***
Осторожно, точно вор, он прокрадывается к кабинету Малефисенты. Она наверняка слышит, как открывается дверь — по крайней мере, должна слышать — но даже не поднимает глаз. Она, в своём костюме, словно сотканном из бритвенно острых граней, будто сошла с журнальной обложки. Возможно — в качестве иллюстрации к статье о том, как узнать, что твой босс хочет тебя убить. И, конечно, у Диаваля не будет ни единого шанса, если она всё-таки на это решится. Но она не выглядит расстроенной. Если честно, она… да она вообще никак не выглядит. Диаваль с опаской проскальзывает в кабинет — и это наконец привлекает её внимание. — Да? Она, такая гладкая, такая идеальная и бесстрастная, могла быть сложена из бумаги. Но после четырёх лет с ней Диаваль, пожалуй, мог бы даже сыграть с ней в покер — если бы пришлось. В правой руке у неё авторучка; пальцы мертвенно-белые. Левая рука, совершенно недвижная, прижата к столу. Плечи расправлены, будто безукоризненно острые лезвия, но перья взъерошены, и крылья выдают её напряжение. Ей страшно. Всё ещё страшно. — Как вы? — спрашивает он. — Прекрасно. А ты? — Малефисента бросает на него взгляд из-под чуть выгнутой брови. Она подписывает какую-то бумажку, швыряет её в стопку. Пускай она пытается вести себя так, будто ничего и не было, губы её бледны, стянуты в нитку, и пальцы — словно колкий лёд. — Что там с прогнозами от НИОКР? Боги, как же Диавалю хочется прикоснуться к ней — до мурашек на коже. Хочется пригладить её перья, такие мягкие и шелковистые, хочется вытянуть напряжение из её шеи, вынуть застрявший в позвоночнике меч. Во рту пересыхает; он засовывает руки в карманы, дабы устоять перед искушением. — Всё готово, перекинул на почту, — отвечает он. Сглатывает — пауза, чтобы найти нужные слова. А, впрочем, к чёрту. — На сколько мне лучше назначить мисс Адалайн..? — Я не хочу её видеть, — огрызается Малефисента. Значит, она ждала его. Видимо, он дал ей слишком много времени. Дайте ей хоть немного времени на размышления, и она составит трёхфутовый список причин, почему, что бы это ни было, это означает гроб и кладбище для всех причастных. Диаваль вздыхает. Он не хочет этой битвы. Не сверх того, что… что уже происходит между ними, столь напряжённому и болезненному, что он не может даже улыбнуться Малефисенте, а её перья не зашелестели бы предвестниками бури. Вот только девочка никуда не денется. И её мама не сможет помочь ей, если не узнает — как. — Кто-то должен сказать ей, — говорит он. — Иначе малышка вырастет, даже не зная, кто она такая, и это, скажу я тебе по собственному опыту, Леф — это тебе не фунт изюму. Но Малефисента лишь пожимает плечами. Она бросает на него взгляд, холодный и высокомерный, и говорит: — А мне-то что? Она мне не дочь. От её тона, от её взгляда Диаваль застывает на месте. Он уже видел этот взгляд. О боги, он на него порядочно насмотрелся. Он мог бы целую ёбаную книгу написать о его разновидностях — от учителей в школе, от полицейских, от сраных прохожих. И Малефисента никогда… она никогда не смотрела на него так. Как будто ей плевать на него. Будто он даже недостоин того, чтобы прогнать его с глаз долой. И он знает, что она не имела этого в виду, да. Она просто дистанцируется от него, думая, что если она отстранится от него достаточно — они избавятся от этой жалкой, глупой, пошедшей наперекосяк интрижки, в которую вляпались. Словно она может выбросить его из головы, словно она может выцарапать его из-под кожи. Нет, конечно, он знает, что она не имела этого в виду. Но это всё равно пиздец как больно. Быстро, как быстра заточка в умелой руке, он произносит: — Ты даровала ей благословение, чтобы защитить от ле Руа. Я думал… Ладонь Малефисенты впечатывается в стол: — Выметайся. И Диаваль ожидал ссоры — чёрт возьми, может быть, им и нужна ссора, им нужно двинуться дальше, нужно решиться вскрыть этот воспалённый гнойник — но она никогда прежде не говорила с ним таким тоном. Он осторожно подаётся вперёд, он пытается достучаться до неё: — Малефисента… Но зелёный туман уже светится под её пальцами, и она смотрит на него, выскалив клыки, и гнев, будто шрамы, искажает её лицо. — Вон, — шипит она. И Диаваль повинуется.***
Но он возвращается. Может, он и хронический неудачник — бывший торчок, бывший уголовник — но он не трус. И в конце рабочего дня Диаваль вновь прокрадывается в кабинет — накинув плащ на руку, стиснув зубы так, точно отправляется на войну. — Вы готовы поговорить об этом? — спрашивает он — мягко, несмотря ни на что. Малефисента отрывается от монитора; прежняя её ярость обернулась стойким раздражением. — Нет. И в её тоне, в её взгляде — явственно слышится, явственно видится предостережение. Но Диавалю плевать. Конечно, он чует это. Но он редко просит о чём-либо — и не намерен сдавать назад. — Может, вы тогда хотя бы напишете ей? — И что конкретно я должна ей сказать? — огрызается она. — Ваша дочурка выглядит как-то странненько, потому что её отец — наполовину зверь? До чего же удивительно, что она не унаследовала его копыта — боже, разве не забавная штука эта ваша генетика? Диаваль молчит. Что тут можно сказать? Он просто стоит на месте и смотрит на неё. И ему больно. В груди так тесно, и так тесно в собственной шкуре. Он хочет прикоснуться к ней. Он хочет кричать. Он хочет выследить ёбаного ле Руа и вышибить ему мозги к чёртовой матери. Но вместо всего этого — он ждёт. Ждёт и молит, чтобы она взглянула на него. И наконец Малефисента вздыхает; она откидывается на спинку кресла и зажмуривается. Сжимает пальцами переносицу. — Чёртова птица, — бормочет она, и Диаваль улыбается, зная — он победил. — Ладно. Мне плевать. Назначь ей на любое время.***
Лейла Адалайн совсем не похожа на Лейлу ле Руа. Очертания её будто стали мягче, сама она, одетая в пастельные тона — ярче, и нет в ней больше страха. А рядом с ней — крошечное дитя с золотыми кудряшками и неуловимо нечеловеческими чертами, что вертит головой, потому что ей интересно всё и сразу. Поймав взгляд Диаваля, Лейла невесело улыбается. — Простите, — говорит она. — Пришлось взять с собой Аврору, с ней некому посидеть. Обычно я прошу сестёр, но им и так некогда, а сегодня она вообще только путаться под ногами будет. Диаваль, пожав плечами, улыбается в ответ. В прошлый раз она смотрелась серой мышкой рядом со своим долбаным супружником. Сейчас же она больше напоминает канарейку — спокойную, весёлую, во всём великолепии разноцветных пёрышек. Теперь у неё лицо женщины, что сумела увернуться от пули и сбежать с любовью всей своей жизни. Глядя на неё, Диаваль не может не ощутить проблеск надежды. «Она пойдёт на пользу Малефисенте», думает он. Во всяком случае — она её поймёт. — Без проблем, — отвечает он. — Можете войти, Малефисента вас ждёт. Но я бы не рекомендовал брать с собой Аврору — в кабинете слишком много хрупких предметов. Лейла смотрит на него — на его татуировки-крылья, на его полуобритую голову и руны — и там, где любой другой посетитель вздрогнул бы или насмешливо ухмыльнулся, она улыбается. Кто бы мог подумать, что именно она — да будет улыбаться? — Не могли бы вы?.. С учётом… темы разговора я бы предпочла, чтобы она не смогла нас услышать. Диавалю она нравится. Каков бы ни был её вкус по части мужчин, она — хороший человек. — Конечно, — он огибает стол, чтобы получше разглядеть крошку-фавна, высунувшуюся из-за маминой ноги. — Любишь раскрашивать, солнышко? У меня где-то завалялись маркеры.***
Ну что за прелестное дитя эта Аврора, и ей, как выясняется, нравится абсолютно всё… Но больше всего ей нравится, когда он оборачивается вороном. Наотрез отказавшись от идеи хоть что-нибудь сделать по работе, Диаваль порхает по комнате, кувыркаясь в воздухе, и маленькое солнышко пытается догнать его. Она такая проворная — в тесноте приёмной это немалое достижение — но такая благословенно добрая. В те несколько раз, когда ей удаётся-таки поймать его, она прижимает его к груди, баюкая, точно младенца, и почёсывает пёрышки на голове. Но она никогда не хватает его чересчур крепко, и каждый раз Диаваль ускользает от неё, напоследок легонько дёрнув её за локоны. Как давно он уже не играл с детьми вот так. Каркающе смеясь, свешиваясь с люстры, Диаваль вдруг понимает, что скучал по этому. Увлечённый их игрой, он даже не замечает, как открывается дверь кабинета. Он ничего не замечает, пока не слышит, как Малефисента деликатно покашливает, прочищая горло. Застигнутый врасплох, Диаваль втягивает перья. Аврора, прильнув к нему, обнимает за ноги. — Поймала, Красавчик! — хихикает она. Стоящая в дверях Лейла подмигивает ему. Но Диаваль смотрит не на неё; взгляд его прикован к Малефисенте: крылья расправлены, расслаблены плечи. Она успокоилась, думает он. Может, она несколько огорчена его паясничаньем — так она это называет — но спокойна. Теперь ей легко в собственной коже. И где-то в груди как будто воспряла искорка надежды. Диаваль вкладывает в улыбку всё своё обаяние и пытается пригладить волосы. — Ну здрасте, — говорит он. — Так быстро? Лейла смеётся. Малефисента, тяжело вздохнув, закатывает глаза. Порой не нужно быть вороном, чтобы ощутить перемену ветра. С ними всё будет в порядке, понимает Диаваль. Он улыбается. Всё будет хорошо.