***
— Нет, смотри, ты должен расправить крылья именно так, — вот уже в тридцатый, кажется, раз повторил Диаваль, поправляя крылышки Хугина. — А потом нужно просто… Приземлившись рядом, Малефисента, скрестив руки на груди, наблюдала, как птица блистательно провалилась в полёте — кажется, тоже вот уже в тридцатый раз. — Я могу взять кого-нибудь из них с собой наверх и отпустить, — предложила она. Выражение негодующего возмущения на лице Диаваля определённо сделало её жизнь лучше. — Идея отстой. Что ж ты за мать-то такая? Малефисента вскинула бровь, наблюдая, как воронята неуклюже подпрыгивают на его вытянутых руках. С развевающимися по ветру полами рубашки и изрядно растрёпанной половиной волос Диаваль напоминал ничто иное, как весьма решительное, но несомненно привлекательное для птиц пугало. — Ну, они ведь так никогда и не научатся, если ты не дашь им хотя бы попробовать, — сказала она. — Кроме того, я им не мать. Диаваль аж отшатнулся от неё. — Что значит — «не мать»? — со звериной серьёзностью рявкнул он. А потом опять заворковал со своими взбудораженными комками перьев: — Тихо, детки, не слушайте свою подлую мамочку. Я не позволю ей скинуть вас с небес. Малефисента закатила глаза — но не сумела сдержать улыбки. Вот ведь чудак-человек. Конкретнейший чудак. Да откуда он вообще такой взялся-то? — Ну ладно, — сказала она. — Как хочешь. — И взмыла в небо.***
Почти час Малефисента то ныряла к земле, то петляла посреди воздушных течений, выплетая причудливые узоры в свежем ветре и облаках. Где-то внизу под ней таскался Диаваль — то человек, то ворон — в неизменном сопровождении троих воронят, что махали крыльями и торопливо скакали, следуя за ним. Глядя на него, Малефисента поймала себя на том, что улыбается. Сердце трепыхнулось в груди, оттаявшее и счастливое, позабывшее о беспрестанно мучившей его тревоге. И… и она сама была счастлива, ведь так?.. Осознание застало её врасплох, всколыхнуло её застарелое напряжение. Сама того не желая, она взмыла высоко в облака на неожиданно налетевшем ветерке. Счастлива. Безумие — да и только. Счастье — это для детей, для долгого лета и приключений, рождённых силой воображения. Она давно лишилась этого — давно с этим покончила, и что толку вспоминать, почему же, — но вот оно опять её отыскало. Чувствуя себя будто и не собой даже — кем-то очень довольным и незнакомым, какой-то ухмыляющейся сумасбродкой — Малефисента вдруг увидела, как её странный, необыкновенный секретарь вновь поднимается на крыло, и в голову ей пришла одна мыслишка. Без предупреждения она спикировала к земле. Вниз, вниз она падала вниз, нацелившись в птичью стаю, копошившуюся в сердцевине поля, пока — в самый последний момент — Малефисента не расправила крылья, чудом не задев землю, так что Диаваль вздрогнул и перекинулся обратно в человека, а воронят разметало по сторонам, как осенние листья. Раскаркавшись, птенцы поспешили за ней, хлопая крылышками. Хугин и Мунин столкнулись друг с другом и так и не поднялись в воздух. Малеваль смогла оторваться от земли на несколько футов, прежде чем рухнуть обратно. Диаваль, побагровевший и бессвязно сыплющий проклятиями, бежал позади. Малефисента наконец приземлилась, но так хохотала, что не сумела удержать равновесия. Всплеснув одновременно руками и крыльями, она плюхнулась в мартовскую слякотную распутицу. — Так тебе и надо, неудачница! — гаркнул Диаваль, тем не менее, подойдя к ней. — Не ударились? — Я в порядке. Бывали посадки и пожёстче, — сказала она ему, поднимаясь на ноги и едва сдерживая смех. — Видел бы ты своё лицо. Диаваль освирепело смотрел на неё. Уши и щёки у него так раскраснелись, будто он вот-вот должен был вспыхнуть. — Да у меня сердце в крылья ушло, и всё, что ты хочешь мне сказать — это что видел бы я своё лицо? Я думал, ты разобьёшься! — кричал он на неё — но скрестил на груди руки, поджал губы, и в глазах уже зажёгся лукавый огонёк. — Тебе правда не стоит подниматься так высоко, Леф, ведь твои крылья так ослабли и… Малефисента взмахнула крыльями, отбросив его назад, и окончание фразы утонуло в порыве ветра и вопле. Вереща и хлопая крыльями, птенцы догнали их ровно в тот момент, когда их папочка шлёпнулся на задницу прямо в грязь. Малефисента, как и положено сказочной фее, очаровательно улыбнулась: — Ты что-то хотел сказать? Искорки в его глазах вспыхнули ярче, будто подсветив бесовскими сполохами грязь на лице. — Просто ужас, у вас уже судороги начались, — с поистине голубиной кротостью вымолвил он. — Бьюсь об заклад, это из-за них вы такая медленная. Отвлёкшись на его ухмылку, на многообещающий блеск глаз, Малефисента не заметила, как дёрнулась его рука, пока не стало слишком поздно. Диаваль молниеносно швырнул в неё комом раскисшей земли и, раскаркавшись, помчался прочь так быстро, как только могли нести его крылья. Малефисента глядела ему вслед, считая про себя до пяти. Раз уж он захотел потягаться с ней в скорости — что ж, с её стороны было бы не слишком вежливо не дать форы этакому крошке. Но на счёт «пять» её терпение иссякло. Малефисента сорвалась в полёт, и каждый взмах её крыльев рождал небольшой смерч. Диаваль летел низко, лавируя меж камней и коряг в надежде скрыться от погони. Однако ей вовсе не нужно было повторять его путь в точности, чтобы поймать его. Малефисента взмыла ввысь, прослеживая траекторию его полёта с огромной высоты. И, тщательно прицелившись — так, чтобы солнце светило ей в спину — она спикировала вниз. И он не заметил её, пока не стало поздно. Малефисента сцапала его в мгновение ока, обхватила пальцами его крылья и прижала к груди. — Кажется, мне совсем это не мешает! — крикнула она — ветер срывал слова прямо с губ. — Господи, какой же ты тяжёлый. Невозможно просто. Я сейчас упаду. Диаваль посмотрел на неё с вызовом в глазах-бусинках. А потом, конечно же, перекинулся. Малефисента чуть не уронила его, враз потяжелевшего на пару порядков. Но у него была такая самодовольная, такая уверенная в себе физиономия, что не принять этот вызов было попросту нельзя. Перехватив его поудобнее, Малефисента взмахнула крыльями и полетела дальше. То ещё зрелище было, наверно — генеральный директор Moor Inc тащит над распаханными полями своего секретаря, ухватив подмышки, оба по уши в грязи, внизу горланит троица едва оперившихся воронят, — но сейчас Малефисенте было плевать. В голове было блаженно пусто. Затерявшись в моменте, она спикировала к земле, лавируя меж встречным ветром и восходящими потоками. Когда руки начали уставать — но не крылья, о нет, её крылья никогда не знали усталости — Малефисента спланировала вниз, намереваясь приземлиться. Но тут Диаваль запрокинул такое раскрасневшееся, такое счастливое лицо и крикнул: — Отпустите меня! Ну она и послушалась. Бесконечно долгое мгновенье Малефисента смотрела вниз, и сердце заходилось бешеным боем. Но у самой земли Диаваль, захлёбываясь восторженным криком, перекинулся, и крик превратился в карканье, а его куртка — в глянцево-гладкие чёрные крылья. Смеясь так, что перехватывало дыхание, она последовала за ним.***
Когда они в конце концов устали летать и растянулись в траве — высокой, по колено, — а воронята раздражённо перекаркивались где-то над головой, Малефисента давно уже позабыла о налоговых декларациях. Вместо этого она в какой-то момент обнаружила, что наблюдает за Диавалем, взглядом прослеживая линию его губ, растянутых в довольной улыбке. И она хотела… хотела… Почувствовав её взгляд, Диаваль повернул голову. — Надо бы нам выбираться вот так почаще, — сказал он. Это было бы так легко, подумала она. Так легко — просто наклониться к нему, просто накрыть его губы своими. Сглотнув, она села. Капелькой магии очистила свою одежду от грязи. Вспомнив о Диавале, очистила и его тоже. — Да, было бы неплохо. Они так толком и не научились летать, — ответила она, поднимаясь на ноги в попытке убежать от этого безумного наваждения. — Полагаю, нам придётся приезжать сюда, пока они не научатся. Диаваль не двинулся с места. Он лежал в траве, подложив руки под голову, и улыбался ей, и взгляд его был таким тёплым, что она словно ощутила его касание — так ласковые пальцы скользнули бы по коже. — Да, — ответил он — мягко, как мягка сама надежда. — Видимо, нам придётся приехать сюда ещё раз.