Здесь водятся драконы

      «Я хочу попробовать».       Так должны были они вести себя? Нет, ученики частных школ не могут идти на поводу у своих желаний. Им бы блюсти добродетель, стремиться стать похожими на родителей, им бы следовать правилам, вызубренных на зубок тысячами. Когда ты часть семьи с многовековой историей, элита — один прокол, и будь готов получать выговор и наказание. Так сказано старшими или написано в уставе, а значит именно так и делай. Это надоедало каждому, мало кто всем сердцем верил и стремился соблюдать эти запреты, но еще меньше отваживались открыто противостоять. Лучше было быть послушными в глазах власть имеющих, наслаждаться иначе проходившей в пустую молодостью где-нибудь в другом месте. Правильным ученикам дозволялось быть плохими, если никто не мог стать этому свидетелем.       Почти никто.       Они познакомились случайно, Цзинь Лин скучал вечером в баре, набитом битком лишь потому, что в него пускали, не проверяя документы на входе. Он в очередной раз сорвался от дяди Цзяна, разругавшись с ним к чертям собачьим: он не ребенок, просто вынужден жить под чьим-то надзором, пока дядя Гуанъяо опять застрял на каких-то переговорах за границей. Не нужен ему весь этот контроль и нравоучения. Он в очередной раз был готов напиться, в свои семнадцать лет привыкнув иногда расслабляться так. Ага. Он — сирота, вынужденный соседствовать с настоящим психопатом, от которого угрозы сломать ноги звучали чаще, чем обращение по имени. Ему не нужны эти оправдания, чтобы позволить себе заказать порцию шотов.       Вот тогда они и встретились. Сбежавшие из общежития, едва начался комендантский час, Лань Сычжуй и Цзинъи хотели чего-то нового. Приключения искались самым простым путем, в местах, где собирались их сверстники, где были громкая музыка и алкоголь. Боже, ввалившиеся мальчишки, оба в одинаковых джинсах, голубых однотонных и без единой потертости или дырки, и белых футболках, они были бельмом на глазу. Таким полагалось разбредаться по кроватям в одиннадцать вечера и вставать к шести утра без будильников, от них веяло этой дрессированной правильностью. Цзинь Лин по началу решил, что они были близнецами, настолько между собой похожие. Через полчаса завязавшегося разговора он смирился, что минимум один из них — конченный идиот, которому давно не вправляли нос. Через полтора часа их вышвырнули в переулок из-за развязавшейся драки.       Через месяц они начали встречаться. Сразу втроем. Потому что Сычжуй был приемным ребенком, давным-давно начавший заглядываться на «брата», а его темперамент идеально балансировал их невозможное трио. Потому что Цзинъи был привязан к нему накрепко и ходил, точно утенок за мамой уткой, но в первый же вечер не смог смотреть на что угодно еще, кроме пухлых губ Цзинь Жуланя. Потому что Цзинь Лин не мог отказаться ни от одного из них. А дальше все пошло по принципу домино: им было уже не до рассуждений о нравственности, ведь начатое ими было хуже, чем просто встречаться с парнем… И намного лучше. И теперь они вместе больше года, а о проведенных за это время экспериментах разговаривают разве что на узконаправленных форумах.       Все начиналось с одной и той же фразы, произносимой каждым на разный манер. То скромно, то заигрывающим тоном, то с вызовом. «Я хочу попробовать что-нибудь новое». Как будто им все было мало. И да, действительно было, двоим по-прежнему приходилось корчить из себя святош, которым в стенах школы запрещалось даже громко смеяться, и Цзинь Лин был польщен, что рядом с ним они становились сами собой. Настоящими. Рядом с ними он, заводясь, мог отпускать и себя, снимать свои защищавшие от внешнего мира колючки. Странные отношения. Они позволяли быть страстными. Они позволяли быть нежным.       — Знаешь, твой второй дядя — просто чудо, позволить в его отсутствие пожить у него дома, — Лань Цзинъи улыбнулся, проводя пальцами по внутренней стороне бедра. Зараза. Он знал, насколько чувствительное это место, и как сильно Цзинь Лин боялся щекотки. — А-Лин, тебе нельзя дергаться, ты все же испортишь.       — Знаешь, кто на самом деле все портит? — ответ прозвучал тихим шипением сквозь сжатые от прилагаемых усилий зубы, тело стало напоминать натянутую струну. Тетива лука, и, если Цзинъи не угомонится, она обязательно выстрелит кулаком по его лицу. Но руки, изучавшие стройные ноги, не исчезали, наоборот, двигались куда активнее, дразня. Не шевелиться становилось все сложнее, пока, наконец-то, Лань Сычжуй не перехватил сводного брата, сжимая его за запястье, остановив пытку.       — Так ничего не выйдет. Если вы вдвоем сами настаивали на таком, то, пожалуйста… Эх. Ладно, — он перевел дыхание, прикрыв глаза исключительно на одну-единственную секунду. Быть голосом разума важно, но не сводить же секс к чтению нотаций. — Давайте еще раз, с начала.       У него получалось управлять ими. Сказанное всегда звучало не иначе, как команда, которой они подчинялись, хотя Сычжуй никогда не был груб или строг.       Цзинь Лин почувствовал, как сладкая дрожь спустилась от самой макушки к загривку, он облизнул пересохшие губы, не имея возможности кивнуть и выражая свое согласие иным способом, и встретился по очереди с парами жадно изучавших его глаз. Было, на что смотреть, неловко до одури и в той же степени горячо: два влюбленных в него человека наслаждались видом его обнаженного тела, вытянувшегося прямо на полу. Стащенные с дивана подушки были подоткнуты под поясницу и голову, остальное — голый пол, необходимая ровная поверхность. Ни один из присмотренных в интернете столиков для подобного развлечения не оказался подросткам по карману. Да и куда его потом было бы девать? Сойдет и так. В углу гостиной лежали сложенные друг на друге коробки из службы доставки, хотя куда романтичнее было бы приготовить все самим… Не было времени. Ролевые игры для старшеклассников.       Все равно получилось красивее, чем в воображении. Длинные волосы распущены из повседневного хвоста. На вздымающейся груди Цзинь Лина находилось несколько рулетиков из риса и рыбы, часть завернутая в листья водорослей. Он сам терпеть не мог ни роллы, ни суши, но почему-то нужны были именно они… С другой стороны, смотрелось эстетичнее, чем какие-нибудь баоцзы. Места, в которых еда касалась кожи, чувствовались холоднее и казались влажными, Цзинь старался не закрывать глаза лишний раз, чтобы не сосредотачиваться на этом. Ощущений много, новых, непонятных, и, самое сложное, не ясно было, что с ними со всеми делать. Ему впервые нельзя было шевелиться во время их прелюдий не из-за внешний ограничений, без привязанных белоснежными шелковыми лентами рук к изголовью кровати и ног к нижним ее столбикам, без нейлоновых веревок и прочего. Он должен был управлять собой сам, чтобы не перевернуть деликатно расставленные угощения.       Хуже всего было с животом. На нем расположили запеченные неостывшие роллы, и тепло волнами уходило вниз, накапливаясь, приливая к затвердевшему члену.       Конечно, Лань Цзинъи начал первым, с таким спокойным выражением лица, как будто видел во всем этом самый обыкновенный ужин. Палочками он подцепил один из рулетов, пододвинув поближе стоявшую рядом с коленом чашечку с соевым соусом, макнул его туда и принялся энергично жевать. «Благо, ты хотя бы не чавкаешь сейчас», — попытался отшутиться мысленно Цзинь Лин, но отмахнуться от самого себя не вышло. Думать хотелось о другом. Только что что-то съели прямо с него, прямо с кожи, и реакция на это…       Лань Сычжуй был следующим, точь-в-точь повторив манипуляции брата. Он сидел с другого бока, тоже прямо на полу, и его нога задевала локоть Жуланя, вытянувшего руки по швам, как оловянный солдатик из сказки. Он надеялся, что если напрячься сильнее, дрожь сойдет на нет. Следующий ролл Цзинъи взял с живота, тот находился прямо над пупком, и Цзинь Лин не знал прежде, насколько восприимчиво это место. Легкое давление, под которым каменеет пресс, поясница невольно прогнулась дугой навстречу. Слегка.       — Тс. А-Лин, ты сегодня обыкновенных столик, а не арт-объект, — соусница, в которую окунулась суши, была приподнята над ним, ледяная капля с нее упала на ребра и стекла на пол. Дыхание сбилось к черту. Лань Цзинъи же легко говорил с набитым ртом, не выронив и крошки, его ничуть не смущало, как вздрогнул вставший член парня от всех манипуляций с телом. — Нам от тебя не надо лишних изгибов.       — Да ладно тебе. Это ведь мило, — А-Юань был гребаным воплощением всей чистоты этого мира, пока дело не доходило до близости. Он переключался между ролями лучшего ученика городского округа и дьяволенком. Это не было масками, нет, только идеально уживающиеся под одной оболочкой противоречащие половинки одной личности, и тем самым они делали его особенным. Он как раскачивающийся между ними, взрывоопасными крайностями, маятник.       Он взял свою порцию, но проигнорировал протянутый Цзинъи соус, затем дернул уголком губ, словно старался сдержать выдававшую его с головой улыбку. Цзинь Лин шумно сглотнул накопившуюся во рту слюну, губы снова слиплись. Он не замечал, что начал хватать воздух ртом, а румянец, от стыда и возбуждения, вспыхнул на скулах. Рука Лань Сычжуя с зажатыми палочками начала опускаться меж ног, и рис собрал на себя выступившую вязкую смазку. Она не впитывалась, оставалась сверху, блестящая под ярким электрическим светом. Цзинь Лин не мог туда смотреть, он вскрикнул от самого необычного прикосновения в своей жизни, нервные окончания буквально прострелило разрядами тока. Пальцы на ногах поджались до хруста. Все стало намного ярче, острее, когда в следующее мгновение Лань Цзинъи ущипнул его палочками за твердый сосок. И еще раз. И еще, но теперь ухватив, оттягивая в сторону, вынуждая прекратить сдерживать голос.       — Черт! Больно же, — в уголках глаз Цзинь Лина впрямь навернулись слезы, но не от боли, чего он ни за что не признал бы вслух. Они успели изучить тела каждого, знали, как надо и не надо делать, чтобы подтолкнуть партнера до крайней точки. В последние разы не случалось такого, чтобы от нахлынувшего оргазма не немели руки и ноги, не темнело перед глазами от ярко вспыхнувшего наслаждения. Вот и сейчас Лани намеревались довести его до подобного.       — А так? — на нижней губе Сычжуя что-то влажно блестело. Он надавил все-теми же столовыми приборами на головку, не слишком сжимая ее, идеально для сладкого импульса. Цзинь Лин не справился, толкнулся бедрами вверх, от чего пара суши и роллы скатилась с него. Оба названных брата одновременно, в одинаковом жесте наклонив головы, с досадой нахмурились. Недовольство они отыгрывали плохо, потому что в глазах плясали веселые искры, и выглядели они предвкушающими. Особенно такой казалась та их часть, контур которой очерчивался через ткань тонких домашних штанов.       — Нельзя быть таким неаккуратным. Может, ты устал? — заботливо погладил его по плечу А-Юань, разминая затекшие в горизонтальном положении мышцы.       — Наверное, потому что он даже не перекусил, — подхватил Цзинъи, беря уже прямо рукой один из остававшихся рулетов. Цзинь Лин с удовольствием отметил, как тряслись руки у него самого, он даже не сразу совладал с ними, стиснув пальцы сильнее нужного и выдавливая часть липкой начинки на выпиравшие ключицы. Пара рисинок слетела в темные волосы, разметавшиеся во все стороны. — Братец А-Юань говорил, что суши — это в основном углеводы, и ими не наесться. Тебе ведь нужен белок, да?       Он знал, что сделает Цзинъи следующим, они постоянно копировали все друг за другом, доводя его этим до белого каления, и сейчас тоже самое. Когда в губы уперлись пальцы, Цзинь Лин не сопротивлялся, пошел на поводу у живущих у него внутри взбесившихся демонов, хотевших, просивших. Смазка слегка горчила, но в общем-то была безвкусной и не имела определенного запаха, но, с другой стороны, распробовать ему щедрое угощение не позволили. Пришлось проглотить комок клейкого риса с мягким ломтиком рыбы почти что целиком, потому что следом за ним толкнулись тонкие наглые пальцы. На них оставался привкус соли, и вечно трескавшиеся губы, обхватив их, теперь саднили. Игнорируя это, Цзинь Лин продолжал слегка посасывать их, позволяя изучать нёбо и щекотать его самыми кончиками, толкаться чуть ли не к сокращавшимся мышцам горла. Он увлекся, зажмурившись, упуская второго Ланя из виду, уже не рассчитывая на сюрпризы.       На горячую плоть капнуло что-то обжигающе холодное, практически жидкое, если судить, не глядя. Он дернулся, намерившись приподняться, так как субстанции и неприятных от нее ощущений становилось все больше, но Цзинъи ловко удержал его свободной рукой на месте. Надавливая на нижнюю челюсть, он заставил приоткрыть рот, которым тут же глубоко вдохнули не такой прохладный, как было необходимо, воздух. Скользкий язык был пойман меж пальцев, выворачиваясь из-под них, затягивающая, забавная игра. Этой заминки, короткой и незначительной, хватило, чтобы Сычжуй продолжил начатое. Его рот опустился на покрытую чем-то неизвестным плоть, тесно обхватывая, впуская разом в разработанное, готовое к ней горло, под самым верным углом. Насаживаясь, он втягивал щеки с таким пошлым, громким хлюпаньем, что у Цзинь Лина горели уши и в переносном, и буквальном смысле: он покраснел до самой шеи. Теперь он догадался, к чему были манипуляции Цзинъи, из-за него он никак не мог закрыть рот обратно, и стоны, такие откровенные, вырывались из него один за другим.       Язык Лань Сычжуя прошелся по всем выпирающим венкам до самого основания, ладонь обхватила, сжимаясь теснее, двигаясь в такт этим восхитительным губам, задерживающимся у самой головки. Дышать глубже уже, казалось, не было необходимости, все равно голова кружилась и весь мир вокруг стал таким крохотным, замкнувшись до двух человек, вращаясь только и исключительно вокруг них. Когда Лань Цзинъи поцеловал его, жадно проникая языком, прикушенным от неожиданности передними зубками, Жулань не выдержал. Его подбросило, выгибая почти болезненным спазмом, до судороги, глухой длинный стон эхом отдавался во рту одного из любовников, пока второй с самым довольным видом проглатывал оставшееся семя.       Лань Сычжуй выпрямился, смотря на чудную сцену перед собой. Он собрал остатки их романтического ужина в подвернувшийся под руку контейнер, Цзинъи помог отряхнуть Цзинь Лина от всего просыпавшегося и развалившегося на нем, но душ был все равно необходим. Запах морепродуктов въедался в кожу, хотя его приглушили, наскоро протерев грудь и живот влажной салфеткой. Только после этого заботливый и нежный, но горящий собственной неудовлетворенностью А-Юань прижался коротким поцелуем, вышедшим непозволительно целомудренным, меж хмурых бровей.       — Что это было? — хрипло спросил Цзинь Лин, сразу же прокашлявшись. Ему требовалась передышка, прежде чем быть готовым ко второму раунду, который с него обязательно спросят. Видя, что его вопрос не понял, он уточнил. — В конце. Ты чем-то, блин, взял и измазал меня.       — А, — лицо Сычжуя озарилось, он улыбнулся, весело хмыкнув себе под нос, — нам в подарок к заказу привезли мороженное в банке. Оно почти растаяло к тому моменту, но я решил воспользоваться…       Цзинь Лин действительно только после уточнений почувствовал, какая липкая была кожа и рука, пристроившаяся у него на поясе, все из-за сладости. Он вздохнул, обратно откидываясь на подушку. Потолок перед глазами и люстра, щедро украшенная какими-то висюльками, вращались. Со своими прирученными Ланями он точно сойдет с ума рано или поздно, и, что, наверное, самое лучшее во всем этом: он совершенно не против.