Isolation

Санитар перестал убирать осколки разбитой посуды, ведь, это не его работа. И у него есть проблема и поважнее. Он быстрым и уверенным шагом подошел к Комаэде, что все это время стоял в ступоре и не шевелился. Он схватил его за шею, прижимая к стене. Медбрат осознанно начал душить Нагито, из-за чего тот ухватился за его руки, пытаясь убрать их со своей шеи и отчаянно глотая воздух. Это было ужасно, просто ужасно. Комаэда лишь второй раз ощущает это на себе, но уже ненавидит всем сердцем. Это ощущение беспомощности, боли, попыток спастись. Когда ты пытаешься получить хотя бы чуть-чуть воздуха, но ничего, и это убивает. — Кто разрешил тебе брать это? Где ты взял эту еду? Ты украл ее? — он говорил это максимально серьезно и спокойно — это очень пугало, но Комаэда видел в его глазах ярость и гнев, что нарастали с каждой секундой его молчания. Беловолосый задыхался, поэтому еле слышно произнёс, что медсестра разрешила ему, он поздно вспомнил, что должен изображать из себя тупоголового идиота. Поэтому, просто надеялся, что медбрат в гневе не заметит этого. И, вот удача, он правда не заметил. Ведь санитар схватил Нагито за его седые и волнистые волосы, после чего швырнул на пол — это было довольно больно, но не настолько, как то, что было дальше. Комаэда просто надеялся, что он не будет бить его по ребрам, иначе, ещё одного избиения они не переживут. А дабы убедиться в этом, Нагито обнял себя в области рёбер, чтобы хоть как-то их защитить. И, это сработало, удары прилетали то на руки Комаэды, то в его живот. Он съежился от невероятной боли, стараясь сжаться в клубок. Однако, санитар не дал ему это сделать, снова схватив Нагито за волосы, и притянув его к себе — он со всей силы врезал тому по лицу. Это было настолько сильно, что у Комаэды хлынула кровь из носа, а на глазах появились капельки слез. Он тихо хныкал и весь сжимался, до последнего защищая свои поврежденные рёбра. Мысли о том, что он тупое ничтожество и ошибка этого мира — было единственным, что крутилось в его нездоровой голове. Ему хотелось убежать, к Хинате. Нагито просто надеялся, что он защитит его, хоть как-то. Однако он понимал, что недостоин этого — он ничего не достоин в этой жизни. Для него уже удача, что к нему проявляют хоть какой-то интерес, пусть и настолько болезненный. Комаэда ненавидел себя за свою слабость, за то, что ему хотелось расплакаться — никто не должен видеть его жалких слез, ведь мальчики не плачут. Просидев так ещё пару секунд и не получив удара, Нагито понял, что это — его шанс. Он еле как поднялся и направился к палате Хинаты. Он очень медленно передвигался, прихрамывая — все тело ныло и просто хотелось упасть на пол и скончаться. Комаэде было очень больно, но он не хотел получить ещё, поэтому, как трус сбежал. Но что он мог сделать? Если бы он дал отпор, его бы избили ещё сильнее. А пока санитар занят, он бы смог скрыться, и, кажется, у него это получилось. И вот, он уже у палаты Хаджимэ. Нагито медленно приоткрывает дверь и видит шатена спящим, снова. Комаэда был все ещё до ужаса расстроен своей неуклюжестью, ведь он обещал, что принесёт Хинате еду, но, в итоге — не смог. Наверное, тот будет разочарован в нем. Беловолосый медленно подошел к его кровати, вытирая уже капающую кровь, и приложив край халата к носу, в надежде, что он ничего не замарает. Как удачно, у Нагито снова есть шанс рассмотреть Хаджимэ. Да, сейчас было не лучшее время, ведь, он буквально только что убежал от разъярённого санитара, что уже, наверное, пошёл искать его. Все его тело дико болело, а из носа лилась кровь, но когда у него ещё появится такой момент? Рассмотреть свою единственную надежду поближе, да и ещё при свете дня. Комаэда начал рассматривать Хинату ещё раз, он был все так же прекрасен, по мнению беловолосого. Но, Нагито решил позволить себе чуть больше. Переведя взгляд на пояс халата, что был уже сильно ослаблен и почти спадал — он аккуратно снял его, оставив на кровати. Комаэда осторожно откинул в сторону одну часть халата, и начал рассматривать Хаджимэ. У него была довольно широкая грудь, но с его телосложением это было не сильно заметно издалека. Нагито решил сделать себе ещё одну поблажку, хотя понимал, что если Хината проснётся — он будет в ярости и, наверное, будет ненавидеть его. Да и не только из-за того, что Комаэда решил сделать, но и потому, что он не принёс ему еды, хотя обещал. Но Нагито просто хотел верить, что это не так, поэтому, он потянулся своей свободной и ледяной рукой к Хаджимэ и дотронулся до его ключицы, медленно спускаясь вниз. В какой-то момент, он случайно полностью положил свою ладонь на грудь Хинаты, от чего тот проснулся — руки Нагито были слишком холодными. Комаэда моментально отскочил от него, видя, как его выражение лица с недоумения меняется на гнев. — Ты только что трогал меня, — это звучало явно не как вопрос, видимо, Хаджимэ был в ярости, ха-ха, Нагито снова облажался. Если бы Хината мог ходить, он бы явно избил его — это отвратительно. — Зачем ты это делал? Но Комаэда молчал — его пробила дрожь и он просто не знал, куда себя деть, и как объяснить своё отвратительное поведение. И так прошло пару минут, Хаджимэ просто сверлил Нагито взглядом, дожидаясь ответа. Но беловолосый даже не собирался его давать — он буквально не знал, что ответить, что он должен сказать, что хотел рассмотреть его поближе? И, в итоге, засмотрелся? Тогда Хината явно больше не будет с ним контактировать, больше никогда, но Нагито поймёт его, ведь он отвратителен. От этих мыслей ему стало плохо, и в его болотно-зелёных глазах было видно сожаление и грусть. Видимо, Хаджимэ заметил это. Он вздохнул и завязал свой халат обратно, отвернувшись от Комаэды и смотря куда-то в окно. Он был зол, очень зол, но он ничего не мог сделать. Хината искренне не понимал, что Нагито пытался сделать, он пытался подставить его? Спрятать у него что-то и сказать об этом другим? Он хотел сделать ему больно, как и все? Похоже, Нагито ненавидел его, и все это было лишь маской, чтобы предать Хаджимэ. Эта мысль приносила ему много боли, ведь Хината пытался доверять, а с ним вот так поступили. Он думал, что они смогут сблизиться, но, видимо, никогда больше, по крайней мере, так думал шатен. — Я... я не смог принести тебе е-еды, — голос Комаэды дрожал — он хотел разрыдаться от своей ничтожности, он был так противен себе. Похоже, что это была последняя капля, и они с Хаджимэ не смогут никогда сблизиться. — Н-но... санитар он, он выскочил на меня и я-я опрокинул тарелку и стакан, и-и они разбились. О-он побил меня... но, я ...я заслужил — такой мусор, как я, заслужил все это. Ты, наверное, считаешь меня отвратительным, и-и я понимаю... — его голос начал дрожать ещё сильнее, — ты наверное ненавидишь меня... н-но я не хотел сделать ничего плохого. Я-я... мне просто стало любопытно, прости, что такое ничтожество, как я, все портит. Но Хината промолчал — это пугало Нагито. Шатен лишь смотрел в окно и не реагировал. Нет, он слушал Комаэду, но отвечать не собирался. Однако, спустя пару минут, он медленно повернулся к нему. — Ты сказал, что он бил тебя? — голос Хаджимэ был все так же серьёзен, в глазах уже не было той злобы, однако, он был явно недоволен. Как они посмели тронуть его? Хината знал, что в этой больнице творится беспредел, но не настолько. Они бы убили Нагито, если бы он не сбежал. Ведь, если они ударили его в лицо, это говорит о многом — значит, пощады не будет. — Ты молодец, что убежал, он бы убил тебя, — Хаджимэ говорил это тихо, ведь, камеры работали, и, скорее всего, все сейчас искали Комаэду. Нагито было страшно, его мысли путались, а сам он стал сильно дрожать, похоже, начиналось. Он медленно сел на пол и схватился руками за свои плечи, глубоко вдыхая. Казалось, что в его глазах появились спирали — это довольно сильно напугало Хинату. Он думал, что он в опасности, ибо вот-вот Комаэда покажет свою настоящую натуру, но тот лишь начал затирать что-то о том, что он сделал это ради Хаджимэ и надежды — его надежды. Что он готов на все, ради надежды, и что какое-то избиение не сломит их надежду. Ибо это отчаяние в будущем поможет воссиять новой надежде. Их надежде. Нагито продолжал нести этот несвязанный бред, пока не схватился за голову и замолчал. Хината был... в ужасе? Он понимал, что Комаэда здесь не просто так, но явно не ожидал чего-то такого. Да и, было вдвойне страшно, ибо Хаджимэ сейчас был беспомощен — Нагито мог сделать с ним все что угодно. Но не сделал, он лишь тихо сидел на полу и подрагивал, видимо, что-то нашёптывая. Через некоторое время Комаэда полностью успокоился и посмотрел на Хинату. Нагито выглядел таким разочарованным, грустным, и ужасно уставшим. Он медленно подошел к Хаджимэ, после чего лёг рядом с ним и обнял, вжимаясь в шатена как можно сильнее. Тот пытался его оттолкнуть, но в итоге сдался, наблюдая за ним. Ему было страшно — он не знал, как реагировать, что он должен делать. Голова Хинаты снова начала очень сильно болеть, слишком много вещей произошло за такой короткий промежуток времени... Слишком странных вещей. Он был одновременно зол и напуган, наверное, это впервые, когда ничего кроме бездействия он не может. Медленно, но верно, Хаджимэ уснул, и, видимо, на этот раз все было гораздо лучше, чем ночью. Через некоторое время Нагито наконец-то обнаружили. Медсестра зашла в палату Хинаты и увидела этих двоих, что спали рядышком, она решила не зацикливаться на этом, поэтому, она подошла к беловолосому и начала будить его. Он не сразу проснулся, но когда наконец-то встал, медсестра взяла его за руку и повела куда-то. А Комаэда, в свою очередь, смотрел на Хаджимэ. Тот мирно спал и это успокаивало. Нагито не знал, почему, но ему просто было легко осознавать то, что Хината не страдает. Всю дорогу Комаэда ожидал, что его отведут в подвал и изобьют, и готовился к худшему. Но, как же он удивился, когда медсестра посадила его на уже знакомую ему кушетку в медпункте, и начала обрабатывать его раны, после чего поставила ему капельницы с лекарством. Нагито, в свою очередь, уже разрывался от волнения — они видели их вместе. Наверное, они попытаются разделить их, испортят им все. И Комаэда не понимал, что с этим делать, да и, захочет ли вообще Хината с ним контактировать? Он все видел, а Нагито видел его глаза, полные ужаса и осуждения. Ха-ха, но, чего он вообще ожидал? Такой мусор как он ничего не достоин — он все рушит, даже свою жизнь. Такое ничтожество, как он, может быть лишь ступенькой к надежде остальных.

Это было единственное, во что он был готов верить до последнего.