***
Но вернувшись домой, оставшись наедине со своими мыслями, Диаваль по-прежнему чувствует себя полным дерьмом. И да, ему виднее. Она напугана — и да, он в этом, в общем-то не виноват. Но всё равно не может не ненавидеть всё это. То, что ей больно. То, что он не может ничего исправить. То, что кто-то, блядь, посмел… Стиснув зубы, Диаваль бессмысленно мечется по квартире — ища что-нибудь, что угодно, хоть какой-нибудь способ быть полезным. Изнанка кожи зудяще ноет. Всё его тело — словно один сплошной кровоподтёк, вздувшийся и горячий; словно проволока, натянутая до предела, готовая оборваться в любой момент. Взгляд падает на мешки с мукой, стоящие на барной стойке — он мог бы… мог бы испечь что-нибудь. Хлеб, например. Выплеснуть агрессию приемлемым путём, чтобы его не арестовали. Но он чувствует себя бесполезным тупицей. Да о чём он вообще думал? Выпечка. Он что, правда думал, что сможет соблазнить Малефисенту парочкой сраных пирожных? Или — что это сможет его вылечить? Ну, там, исправить его — после стольких лет полного ёбаного пиздеца? Будто он и впрямь может жить нормально — без Малефисенты, что постоянно держит его за руку, буквально, блядь, вытягивая его из канавы. Глубоко вздохнув, Диаваль садится на диван. Он старается не думать ни о чём. Наверно, нужно позвонить спонсору. Флиттл говорила, что такие дни опасно проводить в одиночестве — а она своё дело знает, она уже много лет в этом всём варится. Но… он не может. Он рвёт на себе волосы, думая о том жутком пустом взгляде Малефисенты, когда она сказала — «семь минут». И не может. Он хочет выползти из собственной шкуры, хочет вывернуть кожу наизнанку, смыть свою тень под душем, отскребать плоть, пока от него не останутся лишь кости и надежда. Он хочет сделать пару звонков, обналичить пару старых должков, подарить ле Руа чудную новую пару бетонных лоферов. И… блядь. Такие дни всё же лучше проводить на работе. Что бы ни говорила Флиттл — ему всё-таки легче, когда Малефисента смотрит на него. Потому что он знает, знает точно — она не даст ему сломаться. Она склеит его, если он рассыплется осколками, залатает его своей волей и чарами. Или, может, когда-то давно она бы именно так и поступила. Но теперь… семь минут. И пустота и холод её глаз. Сглотнув, Диаваль встаёт. Идёт в ванную. Хватает бритву, лежащую на краю раковины. До белых костяшек стиснув ручку, заново выскабливает руны. Точно молитву. Точно шрам. Это глупо. Он и сам знает, какое он позорище. Он не умеет вести себя, не умеет трепаться, не умеет одеваться, не умеет изображать какого-то сраного пижона из высшего света. Но теперь, когда руны его свежи и рука тверда, ему всё же лучше. Может, он и так себе. Но он знает Малефисенту и твёрдо намерен за ней приглядывать. Даже если для этого придётся не глядеть на неё вовсе.***
Несколько недель проходят без особых изменений. Большую часть этого времени Диавалю крайне погано; он ходит вокруг Малефисенты на цыпочках. Пытаться улучить минуту наедине с ней — всё равно что охотиться на голубей на парковке. В детстве он частенько этим занимался. Ты можешь подойти к голубю вплотную, можешь крикнуть на него — он глазом не поведёт. Но в ту секунду, когда ты протянешь руку, когда просто подумаешь о том, как прикоснёшься к нему — всё, он снимается с места. Этим навыком Малефисента владеет в совершенстве. Она может вылететь из кабинета, даже не вставая с кресла. Просто смотрит сквозь него, точно его здесь и нет. В общем, как бы то ни было, но настроение у него дерьмовей некуда. Да и Малефисента наверняка тоже не в лучшем расположении духа — судя по тому, что сегодня она рявкнула на него не менее восемнадцати раз из-за совершенно ерундовой херни. Что ей нужно — что нужно им обоим — так это пара часов вместе, при хорошем встречном ветре. Но Диаваль не предлагает. Он знает, что она откажется. Знает, что если он расчистит её расписание и скажет ей одеваться, она может вытворить и что похуже простого крика. Ну и ладно. Не то чтобы она не помнила дорогу к дому Дженни. Пусть сама решит, хочет ли она этого. Пусть сама к нему придёт. Она никогда этого не сделает, думает он, чуть ли не улыбаясь. Она, упрямая девушка со львиным сердцем, будет отсиживаться в своём кабинете, маринуясь в собственной боли, пока её крылья не сгниют. И Диаваль не знает, что делать с этим. Не знает, как помочь ей, не пробудив её демонов. Но она была так счастлива. Это — хуже всего. Когда она тащила его за подмышки и смеялась — правда смеялась! — когда из глаз её исчезла горечь, она была такой чертовски красивой. Она была совсем другой. А потом, когда они лежали в траве, он подумал… То, как она смотрела на него… Он лежал так неподвижно, всем своим существом воплотившись в надежду, ведь одно только движение, одна только мысль — и он спугнул бы её. Но как же он хотел этого. Боги, как же он хотел. Но она боится — и по большей части он даже не винит в этом себя, и теперь у них остались лишь боль, несчастье и разбитые мечты. На почту приходит новое письмо. Возблагодарив богов, что теперь ему есть чем заняться, Диаваль открывает его. Ему хватает одного лишь взгляда на имя отправителя — Лейла Адалайн — чтобы удалить письмо. Диаваль тупо пялится на экран. И всё тело, онемевшее, будто не его даже, дрожит. Как она посмела? Написать ему, написать Малефисенте. Выйти замуж за этого ублюдка. Зная, что он сделал, кем он, мать его, был… Нет. Он не может поступить с ней так. Он не сделает этого. Но через десять минут, когда стихает ослепительно белая ярость, любопытство берёт верх. Бросив взгляд на дверь кабинета — не то чтобы она могла узнать об этом, да и не то чтобы ей было не всё равно, даже если б она каким-то образом узнала, — Диаваль открывает «Корзину», чтобы ознакомиться с письмом более детально.***
От: Leila_LeRoi@outerlook.com Кому: AdminAssist1@MoorInc.com Тема: Можно ли назначить встречу? Уважаемый Диаваль! Искренне прошу прощения, что связываюсь с Вами именно этим способом. Я знаю, что это крайне невежливо с моей стороны, поскольку этот адрес предназначен для служебных нужд, но я бы хотела попросить Вас об одном одолжении. Моя сестра сказала, что Вы можете помочь. Четыре года назад, когда родилась моя дочь, Малефисента благословила её. Благословение заключалось в том числе и в том, что над ней не властны никакие чары, вследствие чего она может видеть мир таким, каков он есть. Это чудесное благословение, и я безмерно благодарна Малефисенте за это. Однако Стефан остался от него не в восторге. Он потратил уйму времени и денег, пытаясь снять его. К счастью, пока что его попытки не увенчались успехом, и, если принять во внимание наш недавний развод, вряд ли он сможет предпринять новую. Но время идёт, Аврора растёт, и я не могу не замечать… определённые различия между ней и её ровесниками. Нет, она не отстаёт в развитии — напротив, она очень одарённая и любознательная. Пожалуй, наиболее точно я опишу это, если скажу, что она… меняется. Возможно, я не права. Возможно, я просто перестраховываюсь на ровном месте. Но по мере взросления Аврора всё меньше напоминает человека. У неё иное строение черепа. Она быстрее, чем другие дети, и координация у неё лучше. Стефан отказывается говорить об этом, но я знаю его слишком давно (и слишком много общалась с его любовницами), чтобы не суметь распознать его ложь. Могу ли я встретиться с Малефисентой, если это вообще возможно? Чем дольше я думаю о её благословении, тем сильнее уверяюсь в том, что она ожидала чего-то подобного. Я знаю, что у неё много своих хлопот, но больше я не знаю никого, кто мог бы помочь нам. Я даже не знаю, с чего начать. В ожидании Вашего ответа, Лейла Адалайн.***
Какое-то время Диаваль просто сидит и смотрит в экран. На сердце лежит камень. Он знает, что Малефисента и слышать ничего не захочет об этом. Знает. Но ни в чём не повинная крошка попалась в сети, которые ле Руа расставил для неё. Быть вынужденным притворяться человеком? Не знать собственного происхождения? Вечно чувствовать себя чужим, не понимать, почему ты выглядишь именно так, почему ты способен на то, чего не могут другие… Нет, Диаваль не может оставить это так. Хотел бы он мочь. Собравшись с духом, он пересылает письмо.