В один день, по отдельности, вместе

      Аю не хотела приходить в сознание. Она отчаянно балансировала на грани, где ещё не чувствовала ничего, кроме бестелесного довольства, будто всё её существо было в объятиях и обнимало, счастливое и ни за чем не гнавшееся. Ей было невыносимо жаль отпускать это старое, дорогое ей ощущение, и когда тело потребовало её присутствия, она застонала, будто дитя, вот-вот готовое заплакать.       Кажется, ей было суждено теперь каждый свой день просыпаться с болью во всём теле.       Аю очнулась в каком-то сарае. То, что это был сарай, ей подсказала неповторимая палитра запахов, ударившая в нос ещё до того, как Аю открыла глаза. На всякий случай она пошевелила кончиками всех пальцев. Боль, отозвавшаяся в теле от макушки до пят, была просто сказочной, из чего Аю заключила, что все куски плоти были на месте, на своих местах, и отлично функционировали. А боль, боль была лишь сигналом, что ей следовало лучше о себе заботиться.       В углу сарая сидел человек. Сквозь щели в досках пробивалось солнце, и яркие полосы света рассекали воздух. Аю различала парившие в воздухе пылинки, казавшиеся магическими искрами, и мягкий ореол вокруг головы незнакомца. Приглядевшись, она решила, что это был юноша, лет, может быть, пятнадцати.       - Ну, здравствуйте, - сказала она хрипло.       Парень замер, потом вскинул голову и смешно уставился на Аю широко раскрытыми глазами.       - Ого, - сказал он с чувством, - я думал, ты вообще не очнёшься, - он оглядел Аю, будто ещё раз пересматриваю свою оценку на её счёт. - Удивительно, сколько в тебе жизненных сил. Я бы и от десятой части таких побоев ноги протянул.       Аю бросила взгляд на клинок в его руке. Это был уже знакомый ей клинок коргаушей Арнайы. Парень держал его, мягко говоря, неверно, но с явным пафосом, и резал яблоко.       - Люди - хрупкие, - согласилась Аю. - Но всё зависит от того, с чем человек сталкивается. Иногда и я прихожу в недоумение от того, что можно пережить.       Её голос сорвался на совсем сиплый шёпот.       - У тебя в изголовье ведро с водой, - сказал парнишка. - Уже должна была отстояться.       Аю запрокинула голову и решительно объявила:       - Жрать хочу.       - Я тоже, - парнишка кивнул, немного чавкая. - Второй день пожертвованиями питаюсь.       - Ты не похож на попрошайку.       - А я и не прошу. Мне так дают.       С усилием поднявшись на руки, Аю села на постели из соломы и тряпок и с жадностью принялась пить воду. Для того, чтобы ты ничего не просил, а люди тебе сами всё давали, надо либо иметь соответствующее очарование, либо очень сладко петь. Поверх бортика ведра Аю внимательно разглядывала мальчика. Пожалуй, очарование у него было.       Утёршись, Аю заметила-таки на себе другую одежду. Она оттянула край рукава, оглядела торс.       - Что на мне?       Парень беззаботно махнул клинком.       - У нас со святошей были кое-какие лишние тряпки. Мы использовали их в качестве подушки. Но, посмотрев на тебя, решили, что тебе нужнее.       - А натянули поверх старых, - Аю заглянула под кофту и обнаружила там своё исподнее, заскорузлое от крови. - Сколько такта. Благодарю.       Её искренность, однако, была встречена резким смехом.       - Ты рожу свою давно видела? - воскликнул мальчик. - У тебя шрам от меча через глаз. Если бы я тебя щипцами переодеть мог, я бы щипцами и работал.       Аю вскинула брови. Вероятно, что-то в выражении её покрытого шрамчиками и разными рубцами лица заставило яблоко встать парнишке поперёк горла.       - Нет, ты не пойми неправильно! - затараторил он. - Ты женщина шикарная, но именно вот таких страшнее всего обидеть. Мало ли... куда я потом с отрезанными руками подамся? Меня руки кормят.        Дверь сарая распахнулась, и Аю прикрыла глаза от яркого света.       - Чьи конкретно руки, интересно было бы знать, тебя кормят?       - А, старик! - протянул парнишка и совершенно неотразимо заулыбался. Он не переставал при этом жевать яблоко, так что очарование усиливалось за счёт по-детски набитых щёк и сладкого яблочного запаха.       - Жарамсыз из Кызылтау, - представился вошедший. Аю кивнула в знак приветствия.       “Старик”, как его назвал подросток, был едва ли не выше Аю и сложением весьма напоминал животновода. Такой мог бы водить быка за рога по стойлу, поднимать кобылу или сам тащить плуг. Дорожные одежды сидели на нём туговато, хоть и не сковывали. Его вид, должно быть, отпугивал многих любителей легко поживиться за счёт путников. Он мог бы сойти за бандита - если бы не глаза. Из-под слегка сдвинутых, мохнатых бело-чёрных бровей на Аю смотрел человек, чья доброта и понимание были безграничными. Голубые и чистые, его глаза выдавали человека из тех, кто заранее всё прощал людям, потому что признавал их бессилие против их же природы, и не делил жизнь на дурное и хорошее, так как во всём усматривал космический порядок.       Аю ненавидела выходить в бой против таких. С ними невозможно было драться, ибо весь азарт испарялся, не было запала, и хотелось разве что пожать такому человеку руку и решить всё за чашкой пряного напитка.       - Приятно познакомиться, - ответила она, помедлив, и что-то побудило её подняться с постели и поприветствовать Жарамсыза традиционным поклоном, прижав руку к сердцу. - Аю. Будем считать, что из ниоткуда.       “Старик” и мальчишка переглянулись, оба несколько удивлённые.       - Ну,из ниоткуда так из ниоткуда, - парень пожал плечами. - Кстати, я Тазажурек из Шабындыктагы-ауыл. Тоже, считай, из чёрт знает откуда.       Он хитро улыбнулся и с хрустом доел яблоко.       А дальше эта парочка начала спорить. Аю, не без насмешки вскинув брови, наблюдала за их перепалкой. “Старик” понукал парнишку за то, что тот не отдал яблоко их “гостье”, то есть Аю. Тазажурек красноречиво обвёл окружавшее их убожество и поинтересовался, с каких пор у них могли быть гости, это ведь был даже не их сарай. Дальше шла полемика о том, что ничейное и ненужное вполне можно одолжить на время, если хорошо ухаживать, и что некоторые святоши очень уж умело могли подстраивать ситуацию так, чтобы она не шла вразрез с их принципами. Тазажурек размахивал клинком. Жарамсыз, сложив руки на груди, читал ему нотации. Тазажурек указал на Аю и неделикатно заявил, что такой туше яблоко бы особо не помогло.       - Малой прав, - Аю поджала губы. - Я бы его самого скорее съела, чем яблоко.       Высказанная вслух мысль, как ни странно, заставила обоих мужчин умолкнуть. Отметив их замешательство, Аю показала резцы, но тут же отмахнулась и насупилась. Она действительно ужасно хотела есть. Желательно, мяса. Когда дело доходило до крайностей, на первом месте для неё была еда, она уже едва могла думать о чём-либо другом, и это сказывалось на её способности анализировать ситуацию.       Жарамсыз, глядя на неё, вздохнул и вышел из сарая. Вернулся он с дорожной сумкой.       - Чем богаты… - он виновато улыбнулся и протянул Аю свёрток с несколькими кусочками вяленого мяса.       Аю едва не прослезилась.       За тем, как она ела, путники наблюдали из угла сарая. Подходить ближе было немного страшновато. Тазажурек никогда не видел медведей за трапезой, но ему пришло в голову, что звуки и манеры могли быть примерно те же.       Было очевидно, что вяленое мясо Аю особо не насытило, но сил придало. Она без стеснения облизала жирные пальцы и вытерла их о тряпочку, в которую была завернута еда.       - Мать моя женщина… - пробормотал Тазажурек, - а все шынайы такие диковатые?       Аю застыла, и только ярко-жёлтые глаза сверкнули.       - О чём ты? - спросила она.       Сарай из солнечного, убогого и безопасного укрытия превратился вдруг в замкнутое пространство с очень напряжённой атмосферой. Жарамсыз закрыл лицо рукой и пробормотал что-то вроде: “Была же причина, зачем природа даровала тебе язык…”       - Я? Ни о чём, - выпалил парнишка, - так, мысли вслух.       Аю улыбнулась ему.       - Бывает. Я - не воин шынайы.       Нужно было пуститься в бега от коргаушей, отказаться от приличного обличия и свалиться в водопад, чтобы отказаться, наконец, от этого имени. Аю больше не могла называться себя шынайы, считать себя высшим эшелоном силы, пользоваться их общей репутацией и действовать так, будто она - часть этой баснословной общности. Аю из Жерлеу была теперь просто Аю из Жерлеу.       Оставалось разобраться с ещё одним вопросом: а кем же была эта Аю?       - Спасибо за мясо. И за то, что спасли меня.       Тазажурек, поняв, что ему никто не собирается отрывать голову, несколько расслабился.       - Ну, про спасение ты преувеличиваешь, - сказал он. - Просто не дали замерзнуть насмерть посреди ночи в лесу. И не дали диким зверям тебя сожрать. Это не то что бы самое примечательное из всего, чем мы занимаемся.       - Какая интересная у вас жизнь… для простых путников.       Лису на берегу реки Аю помнила смутно. Тот зверь оставил ощущение чего-то противного солнцу, мерзкого и печального, но Аю не стала копаться глубже. У неё сразу начинала болеть голова и раны на теле. Она кинула взгляд на Жарамсыза. Пожалуй, “старик” вполне мог со зверюгой справиться. На вид ему едва ли было больше сорока, просто рано поседел. Впрочем, если он и был старше, то Аю повидала множество людей более преклонного возраста, которые показали ей, что и закат сил может ослеплять.       Видя, что Аю уже встала на ноги и начала разминаться, готовая уходить, парнишка и его спутник тоже зашевелились. Они скидывали скудные пожитки в свои сумки, сворачивали покрывала и проверяли запасы воды в мешках.       - Между прочим, путником теперь быть не просто, - заявил Тазажурек. - Контроль в городах так и не ослабили. Если хочешь идти безопасной и чистой дорогой, придётся пройти через проверки и досмотры. Не понимаю, чего все такую бучу поднимают...       - Это вполне естественно, - вздохнул Жарамсыз, - в стране новый правитель.       Аю толкнула дверь и с удовольствием ступила на поляну, где стоял сарай. Деревья над головой шумели, и лес обманчиво окружал безопасностью и безлюдностью.       - Не понимаю, - повторял Тазажурек. - Ладно, если бы матриарха не назначили, но теперь-то, когда в столице порядок, и есть, кому обо всём позаботиться…       - Новый правитель - это как воткнутая в землю палка. Даже если у неё есть корешки, пройдёт время, прежде чем она пустит действительно сильные корни, сможет выдержать бурю, холодную зиму или нашествие саранчи, - Жарамсыз говорил точно наставник в лагере, на ходу поправляя сумки и пояса. - Именно потому, что она совсем недавно взошла на престол, её и нужно защищать. О чём только говорит нападение той…       “Старик” осёкся. Оба путника осторожно обернулись к Аю, которая дороги не знала и шла следом. Её лицо, насмешливое и опасное, будто говорило: ну-ну, продолжай.       - Кто знает, какие у неё были причины, - проговорил Жарамсыз.       - Действительно, - согласилась Аю.       - Даа, - протянул Тазажурек, - наверное, она уже пересекла границу и где-нибудь далеко-далеко скрывается от коргау. Я бы на её месте драпал во все лопатки.       - Ага, - Аю поглядывала по сторонам, - ей следовало бы уматывать подобру-поздорову.       Темы с матриархом и пытавшейся убить её шынайы больше не касались. Жарамсыз и Тазажурек поверхностно рассказывали о своих странствиях: о том, что посеяли где-то котелок, что мешки удобнее для воды, чем бочонки, что им ни разу не доводилось подкупать анакызметов на границах, чтобы пройти в город, или о том, что сухари - лучший в мире провиант. И вообще, в лесу в последнее время надо было быть осторожнее - звери агрессивные пошли. Аю слушала, но не задавала вопросов, относясь к прошлому этих людей как к чужой собаке, которую не следует гладить или пытаться кормить без разрешения. Любому, даже недалёкому человеку становилось ясно, что двое путников - зрелый уже мужчина и пятнадцатилетний парнишка, - были вовсе не простыми путниками. Но они закрыли глаза на татуировки Аю, и та, в свою очередь, отнеслась к ним в той же манере. Люди определяют, кто на дороге волк, за первую пару секунд.       За разговором они вышли на больша’к, к которому тянулась ещё пара просёлочных дорог. Аю, не задумываясь, повернула к Орталыку.       - Приятно было познакомиться, Аю, - Жарамсыз поклонился ей, прижав руку к сердцу. - Может быть, ещё свидимся.       - Может быть, - согласилась она. - Я ещё должна угостить вас мясом.       - Я люблю конину! - усмехнулся Тазажурек, тоже кланяясь, но без особого рвения. Он поглядывал на клинок, который она у него забрала.       Аю не сомневалась, что если и было у них с этим парнем что-то общее, так это любовь пожрать. Но она забыла об этих двоих, как только сделала первый шаг к столице. Она была оборванкой, преступницей, предательницей и побитой все подряд женщиной, но что-то внутри неё будто разжалось, отпустило, и воздух с упоением наполнил грудь, когда она поняла, что каждый её шаг был шагом по направлению к цели. Она взяла нужный ритм и уверенно шла вперёд.       Тазажурек, смотревший Аю вслед, думал о конине. Он понял, что эта женщина считала, будто он и старик спасли её, и будто она была у них в долгу. На самом деле Тазажурек набирал воду в реке, когда лиса вышла на берег. Про себя он называл то существо лисой, хотя тварь вполне очевидно была чем-то иным. Скажем, от лисы там была только шкура, и шкура эта была мала существу, забравшемуся в неё.       Там, на берегу, от ужаса он не смог пошевелиться. Пальцы намертво вцепились в мешок для воды - только поэтому его не унесло потоком. Тазажурек честно думал, что его песенка была спета. А потом тело, которое он считал трупом, пошевелилось и поднялось. Эта женщина, Аю, встала как раз на пути между лисой и Тазажуреком. Для трупа, на который он не собирался обращать внимания, она неплохо держалась на ногах. Парнишка ещё подумал тогда: “Пока лиса будет драть её, я сбегу”. Если бы старик узнал, Тазажурек ещё месяц не смог бы спокойно спать от стыда.       Собственно, лиса тоже будет сниться ему в кошмарах.       Аю была воином шынайы, в этом Тазажурек не сомневался; он видел татуировки, но именно на берегу реки он в полной мере понял, что включает в себя это имя - “шынайы”. Когда глаза женщины и лисы встретились, что-то произошло. Аю перестала шататься, её дыхание стало глубоким и тихим. Она наклонилась и подняла клинок, о который едва не запнулась. Лиса зарычала. Это был звук… будто ветер выл в пещерах. Аю встала в стойку. Тазажурек никогда такого не видел: поднятые руки, идеальный баланс, и клинок даже не сверкал. Аю ждала; Тазажурек слышал, что нет смысла пытаться обмануть диких зверей, они всегда знают, когда на них нападают, а когда просто провоцируют. Лиса прыгнула. Аю плавно ушла в сторону, камни захрустели у неё под ногами. Она замахнулась. Лиса развернулась, чтобы напасть ещё раз, но встретила клинок. Аю вогнала его зверю прямо в шею.       “Я мог умереть, - подумал Тазажурек в тот момент. Аю медленно оседая, снова оказалась на берегу без сознания. - Старик бы расстроился. Наверное. Нет, он бы точно расстроился”.       Разумеется, Тазажурек не мог теперь не обращать внимания на “труп”. Эта баба из шынайы оказалась живучей. Пожалуй, он испытывал восхищение.       Аю уверенно шла по большаку в сторону Орталыка и о его чувствах ничего не знала. Она перебирала в уме возможности маскировки. Ей нужно было спрятать саму себя, но, как говорят “хочешь скрыть – положи на видное место”. Ей нужно было что-то, что позволило бы проходить посты, а главное - ворота столицы. Если бы она могла оставаться при этом чистой и сытой, было бы совсем замечательно. У неё уже вырисовывалась парочка идей, когда она услышала шум за спиной: её догоняли, сбивчиво, но быстро, а судя по хрипам, человек этот бегать привык, но был уже на пределе.       Аю скорчила мину и обернулась. На неё, страшно округлив глаза, нёсся Тазажурек.       - Опять ты? Двадцати минут не прошло…       - Старика скрутили!       С этими словами парнишка вцепился её в руку и потащил обратно, тыча куда-то пальцем и заплетаясь в собственных ватных ногах.       - Он никогда не сопротивляется... вечно боится поранить... а эти гады и рады… Он если бы сорвался, тогда всем не поздоровилось бы, но время не то… Пошли, ты их раскидаешь… Давай же!        В первую секунду Аю нахмурилась, пытаясь разобраться в этом сумбурном объяснении, но искренней ужас Тазажурека был убедительнее любых аргументов. Человек, который был дорог ему, действительно оказался в какой-то беде. Во всяком случае, парнишка так думал.       - Заткнись, - велела Аю. - Показывай дорогу.       Ей вспомнились голубые, беззаботные глаза Жарамсыза. Этот человек… он действительно мог оказаться из тех, кто и вовсе не станет драться за себя.       По меркам Аю, Тазажурек был дохляком. Он быстро выбился из сил и едва ли мог поспевать за её ходом. Он вёл её в направлении одной из тех просёлочных дорог, которые Аю приметила, когда они вышли из лесополосы. Если бы Аю хотела сочувствовать в тот момент, она бы пожалела мальчишку, который едва лёгкие не выплёвывал, но продолжал бежать. Поняв, в каком направлении двигаться, Аю перестала ориентироваться на Тазажурека и ускорилась, оставив его далеко позади.       “Он если бы сорвался, тогда всем не поздоровилось бы”, она вспомнила эту фразу мальчишки уже в прохладной тиши, когда лапы елей накрыли дорогу своей тенью. Почему-то, по телу пробежали мурашки. Аю знала не много поводов, чтобы так сказать о человеке. Все эти поводы были малоприятными.       Аю свернула в заросли и пошла параллельно дороге. Плотный ряд стволов и поросль хорошо скрывали её, навыки бойца - делали совсем незаметной. Нападавших было пятеро, и почему-то их вид показался Аю до боли знакомым. Они были на телеге, в телеге лежали инструменты. Эти мужчины действительно скрутили Жарамсыза из Кызылтау - верёвки обвивали его, как кокон, завязаны были даже глаза. Аю с сожалением подумала, что верёвка, которой ему заткнули рот, вполне могла порвать краешки губ. Сожаление быстро превратилось в энергию. Аю перестала чувствовать раны и усталось.       Даже если бы отряд коргаушей с приказом на её четвертование вышел сейчас из леса, она бы не оставила Жарамсыза так.       - Что, серьёзно будем тащить его с собой до самых гор? - переговаривались люди у телеги. Обычные работяги. Только занятие выбрали отвратительное.       - Своя ноша не тянет, - сказал один из тех, кто закидывал Жарамсыза на телегу. - К тому же, может, скинем у нашего связного за те же деньги, а он до рудников ему дорожку сам организует.       - Возни-то сколько! Ай-яй, ещё же и по дорогам рыскают, всё ищут кого-то, надо обходными теперь будет тащиться.       - Его же кормить надо...       - Пф, не часто, - отмахнулся третий. - К тому же, ты знаешь, сколько такие, как он, стоят?       Аю едва не зарычала. Её перекосило от отвращения. Она вышла на дорогу, переломав всю поросль, и даже не заметила:       - А ты, значит, знаешь, сколько человек стоит?!       Обычно, люди могут договориться. Если откинуть баранье упорство, искажения представлений о реальности и прочие вещи, которые мешают понимать себя и друг друга, компромисс возможен. Но когда эти работорговцы услышали рычание, с которым неизвестное существо стало наступать на них из чащи, они сразу поняли, что возможности оставить схваченного и уйти целыми и невредимыми у них не было.       - Это кто вообще?! - заорал один из работяг, но ответить ему никто уже не мог.       Аю не стала даже использовать клинок. Первый, кто не додумался бежать, согнулся трижды от удара в живот, и Аю добила его крепким локтевым вниз. Шагнувшие к ней навстречу работяги схватили руками воздух, а потом их черепа затрещали от столкновения друг о друга. Удовольствия ради, Аю развела их и стукнула висками ещё раз. Это было наказание.       - Не часто… - фыркнула она сердито, переступив через кучу рук и ног.       Добежав до телеги, помиравший от жажды Тазажурек застал следующую картину: Жарамсыз, с уже развязанными руками, отплёвывался от верёвок и пытался освободить себе ноги; несколько человек валялись на земле. Все молчали, кроме одного несчастного, который выл и матерился, но очень тихо - Аю сидела верхом на его спине, вдавливала его голову в пыль, а руку медленно поворачивала к неестественному углу.       Тазажурек упал перед стариком на колени и принялся помогать тому с узлами. На самом деле, больше мешал. Жарамсыз выглядывал из-за плеча парнишки и обеспокоенно следил за Аю.       - Пожалуйста, - крикнул он, - не убивай этого человека,       - В данных обстоятельствах мне это и не нужно, - сказал Аю резонно. - Но обстоятельства могут поменяться. Да, парень?       Она повернула руку ещё чуть выше.       Аю пытки и жестокость никогда не доставляли особого удовольствия сами по себе. На самом деле, она ничего не чувствовала. Для неё бой или боль были делом техники; вроде науки, которую она хорошо знала.       - Как тебя зовут? - спросила она у тела под собой.       Снизу просипели что-то вроде “Тегынказ”.       - По мне сейчас не скажешь, - поделилась Аю, - но я очень зла.       - Да как бы… - Тазажурек неуверенно посорщился.       - ...Из всех отвратительных вещей, что один человек может сделать с другим в этом мире, ты, Тегынказ, с дружками сейчас посягнул на самое мерзкое.       Человек в пыли возразил:       - Они мне не дружки!       Аю равнодушно смотрела на его потную макушку.       - Мне всё равно, чем вы в свободное время занимаетесь. Я не сужу за предпочтения… Вернёмся к сути. Скажи мне, я правильно поняла, что вы собирались получить деньги за то, что отдали бы вон того благородного человека в руки бандитов, использующих людей как своих рабов?       Тегынказ вдруг особо активно завозился, повернул голову набок, и его заплывший уже глаз косился в сторону голоса Аю.       - Благородного человека? - хрипел он сквозь смех. - Да ты его защищаешь зря! Да он же еки-ауружан! Они вообще не люди!       Правая, не рассечёная бровь Аю немного приподнялась, выражая удивление.       - Еки-ауружан?       Тазажурек, сидевший поодаль, как-то спал с лица.       - Где клинок? - потребовал он тихо. - Я ему язык отрежу. Или горло. Лучше горло.       Жарамсыз положил ладонь парнишке на грудь.       - Ничего страшного…       Аю посмотрела в его чистые голубые глаза. Жарамсыз не отвернулся, только сильнее надавил на плечо Тазажурека.       - Хер тебе, малец! Сам-то хвост поджал, когда тебе по морде съехали! - огрызнулся Тегынказ и продолжил: - Мы его давно приметили, я уверен. Слушай, давай поделим деньги? За этих больных много дают!       Работяга упорно напирал на материальную выгоду. Будь он на ногах, он бы достал все имевшиеся у него монеты и попытался всучить Аю в руки в качестве “аванса”. Деньги в руках - и человек уже не так трезво мысли. С его точки зрения, тут не о чем было и думать.       Аю слово “деньги” не воспринимала. Воины шынайы живут другими понятиями.       - Не поняла, - рассуждала она вслух. - Почему это еки-ауружан не люди? Я что-то не припомню такого документа. Где такое написано?       Ответом ей было молчание.       - Неважно. Вернёмся к первому вопросу. Ответ, видимо, положительный, вы собирались его продать. Тазажурек, ты знаешь, что самое отвратительное один человек может сделать с другим?       - Убить? - предположил парнишка. Над просёлком повисла неловкая пауза.       - Нет. Не совсем, - Аю отвела глаза. - Убить можно и в честном бою… Самое отвратительное - это лишить человека возможности распоряжаться своей свободой. Выбирать, куда идти, выбирать, с кем спать, выбирать, кем быть. Это настолько мерзко…       Тегынказ фыркнул в пыль и осклабился:       - Запах от тебя мерзкий, дорогуша… Уселась на меня своей широкой жопой, разглагольствуешь! Сама-то…       Жарамсыз не успел ничего сделать. Раздался хруст и крик. Аю сломала работяге левую руку.       - Я понимаю, ты сейчас решил предаться сожалениям, - прошептала она ему на ухо, пока Тегынказ вопил и захлёбывался слезами, - но я хочу знать, кому именно вы собирались продать этого благородного человека. Где мне его найти? Я заметила, ты любишь деньги. Предлагаю обмен. Меняю эту информацию на твою правую руку, - Аю многозначительно сжала пальцы на его правом плече. - Только… терпение у меня уже почти закочилось.       Все пять работяг направлялись, как выяснилось, в небольшой городок под названием Эдимисурет. Там их ждал некий связной, набиравший людей для кого-то ещё. Оплату предлагали хорошую, работать надо было в горах, почти у самой границы. Еда за счёт нанимателя. Связной называл себя “Суретсалу-Ит”. Он намекнул, что в горах есть как наёмные, так и “байлады”. “На привязи” - так описывали рабов.       Аю вырубила Тегынказа точным ударом по затылку и медленно поднялась на ноги.       Она задумчиво оттирала руки от грязи. Тёрла большим пальцем ладонь, по часовой и против часовой, разминала запястья. Налево дорога выходила к большаку. Там был Орталык и коргау. Направо - Эдимисурет, где человек, называвший себя “Суретсалу-Ит”, торговал людьми.       Аю не могла и шагу ступить. Она хмурилась, тёрла руки, и грудь её вздымалась отрывисто и устало.       - Спасибо.       Аю подняла глаза и увидела Жарамсыза. Он держал руку на сердце и не голову даже склонил, а сложился почти вдвое в поклоне.       - Брось, - Аю заставила его выпрямиться и похлопала по плечу. - Жизнь за жизнь, воля за волю. Никто никому теперь ничего не должен, Жарамсыз из Кызылтау.       Тазажурек снова вспомнил лису и поморщился.       - Мы проводим тебя до Эдимисурет, - сказал он деловито. - И не спорь. Ты же слышала, на главных всех шмонают…       - А ты, значит, мастер ходить окольными путями?       - У меня богатое прошло, - Тазажурек усмехнулся, ну, точно похититель сердец, и бросил осторожный взгляд на своего “старика”. - Такие уроки в жизни были, никогда не забудутся.       Аю посмотрела на своих новых друзей, обернулась к полоске света, что была где-то далеко меж деревьев, скрывавших большак.       Шаг назад, два вперёд.       - Ладно, - решила Аю. - По дороге будут возделанные поля? Этот убогий был прав, от меня жутко воняет.