трамплин, перешла к следующему на очереди.       К тому моменту, как в просвете между домами показались еще бойцы из коргау Арнайы, Аю уже закончила и успела немного восстановиться. Позже, отчитываясь перед начальством, они рисовали эту картину в схожих красках. Пахло пылью и кровью, потом, и золотые татуировки на плечах Аю из Жерлеу казались тёмными пятнами. Тело их товарища она отпихнула от себя ногой. Её лицо трудно было узнать - глина на нём потрескалась и смешалась с кровью, углубляя линию бровей, линию рта, обваливаясь какой-то дикой маской. Она была уставшей, но энергия прилила к мышцам, возбуждение горело в ней, и казалось, что она могла ещё долго так сражаться. Вот только её пальцы едва сжимали меч.       Никто не сказал, что они почувствовали облегчение, когда она перехватила оружие и побежала от них прочь.       Аю не была сильна в законах, стихах и кулинарии, но шансы рассчитывать она умела. Стандартный отряд коргау состоял из тридцати человек, по десять в отделении. Пока счёт был ноль к шести. Но из всех возможных вариантов, включая охоту на одиночные расчёты из двух бойцов, бежать сейчас было её лучшим выбором. Приняв решение, Аю уже не тратила ресурсы на колебания.       Ей повезло, что сознательности граждан хватило на то, чтобы не вмешиваться в чужую погоню, и никто не швырнул ей под ноги коробки, камни и не накинул на неё бельевую верёвку. Аю бежала так быстро, как могла, и в памяти странным образом всплывали вбитые в школе правила бега. На долгий вдох три шага, на короткий выдох один шаг. Контролировать захлёст ноги. Не раскидывать локти. Когда мышцы становятся ватными - не останавливаться. Иногда менять ритм.       Ни в коем случае не останавливаться.       Озен-жагасында кончился как-то резко, пустырями и развалинами, высокими волнами огородов. Бежать пришлось через поля, собирая на себя пыльцу и пачкаясь в зелёном соке растений. Аю оборачивалась пару раз, но без особого рвения. Цепляла взглядом чёрно-синие точки позади, прикидывала расстояние, резко выдыхала и продолжала бежать. Арнайымщики оказались весьма настойчивыми ребятами, даром что драться их учили плохо. Честолюбие выливается в самые разные таланты. Например, гнать свою добычу до победного.       Через хрипы собственного дыхания Аю не сразу услышала грохот. Он был где-то в отдалении, через заросли и гряду деревьев, что отмечали начало леса. Бойцы коргау перекрикивались позади, они были как-то напрягающе рядом. Лес замедлил бы её, но замедлил бы и их. Собрав последние силы, Аю двинулась по диагонали к гряде деревьев.       Лес накрыл её изоляцией и характерным живым дыханием, когда никого не было видно, не было слышно, однако разумные, наблюдающие и голодные окружали со всех сторон. Запах прелой листвы ударил в нос, запахи хвои и земли. Аю пожалела, что её нижняя рубаха была без рукавов. Ветви деревьев тут же расцарапали ей всё лицо и кожу на предплечьях, рубить их было бесполезно. Ноги слушались плохо, а главным стало не просто переставлять их, но и не наступить в чью-нибудь нору. Хруст веток и крики позади выдавали арнайымщиков и их скорость. Грохот приближался, стал напоминать дождь. Аю уже слышала раскаты, повторяющийся рисунок звука. Метр за метром, впереди показался просвет. Бойцы коргау наверняка уже видели её разорванную ветками спину. Аю ужасно хотелось пить. С учётом последнего, ситуация складывалась в её пользу. Главное было только посильнее оттолкнуться.       Свет ударил в глаза, Аю перемахнула через скорбно скривившуюся у земли сосну и, не сбавляя шаг, понеслась к водопаду.       - Стой!       - Всё!       - Держи!       “Ага, как же,” - подумал Аю и на последнем шаге прыгнула вниз.       Её фигура исчезла в белой пене воды. Сверкнул на прощание клинок.              Река текла дальше и дальше, встречая золотой свет заката. Вдоль берегов тихо шелестел камыш, и в белых бликах купались птицы. Вода бежала по блестящим обточенным камням, заполняла щели и вздымала невесомый ил. Подобно колыбели, река несла свои воды и баюкала всё, что в них попадало. Вместе с илом мерно приподнимались и опускались белесые пальцы.       Солнце почти село, когда Аю со стоном пришла в себя и попыталась встать. Её тело вздрогнуло, напряглось; в отяжелевших мышцах, медленном токе крови яростно вспыхнула жизнь, ломая оцепенение. Стремление подняться на ноги шло откуда-то из подсознания, будто нечто внутри Аю кричало ей и требовало этого действия, не давая объяснений. Изо рта, стоило наклониться, потекла грязная вода. Со стороны мужественные попытки Аю были похожи на уверенные порывы очень пьяного человека. Она запнулась о что-то металлическое. Её шатало, она с трудом отличала небо от земли. Коргаушы ничего Аю не отбили, но за них с удовольствием постаралась вода.       “Бывало хуже, - думала Аю, ловя равновесие. - Сейчас не так плохо. Сейчас ещё терпимо. Если ты это пережила, значит, и дальше переживёшь”.       Аю прижала руки к лицу, сделала несколько глубоких вдохов и, с силой ведя по коже, отвела ладони ко лбу и дальше, убирая назад тяжёлые сплетённые косы. В выполощенных речной водой внутренностях было пусто и мерзко. Болело всё, что могло болеть.       Когда Аю открыла глаза, её взгляд встретился с другим - хищным и ненормально-красным. С берега, капая кровавой пеной в песок, за Аю неотрывно следила лиса. Её морда перекашивалась, натянутая изнутри злым духом.