В один день, по отдельности, вместе

      Люди действительно не меняются. Все метаморфозы человека происходят в рамках его природы и почти никогда не отклоняются от крепкого фундамента, заложенного в нём изначально. С другой стороны, человек гибок и крайне живуч, приспосабливается тем лучше, чем легче готов переносить потери. Но даже выбор способа адаптации укладывается в рамки человеческих склонностей. К сожалению, нет способа заглянуть в прошлое и посмотреть на себя со стороны, чтобы оценить, сколько вмятин в личности оставил безжалостно нейтральный мир. В качестве намёка достаются лишь морщины и шрамы.       На лице Катыгездык по-прежнему царило блаженное спокойствие. В уголках её глаз не было ни одной морщинки, ни единой мимической черточки, и только коротко остриженные волосы беспорядочно трепал ветер. Аю не видела Катыгездык больше шести лет, но узнала мгновенно, и на миг у неё закружилась голова - она будто упала в яму с прошлым, когда училась в лагере Ниеттерин Тексеру, переносила на ногах смутную влюблённость и не успела ещё никого убить.       - Какая неожиданная встреча, - Катыгездык обмерила Аю взглядом, с головы до ног и обратно. - Одна здесь отдыхаешь или подтанцовка из коргау просто опаздывает?       Девушки столкнулись посреди шумной улицы, когда вечерний ветер пах пылью и жареным мясом из таверн, а громкие компании друзей и семей собрались за накрытым ужином. Разноцветные фонарики радостно позвякивали на ветру привязанными колокольчиками, Это был момент из тех, когда ты поворачиваешь голову в толпе и безвозвратно узнаёшь чужое лицо. Момент особенно неприятный, если ты широко разыскиваемый враг народа.       - Пока живу соло, - ответила Аю. Её тело было, будто струна, натянуто до предела и готово к движению. - А ты как, хочешь посмотреть на танцы, или у тебя другие дела?       Катыгездык изобразила улыбку. Уголки глаз тоже приподнялись. Она и Аю прекрасно осознавали расклад, и от этого их встреча была особо приятной: помимо старых связей и воспоминаний незамедлительно накладывались новые, потенциально ещё более прочные.       - Я женщина занятая. Но была бы не прочь поболтать со старой подругой.       «И, я думаю, небо не зря свело нас с тобой вместе», - добавила она.       Плечом к плечу Катыгездык и Аю пошли по улицем города Баянмысы, и только тогда, с удивлением на свою невнимательность и неисповедимые замыслы вселенной, Аю обратила внимание на двух детей, шедших слева от Катыгездык.       Мужа не было. Весьма вероятно, что Катыгездык его съела. Зато был небольшой дом, двое человек прислуги и большой сад, заваленный игрушками. Аю не стала спрашивать, от кого была зачата очаровательная двойня. Дети - девочка и мальчик - были точной копией Катыгездык. В них на все сто процентов проявлялась её «порода». В общении с этой женщиной ещё с лагеря Аю привыкла читать язык тела и легко заметила, что у детей повторялся и он - в более грубой, не отточенной форме. Как деревянная реплика ножа. Кадыгездык наблюдала, как они едят ужин, подкармливала их пареной рыбой со своей вилки и поцеловала обоих в лоб перед тем, как отправить играть.       Аю пришло в голову, что, заблагорассудься ей завести детей, они были бы примерно такого же возраста. А она не была бы шынайы, убийцей и сорвиголовой. Она была бы матерью. Это могли быть её дети. От мысли Аю поплохело, и она срочно запила ужас смородиновым морсом.       «Не ожидала, что ты когда-нибудь… остепенишься, - поделилась Аю, смотря детям вслед. - Ты же… лютая. Ну, правда. Мы либо дрались, либо обсуждали бои. А, впрочем, и тигрицы бывают ласковы со своими котятами».       Катыгездык хмыкнула.       «За тигрицу спасибо. Но ты права. Я вовсе не остепенилась».       Аю сразу подумала, что это было как-то связано с верой о том, что их с Катыгездык свела судьба. И не ошиблась.       Если бы Аю вздумала написать комедийную пьесу, то начала бы со слов "Катыгездык из Баянмысы открыла собственную охранную службу". Ну, лично ей было бы смешно. Не зря говорят, что лучшие комедии похожи на жизни. Катыгездык из Баянмысы открыла собственную охранную службу, и Аю совершенно неприлично заржала, побивая себя рукой по бедру и утирая полившиеся слёзы.       “Только не ты, - качала она головой и всхлипывала от смеха. - Ты же разрушаешь. У тебя всё веление сердца это ломать и разрушать”.       Катыгездык пожала плечами, божественная безмятежность не покидала её лица:       “Я хотела заниматься законным делом, а разрушением в рамках закона занимаются только инженеры и тюремщики Ледяных Башен. Первое мало востребовано, а второе скучно до зевоты. К тому же, Баянмысы из тех городов, где хорошо воспитывать детей. Уже через полгода работы я поняла, что дело, построенное на чужой паранойе, имеет больше шансов на процветание при меньшем количестве усилий”.       “Охранять кого-то совсем не легко”.       “Зависит от репутации”.       “Резонно, - Аю развела руками. - От моей репутации остались рожки да ножки, так что я даже не буду спорить. По твоему дому и столу я вижу, что чужая паранойя действительно приносит прибыль. Сколько у тебя людей?”       Катыгездык на миг устремила мечтательный взгляд в небо, размышляя над точной цифрой и тем, что Аю явно недооценивала трансформацию её репутации. Там не то что рога и копыта остались, а прибавилось - в чужом воображении - масса больших злых зубов.       “Тридцать, - сказала она. - Хотя вчера стало на двоих меньше”.       “Не справились?”       “Не совсем. Клиент жив. А вот ребят... Ты сочтёшь, что я бред несу, но я серьёзно. Моих подчинённых насмерть заклевали ворон Дана”.       На этот раз Аю не смеялась.       - Отловили? - спросила она деловито. От прищура левый, пересечённый шрамом глаз выглядел даже жутко.       - Перестреляли из арбалета.       - Трупы уже сожгли?       - Вечером. Ничего интересного там не было.       - Кроме того, что воронам в собственных перьях было тесно и вели они себя значительно тупее и агрессивнее, чем эти птицы в принципе считают себя достойными.       Катыгездык едва заметно повернула голову, выдавая лёгкое удивление:        - Ты точно знаешь больше, чем когда-либо скажешь мне.       - Ну, ты же не станешь на меня за это обижаться.       Они смотрели друг на друга с минуту, эта манера нисколько не изменилась за шесть лет. Они считывали движения, перспективы движения, настроение, силу и вероятность того, что одна выберет в качестве оружия нож или палочки для рыбы. Аю, несмотря на то, что нервы едва не запели от готовности к действию, чувствовала практически блаженство. Их с Катыгездык схватки всегда были приятны во всех отношениях. Хорошо чувствовать достойную силу в сопротивлении и пьяняще хорошо выжить после такого - редко когда настоящий бой несёт чистоту и удовольствие танца. Дети в саду притихли, повернулись к женщинам и внимательно прислушались, будто где-то был гром, а они не поняли, где.       “В схватке за что-то действительно дорогое, - сказала Катыгездык, - я и то не была бы уверена, что одолею тебя”.       “Взаимно, - Аю кинула взгляд в глубину сада, к закрывавшимся летним цветам и детям. - Так что? Два заклёванных воронами телохранителя - как они связывают мою и твою судьбу?”       “Видишь ли, оставшиеся двадцать восемь человек все заняты, кто в парах, а кто и в группах, и я не могу их отозвать. Деньги уплачены. Да и задачи соответствующие”.       “И ты хочешь, чтобы я помогла тебе с охраной того оставшегося без прикрытия клиента?”       “Аю, - сказала Катыгездык предельно серьёзным тоном, - этого человека нужно спасти”.       Аю фыркнула.       - Ты всё так же манипулируешь с грацией ежа.       - Работает же.                     Господин Издеу принадлежал к тому редкому и больному на всю голову типу людей, которые были готовы работать без денег. У него была идея. У него были убеждения. У него был запал и видение того, как окружающие должны были жить. И, что самое страшное, господин Издеу из Баянмысы был совершенно уверен, что он был способен изменить мир к лучшему.       Не удивительно, что ему понадобились услуги охранной службы.       Баянмысы был окружён защитной стеной, характерной для большинства городов Шарта. В Шарте любой город населением от пяти тысяч человек строил себе защитную стену или цитадель - порой и то, и другое. Не то что бы кто-то рассчитывал устроить однажды переворот и расколоть страну (при желании в столице достаточно сил, чтобы сравнять с землёй три цитадели и ряд стен), но людям спится спокойнее, когда есть барьеры между «своими» и «чужими». Камень стен Баянмысы содержал медную руду и отливал зеленоватым цветом, который на закате напоминал блеск хищных глаз в темноте. Над каждыми воротами, по старой традиции, была вытесана приветственная фраза. Путники Шарта читали эти надписи каждый раз, заходя в очередной город. Так они понимали не только где находились на карте, но и в какого рода место попадали. Над главными воротами Баянмысы значилось: Любишь меня – люби мою собаку. По иронии судьбы, Баянмысы был одним из главных в стране центров по разведению и дрессировке боевых собак.       Любовь бывает разная, и господин Издеу любил собак так, как некоторые любят детей; возможно, даже больше, ведь собаки лишены всех отвратительных базовых человеческих качеств, проявляющихся даже у детей. Прочая живность, в его представлении, была тоже во многом лучше людей, но он вряд ли заявил бы об этом вслух. Каждый достаточно проницательный человек понял бы, что господин Издеу так любил животных именно потому, что не любил людей.       В Баянмысы любили собачьи бои. Животных дрессировали так, чтобы они убивали по команде, хватали по команде и падали замертво по команде. Щенков отбирали с шеей покрепче и челюстями помощнее. Уши купировали, хвосты обрезали, к чужим не подпускали. Иногда собак держали в подвале месяцами, просто чтобы те бросались на всё, что движется и не пахнет хозяином. За то, чтобы посмотреть на бой чемпионов, нужно было выложить кругленькую сумму - и выкладывали.       В прошлом месяце господин Издеу открыто выступил против дрессировки боевых собак и проведения собачьих боёв вообще. Он подал прошение сенатору Кыдыр, обратился к жауапберу и теперь проводил собрания и открытые встречи для того, чтобы как можно больше людей убедить в своей правоте. Он выступал с речами везде, куда звали и куда удавалось напроситься. Помимо общих историй о том, что жизнь боевой собаки ужасна, коротка и безрадостна, он предлагал слушавшим конкретные шаги по тому, как можно было победить это зверство в Баянмысы навсегда. Его имя знала половина граждан, вторая половина - ненавидела.       - Прежде всего, - сказала Аю, встретившись лицом к лицу с этим человеком, - должна сказать, что я вами восхищаюсь. Протянуть в ваших обстоятельствах целый месяц - это сильно.       Катыгездык вытащила Аю на работу ещё до того, как её дети провалились в медленную фазу сна. Они пересекли полгорода в наёмной тройке и теперь сидели на крыльце господина Издеу из Баянмысы, знакомились.       Издеу чуть скривился, будто у него дёргался глаз. Это была такая усмешка.       - Ну, знаете ли. Я настроен довести начатое до конца. И остаться в живых в итоге.       - Второе уже наша проблема, - Катыгездык положила руку ему на плечо.       Аю усмехнулась:       «У тебя лицо святой, но жест получается угрожающий».       «Не то что бы я хотела тебя оскорбить, но от твоего лица мужик вообще в ужасе».       - Я правильно понял, что вы ставите мне в охрану только одну женщину? - господин Издеу был невысоким, среднего сложения, но при этом постоянно прятал руки в неудобные карманы и горбил спину, от чего казался меньше и тщедушнее. - У меня есть представление о тех, с кем я имею дело. Один охранник…       Издеу сомневался в людях, и его низкое о них мнение пропитывало интонации, как мёд - блины. Катыгездык его мнение волновало в последнюю очередь:       - Я дала вам слово и я его сдержу. Честно говоря, я не знаю ни одного человека, который бы защитил вас лучше Аю. Даже я сама не справилась бы лучше. Однако, если вас совершенно не устраивают условия… что ж. Мы вернём вам деньги. Всю сумму. А вы попробуйте найти кого-то получше.       Этой же ночью Аю спала в доме Издеу из Баянмысы. Он проснулся раньше и нашёл её на диване, с ногами, торчащими из-под короткого одеяла. Аю не торопилась вскакивать на ноги и ходить за ним хвостом. Дети и жена занимались своими делами и на разыгравшуюся драму внимания не обращали. От грома, с которым Аю делала утреннюю зарядку на веранде, сотрясались стены. Она приземлилась в клумбу, когда делала финальное сальто, и сочла это знаком того, что утро следовало завершить тёплым душем. Кухарка от её аппетита пришла в ужас. Аю честно расхвалила завтрак и даже скормила колбаски местным котам и щенкам. Этих тварей в доме Издеу было не меньше десяти. Они путались под ногами, как перекати-поле, но от Аю шугались с удвоенным рвением. Женщина откровенно веселилась, пританцовывая и играючи заставляя животных метаться по дому со смесью восторга и ужаса; только языки торчали из розовых пастей. Издеу крайне удивился, когда, выходя из дома, обнаружил полностью готовую Аю, идущую с ним бок о бок.       К концу дня он удивляться устал и начал подозревать, что у Аю была её собственная особая тактика: она создавала такой шум и хаос, что даже его, Издеу, враги должны были озаботиться его здоровьем и настороженно наблюдать из кустов.       - И давно вы знакомы с госпожой Катыгездык? - спросил он уже поздней ночью, живой и невредимый. - У вас есть что-то общее, но я с трудом представляю вас друзьями.       - Давно, - Аю сидела на подоконнике и точила кухонные ножи. Кухарка в этом явно ничего не смыслила, а Аю не могла оставить металл в таком скорбном положении. - Не меньше шести лет. Но вы правы. Мы с Катыгездык друзья ровно настолько, насколько у неё вообще могут быть друзья.       - Не совсем понимаю, что вы хотите сказать. Она кажется крайне приятной женщиной, весьма воспитанной и деловой.       - Все мы носим личины, - Аю со скрежетом провела точильным камнем по лезвию.       Издеу всё время сидел в шерстяном облаке из своих питомцев. Он оценивающе глянул на Аю, будто и сомневаясь в её словах в целом; Издеу был неприятным типом, главным образом потому, что его лицо всегда выражало больше неприятного, чем слова. Сидевшая на его коленях кошка недовольно мявкнула, призывая продолжить поглаживания.       - И какая же ваша личина? - спросил Издеу.       - Не думаю, что вам, как моему патрону, действительно стоит это знать.       На следующий день господин Издеу, будто набравшись какой-то пьянящей храбрости, отправился на вечер в честь открытия первого в городе ветеринарного дома. Во-первых, он собирался показаться там ввиду собственной репутации, а во-вторых, ему, кажется, пришла в голову нездоровая мысль, будто Аю могла либо защитить его от всего на свете, либо он мог наказать её за излишнее самомнение собственной смертью. И то, и другое ему было одинаково приятно.       Письмо из канцелярии сенатора Кыдыр пришло за два часа до праздника. Господин Издеу получил-таки свою аудиенцию и теперь имел все шансы протащить инициативу по запрету собачьих боёв на рассмотрение первыми лицами государства. Услышав об этом (Издеу бегал по дому, торжествующе потрясая письмом и пританцовывая), Аю цокнула языком и добавила к вечернему комплекту ещё один метательный кинжал.       Второй раз Аю цокнула, когда увидела сам ветеринарный дом. Он был из тех, глядя на которые ты думаешь: «деньги». Перила крыльца сверкали коваными элементами, дорогие ставни были распахнуты и открывали вид на чудесный скверик перед домом. В прихожей лежал ковёр. Всё пахло чистотой, свежей побелкой и кучей золота. Назначение некоторой мебели было не очевидным - если вы человек. Кажется, не только господин Издеув этом городе любил животных. Дом наводил на мысль о том, что четвероногих и пернатых тут должны были лечить лучше, чем в некоторых лекарских. Люди, когда ты им делаешь добро, всё ещё могут думать про тебя гадости; животные же в этом отношении надёжнее: позитивный стимул возвращается, сияя любовью и в двойном размере. Разве это бескорыстность?       Постояв на пороге, Аю хмыкнула и направилась за патроном в сквер, где и устроили «гуляния». Праздник обозначали слепяще-белые скатерти и бумажные фонарики с рисунками животных. Дети Издеу - две маленькие девочки - уже бродили вокруг столов, покорные и воспитанные и отчаянно скучающие. Собственно, та же характеристика подходила всем гостям, включая хозяйку клиники, приветливо улыбающуюся собеседникам идеально ровным рядом зубов.       «Как пить дать, у неё через полчаса начнёт дёргаться щека», - Аю подмигнула двум малышкам господина Издеу. Те захихикали и тут же одёрнули себя.       «Так говорить невежливо».       «Вы злая».       На взгляд Аю, этот вечер был из тех, которые кто-то должен был спасти. Пару раз среди гостей она видела ненавязчивую тень Катыгездык, которая официально была приглашена как подруга подруги, а не официально собиралась наблюдать из темноты. Роль крупного чудища, глядящего из бесконечного ниоткуда, подходила Катыгездык куда больше, чем роль спасителя.       Аю подёргивала себя за косички, и по хитрой её роже любой знакомый определил бы, что она замышляла кому-то проблемы. Сама Аю такие проблемы называла развлечением.       «Там, в ветеринарном доме, полно специальных аптечек для животных, - Аю присела на корточки перед кружившей в сквере детворой. - Мне кажется, вы очень поможете, есть подлечите всех больных зверушек на этом празднике. Вон, видите, пушистая собачка ходит с сухим носом. А в кустах черепашка хромает. Им нужна ваша профессиональная помощь».       Дети унеслись в сторону помпезного крыльца с восторгом, предвещавшим великий погром. Их заговорщицки тихий полёт сопровождала нейтральная композиция небольшого оркестра. Взгляд Аю зафиксировался на сцене.       - Как мило, что начинающим музыкантам дали возможность выступить на таком важном мероприятии, - проговорила она, вливаясь в небольшую группу людей рядом с оркестром. И её фигура, и её фраза вписались в разговор, как тысячелетний ледник в ландшафт. - Их репертуар такой… успокаивающий. Даже звери бы заснули, будто они приглашены.       - Кому как нравится, - заметил высокий мужчина, который мог смотреть Аю в глаза, не задирая головы. - Меня, как человека с образованием, это музыка воодушевляет. Она ненавязчивая, но именно такую и должны...       - Давайте откровенно. Никому не нравится. А, вы, наверное, с лошадьми работаете?       По завершению очередной композиции музыканты зашушукались. Их лица выражали что-то среднее между смущением и жаждой мести. Аю, перехватывавшая у фуршета фрукты, задорно им подмигнула. Гитаристы с решительным видом начали крутить колки.       - Этот дом напоминает мне о моём первом опыте со скотом, - изрёк господин Издеу, откидываясь на спинку стула. - Как сейчас помню масть. Тёмно-бурая, со светлыми пятнами на брюхе корова. Никак не могла разродиться. Не знаю, что меня дёрнуло тогда, я ведь никакие туру-билим не заканчивал, так, сплошное рвение и наивность... А тут жерондеу стоят, причитают, корова-то дорогое удовольствие. Обычно телята выходят мордочкой и передними копытами вперёд. У этого голова была запрокинута, дело не шло. Ну, я вот этими самыми руками этого мелкого взял и толкнул обратно. Хорошо, что хозяева корову держали, а то бы она меня затоптала. Дурная была, первые роды. В общем, обхватил телёнка за морду, прям там, и повернул как надо. Он и пошёл, легко так. Каково?       - Удивительно, - Аю покачала головой. Рот у неё был забит закуской, так что дикция подводила.       Издеу почувствовал иронию.       - А вы ведь совсем не верите в моё дело.       - Веру сильно переоценивают. Без решимости и силы в человеке она бесполезна. Вызывает только словесный понос.       - Какая вы… чёрствая. И циничная. Чего ради вы живёте вообще?       Аю кое-как проглотила пищу и ответила:       - Господин Издеу, я не пью. Не задавайте мне таких вопросов.       На сцену притащили контрабас. Решительного вида барабанщик сменил палочки. Оркестр ударил во всю, так, что некоторые гости даже вздрогнули. Пианистка как-то успокоилась, перебирала клавиши часто, но от края к краю не бегала. На одной из скатертей Аю заметила отпечатки детских ладошек. Судя по шуму, под столом уже развернули маленькую версию ветеринарного дома, а жертвой был щенок господина Издеу. В толпе отсвечивали обеспокоенные лица ищущих кого-то женщин. Те, кто никого не искал, пританцовывали и втихаря дёргали за хвост ростовых кукол.       Ростовые куклы, конечно же, были выполнены из простых тканей, с искусно примотанными ушами, усами и хвостами, и представляли собой целый зверинец.       - Знаете, что всё это напоминает мне? - сказала Аю, когда ей вконец надоел Издеу и его нервные подёргивания ногой. - Одну волчью стаю.       Знаменитый активист скептически посмотрел на кукольного вида львов и козлов.       - И чем же?       - Когда я смотрю на этих актёров, создаётся впечатление, будто кто-то надел шкуру не по себе. Вы недавно не сталкивались с подобным?       - Допустим. А что не так было с волками?       - Всё было не так. У них зубы в пасть не помещались, и мышцы едва не рвались, так туго были натянуты.       - Может, бешенство?       - Господин Издеу, мы ведь оба понимаем, о чём речь. Катыгездыг рассказала мне о нападении воронов дана, - Аю облокотилась на стол и подпёрла щёку рукой. - И она сказала мне, что вороны не были первыми. Иногда в городе попадаются такие кошки. Иногда в угодьях на пастухов кидаются овцы.       Оркестр несло. Официанты ходили между столов, пританцовывая. Несколько гостей уже пытались двигать столы, чтобы расчистить место. Интерес, с которым Издеу наблюдал за их активностью, был явно деланным. Поняв, что Аю не собиралась отступать, он вздохнул и сказал:       - У меня много друзей из ветеринарной и животноводческой сферы. И среди егерей. Они говорят, по ночам в лесах светло от обилия красных глаз.       - Кто-нибудь уже придумал, что с этим делать? Ну, кроме как перестрелять всех.       - Честно говоря… Некоторым кажется, что, если стрелять в таких зверей, их становится только больше. Это очень странная болезнь.       - Болезнь, - повторила Аю, как эхо.       Издеу заёрзал на стуле, сел прямо, потянулся к закускам, но брать не стал. Аю ему не нравилась, особенно когда смотрела внимательно и одновременно снисходительно, и совершенно очевидно думала что-то, чего говорить вслух не собиралась.       Аю пододвинула ему тарелку.       - Ешьте. И прекратите дёргать ногой, - она тоже села прямо, выше его на целую голову. - Вы же понимаете, что не сможете ходить с охраной вечно?       - Да не смешите меня, - запрокинув со смешком голову, Издеу несколько секунд смотрел в темнеющее небо. Его кривая недоулыбка резала ему рот. - Я с самого начала понимал. Я либо делаю, либо боюсь. Третьего не дано. Никто, кроме меня, не сможет остановить это безумие. Силёнок не хватит. Все будут дрожать за себя, за дом... Я редко когда больше пяти часов за ночь сплю. Думаете, эти синяки под глазами просто выразительная и импозантная черта моего образа?       - Зачем вы тогда обратились к Катыгездык?       - Это жена. Она встретилась с госпожой Катыгездык где-то в лавке, они зацепились языками и пошло-поехало. Это жена настояла на охране. Чтобы она меньше нервничала. А мне, признаться, ни жарко, ни холодно от того, что вы здесь сидите.       - Смело, - Аю покачала головой. - В вас больше духа, чем можно подумать поначалу.       - Глупость всё это. Люди на меня смотрят, вот даже эти, которые слушали сегодня моё выступление, смотрят и думают, будто я от них сильно отличаюсь. Что моя деятельность и мои инициативы происходят потому, что я _особенный_.       - Так вам и хочется быть особенным.       - А кому не хочется? - Издеу поморщился, немного смутившись. - Да, хотелось бы. Но я обычный, самый обычный человек. И я боюсь, я переживаю, но мне хватает ещё и здравомыслия и отваги, чтобы действовать. В этом и вся разница. Глупо, говорю ещё раз, глупо считать, будто противоположность страху - бесстрашие. Бесстрашие - это либо когда ты уже мёртв, либо не знаешь, что умрёшь.       - Мне кажется удручающим, что вы столько времени провели в размышлениях о смерти. Мои наставники говорили, что возня с животными сдерживает негативные мысли, - Аю перекинула ногу на ногу и, помолчав, добавила: - Противоположность страху - мужество. Мужество у вас есть, во всяком случае, его хватает, чтобы трепаться без остановки.       - Премного благодарен.       - Но скажите. Неужели моё присутствие нисколько не уменьшает в вас страх покушения на вашу жизнь.       - Нет, - Издеу решительно сжал губы.       - В таком случае, я могу сделать вам небольшой подарок, - улыбнувшись смешавшемуся Издеу,Аю встала и разгладила складки на рубашке. Затем, наклонившись к ему руку, легонько сжала плечо и сказала: - Видите вон того серого зайца, высокий такой, плечистый? Именно он попытается вас сегодня убить. Можете не бояться никого и ничего, кроме него. А я, с вашего позволения, отойду. Он в любом случае нападет только к концу праздника. Я как раз успею проверить кое-что и закончить пару дел.       Помимо кинжалов, метательных звездочек, всевозможных иглы и кулаков у Аю было ещё одно оружие, неизменное и пугавшее её саму - интуиция. Интуицию нельзя было контролировать, на неё нельзя было рассчитывать. Интуиция была будто неким двойником, не заинтересованным в том, что Аю воспринимала как свою реальность. Услышанное и увиденное для интуиции было лишь поверхностным соскобом с мира, профански называемым вниманием. Аю ненавидела моменты с “предчувствием”. Когда её вела интуиция - без явных причин - Аю с отвращением осознавала, что половину отпущенного времени жила неполноценно, что какая-то часть её собственной души и ресурсов оказывалась не подвластна ей, как ток крови или работа желудка.       Катыгездык была из тех, кого называли прирождёнными убийцами. Именно поэтому она не смогла попасть в когамдас, да и вряд ли пыталась пройти испытание хоть в один, потому что в когамдас готовили будущих лидеров, самородков ремесла и сильнейших государства. Катыгездых разрушала, а не создавала, и было странно, что она смогла породить на свет аж целых двух детей. Аю не знала, чем Катыгездык занималась те шесть лет, что они не виделись, но выследила её в ночном Баянмысы легко. Аю была шынайы, и это был её мир.       Крики уже почти стихли, когда Аю спустилась в подвал. Кровью пахло ещё с улицы, но игорный дом, который занимал все три этажа здания, был наполнен людьми, играла музыка и играли люди, так что никто не обратил внимание на то, что творилось у них под ногами. Место было идеальным - для тех, кто принимал ставки. На двери в подвал была нарисована злая собака. Идя по петлявшим узким коридорчикам, наклоняя голову под редкими трубами, Аю обращала внимания на обшарпанные стены и очень дорогие кресла. В некоторых из них уже устроились неестественно-расслабленные люди. То ли стены давили, то ли духота сказывалась, но Аю стало тяжело дышать. Она почти бежала, хотя знала, что не успела, и уже через два поворота ворвалась в небольшую подвальную комнату.       Катыгездык как раз закончила. Аю услышала хруст, с которым она свернула голову невысокому старику, и замерла на пороге. В тусклом свете масляных ламп неподвижные силуэты выглядели нереальными. Влажно и черно́ блестела кровь. Катыгездык повернулась к Аю, и на её лице было не разглядеть, где кончались брызги, а где начинались интересные, милые родинки.       Спустя долгие пять секунд Катыгездык узнала Аю, и её плечи расслабились. Аю выдохнула.       - Ты разве не должна быть с нашим активистом? - голос Катыгездык был хриплым.       - Ну, - вздохнула Аю, - охранять его в любом случае не от кого. Я так понимаю, ты уже всех перебила.       В подвальной комнате блуждало слабое ленивое эхо. Из-за толстых перегородок, слоёв камня и досок отдалённо слышались пьяный угар и музыка. Катыгездык разжала-таки руки, и старик со свёрнутой шеей мешком упал на пол.       - Как ты меня нашла?       - Не знаю. Интуиция.       - Так легко? - Катыгездык слегка потёрла руки, стряхивая кровь. - А, я поняла. Ты просто никогда не доверяла мне до конца.       Аю глазами пересчитала трупы.       - Тяжело было собрать их всех в одном месте?       - Не особо. Бегать за каждым в отдельности было бы куда утомительнее. Они бы быстро прознали об охоте и стали бы ныкаться…       - Тоже верно… Только я не совсем понимаю. Ты что, так любишь собак?       Губы Катыгездык разомкнулись, и она искренне, невиданной щедростью эмоций, засмеялась.       - Нет, конечно. Вовсе нет. Просто собачьи бои последний год стали загребать всё больше места на рынке. А я устраиваю человеческие. Мне мешали эти «короли» собачьего мира с их правилами и взаимовыручкой. Не имею ничего против собак. Они просто… конкуренты.       У кого-то в сердце торчал нож. Ещё двоих вряд ли опознают родственники - черепа произвольно были раскроены, судя по всему, метательным топориком, торчавшим у одного из людей в животе. Катыгездык даже не пыталась сделать всё чисто. Она была предельно жестока, по-человечески. Дело было не только в борьбе за клиентов.       - Охранная служба приносит тебе мало денег? - спросила Аю, не пряча иронию.       - Ты задаёшь столько вопросов.       - Ну, ты вызываешь любопытство.       Катыгездык, как всегда беззаботная, словно молодая богиня, провела грязной рукой по волосам и сжала их в кулак на затылке.       - Скучно, Аю. Охранять кого-то это так скучно. Разве тебе не было скучно с Издеу?       Аюоткрыла было рот, но резкие слова, точно крючья рыболовной лески, застряли у неё в глотке, и странное чувство тошноты подкатило от самого сердца. Разве между ней и Катыгездык была разница? Разве могла Аю её осуждать? За второе убийство людей изгоняли из Шарта на тот свет, за _доказанное_ убийство, и шынайы, по сути, были просто очень ловкими убийцами. Не поймали - не казнили. И не важно, что ты защищала и защищала ли.       - Видишь, - Катыгездык покивала головой и, как-то наигранно охнув, подняла трёхногий табурет, чтобы устало на него сесть. - Они пытались отбиваться от меня мебелью, - сказала она мимоходом, будто это было забавно. - Но всё это не важно, правда. Вот что... Чувствуешь, Аю? Теперь мы с тобой стоим на шаткой досточке. На шаткой досточке _доверия_. Ты доверяешь мне, что я не сдам тебя коргаушам уже к рассвету. Я доверяю, что ты не сдашь меня и не оставишь моих детей без опекуна. Ах, прости, упоминать детей явно было низко здесь, да? Ну, в любом случае. Единственный путь с этой досточки это разойтись и забыть, не пытаясь убить друг друга или первой успеть заложить другую ближайшему дауысы.       Аю смотрела на неё исподлобья, в тусклом свете ещё больше напоминавшая огромную и опасную медведицу. Катыгездык сильно рисковала, угрожая ей, но это, видимо, было в характере Катыгездык - ходить по краю. А возможно, она знала об Аю из Жерлеу что-то такое, в чём она сама себе не признавалась.       Напряжение между ними, вязкое, устойчивое, будто натяжение воды, начало постепенно спадать. Аю заметила, что они с Катыгездык даже дышали в унисон, глубоко и неторопливо. Закусив губу, она убрала кинжал в сапог и спросила:       “Ты с самого начала хотела использовать меня, поэтому не сдала коргау?”       “Не совсем, - Катыгездык отвела глаза. - Скорее, я с самого начала считала всю эту историю бредом собачьим. Прости за каламбур. Чтобы ты попыталась убить Жылан? Пф. Ха. Честно слово. Нет. Я не сдала тебя просто так. Мне нравится то, что с тобой происходит”.       “Тебе _интересно_”.       “Простыми словами, да”.              Финал праздничного вечер по случаю открытия ветеринарного дома оказался крайне неожиданным и зрелищным. Те гости, кто не попытался слинять пораньше, были награждены за свою воспитанность сполна.       - Что происходит? - спросила Аю, ни к кому особо не обращаясь.       На сцене, растолкав музыкантов и барабаны, в жёсткой рукопашной схватке сцепились господин Издеу и актёр, изображавший серого зайца. Господин Издеу бился с отчаянием облезлого уличного кота. Зайка, которому очень мешали длинные уши и странная мотня между лап, ругался страшными слова и позиций не сдавал. Хвостик ему уже оторвали, из дыры между нитками то и дело выглядывали белые портки.       - Трудно сказать, - подала голос одна из гостей. Она стояла, прижимая дочь к себе спереди, и закрывала ей уши ладонями. - Господин Издеу вёл себя несколько странно. Я правда думаю, что он сам по себе такой нервненький… Но этим вечером его сильно уж развезло. Он вдруг накинулся на этого несчастного актёра, начал кричать, что не боится его. Запустил ему бокал в голову, представляете?       - Не особо.       - Костюм обречён, - в голосе женщины было больше веселья, чем сожаления. - Не знаю уж, как это так быстро случилось. Я моргнуть не успела, а они уже мутузят друг дружку.       Рядом ещё одна женщина, несколько более взволнованная, дожёвывала канапе.       - У Издеу же вроде телохранители должны быть? Глядите, заяц взял смычок, его скрипач оставил. Это может плохо кончится, пора спасать этого болтуна.       Аю поморщилась и, закатав рукава, пошла к сцене. Уже через минуту актёр в костюме зайца тихо лежал возле барабанов, глаза ему прикрывало надорванное ухо. Господин Издеу, который ещё несколько раз подпрыгнул в воинственном танце, прежде чем сдаться на милость Аю, покорно сидел прямо на сцене и мелкими глотками допивал гранатовый сок.       - Вы отличный парень, - говорила ему Аю, сидя рядом и шаркая длинными ногами по стриженой траве. - И боритесь за правильные вещи. Но мой вам совет. Подружитесь-ка с кем-нибудь из тёмного мира. Правда. С ворами местными, игроками, бандитами. Они не очень надёжные люди, забудут вас, как только вы перестанете быть им полезны, но пока у вас общие интересы, они защитят, если что. Во всяком случае, если вы и дальше собираетесь вмешиваться в их дела, вам нужны среди них союзники.       Издеу грустно и с каким-то тоскливым отвращением посмотрел на дно своего бокала.       - Люди, - выплюнул он. - Никуда от них не деться.       - Мы тоже иногда нуждаемся в стаях, - Аю пожала плечами. - Вам больше ничего не угрожает. Идите на встречу с сенатором, заканчивайте, что начали. Меня не будет в городе к рассвету. Но вы скучать не будете, я знаю.              Аю из Жерлеу была уже далеко от Баянмысы, когда два зарева пожарища угольными штрихами разукрасили город. Страшно и быстро горел на одном конце игорный дом, принадлежавший госпоже М., и горел на другом конце дом господина Издеу. Озверевшие собаки, которых он в большом количестве держал прямо в комнатах, подхватили вдруг бешенство и живьём растерзали хозяина, его жену и детей, после чего разбежались по Баянмысы. Они перевернули всю мебель вверх-дном, и горячие угли из железных постельных обогревателей послужили очагом возгорания. Дом с телами погибших пылал несколько часов, пока не удалось потушить надёжные каменные стены.