Победители и побеждённые

      Антонио Маргаретти засыпал на ходу. Тяжёлые веки смыкались, на полминуты он погружался в сон, начинал клевать носом. Он видел небольшое отцовское поместье, родителей, сестёр, пастбища, голубое безоблачное небо. Потом его лицо достигало жесткой гривы коня, и он просыпался. Выпрямлялся в седле, морщась от резкой боли в затекшей спине и отбитой заднице. Оглядывался осоловелыми глазами вокруг, обнаруживая себя в плотной колонне таких же усталых рейтар, плетущихся в ночи, и вновь начинал клевать носом.       – Привал! – передаваемая по колонне команда вырвала Антонио из дрёмы. – Привал, служивые!       Над колонной пронёсся вздох облегчения. Солдат мешком вывалился из седла, чудом приземлившись на ноги, и повёл скакуна на обочину и дальше, следуя за широкой спиной сержанта Келера. Сотни холодных иголок впивались в затёкшие ноги, и неприятные ощущения немного взбодрили солдата.       Келер остановился, потоптался на месте, оценивая выбранный пятачок земли. Обернулся:       – Встаем здесь, братцы. С лошадками не филоним.       Филонить Маргаретти и не собирался. До желанного сна нужно было позаботиться о скакуне: почистить, проверить копыта, накормить. Кавалерист, не заботящийся о своём ближайшем друге, долго не протянет.       Антонио снял перевязь с револьверами с груди, уложил её в седельную сумку, расседлал коня. Освобожденный от лишнего веса скакун словно ожил – фыркнул, ткнулся носом в плечо Маргаретти, выпрашивая угощение.       – Прости, Сахарок, сегодня у меня ничего нет, – Антонио погладил коня по морде и присел, чтобы осмотреть копыта. – Завтра в Гале найду тебе сладостей.       Желудок неприятно скрутило. Маргаретти очень надеялся добыть еды в закромах Гале и для себя. Последние пару недель солдаты жили впроголодь.       – Если выживешь, – буркнул Карло, один из солдат отделения. – Не загадывай никогда наперед.       Седоусый Карло был самым старым солдатом в батальоне и, как поговаривали, пережил уже тысячу сослуживцев. Антонио не знал, правда ли это, но нрав ветерана соответствовал этой истории – от окружающих он ожидал только скорой смерти.       – Не накручивай, старый трус, – капрал Тьяден возник из ночной тьмы и с выдохом поставил на землю два полных ведра с водой. – Ему помирать нельзя. На следующем привале его очередь воду таскать.       – Я и не собирался помирать, – ответил Маргаретти с широкой улыбкой. – Я серьёзно настроен. Добуду славу, стану как Апенгейм.       Рейтары рассмеялись.       – Ну а чего вы смеетесь? – Маргаретти продолжал улыбаться во весь рот, но говорил искренне. – Апенгейм в девятнадцать командовал батальоном. У меня целых два года в запасе.       – А что, дело мальчишка говорит, – Тьяден высунулся из-за своего вороного жеребца. Капралу было всего двадцать два, но он неизменно называл Антонио мальчишкой. – Я тоже за славу! Буду адъютантом генерала Маргаретти. Унию вместе к ногтю прижмём!       За словами капрала последовал новый взрыв смеха. Даже мрачный Карло широко улыбнулся.       – Герои! – Келер подошел к вёдрам и зачерпнул воды в котелок, умылся одной ладонью. – А я считаю так: в жопу эту славу. Домой хочу. Жену уже три года не видел.       Смех затих. Маргаретти почувствовал, как улыбка сползает с лица. Родную деревню Келера разграбили и сожгли пару лет назад, но сержант упорно продолжал говорить о доме так, будто ничего не менялось. Может, не желал признавать, может, тронулся умом. И это не было бы проблемой, если б Келер не поминал дом при любом удобном случае. По долгу службы рейтары часто участвовали в фуражировке, и невинные слова сержанта затрагивали самые мрачные уголки души каждого из них.       – Келер! Бек! Страччи! - из ночи донесся голос лейтенанта Рицци, созывающего сержантов. – Ко мне!       – Ох бля, началось… – проворчал Карло, когда Келер ушел. – Будет кровь, мужики, попомните мои слова.       Келер вернулся совсем скоро с рожей мрачнее тучи.       – Собирайтесь. Апенгейм ведет кавалерию назад.       Маргаретти застонал. Его и несчастного Сахарка вновь ждали десять часов марша.