***
Это место душит ее. Душит так сильно, что слезятся глаза. Словно бы она находится в горящем доме, в котором завалило все ходы и выходы, и едкий дым разъедает ее горло так сильно, что хочется сдирать его в кровь, выплевывая через рот куски собственных легких, словно при запущенном туберкулёзе, захлебываясь собственной кровью. И Крис делает глубокий вдох, но все равно закашливается и давится приступом рвоты, когда вновь видит эти мерзкие лица. Эти натянутые улыбки, эти стеклянные глаза, эти разговоры — все это такое мерзкое. Мерзкое до безобразия. Оно отторгается всей поверхностью тела, и Крис становится противно даже от собственного существования. И эти стоны. Мерзкие, наигранные стоны. Смешно и противно одновременно становится, когда Крис слышит их снова и снова, и ее кожа зудит, словно бы от прилипшей грязи. Сото ходит по маленькой комнатушке из угла в угол, беспрерывно потирая себя то по плечам и предплечьям, то по шее и бокам, словно бы у нее аллергия на происходящее, а может быть, она вновь медленно сходит с ума. Кристина не знает, но знает, что ей физически неприятно находиться здесь с этими людьми. Ей хочется выйти. Хочется разгромить там все к чертовой матери, но Пена делает лишь очередной глубокий вдох, который опять вызывает неконтролируемый приступ кашля, и ей вновь кажется, будто бы она выплевывает свои органы. Ужасно. Время будто бы перестает существовать, и в конце концов оно вовсе не имеет никакого значения, погружая Крис в личный нескончаемый ад. Она даже всерьез задумывается над тем, не умерла ли она. Может быть, тогда Сото все же сбила эта блядская машина, и сейчас Кристина расплачивается за все грехи, совершенные при жизни? Звучит вполне убедительно и от этого еще более жутко. Пена тихо и немного истерично смеется. Она буквально чувствует, как плавится ее мозг. Как он превращается в непонятную субстанцию и словно бы просачивается через ушные раковины под давлением бесконечных мыслей. Мерзкая, липкая и вязкая жижа словно бы стекает по ее челюсти, и Крис потирает свои щеки. Сухо. Она, действительно, сходит с ума! Конечно, мозг не может вытекать через уши. Это же невозможно! Крис просто нужно успокоиться. Просто ее организм находится в состоянии стресса. Ей просто нужно прийти в себя. Вид Джоаны вновь пугает своим безразличием. Сото давно не видела ее такой отрешенной от реальности, и когда Акоста с протяжным выдохом садится на стул, горло у Кристины дерет так сильно, что голос выходит каким-то странным, зажатым, даже писклявым и словно бы вовсе не ее. Бианчи же сначала сидит неподвижно, но спустя секунды медленно поворачивает голову на свое имя, вопросительно кивая, и Пена мнется, не знает, с чего начать: с сегодняшнего или со вчерашнего, с позавчерашнего или того, что было пару дней назад, а может быть, стоит спросить про ту ситуацию в клубе? — Кто эти люди? — вновь голос звучит сдавленно, сипло, будто Крис тяжело простыла. — Какие люди? — Джоана поворачивается всем корпусом, в ее карих глазах плещется искреннее непонимание, она слегка наклоняет голову в правый бок, и ее худое лицо уже не выглядит таким безэмоциональным. — Крис? — Я не знаю… — Сото запинается и вновь ощущает давление в груди, вновь этот непонятный приступ страха. — У твоего подъезда всегда какие-то люди, и, мне кажется, они преследуют меня, и вчера за мной ехала машина, и кажется, они хотели убить меня, я просто… они… — Эй-эй, успокойся, Крис. — Акоста обеспокоенно удерживает Кристину за плечи, но та уже совсем не может остановиться. Она говорит много, слишком быстро и неразборчиво, и Бианчи сосредоточенно смотрит на нее, нахмурившись, ощущая, как с каждым словом тело впадает в оцепенение от немого ужаса. Крис преследуют? Джоана не хочет верить в это, но у нее не остается выбора, кроме как осознать это, ведь такой расклад вполне возможен, отчего ее пробивает легкая волна дрожи. Это все она. Это ее вина. Акоста слышит треск собственных мыслей, которые ломаются все сильнее и сильнее, превращаясь во что-то до безумия безобразное и жуткое. Ее мысли вновь едят ее заживо. И Бианчи собирает все свои силы, чтобы заставить их звучать чуточку тише. Она должна держать себя в руках сейчас! — Постой, — Джоана легко трясет Пену за плечи, и та на мгновение приходит в себя, резко замолкая. — Как… как давно? Ее сердце бьется где-то в области зева, надавливая на корень языка с каждым сокращением все сильнее и сильнее, вызывая не самые лучшие рефлексы, и Акоста пытается проглотить его обратно, ожидая ответа. Крис молчит слишком долго, словно бы пытаясь вспомнить точную дату и время, нервно осматривается по сторонам, и когда ее пухлые губы едва открываются в почти беззвучном ответе, Сото в упор сверлит ломаную и резкую походку Бианчи. Она не оставляет даже секунду на вопрос «Куда ты», а просто вышибает дверь руками, и это пламя под ее кожей зудит и жжется так сильно, что хочется метаться по комнатам, неразборчиво сшибая все на своем пути. Слишком велик шанс того, что у Джоаны снесет крышу к чертовой матери, она это знает, потому криво ухмыляется, когда открывает еще одну дверь таким же резким движением рук. Все-таки нужно было принять лекарство еще раз. — Что нужно? Мы вроде бы все обсудили. — Фабио не глядит на нее и скрупулёзно выравнивает кокаиновые дорожки какой-то карточкой. — Могу угостить, если хочешь? Джоана выпрямляется, когда его взгляд смотрит на нее в упор, и две тоненькие дорожки выглядят так соблазнительно. Они буквально в метре от нее, и мышцы начинает выкручивать наизнанку. Она и забыла совсем, каково это. Удивительно, но с Крис Акоста совсем не ощущала ломки. Зато сейчас воспоминания разом вернулись к ней, в горле пересохло, отчего Джоана судорожно вытирает пот со лба, который образовался от резкого перепада температуры ее тела. Она старательно отводит взгляд в потолок, сжимая кулаки, до жжения вдавливает ногти в ледяные ладони, слышит смешок от Фабио и после - глубокий и резкий вдох - несложно догадаться, что он значил. — Есть еще одна. — Он откровенно издевается над ней, ему просто нравится смотреть на то, как Джоана отважно пытается вытащить себя из этого дерьма. Ему это доставляет особое удовольствие. — Неужели не хочешь? Как давно ты в завязке? — Хочу… — процеживает Акоста сквозь зубы, на что Фабио скалится. — Но не стану. — Ох, как самоотверженно. — Он лениво потирает нос, кладя ногу на ногу под столом, и Бианчи следит за каждым его действием, лишь бы не смотреть на оставшуюся дорожку. — А если бы не она? Пытаешься стань достойным членом общества? Думаешь, получится с твоей подноготной? — Извини, но становиться конченой кретинкой, которая променяла на наркоту всю свою семью и открыла порнобизнес, не особо хочется. — Бианчи скалится в ответ, гордо задирая голову, и Фабио довольно щурится. — У меня хотя бы есть деньги, и я не остаюсь в долге. Он упирается локтями в стол, кладя на сцепленные в замок руки голову, наблюдая за тем, как Джоана теряет свое лицо с каждой секундой. Он знал, куда бить, и за это Акоста ненавидела его еще больше. Ненавидела, потому что он был единственным, кто мог манипулировать людьми без грубой силы. Идеальный образ гениального злодея: всегда ухожен, солиден, галантен и на первый взгляд даже заботлив, но на самом деле самый скользкий из тех, кого Бианчи встречала в своей жизни. И ей всегда было интересно, что такого произошло с ним, что он стал такой мерзкой мразью. Она знала лишь то, что раньше Фабио Руис Саес был обычным студентом, который временами подрабатывал фотографом, принимая заказы в интернете. Джоана видела парочку его фотографий, и, признаться честно, руки у этого ублюдка растут из нужного места. По слухам, Акоста также узнала, что Руис, будучи молодым и зеленым, влез в огромные долги. Захотел легких и быстрых денег и неплохо проебался, естественно, его заставили отрабатывать это дерьмо, и так обычный студент и начинающий фотограф вместо того, чтобы фотографировать какую-нибудь, скажем, парочку влюблённых, стал фотографировать порноактеров перед началом основных съемок. Странная история. И для Бианчи до сих пор остается загадкой, как двадцатилетний Саес, фотографирующий обложки к роликам, стал сорокалетней мразью Фабио, который сейчас обложился пакетиками кокаина, гордо восседая на кожаном и дорогом стуле в офисе очередного невероятно дорогого загородного дома, заправляя всей этой порномясорубкой. — Ты знаешь, почему они делают это? — спрашивает Джоана и морщится, когда слышит еще один вдох, и на лакированном столе остаются лишь следы от белого порошка. — О чем ты? — Руис непринужденно осматривает ее, открывая пакетик и вновь высыпая на стол небольшую горстку. — Блять! Не притворяйся идиотом! — Акоста резко оказывается перед столом, с шумом упираясь в него ладонями, и только что высыпанная горсточка кокаина раздувается в разные стороны, оседая на пол невидимой пылью. — Зачем они преследуют ее!? — Эй, что ты творишь!? Ты хочешь отрабатывать и это дерьмо тоже!? — Пять грамм сверху ничего не изменят, а я жду ответа! — Бианчи бьет ладонями об стол еще раз, окончательно сдувая все остатки порошка. — Будто бы ты сама не понимаешь. — Саес устало потирает глаза, облокачиваясь об спинку кресла. — Давно уже должна понять, что эти ребята не принимают отказов. — А если я все-таки не соглашусь на это? — Джоана снижает тон голоса, делая его более мягким. И она прекрасно знает ответ на свой вопрос. Она слишком хорошо знает этих людей. — Тогда я не могу ничем помочь. — Блядство! Акоста еще раз бьёт ладонями об стол, на что Фабио странно хмыкает, наблюдая за раздражёнными карими глазами. Ему смешно наблюдать за ее настырностью, но одновременно и жалко Бианчи, потому что она еще не понимает, насколько сильно проебалась, не понимает, что эти люди — страшные люди, и они сделают все что угодно, лишь бы получить желаемое. — На твоем месте я бы сделал то, что они просят. — Джоана останавливается, когда ее рука касается ручки двери. — Поверь мне, я знаю, насколько невыносимой они могут сделать твою жизнь. — Но у меня же есть выбор? — И снова вопрос, на который она знает ответ, и слышит, как Руис за ее спиной тяжело выдыхает. — У нас с тобой с самого начала не было выбора, Джоана. И она тихо закрывает за собой дверь….***
Сегодня она попросила остаться. И Крис согласилась. Идиотка! Обещала же больше не приезжать в это место! Но не смогла отказать ей. Акоста выглядела такой задумчиво-подавленной, и тогда она долго разговаривала с кем-то. Бианчи разговаривала с Фабио, это сразу понятно, потому что с кем-то другим разговаривать там не имело смысла. Но о чем? Джоана не ответила ни на один вопрос. Ничего не сказала. Она просто ушла и вернулась через минут пятнадцать или даже двадцать. Вернулась так же молча, и просто смотрела в стену обеспокоенным взглядом. Все это очень пугает. И Крис не знает, куда можно спрятаться от этого чувства. Она лишь жмется к Джо еще ближе. Холодная. Очень холодная. Сото чувствует, как дрожит ее тело. Снова кошмары? В последнее время они стали сниться ей чаще. Плечи Акосты резко дергаются, с каждым разом все ощутимей и ощутимей, и Кристина молча обнимает ее со спины. В абсолютной тишине они просто лежат, окруженные холодной темнотой, и Пена все гладит ее волосы, слушая прерывистые выдохи вперемешку со всхлипами. — Чш-ш-ш, все хорошо, Джо. — шепчет Крис, прежде чем прикоснуться сухими губами к холодному и липкому плечу. — Все хорошо, это просто сон, я рядом. Бианчи скукоживается еще сильнее, хватаясь за ладонь Сото, как за что-то жизненно необходимое, слезы душат ее еще сильнее, чем секунду назад. Она все испортила. Снова. Фабио прав: у нее нет и никогда не было выбора. Все, абсолютно все, что она делает, бессмысленно. Совершенно бессмысленно, потому что ничто не отмоет ее от этой грязи. Джоана думала, что Крис вытащит ее из этого ада, в который она себя сама и загнала, но вместо этого Джоана лишь тянет Крис за собой. Тянет ее в свое болото, и рано или поздно Сото захлебнется. Ее мышцы мучительно больно выворачивает, и Джоана даже не понимает от чего: от собственной ничтожности и ненависти к себе или от ломоты и дрожи в теле. Эта физическая нужда пугает и заставляет тело буквально трещать по швам. Джоана, действительно, забыла каково это, когда ты в холодном поту обхватываешь себя руками так сильно, что на бледной липкой от пота коже остаются красные полосы от ногтей. Словно бы под ее кожей разливается наичистейший яд или кислота высокой концентрации, и единственный способ избавиться от этого чувства — содрать ее к чертовой матери, но боль продирает до самых костей, и тогда становится невыносимо. И Джоана уже не может дышать — нос заложило, поэтому она шумно дышит ртом, от чего Кристина обнимает ее еще сильнее. Пена слишком хорошая для всего этого дерьма. Бианчи принесла в ее жизнь слишком много боли. И она плачет, плачет и плачет. Плачет, когда Крис целует ее в волосы. Плачет, когда Крис качает ее на руках. Плачет, когда Крис, так и не дождавшись успокоения Акосты, засыпает. Джоана плачет очень долго и мучительно для самой себя. Обреченная, не имеющая шанса на счастливый финал своей поганой жизни. Не существующая. Всеразрушающая. Она быстро курит на кухне, открыв окно настежь и напряженно стряхивая пепел в кружку. Небо сегодня такое чистое, такое звездное и холодное. Красиво. Очень красиво. Глубокий, медленный вдох, и кажется, становится не так больно, но пот пробивает до сих пор. Улететь бы отсюда на Луну и забыть обо всем. Да, было бы здорово. Было бы здорово не быть зависимой от всего того, что разрушает ее тело и причиняет боль. Было бы неплохо быть другим человеком и жить другой жизнью. И Джоана долго крутит в руках баночку с ксанаксом. Всего одна таблетка, и ее разум растворится в пучине эйфории. Всего одна, и ее суставы перестанет сводить от мерзкой ноющей боли, а руки перестанут трястись. Всего одна, и завтра Джоана будет ненавидеть себя еще больше, чувствуя, как разваливается ее физическая оболочка, а ее идейная часть будет заживо съедена остатками совести. Всего одна таблетка, которая так красиво переливается на раскрытой ладони в лучах лунного света. Всего одна. Джоана тяжело выдыхает, медленно вдавливая бычок в дно кружки, из которой тут же тонкой струйкой подлетает к потолку дым, а после медленно обводит стоящую на столе баночку пальцем, положив голову на левую руку. Нет. Это слишком эгоистично. Джоана не станет. Джоана ей обещала.***
Проходит два дня, и Крис чувствует себя так, будто бы из нее выжали все соки. Это ужасно. Джоана вновь попросила ее уехать, и странно, что на этот раз обошлось без преследований. Даже непривычно как-то. Но Сото все не дает покоя без конца вибрирующий телефон Акосты. Кто мог писать ей так много? У Кристины, конечно же, руки жуть как чесались, чтобы прочитать все эти плюс сто сообщения, когда Бианчи была в туалете, но телефон был заблокирован. Но одно Пена все же смогла увидеть: перечисление на карту Джоаны зарплаты, чьи цифры просто поразили. Крис прекрасно знает, сколько актеры получают у Фабио, и перечисленная сумма была далека от той, которую Сото знала. Очень далека. Это были жалкие девятьсот евро из привычных четырех тысяч девятьсот. Наверное, даже уборщики получают больше. Куда испарились остальные четыре, для Кристины большая загадка. Акоста же не может получать такую сумму, учитывая, что из всех она работает больше всего. Куда каждый месяц может уходить четыре тысячи евро? Все это очень странно. Странно и пугающе. Как Джоана вообще живет на эти деньги, ведь наверняка больше половины из них она отдает за аренду квартиры. Вновь слишком много вопросов. Вновь Крис погружается в пучину раздумий. Она не хочет говорить об этом с Бианчи. Вернее, это Бианчи не захочет говорить об этом, ведь каждый раз, когда Сото пыталась начать диалог обо всех этих людях, Джоана меняла тему и менялась в лице. Она точно не захочет дать ответы на все вопросы Кристины, даже если та из кожи вон вылезет. Не расскажет. Пена знает Акосту уже слишком хорошо. И вновь едва ощутимое чувство обиды скребется где-то под ребрами. Почему Бианчи не доверяет ей? Она всегда говорит, что верит, но Крис снова и снова убеждается в обратном. Все эти недосказанности и тайны начинают выводить из себя уже не на шутку. Сото в прямом смысле кормят ложью. Каждый чертов раз ее кормят блядской ложью, прямо глядя в глаза. Ее уже тошнит от этого вранья. От этого недоверия. Кристина хочет разобраться. Понять, почему Джо так отдаляется и становится такой холодной и отстраненной. Пена просто хочет знать, что происходит! Джоана ведь понимает, что любому терпению приходит конец? Она ведь не идиотка? И Крис, кажется, терпит уже слишком долго, поэтому ей надоело. Вчера Акоста так легко отправила ее домой. Практически выставила за дверь без каких-либо объяснений. Но Кристине нужен этот разговор. Приведет он к ссоре или нет, неважно. Пена просто хочет знать, почему это происходит! В конце-то концов, она волнуется! И сейчас, спускаясь по лестнице, Крис ощущает столько решительности внутри себя, сколько ощущала, наверное, лишь тогда, когда шла к выходу из клуба, прорываясь сквозь толпу пьяных людей. Может быть, даже больше. Крис ведь никогда не отличалась решительностью в таких серьезных вещах. Кажется, она и правда взрослеет. Походка ее уверенная и твердая, взгляд направлен строго вперед, и руки раскачиваются вдоль тела резко и размашисто. Она идет словно стена: непоколебимая и непробиваемая. Идет к своей цели, толкая перед собой увесистую дверь подъезда и тут же замирая. Крис знает, что это снова они, и сначала она пребывает в шоке какое-то время, а затем направляется к своей машине. Первое, что бросается в глаза — это сломанное боковое зеркало, висящее лишь на парочке проводов. Осколки под ее ногами хрустят, когда Сото делает еще шаг, осматривая вмятину на двери. Не сказать, что эта машина была очень дорогой, тем более она была куплена с рук, но это был подарок ее родителей на восемнадцатый день рождения, поэтому кулаки Кристины сжимаются еще сильнее, когда взгляд поднимается выше. Боковое стекло выбито, и под подошвой ее достаточно массивных кроссовок вновь слышен треск осколков. Почему не сработала сигнализация? Пена обходит машину, осматривая, но больше ничего не находит. Дыхание раскаляется от злости, и Крис с силой пинает колесо, процеживая сквозь плотно сомкнутые зубы «Блять». Она обходит машину еще раза два, то и дело озирается по сторонам и все же открывает дверь. Ключ выпадает из дрожащих рук на асфальт к осколкам, и Сото отшатывается назад, когда в глазах ее темнеет так сильно, что ей кажется, будто бы они закрылись. А может быть, действительно, закрылись? Кристина не знает, она лишь смотрит на открывшуюся перед собой картину, и страх медленно сковывает в тиски, заставляя глаза слезиться. Ей плохо. У нее кружится голова, и подступает сильное чувство тошноты, поэтому Пена плотно прижимает рот рукой, отходя на несколько шагов. Осколки битого стекла со скрежетом звенят под ногами, будто бы это скрежет плотно сжатых зубов. Мерзкий и оглушительный звук смешивается с писком где-то там глубоко в ушах, давит на барабанную перепонку, разрывая ее на части. Все переднее сиденье запачкано кровью, и на нем со вспоротым брюхом лежит в неестественной искорёженной позе тушка голубя. Со свернутой шей и свернувшейся темной кровью, липкой и вязкой. Крис клянется, что даже видит заветренные на холоде органы бедной птицы, что вываливаются из распоротого брюха. И перья. Много склеенных между собой окровавленных перьев, раскиданных по всему салону. Они липнут к рулю и панели, к сиденью, свисают с потолка, приклеенные к нему застывшей кровью. Сото упирается руками в колени, чтобы отдышаться, но не получается. Из нее словно бы вырвали легкие. Будто бы ей точно также свернули шею и распороли живот, и ее печень, желудок и кишки — все это вывалилось на асфальт к ее ногам и лежит в кровавой и смрадной луже. На Кристину снова накатывает очередная волна тошноты, когда она замечает клочок бумажки, торчащей из-под рассечённой плоти птицы, прямо между органами, и Пена хватает ее быстро, тут же запирая дверь. Бумажка вся пропитана кровью, и гнилой металлический запах пробивает дрожью до мурашек. Вновь слезятся глаза, и руки не слушаются — трясутся так сильно, что Крис не чувствует их вовсе. Текст размывается от слез перед глазами, но спустя пару попыток Сото все же разбирает буквы, покрытые кровью. Кристина вновь не может шевелиться. Вновь она погружается в вакуум, где есть только она и животный страх. Ее ноги расслабляются и подкашиваются, поэтому Пена резко упирается ладонью об капот, после облокачиваясь об него всем телом. Она совсем не чувствует тело, и снова кто-то словно бы душит, надавливая массивной подошвой прямо на горло, смещая все хрящики, с хрустом заставляя упираться их об заднюю сторону шеи, ломаясь об позвоночник. Это уже не смешно! Это ужасно страшно, потому что это уже самая настоящая угроза! Это блядская угроза! Крис еще долго приходит в себя, прежде чем вызвать такси. Джоана должна ответить на все ее вопросы! Хочет она этого или нет, потому что это ее блядская вина! Крис заставит ее говорить, даже если для этого ей придется повысить голос!***
— Что это за хуйня!? — Крис швыряет окрашенную в красный бумажку в грудь Акосты, и та приземляется у ее ног под ничего не понимающий взгляд карих глаз. — Может, блять, объяснишь?! — Успокойся, Крис, что происходит? — Бианчи смотрит, широко раскрыв глаза, в такие же широкие глаза Сото, расширенные от страха и раздражения. — Что происходит? Это я, блять, у тебя хочу спросить, что происходит! Кристина резко кивает в сторону валяющейся у ног бумажки, и Джоана осторожно поднимает ее с пола, не сразу понимая, что она пропитана кровью. Под пристальный взгляд голубых и выпученных от злости глаз она медленно переворачивает бумажку надписью кверху. Руки начинают подрагивать, и Джоана мечется от темно-синего взгляда к широкому подчерку, выведенному черной гелиевой ручкой.«Передай привет своей подружке»
— Где…где ты ее нашла? — голос Бианки дрожит ничуть ни меньше, чем тело, становится почему-то холодно, и озноб пробегается от кончиков пальцев на ногах до макушки головы. — В своей сраной машине! А еще труп голубя и разбитое стекло, охуенно, не правда ли!? — Пена делает резкий шаг вперед, и ее передергивает от воспоминания этой картины. — В какое дерьмо ты, блять, меня впутала!? Я спрашиваю, что это за хуйня!? Я задала блядский вопрос, Джоана! Крис резко толкает Акосту в грудь, и та сильно отшатывается назад, отступая на пару шагов. У Сото в глазах настоящая паника, она не видит ничего, кроме размытого изображения перед собой. Ей страшно. Безумно страшно. Все вокруг застилается пеленой и покрывается туманом. Кристина не может думать. Не может дышать. Она ничего не может, кроме как кричать что-то непонятное даже для самой себя, захлебываясь словами, которые путаются от накрывшей с головой паники и злости, а ее руки трясутся после очередного жесткого столкновения с грудью Бианчи. — Блять, успокойся, истеричка! — Джоана сильно пережимает дрожащие запястья, больно вдавливая свои пальцы в похолодевшую от страха кожу, и Пена замолкает. У Акосты в глазах злость смешивается с растерянностью, и этот темный карий взгляд пугает с каждой секундой, пока руки на запястьях сжимаются все сильнее и сильнее, отчего Крис уже корчится от боли. Откуда в ней столько силы? Сото терпит еще какое-то время, но Бианчи не собирается отпускать, сильнее раздувая свои ноздри и сжимая челюсть. Черствость — самый безопасный выход из этой ситуации, потому что давать волю эмоциям сейчас очень рискованно, и Джоана пытается уговорить себя отпустить запястья и не сжимать их до посинения пальцев. Нужно просто отпустить чертовы запястья! — Мне больно! — сквозь зубы процеживает Кристина, дважды дергая руки, в попытках вырваться, но лишь на третьей Акоста отмирает, размыкая пальцы. Бианчи неотрывно следит за тем, как Пена потирает покрасневшую кожу, еле слышно шипя, и уже сейчас можно сказать, что синяки точно останутся. Бледное лицо за секунду меняет свое выражение, и мерзкое, ноющее чувство ненависти к себе моментально распространяется по венам вместе с кровью, проникая в каждую клетку, в каждый орган. Почему-то именно сейчас Акоста вспомнила, как однажды она колотила Элоя по лицу со всей дури во время очередной истерики, после чего на его щеке еще долго красовался бордовый синяк. Тогда на эмоциях она убежала куда глаза глядят, полагая, что лучшим решением проблемы, как всегда, будут алкоголь и наркотики. В ту ночь Элой искал ее по всем клубам и барам, которые они знали. В ту ночь он нашел Джоану в VIP комнате лежащей под каким-то упоротым парнем абсолютно раздетой. В ту ночь она плюнула ему в лицо, а потом ее вырвало прямо на свои босые ноги. А после Элой всю ночь был рядом с ней и держал ее волосы, когда ее желудок выворачивало снова и снова. Тогда она впервые увидела, как он плачет. Тогда под эмоциями, алкоголем и кокаином Джоана изменила ему в первый раз, и он простил, хотя она видела, как ему было больно. Он всегда прощал. Простил и тогда, когда это повторилось снова. Когда она превращала чужие жизни в кромешный ад, и сейчас она делает то же самое с жизнью Крис. Воспоминания накрывают с головой, проносясь перед глазами за секунду, словно бы это было вчера, и сильно обгрызенный за последнее время большой палец медленно тянется ко рту. Она все смотрит на покрасневшие запястья, на то, как Сото растирает их, чтобы разогнать боль, и следы от пальцев становятся все ярче и ярче. Следы от ее грубости, ее демонов. Следы, оставленные ее собственными руками. И этого вполне хватит, чтобы начать ненавидеть себя настолько сильно, что хочется свернуть себе шею. Джоана разрушает все, к чему прикасается. У Джоаны мозг начинает плыть с такой скоростью, что даже скорость света будет казаться черепашьей. Джоана накручивает себя все больше и больше. Джоана сумасшедшая. Джоана это знает. И Джоана больше не хочет ломать чужие жизни. Джоана устала. — Нам нужно расстаться, Крис. Слова срываются так легко, что Акосте кажется, будто это говорит не она вовсе. Это кто-то другой, кто-то безумный, но не она, и связь с реальностью медленно утекает, словно песок сквозь пальцы. Бианчи опять кажется, что она смотрит на это со стороны. Это не она. Ее не существует. — Что? — нервный смешок резко срывается с растянутых в глупой улыбке губ, и Кристина медленно опускает руки, переставая чувствовать боль и вообще все окружение. — Окей, сейчас это бесполезно, мы обе в таком состоянии, что можем наговорить друг другу все, что угодно. — Я серьезно, Крис... — Да… я поняла… давай…. давай поговорим, когда…. когда успокоимся…. — Прерывистый вдох, и Бианчи невольно морщится, когда слышит его. — А сейчас… нам… нам нужно работать… Пена оборачивается так, словно бы все ее мышцы парализовало ударом тока: дёргано и очень медленно. Вокруг все кружится, и она быстро находит столик руками, тут же упираясь в него для поддержания равновесия, потому что ноги словно бы крошатся на мелкие части и дробятся. А потом она чувствует мерзкую пленку где-то там в горле, что мешает дышать. Крис всеми силами старается не проронить ни единой слезинки. Она не верит Джоане. Это говорит не Джоана. Кто угодно, но не она. Крис не хочет верить в то, что это говорит Джо! Поэтому она делает резкий и достаточно громкий вдох, который тут же отрезвляет сознание, и принимается за свою ненавистную работу, наблюдая за стеклянным взглядом Джоаны. Чьи угодно, но это были не ее чертовы слова!