Hurt so good

      Любовь – это когда он приносит твоих врагов в жертву.       На самом деле, началось немного не с этого и не сейчас. Началось еще с самого утра, как можно раньше, когда солнце еще только выглянуло первым лучом из-за плотных облаков, а Хидан против обыкновения проснулся позже Катацумури.       Возможно, это было потому, что у него не было шила в заднице. Или, во всяком случае, оно было не такое острое по сравнению с ее.       Этим утром она получила миссию лично из рук Орочимару-сама.       И воодушевление ее, поселившееся в глазах в тот момент, когда она узнала, что в случайно выбранном для пережидания бури убежище сейчас находится Саннин, переросло в восхищение, когда ей сказали, что у него для нее есть миссия, в конце концов обернулось подлинным восторгом, когда он взялся наставлять ее лично. Они много времени, почти час, провели в его лаборатории, расстелив на столе среди оборудования маленькую заляпанную кровью карту – не исключено, что кому-то из шиноби она стоила жизни – и Орочимару-сама сам просветил ее во все детали, рассказал о каждой установленной им же ловушке, объяснил, как ее отключить или обойти. Где-то на фоне гремел пробирками и щелкал кнопками Кабуто, но Катацумури не отвлекалась. Орочимару-сама рассчитывает на нее! Лично на нее, ни на кого больше! Будь она проклята, если подведет его!       И такая – радостная, вдохновленная, с горящей в глазах решительностью – она вернулась в комнату, которую делила с Хиданом. Строго говоря, это была ее комната – он же просто завалился на ее кровать, бросил косу на ее стол и швырнул плащ на ее стул, да в таком состоянии и оставил – но она не была против.       Она ворвалась в комнату около шести часов утра. Хидан, разбуженный ударом двери о стену, приподнялся на локтях, сонно сощурился и неразборчиво пробормотал:       – Ммм. Хрена с два.       И лег обратно. Упал затылком на подушку и замер, размеренно дыша и явно собираясь вот-вот уснуть снова.       – Я была у Орочимару-сама, – Катацумури шумно выдвинула ящик стола и вытащила из него запасную сумку с кунаями. – Он дал задание, нам нужно забрать свиток у одного человека, – с грохотом высыпала кунаи на стол, небрежно потеснив пугающую косу с тремя лезвиями. Та глухо стукнулась древком о стену. – Слишком много информации в неправильных руках. Видишь ли, один из… – вытащила пачку со взрывными печатями и обернулась на кровать. – Спишь что ли?       Хидан не спал. Героически пытался, но не спал, морщась от каждого грохота и скрежета. Катацумури покачала головой. И этот человек вчера убеждал ее, что полночь – еще слишком рано, чтобы спать, и вообще, ночью есть занятия поинтереснее, и ей вовсе не обязательно быть такой скучной.       Хидан был красив, Катацумури никогда этого не отрицала, но сейчас, сонно-раздраженный, с обиженно сошедшимися к переносице бровями, упрямо закрывающий глаза, он был невероятно…       – Милый, - пробормотала Катацумури и вернулась к пересчитыванию печатей. Миссия предполагалась тихая, взрывы могли загубить ее на корню, но совсем без печатей она никогда не ходила – нельзя до последней детали предсказать, что случится.       – Прости меня?       Хидан не извинялся. Никогда не извинялся, вообще никогда, и слова эти тоже извинением не были – они были жирным намеком, что извиниться следует самой Катацумури, и как можно скорее. Говорить ему такие вещи… как она посмела!       И Катацумури, окрыленная разговором с Орочимару-сама и настроенная пробить головой стену, если потребуется, состроила самое невинное лицо, какое только могла.       – Ты очень милый, - поддразнила она, показательно застенчиво отводя взгляд и наигранно хлопая ресницами, будто студентка академии, на которую обратил внимание тот самый мальчик, по которому она вздыхала годами. – Очень хорошенький, такой… нежный?       – Чтоб тебя биджу, Кацу, я не..!       С искривленным от гнева лицом Хидан рывком сел на постели, а Катацумури рассмеялась, на этот раз без всякого притворства и совершенно искренне – что ж, теперь Хидан точно проснулся и, очевидно, не собрался засыпать снова, пока не докажет ей обратное.       – Я убью кого-нибудь так, что у тебя волосы дыбом встанут, - сквозь зубы пообещал он.       Катацумури вновь зашуршала печатями, но улыбку унять не смогла. Хидан действительно легко поддавался на провокации, еще легче, чем она думала.       А еще Хидан невероятно серьезно отнесся к своему обещанию. Когда-то Катацумури сказала ему, что его ритуалы выглядят вдвое страшнее, когда он молчит – кажется, это было вскоре после первой встречи, когда Хидан, весь покрытый своей и чужой кровью, с косой на плече и рваными ранами по всему телу, совершенно бесшумно возник перед ней на узкой тропе в ночном лесу. Катацумури знала, что он неподалеку, но такой подлянки ожидать не могла – а потому вскрикнула и инстинктивно метнула в него пару кунаев прежде, чем поняла, кто же перед ней.       А теперь Хидан намеренно молчал, даже молитву Джашину читал, кажется, про себя, лишь слабо шевеля губами. И у Катацумури действительно мурашки от такой картины ползли по позвоночнику – лежащий на земле в кровавом круге молчаливый Хидан был похож на мертвеца, а обычно лишь его звонкий, наполненный истинным наслаждением от убийства голос и давал понять, что он-то тут как раз живее всех живых. Но, как бы жутко ни было смотреть на жестоко растерзанных шиноби и молчаливого, действительно грозного Хидана, его упрямство шло на пользу делу – они уже почти добрались до места назначения через несколько сторожевых постов и до сих пор не выдали себя ни криками, ни шумом, ни безумным смехом Хидана, летящим по округе подобно сигналу тревоги. Словом, такое положение вещей Катацумури вполне нравилось – на ней ни царапинки, Хидан получил достаточно жертв, миссия идет как по маслу – а потому, заметив, что Хидан перевел на нее взгляд, она счастливо улыбнулась ему во все зубы. Или, во всяком случае, хорошо обыграла пошедшую по лицу судорогу, когда Хидан вытащил у себя из-под ребер лезвия косы и принялся как ни в чем не бывало подниматься на ноги.       Счастливо улыбнулась – и, стараясь не смотреть на море крови на земле, выдала:       – Очаровательно.       Она знала, что Хидан просто ненавидит такую характеристику – да она и сама лишние нежности не любила, они скрипели на зубах и застревали в горле. Но его лицо – о, все существующие боги, его лицо! – оно в этот момент становилось до того дерзким, до того эмоциональным, что хотелось тут же положить Хидану ладони на плечи и, приподнявшись на носочках, с чувством поцеловать. Потом, правда, быстро вспоминалось, что и плечи его, и лицо, да и вообще весь Хидан заляпан кровью вперемешку с землей, и перед желанием отправить его в душ меркли все остальные.       Хидан фыркнул и скрестил на груди руки.       Он не был совсем уж идиотом, а за годы жертв Джашину прекрасно выучил, как выглядит ужас в глазах случайных наблюдателей. И у Катацу, как бы она ни отпиралась, он был. Виднелся мельком за ее улыбкой и наигранно спокойными движениями.       Со своим обещанием он справился еще в самом начале миссии, остальное же… Приносить ее врагов в жертву было особенно приятно