Тремя годами и семью месяцами ранее
20 марта
21:06
Джоана идет быстро, даже слишком. В наушниках Джоаны громко играет the Neighbourhood «Afraid», а телефон поставлен на авиа-режим. Джоана не хочет слышать звонки родителей. Джоана вообще ничего не хочет, кроме как нажраться вусмерть. Джоане девятнадцать. Джоане уже можно. Джоане кажется, что хуже уже не будет: ее выперли из университета, она чуть не убила человека, ее чуть не посадили за решётку, ее наверняка теперь ненавидят собственные родители, ее точно ненавидит Вероника, ее ненавидит профессор Наварро, да ее ненавидит весь белый свет! Да что там, Джоана сама себя терпеть не может. Джоана еще так глупа и наивна. Еще совсем неразборчивый в людях ребенок, который верит всему и всем, обжигается, а потом снова верит. Потому что не может по-другому. Такая вот она наивная, доверчивая идиотка, нуждающаяся в людях и внимании из-за своей болезни. Но как только все становится хорошо, как только она чувствует себя нормальной, обычной, она все разрушает. Она сама во всем виновата. Это она недостаточно хороша для них, это все ее вина, Джоана так сама думает. Разрушила жизнь Пабло своими вечными истериками, а ведь он был неплохим парнем, разрушила жизнь Вероники, разрушила жизнь собственных родителей, разрушила себя. Джоане больно, но ей надоело. Надоело это до кровавых костяшек, что сейчас неприятно щиплет, до разорванных в клочья рисунков, до криков, что рвали горло пятнадцать минут назад, до погрома в собственной комнате, что она устроила все те же пятнадцать минут назад. Она перегорела, выдохлась, устала, погасла, и, как ей кажется, больше никогда не подожжётся. Ей всего девятнадцать, а внутри уже нет ничего кроме пустоты, прокуренных легких и мертвого сердца. Может, оно и к лучшему, что оно мертво, не будет больше такой идиоткой! Так Джоана думает, врываясь в клуб, где громкая музыка тут же бьет по ушам. От спертого воздуха тяжело дышать, но она пробирается сквозь толпу людей к обшарпанным дверям туалета. Ей нужно смыть кровь, потому что сейчас Джоана выглядит так, будто бы только что кого-то убила, но единственным трупом здесь была она сама. Джоана аккуратно проходится по размазанным костяшкам подушечками пальцев и совсем не чувствует боли. Лишь легкое покалывание от ледяной воды. Улыбается как-то странно, наблюдая за тем, как окрашенная в розоватый вода поспешно утекает в слив. И Джоане кажется, что вместе с ней утекает ее собственное мироощущение. Ничто больше не имеет значения. Она больше не имеет значения. Джоаны не существует, как в том странном, но любимом ею философском направлении. Она сама себя выдумала. Ее нет.После яркой вспышки обязательно следует разрушение.
Ее разрушение…
***
Сегодня Джоана не придет домой, нет. Она всегда приходила после ее этих одиночных прогулок. Поздно, но приходила. Только не сегодня. Сегодня она напьется и по пьяни раздвинет перед кем-нибудь ноги. Нет, Джоана не тусовочная шлюха. Она вообще не особо любит подобные заведения, но она знает, что алкоголь и секс помогают расслабиться, а сегодня Джоана пойдет на все, чтобы забыться. И пусть, что потом поползут слухи, ей откровенно похуй. Сегодня она хочет выпустить всех своих демонов на волю, почувствовать себя собой, а не девочкой-аутсайдером, с чьим мнением никогда не считались и которая до одури любит классическую литературу, хорошие и долгие фильмы, и пустые влажные после дождя улицы Мадрида. Опуститься на дно? Нельзя еще ниже, если только в самый ад. Ад? Звучит заманчиво. И Джоана опускается. Все ниже и ниже с каждой заказанной ею стопкой водки, потому что она дешевле всех, а денег у нее немного. Разрушается с каждой выкуренной сигаретой. Мгновение, и она уже танцует, хотя никогда не любила танцы. Но алкоголь творит чудеса, не так ли? Мгновение, и она целуется с какой-то такой же пьяной девушкой, а после с каким-то пьяным парнем, неважно. Сейчас всё неважно, и Джоане это нравится. Если это и есть ад, то ей там нравится, ей там хорошо, потому что там нет этих проблем, нет родителей, нет это блядского университета, нет разбитого сердца, нет обязательств, а это главное. Она бы еще танцевала и целовала всех подряд, но ее прокуренные легкие предательски жжет от нехватки воздуха, ноги ломит от непривычных резких движений, а голова кружится от выпитого алкоголя. Джоана не знает, сколько выпила, да и зачем? Она пробирается сквозь толпу потных и пьяных людей, хватает ртом воздух и плюхается на диванчик, стоявший по другую сторону от барной стойки, почти задевая коленом какого-то парня. Подвинется! Джоана гулко выдыхает, улыбается, ей хорошо, впервые за последние несколько лет. Как бы она хотела уехать отсюда к чертовой матери! Неважно, куда! Просто набить свой потрёпанный рюкзак рваными джинсами и широкими черными футболками и съебаться куда подальше. Исчезнуть и начать все заново. Да! Замечательный план, и Джоане он нравится. Даже очень. — Случилось что-то дерьмовое? Джоана понятия не имеет, кто с ней говорит, да и не хочет, она просто хочет наслаждаться моментом здесь и сейчас. Джоана не реагирует. — Эй, красотка, я с тобой разговариваю. Джоана нехотя разлепляет глаза и оборачивается в ту самую сторону, откуда исходит уже изрядно надоевший голос. У незнакомца смуглая кожа, а волосы словно пружинки торчат из головы, он широко улыбается, а глаза карие-карие, почти черные. — Какого хуя… — Она пьяно икает, обрывая свою речь. — …тебе от меня нужно?! — Джоана недовольна, что ее прерывают от наслаждения жизнью, сжимает кожаный диван под своими ладонями, хмурится, стискивает челюсть. — Значит, я прав. — Он хихикает, ухмыляясь и щурясь, смотрит на ее разбитые руки, и Джоана не понимает, что такого смешного она ему сказала. — Отъебись! Он снова смеется, а она злится сильнее, хочется вмазать ему, и она бы, наверное, это сделала, если бы не разбила свои кулаки об стену в своей комнате, и если бы перед глаза все не плыло. — Элой. — Он, пододвигаясь, целует ее в обе щеки, и Джоана не знает, зачем, но целует в ответ. — Джоана. — Очередное сокращение диафрагмы, которое подавляют плотно сомкнутые губы, но ее плечи все равно дёргаются. Его белоснежные зубы на фоне смуглого лица выглядят как-то странно и даже смешно, поэтому она смеётся, громко и заливисто, а он улыбается шире и щурится еще сильнее. — Дерьмо случается, да? — Со мной слишком часто… — Джоана трясет головой, а после обхватывает свои горячие от алкоголя щеки, чуть мотаясь из стороны в сторону. — Сколько ты выпила, красотка? — Из-за громкой музыки тяжело что-то расслышать, поэтому они почти кричат друг другу. — Не знаю. — Жмурится, хлопая себя по раскрасневшимся скулам. Он снова смеется, и Джоана подхватывает его смех. Гортанный и до безумия приятный. — Не хочется немного расслабиться? — Что? — Я говорю, не хочешь улететь? Джоана не понимает, что значит «улететь», но звучит заманчиво, поэтому она кивает. Элой улыбается и тянет ее за собой в туалет. Она не понимает, что происходит, потому что слишком пьяна, да и не особо хочет понимать. Просто послушно идет за новым знакомым, хотя ноги еле передвигаются и путаются между собой, что Джоана чуть ли не падает через них два раза, а голова кажется очень тяжелой и огромной. Элой заводит ее в кабинку и закрывает ее на засов. Вокруг грязно и мерзко, но ей плевать, это же туалет в клубе, тут не может быть по-другому. — Мы будем трахаться? — Спокойно спрашивает Джоана, вновь икая, и Элой смеётся, качая головой. Она хочет что-то спросить, но он прижимает палец к ее губам. — Подожди. Он достает из кармана пакетик с чем-то белым внутри и высыпает немного содержимого прямо на телефон, делая две белые дорожки, наклоняется и громко занюхивает. Джоана внимательно наблюдает, хмурится, пытается сосредоточиться на его действиях, но получается откровенно плохо, и ее слегка штормит из стороны в сторону. — Это что? — Спрашивает она, упираясь левой рукой об стену кабинки для поддержания равновесия и глядя на то, как тот вытирает белую пыль с носа. — Кокаин. — Элой снова щурится, смотрит ей в глаза, она же мечется между ним и телефоном с еще одной дорожкой. — Серьёзно? — Смеется, и рука резко скользит по стене, из-за чего Джоана чуть не падает, но успевает упереться правой. — Да. — Элой вновь подхватывает ее смех, наблюдая за тем, как косятся ее ноги. — Так что? Осторожно спрашивает, пододвигая телефон чуть ближе. Джоана сосредоточенно смотрит на белый порошок, и в ее пьяных глазах он выглядит так маняще. Она никогда не баловалась наркотиками, разве что пару раз курила травку и один раз закидывалась эстази, но ведь кокаин — это совсем другое. Это более тяжелый наркотик, вызывающий зависимость — это единственное, что Джоана знает о нем. А потом она смотрит на Элоя мутно-карими глазами, а он смотрит на нее и… — Я не собираюсь тебя заставлять. — Быстро тараторит он и уже собирается смести дорожку в унитаз. — Нет! — Буквально выкрикивает Джоана, придерживая его за локоть, обретая устойчивость даже неожиданно для самой себя. Элой смотрит удивленно, но как-то игриво, а она пару секунд сверлит его взглядом, но в конце концов кивает, нагибается, и с громким вдохом дорожка тут же исчезает. Джоана чувствует, как ее нос щиплет, практически разрывает изнутри, она сжимает его, морщится, хмурится, ей кажется, что она вмиг протрезвела. — А ты молодец. — Окей, и когда должно вставить? — Спрашивает она Элоя, все еще дергая собственный нос. — Ты почувствуешь, красотка. — Он снова улыбается. — Идем. Элой почти открывает кабинку, но Джоана останавливает его грубым размашистым жестом, цепляясь за его толстовку. — Нет, давай останемся здесь… — Икает. — …пока меня не накроет. — Напуганно просит она, сжимая его толстовку в руке, ноги вновь теряют устойчивость. —Пожалуйста, Элой. Он поднимает плечи и облокачивается об дверцу туалетной кабинки, смотрит на нее пристально, и через какой-то время Джоана чувствует, как по лицу расплывается улыбка. Становится так легко, еще легче, чем было до, хотя, казалось бы, куда еще легче. Столько уверенности в себе, ощущение того, будто бы готов свернуть горы, покорить Эверест. Тело становится легким, будто бы вся гравитация вмиг исчезает, и Джоана вот-вот улетит в космос. Пространство вокруг словно бы расширяется, и не было бы ни одной вещи, которую бы она не заметила. Будто бы она все и ничего одновременно. Она есть и ее нет. Странное ощущение, но Джоане это нравится. Она щурится совсем как он, тихо хмыкает, глядя в его темные-темные глаза, улыбается. — Ну как? —Игривая ухмылка снова расползается на лице Элоя. — Это охуенно. Они смеются, глядя друг другу в глаза, улыбаются слишком широко, как умалишённые, а потом она целует его. Без разбора. Резко и напористо. Глубоко и мокро. Элой отстраняется, заглядывая в пьяные и упоротые до ужаса медово-карие океаны, щурится, хмыкает и притягивает ее снова и снова. Джоана слышит, как в кабинку кто-то стучит, но ей плевать, ей хорошо, она извивается под его руками, под его поцелуями, хватает ртом воздух и даже стонет, когда ощущения накрывают с головой. Джоана расслаблена, и ей приятно. Приятно ощущать его руки на талии, его губы на шее. Приятно ощущать его внутри себя. Джоане кажется, что она задыхается, когда чувствует последние толчки, а после, словно в тумане, сидит на грязной крышке унитаза, наблюдая за тем, как Элой застегивает ремень, все еще глядя ей в глаза. Она закусывает губу, и он улыбается нежно и как-то по-домашнему. Проводит рукой по ее скуле и целует мягко, тепло, а Джоана зарывается в его волосы-пружинки, и ей так легко, так правильно. Она не хочет, чтобы он уходил. Нет. — Элой. — Она выдыхает сквозь поцелуй. — Давай сбежим из этого дерьмового места. Джоана чувствует, как он улыбается ей в губы, приоткрывает темные глаза. — Отличная идея, красотка, идем. Элой протягивает ей свою большую ладонь, и Джоане кажется, что с ним она готова пойти куда угодно...***
Они нюхали и трахались. Трахались и нюхали. Иногда жестко, когда он брал ее сзади, хватая за волосы, иногда нежно, когда она сама седлала его бедра и зарывалась руками в пружинистых волосах. Это устраивало их обоих. Это было для Джоаны чем-то новым, ведь она никогда не делала ничего подобного. Несмотря на свою импульсивность, никогда не делала этого вне отношений. А это просто секс под наркотиками и ничего больше. Они просто трахались, и Джоана думала, что из этого никогда не выйдет ничего большего, но каждый раз она оставалась на ночь, зарываясь в его шею, вдыхая и вдыхая. Каждый раз. Обычно Джоана никогда не оставалась с кем-либо, был это парень или была девушка, неважно. Она осталась лишь один раз. Да, Джоана запомнит этот день на всю жизнь. Не потому, что это произошло с девушкой, в которую она была влюблена тогда до одури, и не потому что ей было всего шестнадцать, и это было впервые. Нет. Джоана запомнит этот день потому, что тогда их застукали ее родители, а после было много непонимания и вопросов. Наверное, именно после этого дня, Джоана никогда не остается. Это что-то вроде психологической травмы. Ведь она до сих пор помнит, как тяжело ее родители отреагировали на ее бисексуальность. Особенно отец. Такое трудно забывается. Она как-то рассказала эту историю Элою после очередной ночи, проведенной вместе, и он долго смеялся. Очень. И Джоане это нравилось, правда. —Значит, ты бисексуалка? — Спросил он, приподнимаясь на локтях, вглядываясь в жёлтые от солнечного света глаза напротив. – Это плохо? — Аккуратно спросила она, потягиваясь на животе, а из ткани на ней было только одеяло, полностью открывающее ее спину. — Да мне как-то похуй, знаешь. —Он резко плюхается назад и кладет руки под голову. — Просто не ожидал. И Джоана зарывается в подушку, обнимая ее руками. Она смотрела, как Элой лежал рядом, умиротворенно закрыв глаза, и, наверное, тогда Джоана поняла, что безумно счастлива рядом с ним. Счастлива, потому что он принимает ее. Счастлива, потому что он честен с ней. Счастлива, потому что он улыбается ей. Счастлива, потому что он рядом. Счастлива, потому что с ним она снова чувствует себя нормальной. Из простого секса без обязательств ничего быть не может! О, как же они оба ошибались...***
Через два месяца Джоана и Элой съехались. Конечно, ее родители не сразу одобрили эту идею, ведь их дочь больна, а им нужно знать все о ее состоянии. Но при некоторых условиях Камилла и Альберто все же согласились. К тому же они были счастливы, что Джоана вновь чувствует себя полноценной, а ее отец был счастлив вдвойне, ведь его дочь встречалась с парнем, а не с девушкой. Что касаемо условий, то тут все просто. Джоана должна была иногда звонить родителям, принимать свои лекарства строго по расписанию и регулярно навещать психотерапевта до окончания курса. И если с первым и третьим проблем не было, — родители могли позвонить Хосе в любой момент — то несложно догадаться, что про второй пункт она иногда забывала. Но Джоане было лучше. Значительно лучше, потому что рядом был тот, кого она любила, и она никогда не чувствовала себя брошенной. Рядом всегда был Элой. По утрам он всегда целовал ее в лоб и приносил завтрак в постель. Они ходили в парки днем и смотрели сопливые фильмы в обнимку ночью, а потом они занимались любовью. Нежно, чувственно. Элой всегда думал о ее удовольствии, а Джоана - о его. Откровенно говоря, Джоане казалось, что еще никто не доводил ее так: до фейерверков перед глазами, до покалываний в кончиках пальцев, до дрожи в коленях, до расслабленности рук. После этого Джоана обычно лежала на его плече, выводя на его груди незатейливые узоры. Она любила это. Она любила так проводить с ним ночи, когда ее мозг был под действием этой дряни. Она любила зарываться в его волосы, а он любил гладить ее по плечу и целовать в лоб. Любил, когда она смеялась, и любил, когда она долго-долго смотрела ему в глаза, стреляя бровями. Он любил все, что любила она, и даже полюбил классическую литературу, от которой его тошнило в школе. Он любил дарить ей книги, а она любила видеть его расстроенное лицо, когда говорила ему, что уже читала это. А он любил смотреть, как она смеялась над этим, и говорила, что он похож на ребенка, когда надувает губы. Она любила, как он хмурился, когда был на чем-то сосредоточен. Ему нравилось, как она улыбалась. Ей нравилось, как он спал. Ему нравилось, как она рисовала. Ей нравилось веселить его, высовывая язык и корча рожицы, а ему нравилось успокаивать ее, когда ей было плохо, или когда у нее опять случался кризис. Ей нравилось любить его, ему тоже. Им нравились эти чувства: теплые, домашние и такие правильные. Им нравилось все, что связывало их вместе. Им просто нравилось быть рядом. Они просто любили друг друга. Так прошел год. И за этот год телефон Элоя был переполнен фотографиями Джо, так он ее называл, и только он. На них она была разной. Вот она танцует под их любимую музыку, вот она пьет пиво, вот она кривляется, показывая средний палец, вот она еще спит, а вот она рисует, а здесь она просто смотрит в окно машины, а здесь улыбается, а вот на этой фотографии она до ужаса красная от смущения, и Элой уже даже не помнит от чего, ему просто нравились все эти фотографии, как и то, что Джо часто высовывала язык на них. Это было что-то вроде ее фишки, которую он обожал всем сердцем. Он был готов распечатать эти фотографии и облепить ими всю их квартиру, но тогда Джо посчитала бы его сумасшедшим, хотя в ее телефоне творилось тоже самое, только с фотографиями Элоя. Одним словом, они оба были немного сумасшедшими. За этот год они прошли сотни миль, взявшись за руки, посетили сотню вечеринок, познакомились с огромным количеством людей, миллиард раз заказали пиццу, выпили огромное количество алкоголя и диетической кока-колы, изъездили весь Мадрид вдоль и поперек, занялись любовью не одну сотню раз и снюхали километры белых дорожек. Теперь если бы Джоану спросили, что из себя представляет ее жизнь, она бы не думая ответила — Элой и кокаин. И ее вполне устраивал такой расклад, она даже не думала о том, что убивала себя, они убивали себя, да и зачем ей об этом думать, когда все вокруг именно так, как должно быть. Когда вокруг все хорошо и спокойно. Когда Джо чувствовала себя живой, разрушая свое тело. Ей нравилось это. Нравилось жить и не замечать языки пламени вокруг. Думать, что ты находишься в раю, когда твое тело горит, находясь на девятом кругу ада, в самой его середине, прямо у ног самого дьявола. Да если честно, то Джо было плевать, где находится ее тело, когда единственное, что нужно было ее душе - это теплые руки Элоя и дорожки из белого порошка. Ей было плевать, как сильно пылает огонь вокруг, когда она получала это, ей было плевать, что она собственноручно перерезала себе горло, было плевать, что это падение слишком затянулось и превратилось в разрушение, а она этого даже не замечала. Казалось, что все плохое в миг растворилось в ее жизни, осталось только хорошее, например, как то воспоминание, где она решила перекрасить кончики своих волос в фиолетовый. Эл долго умолял Джо разрешить ему покрасить ее, и в конце концов она решилась. А потом она долго смеялась, потому что Эл вытер лицо грязной рукой, и на его лбу красовалась фиолетовая полоска. Потом они со звонким смехом и визгом бегали по квартире друг от друга и кидались краской. Джо так и не покрасила волосы в тот день, лишь через неделю. И всю эту неделю они пытались отмыть квартиру, себя и свои вещи. Так же воспоминание, как Джо уговаривала Элоя набить тату. Помнит, как он боялся, а потом долго смеялся, ведь это оказалось совсем не больно. Помнит, с каким интересом он расспрашивал ее о каждой татуировке, что у нее была. И Джо объясняла, что это тату на бедре с названием песни Kid Cudi «Unfuckwithable» вовсе не означает «неебательный» или «нетрахательный», потом она рассказала ему о муравье на левом запястье, что эту татуировку набивал ее знакомый, который только учился. И о портрете мамы на предплечье той же левой руки, как у Камиллы была татуировка иероглифа, которую она свела, и Джоана решила увековечить это тату на портрете матери, прямо на ее лице, и как Камилле не очень-то нравится эта татуировка из-за этого иероглифа. Элою безумно нравилось, с каким интересом Джо говорила о своих тату, рассказывала их истории и все, что с ними связано. Ему очень нравилась такая Джо, очень нравилась, как и все ее татуировки. Воспоминание, как она познакомилась с Ческо. Это было ужасно. Когда Джо и Элой только начали встречаться, когда он только узнал о ее ПРЛ, и когда они еще не жили вместе. Джо все думала, что это квартира Элоя, и какого же было ее удивление, когда одним прекрасным днем она проснулась одна в постели и, услышав шорохи за дверью, вышла в зал, совершенно не одевшись. Было очень неловко, когда вместо Элоя она увидела полного мужчину, лет тридцати, который смотрел на нее с открытым ртом и вытаращенными глазами. И Джо даже не сразу поняла, что голая. Только потом Элой объяснил ей, что это не его квартира, а квартира его дилера-друга — Ческо, который попросил присмотреть за ней, пока его не будет. Объяснил, что его квартира совсем в другом районе. Джо, конечно, сначала злилась, но потом они все вместе очень сильно смеялись с этой ситуации, а Элой в шутку угрожал Ческо за то, что «Ты, паршивый извращенец, до сих пор представляешь мою девушку голой, да!?» А потом они снова смеялись. Все казалось ей таким домашним, таким правильным в эти моменты. В моменты, когда она могла быть самой собой. Когда она чувствовала себя в тысячи раз уютней, чем в доме с родителями. Когда она могла прямым текстом сказать, что ей плохо, что она не хочет никого видеть и хочет побыть одна, и ее оставляли в покое, не пичкая таблетками, как это делала мама. Когда она могла спокойно высказывать свои навязчивые и параноидальные мысли, которые время от времени настигали ее, и ее выслушивали, успокаивали, прижимали к себе в объятиях. Когда после каждой ее истерики ее не избегали и не боялись. После каждой ее панической атаки ее не оставляли одну, а были рядом и мягко касались губами макушки головы. Когда она получала всю ту любовь, всю ту заботу и все то внимание, в которых нуждалась. Когда ее не шарахались в страхе, а любили. Когда ее не называли больной. И когда она не слышала слово «расстройство» по двадцать пять раз на день. Когда она была по-настоящему счастлива. Джоана сохранила все эти моменты в своей памяти, как самое лучшее, что было в ее жизни, как самообман, когда она горела заживо, но не замечала этого, до тех пор пока языки пламени не заполыхали перед ее лицом. Перед их лицами. И тогда Джоана вспомнила, что с той самой ночи в клубе она до сих пор находится в аду. Она разрушена…***
Ей было всего двадцать два, когда все вокруг нее затрещало по швам. Вокруг их, потому что Джоана не могла уже отделять себя от Элоя. Они были одним целым, одним единым организмом. Всего двадцать два, когда она поняла, что мир вокруг нее разрушался каждый день понемногу, но она предпочла этого не замечать, занюхивая очередную трещину кокаином. — Ты уверен, что его нигде нет, Эл? — Джоана наблюдает за тем, как Элой растерянно ходит по комнате, заламывая руки. Она опять грызет ноготь. Ублюдская привычка, которая ее дико раздражает. Нужно от нее избавиться. — Уверен. — Раздраженно отвечает он, и Акосте это не нравится. Не нравится, когда он такой нервный и злой, потому что она тоже становится нервной и злой. Они как близнецы: когда плохо одному, плохо и другому, когда злится она, злится и он. Порочный круг эмоций — так Бианчи это назвала для себя. — Точно все проверил? — Да, блять, да! Я все проверил, Джо! Его, блять, нет! — Элой повышает голос, взмахивая руками, и Джоана до крови прикусывает ноготь. Снова. Как же ее это раздражает. — Не кричи на меня. — Сдержанно произносит она, но ведь они оба знают, что Акоста чувствует и воспринимает все намного острее. Это ее особенность. Ее болезнь. И она бегает недовольным взглядом по его лицу. — Я не кричу. — Выдыхает он уже более спокойно, видя раздражение в ее глазах. За это время он уже научился распознавать все ее перепады и понимал, когда стоит говорить более мягче, а когда и вовсе заткнуться, иначе в тебя полетит либо книга, либо что потяжелее, а это уже действительно страшно. Эл почему-то вспомнил, как Джо однажды запустила в него стул, и хорошо, что тот не долетел до места своего назначения, а приземлился в нескольких метрах. Тогда-то он и понял, что шутить с ней во время этого дерьма весьма опасно, и ему было так жаль ее, ведь в глазах у его любимой Джо было столько ненависти к самой себе, раскаяния и сожаления. Он прощал ее каждый раз, потому что понимал, что она не специально, она не хочет этого, но не может. Она бы никогда не причинила ему боль умышленно, ведь она любит его, а он ее. — Тогда нужно сказать им. — Джо все равно ощущает напряжение и дискомфорт, потому что чувствует, что хоть Эл и не подает виду, но он все еще на нервах. — Ты серьезно!? — Он вновь повышает голос, а она снова вгрызается в ноготь на большом пальце правой руки. Нет, от этой привычки точно стоит избавляться! — Ты хоть представляешь, что они сделают!? — Ну не убьют же они нас, Эл! — Акоста не выдерживает и резко поднимается с места. — Ну ты сам подумай, Эл. Им ведь нужны деньги за это дерьмо, какой им смысл нас убивать? Джоана говорит спокойно, кладя руки на его напряженные плечи, заглядывает в темные глаза, но не находит в них отклика. Убирает руки, снова раздраженно хмыкает. — Да ты хоть знаешь, какие это деньги, Джо!? — Элой мечется по комнате, совсем не замечая, как Бианчи замирает, напрягается. Ей это, ой, как не нравится. Она злится. Злится, потому что он паникует и даже не пытается решить все спокойно, он всегда так делает. — Ну тогда я не знаю, что нам делать, Эл! В конце-то концов, это не я проебала два килограмма кокаина! Элой замирает, медленно оборачивается к ней, а в глазах у него такое выражение, будто бы его только что предала родная мать. Смотрит на нее, пряча руки в карманы потертых джинсов, и Джоана вспоминает, насколько он раним. Да-да, в их паре истеричкой был преимущественно Элой. Конечно, Джо тоже могла закатить ту еще истерику, но она делала это только в кризисы, в остальном же она была спокойна, а вот Элой был истеричкой по характеру. Например, Эл мог закатить истерику, если Джо долго читала книгу и не обращала на него внимания. У них вообще была странная пара, но они так хорошо сочетались вместе. И Бианчи долго смеялась, когда узнала, что ее парень боится темноты. Они вообще были настоящей грозой всех стереотипов: парень — истеричка и девушка с пограничным расстройством личности — идеально. — Блять… — Тихо шепчет она и подходит к нему, обхватывая его лицо руками. — Прости. — Мягко целует его в губы, приподнимаясь на носочки, но не ощущает отдачи. — Нет? — Нет… — А я вижу, что да. — И Джо смеется. Смеется даже тогда, когда он целует ее. Смеется прямо в губы. Он всегда прощает ее, потому что она не со зла, он знает это. — Ну же, Эл. Я же с тобой. И всегда только с тобой. И мы справимся. Ты мне веришь, м? — Но это огромные деньги, Дж… — Он не успевает договорить, потому что она затыкает его нежным поцелуем. Потому что она ближе притягивает его за шею, а он ее за талию. Потому что своей Джо он действительно всегда верил. — Все будет хорошо. — Томно хрипит она, и ее голос для Элоя был самой лучшей песней на свете. Такой низкий, такой хриплый, такой густой. —Прошу, верь мне, как я поверила тебе, Эл. И он поверил…***
Им пришлось продать квартиру и на время перебраться к Ческо. Хорошо, что он не был против, он любил эту странную парочку, любил наблюдать за их странными отношения, ему было интересно, во что они перерастут. Он любил Джоану, любил Элоя, они были ему, как брат и сестра. И Ческо не мог не помочь им. Он даже помог им с деньгами, хоть и немного, но это было уже хотя бы что-то. Джоана продала все свои книги, хоть Эл и был против, но она слишком упрямая, чтобы слушаться какого-то там своего парня. Он, правда, потом дулся, ведь это были его подарки, но недолго - понял, что это ради их же блага. Элой продал машину, которую очень любил, и потом очень долго тосковал по ней, а Джо в шутку ревновала его к ней и закатывала шуточные истерики, после которых они долго смеялись и после которых обычно следовало бурное примирение. В целом, они были все так же счастливы. Наверное… Лишь отчасти… Они работали. Много работали. Элой - какой-то посудомойкой, потому что из образования у него только старшая школа, как и у Джоаны. Джо же работала продавцом в книжном. Заработок был низкий, а смены тяжелые и утомительные. Они меньше виделись, больше уставали, но если у них находилось время, то они им пользовались. Они все так же любили друг друга, просто обстоятельства теперь были другими. У них был определенный срок, к которому им нужно отдать половину суммы, и они старались. А еще Джоана впервые почувствовала все ужасы ломки. Они больше не могли покупать дурь у Ческо, и бесплатно он давал им только раза два. Нет, Ческо не жадный, ведь его тоже можно понять: ему нужны деньги, как и им. Он не мог отдавать им за так, даже если и хотел, иначе он разорился бы и тоже влез в долги. Он и так много для них сделал, и они ему за это были очень благодарны. Джоана никогда бы в жизни не могла подумать, что будет зависеть от чего-то настолько сильно, до ломоты в теле, до скрежета мыслей, до бессмысленности существования. Розовые очки спали с ее глаз, и тогда Акоста увидела ад. Увидела свое разрушенное тело, бледное лицо с острыми скулами, мутными глазами и синими мешками под ними. Она впервые за все это время поняла, в кого превратилась. Насколько сильно она разрушила свою жизнь. И Джоана не винила Элоя, никогда бы не винила его в ее собственном решении. Ведь он хотел стряхнуть ту дорожку в унитаз, а она остановила его. Она сделала всего один вздох. Она сделала выбор. Осознанный. Свой собственный. И Эл в этом не виноват. Это полностью ее вина. Ее истерики стали чаще, она перестала принимать таблетки, перестала ходить к психотерапевту, потому что курс окончился, и она каждый день говорила своим родителям по телефону, что она нашла нового, ведь она уже большая девочка, живущая самостоятельной жизнью. Говорила им, что все прекрасно, что она чувствует себя просто прекрасно, когда на деле хотелось спрыгнуть с крыши самого большого здания в Мадриде. И она все обещала им, что навестит их, но никогда не держала своего обещания, ведь если они увидят ее состояние, они поймут, что это ложь. А Бианчи не хотела ломать им жизнь, потому что свою она уже успешна сломала. Элою было не лучше. У него тоже была ломка, ведь он начал принимать намного раньше, чем Джоана. Кажется, с семнадцати или шестнадцати, она точно не помнила, но он был старшее ее всего на полгода. А еще его ужасно выматывали ее приступы, истерики и панические атаки, которые стали случаться чаще. И он ходил такой же уставший, похудевший, побледневший. Джоане было жалко его, но она ничего не могла с этим сделать. И она все бесконечно винила себя во всем этом, по ночам выдергивая волосы из своей головы в немом крике. Она все повторяла себе и повторяла, то что это она причина, и она ужасна. Что она не достойна счастья и жизни в целом, что она проблема. Сплошная проблема в жизни других людей. Дефектная. Сумасшедшая. И Джоана никогда не говорила Элою об этом, всегда улыбалась ему, всегда гладила его кудрявые волосы, когда он лежал на ее коленях, дрожа и потея от невыносимой ломоты в теле и желания. И она смотрела на то, как его ломало, и ненавидела себя все больше и больше. Загоняла себя своими же мыслями, абсолютно переставая понимать, где кончается ее ПРЛ, и где начинает сама она. Воспринимая все свои мысли, как что-то свойственное ее характеру. Как себя. Так пролетело полгода, а потом… А потом они вернули половину долга…***
Семь месяцев и тринадцать дней назад
18 марта
17:21
— Боже, Эл, не стоило. — Она смеется, глядя, как он крутит бутылкой шампанского перед ее носом. — Нет, красотка, стоило, потому что сегодня у нас праздник. — Элой протягивает букву «у» радостно, подпрыгивая, и смеется. — И какой же? — Джоана счастлива, потому что он улыбается, потому что впервые за эти пару месяцев она чувствует хоть какое-то облегчение. — Как какой!? — Эл наигранно ахает, и она смеется громко, заливисто. — Мы отдали половину этого блядского долга, детка! Он быстро кладет бутылку на столик и подхватывает ее под колени, поднимая в воздух. Джо визжит и смеется, когда Элой начинает крутить ее и снова протягивать букву «у». — Отпусти меня, идиот. — Смеется она, и он отпускает. Джоана целует его любяще и нежно, а потом смотрит в его глаза и проводит пальцами по линии подбородка. — Неси фужеры, красотка! — Бианчи резво кивает и бежит за фужерами. — Я надеюсь, Ческо не будет против, если мы немного выпьем в его отсутствие. — Кричит Эл вслед Джо и слышит ее звонкий смех. Она возвращается с двумя стеклянными и длинными стаканами. — Это не фужеры, Джо. — Бубнит Элой, надувая губы. — У Ческо нет фужеров, но эти тоже прозрачные! Эл сначала как-то настороженно смотрит на стаканы, а потом смеётся и одобрительно кивает. Он открывает бутылку шампанского, не проливая при этом ни капли, что очень сильно удивляет Джоану, ведь он бывает таким неловким, разливает поровну, а потом они звонко чокаются и два раза стучат дном стакана об стол, прежде чем сделать глоток. — Блять, как это прекрасно. — Джо ставит стакан на столик, ощущая приятное послевкусие после выпитого холодного, газированного напитка, и облокачивается на спинку дивана. — Что? — Спрашивает она, когда видит слишком подозрительный взгляд Элоя. — Знаешь, что у меня еще есть? — Как-то заманчиво говорит он, и Джоана выпрямляется, заинтересованно глядя на него. — Что… — Протягивает она. — Если это книга, то… — Смотри. — Эл копошится в кармане своих джинсовых шорт, а потом достает оттуда пакетик с белым порошком. — Ты, блять, серьезно!? — Джо пододвигается ближе, берет пакетик в руки и чувствует, как они дрожат от желания. — Где ты взял? — Я немного подкопил и вот. — Он довольно смотрит на нее, а потом Джоана заключает его в объятия. — Я уже говорила, что люблю тебя? — В восторге тараторит она, покрывая его лицо поцелуями. — Миллиарды раз. — Смеется он и берет пакетик обратно. Элой аккуратно открывает его, высыпает чуть-чуть на стол, делает дорожки и замирает. — Сеньора Бианчи. — Официально произносит Эл, указывая ладонью на дорожки кокаина и делая невероятно важный вид. — Уже Сеньора? — Щурится она, и довольная ухмылка расползается по ее лицу. — А ты против? — Элой щурится в ответ, заглядывая в янтарные глаза, и в целом мире существует только две единственные вещи, которые он хочет: его Джо и эти кокаиновые дорожки. — За тебя не против. — Хрипло произносит она, краснея, и быстро занюхивает кокаин, откидываясь на спинку дивана. Джоана смотрит, как Эл занюхивает следом и также откидывается назад. Они лежат и смотрят друг на друга любящими глазами, смеются, говорят обо всем и ни о чем одновременно, целуются, касаются друг друга так нежно и трепетно, что Джо кажется, будто бы она вновь вернулась в их первые дни. Дни, когда они только-только узнавали друг друга, изучали. Дни, когда их история только начиналась. Дни, когда они были так свободны и беззаботны. Дни, когда их невероятно сильная любовь только-только зарождалась. Джоана любила эти дни. Любила их в эти дни. Любила его и в те, и в сегодняшние дни и будет любить вообще в любые. Джо нашла свое место. Оно здесь рядом с ним, в его руках. Она даже представить не может, как она теперь без него, потому что Элой - часть ее души. Элой — это не просто человек, которого она безумно любит. Элой — это друг, родственная душа, брат, психолог, любовник, и, да, просто человек, которого она любит. Элой — это она. И Джо уверена, что она — это он. — Я уже говорил, что люблю тебя? — Шепчет он, едва прикрывая глаза, а потом зевает. — Миллиарды раз. — Она улыбается искренне, нежно, проходится рукой по его скуле, и он улыбается в ответ, закрывая глаза. И Джоана закрывает их тоже.***
Ей снится сон, наполненный яркими красками. Снится сон, в котором она сидит в парке на каком-то покрывале, а вокруг резвятся двое ребятишек: мальчик с кудрявыми волосами и смуглая девочка. Джоана смеется, видя, как ее дети играют с их собакой. Она взрослая. Ей уже лет тридцать. Она сидит в тени от дерева и просто наслаждается жизнью. Чувствует, как глаза ее закрывают широкие ладони сзади, и слышит «Угадай, кто» Она угадывает моментально, ей даже думать не нужно. Она узнала его по уже изученным вдоль и поперёк ладоням и линиям на них. Разворачивается, улыбается, и он улыбается в ответ, садится рядом. Они разговаривают увлеченно: Элой - о своей работе в офисе, она - о трудной жизни матери с двумя детьми. Она смеется, когда их собака радостно накидывается на Эла, пачкая его белую рубашку. Он смеется вместе с ней, целует ее нежно, трепетно. Они смотрят друг другу в глаза с такой любовью, что даже Ромео и Джульетта позавидовали бы их любви. Она любит его. Очень сильно любит. И все кажется таким правильным, таким настоящим. Джоана бы так хотела воплотить этот сон в реальность. Чтобы он стал явью. Ведь сегодня он назвал ее Сеньорой, а это уже почти предложение руки и сердца! И если бы он действительно сделал ей предложение, она бы не раздумывая сказала: «Да». Она была бы безумно рада и, наверное, бы разрыдалась от счастья, потому что ее сон воплотился в жизнь. Но сны остаются снами. И как бы долго ты ни спал, рано или поздно тебе придется проснуться. Как бы долго ни были закрыты твои глаза, рано или поздно тебе придется их открыть и столкнуться с жестокой реальностью. И Джоана открыла… Но открыла поздно…Элой был уже мертв…