Бабочка под стеклом

Рицу оставалось, перебрав в уме все обучающиеся в «Семи голосах» Пары, подобрать ему подходящих соперников: могущественных и не слишком щепетильных. И директору повезло - такая Пара, пусть и одна, в школе имелась: Азэми Танака и Риоко Куроки, чье Истинное Имя - Беспощадные – говорило само за себя. Азэми (Жертва) и Риоко (Боец) являлись вечной головной болью преподавателей и ночным кошмаром учеников руководимой Минами школы. Они были как раз из тех, кто бросает вызовы направо и налево, готовый сражаться практически непрерывно, поскольку Сила ужасно давит на мозги, непрестанно просясь наружу. Поэтому если бы Беспощадных не ограничивали самыми жесткими запретами, «Семь голосов» превратилась бы в место вечного побоища. Но наиболее неприятной чертой Азэми и Риоко было вовсе не это (в конце концов, Сила в той или иной степени бурлила, подстрекая к немедленным битвам, во многих учениках – ведь таково устройство боевых Пар, и радикально здесь изменить ничего нельзя), а их Истинное Имя, которое, будучи активированным в Системе, напрочь сносило им крышу, превращая в действительно не знающих пощады монстров, не останавливающихся и не отступающих, пока не расправятся с противниками чуть ли не насмерть. Да, крайне желательно оставить от них лишь мокрое место - вот тогда Беспощадные сочли бы себя удовлетворенными! Но, разумеется, подобного членовредительства и вообще нанесения серьезного вреда здоровью учащихся педагогический коллектив "Семи голосов" им позволить никак не мог (как, скажите на милость, объясняться потом с родителями?), поэтому с ними после нескольких щекотливых ситуаций, случившихся в самом начале обучения Риоко, - можно сказать, учителям неимоверно повезло, ведь тогда ее Сила представляла собой жалкое подобие сегодняшней, так что никто серьезно не пострадал - периодически велись профилактические беседы в самом строжайшем тоне. В них Беспощадным всячески внушалось одна глобальная мысль: если они хоть раз позволят себе неподобающее поведение (то есть вызовут кого-нибудь на битвы вне практических занятий), то их тут же исключат и вдобавок лишат Силы, заставив влачить жалкое существование обыкновенных, не умеющих ничего сверхъестественного человечишек. Правда, наука пока не нашла способа выполнить последнюю угрозу и заклинаний подобных в среде боевых Пар тоже не водилось отродясь, но девчонкам, которым важно научиться держать себя в руках, дабы не калечить других, знать такие подробности ни к чему. Вот Беспощадные и мучились, не в состоянии утолить свою постоянную жажду драки, поскольку ужасно боялись, что у них и вправду отнимут Силу - их чудесную, любимейшую игрушку, делающую возможными разнообразные магические забавы, которыми Азэми и Риоко никогда не уставали занимать свой досуг, - и, конечно, поединки: ух, ну и классная же штука! Лучше них вообще ничего нет! Только по части поединков у Риоко (а позже и у Беспощадных в полном составе) всегда присутствовали определенные трудности, весьма для них обидные: сражаться с ними в свободное от учебы время и без запрета учителей не хотел никто. Еще бы, кому охота связываться с этими Безбашенными (такое прозвище Беспощадные получили на основе своего Истинного Имени, и оно – кстати, очень меткое – неплохо отражало их суть в целом), которые убьют и не заметят! Беспощадных, когда они находились в бою, не смущали ни раны и боль друг друга (тогда как Бойцы подавляющего большинства Пар здорово пугались, даже если на их Жертвах появлялись всего лишь банальные ограничители, да и Жертвы относились к состоянию своих Бойцов весьма трепетно), ни, тем более, повреждения, возникшие в результате их атак у соперников – словом, их, ведомых Истинным Именем, не трогало в бою ничто. Победа любой ценой (будет много крови? Хм, да наплевать!) – такую и только такую цель они преследовали, бросая вызов или принимая его, из-за чего их – единственных! – ограничивали в свободе маневра даже на практических занятиях, где ученикам по давней традиции «Семи голосов» всегда давали порезвиться вволю. Уроки практики обычно делились на две части: в первой их половине учащиеся отрабатывали то, что проходили на последних теоретических занятиях, а уж дальше им предоставлялась полная свобода (разумеется, использование совсем уж чудовищных заклинаний отнюдь не поощрялось, но все же…) – дерись как угодно, преподы ведь толком и не смотрят! Нет, преподы, конечно, смотрели, не без того, но одергивали и вмешивались крайне редко, предоставляя детишкам биться от всей души Силы. Всем, да, кроме невезучих Беспощадных, которые первую часть занятия совершенствовали пройденное под строгим надзором нескольких преподавателей сразу, чтобы им случайно не вздумалось увлечься сражением, а вторую – угрюмо сидели в углу зала на обшарпанной неудобной скамейке и с завистью следили за остальными, дерущимися вовсю. Короче, жизнь Риоко и Азэми в «Семи голосах» была до обидного, на их мрачный взгляд, несправедливой, хотя вне Системы они вели себя вполне прилично и вообще являлись нормальными девчонками, разве только не отличались особым дружелюбием. Но им, признаться, не отличались в школе многие, чему немало способствовала всячески поощряемая Рицу обстановка постоянного соперничества между учениками, долженствующая, по его мнению, как следует подготовить их ко взрослой жизни, дабы занять в ней достойное место, а не быть тут же съеденными более ушлыми конкурентами. На момент просьбы директора сразиться с его воспитанником (кстати, немало удивившей Риоко и Азэми), обеим Беспощадным уже исполнилось шестнадцать, то есть они представляли собой матерых старшеклассниц во всей своей красе – прилежно учащихся, много знающих и оттого уверенных в своем превосходстве над большей частью человечества, а еще весьма наглых, но успешно умеющих притворяться любезно-почтительными – ведь с тутошними преподами и Рицу по-другому нельзя, иначе выгонят в два счета! А Беспощадные собирались не позорно вылетать на улицу, но непременно окончить «Семь голосов», причем окончить блестяще, на выпускном экзамене поразив всех своими умениями (они очень надеялись, что хоть там-то их наконец не будут сдерживать и призывать к порядку угрожающими голосами), чтобы экзаменационная комиссия восхищенно ахнула и признала их лучшими – желательно не только в выпуске, но и за последние несколько лет (а если повезет – то и десятилетий!). Словом, Беспощадным, как и, допустим, Бесформенным было очень присуще честолюбие, причем весьма нескромных размеров; но, в отличие от последних, полагающих, будто Рицу знает некие недоступные остальным тайны, помогающие побеждать всегда и везде, Риоко и Азэми находились в непоколебимой уверенности, что они хоть куда и безо всяких там дополнительных обучений (да кому они вообще нужны, эти дурацкие занятия?!), поэтому в личные ученики к директору не набивались. Но при встречах с ним вели себя почтительно ровно в той степени, чтобы не вызвать его недовольства и неминуемо следующих за ним проблем, поскольку вот уж проблем им из-за Истинного Имени хватало с лихвой. Чего стоила одна только невозможность биться когда и с кем хочется! Блин, одно расстройство!.. А Рицу, естественно, был полностью осведомлен об их манере сражаться, сметая все на пути к победе и не обращая внимания на глупости в виде своих и чужих ран и мольб о пощаде. Такие люди в качестве соперников для Соби устраивали его идеально, и он, в один прекрасный день пригласив Риоко и Азэми в свой кабинет (те как раз собирались загрузить Систему и испытать пару придуманных недавно интересных заклинаний, призванных изменить в окрестностях школы пространственно-временные характеристики, крайне раздражились из-за того, что к ним лезут со всякими глупостями, и приглашению последовали о-о-о-очень неохотно!), объяснил суть дела. Беспощадные, мигом уяснив смысл поручения, быстренько сменили гнев на милость и радостно закивали, особенно когда Рицу прямым текстом попросил их не церемониться, даже если Соби пострадает. Нет, понятно, за убийство и уж совсем ужасные повреждения он их по головке не погладит, это ясно, но до тех пределов они пусть не стесняются… ну, они ведь и сами разберутся, верно? Верно, господин директор, заверили его Беспощадные максимально серьезно, несколько испортив впечатление от своих слов маниакально заблестевшими глазами. Не волнуйтесь, мы вас не подведем и с Соби обойдемся бережно-бережно, ну просто как с… с… Здесь они, несмотря на чудовищные усилия мысли, не смогли подобрать нужного сравнения, поскольку бережливостью с живыми ( и не очень) существами не отличались вовсе, и, дабы скрыть свою оплошность (а вдруг Рицу разозлится на них и передумает? А у них уже Сила разбушевалась от его обещаний ну прям невыносимо!), приторно заулыбались. Рицу, никогда не являвшегося поклонником сладкого, откровенно перекосило от зашкаливающей в выражении их лиц слащавости, затем он коротко кивнул, подтверждая свое задание, и демонстративно вернулся к работе, таким образом требуя покинуть его кабинет. Риоко и Азэми, рассыпавшись в благодарностях (о, таких искренних логово директора не слышало уже давно!), выскочили за дверь, чуть ли не роняя на своем пути мебель, и, заговорщически перемигиваясь, понеслись в свою комнату (возраст, уже не совсем детский, и скорое окончание школы на манере их поведения, свойственной больше маленьким девочкам, не сказывались вовсе), на ходу обсуждая, как им сделать Соби без сильно криминальных травм, оторвавшись при этом по полной. Рицу же, отпустив Беспощадных, немного пожалел о том, что ему вряд ли доведется стать свидетелем их битвы с Соби-куном (ведь действительно, не царское это дело – все время быть начеку и ждать, когда наконец воспитанник соизволит раскрыть Систему!). Но, подумав еще малость, он понял: нежелание Соби находиться в Системе без веской причины – например, сражения (а какие еще возможны ВЕСКИЕ причины, скажите на милость?) – в данном случае здорово играет ему на руку. Значит, загрузка воспитанником Системы как раз и послужит верным признаком начала боя, особенно в сочетании с Системой Беспощадных, тоже раскрытой во внеурочное время. А ему, Рицу, нужно, выходит, только подождать, внимательно прислушиваясь к разнообразным Системам, то и дело раскрывающимся в «Семи голосах» там и тут. Придя к подобному выводу, директор успокоился, а терпения и стремительности (да, ему очень хотелось оказаться на месте поединка Соби как можно быстрее!), ему всегда было не занимать. Лишь бы Танака и Куроки не подвели. И Беспощадные, разумеется, не подвели. Вдохновленные позволением высокого начальства и гордые тем, что директор для исполнения своего поручения выбрал именно их, они, предварительно выследив, подкараулили Соби в пустынном закутке возле кабинета рисования, откуда мальчик возвращался к себе после дополнительных занятий. Пустынность закоулка объяснялась очень просто – рисованием, кроме воспитанника Рицу, в «Семи голосах» не увлекался больше никто, а уж о талантах учеников в этой области преподаватель вообще деликатно помалкивал. Соби вышел от него радостный и одновременно замечтавшийся: сегодня учитель очень хвалил его рисунок, над которым мальчик трудился долго и старательно, по-настоящему вкладывая в процесс душу, а под конец урока на редкость убедительно пообещал Соби большое и успешное будущее в качестве художника. Да что там говорить - он практически уверил его в этом, чем вызвал на лице мальчика улыбку, сначала чуть заметную робкую и застенчивую, а потом – делавшуюся все шире (конечно, ведь похвалы сыпались одна за другой, не прекращаясь!) и превратившуюся затем в полностью открытую и почти счастливую. В общем, когда Соби прощался и уходил, его сердце пело и выражение лица вполне отражало полнившие душу мальчика довольство и твердую убежденность во все-таки проявившейся к нему, Соби, доброте окружающего мира. И, конечно, в следующий момент загородившие дорогу Беспощадные испортили ему решительно все – и настроение, и намечавшуюся перемену во взглядах на жизнь. Соби сразу догадался, чего хотят от него эти две великовозрастные (даже, можно сказать, пожилые!) девицы, и, не успела Риоко объявить вызов, как веселые солнечные искорки в его сияющих глазах потухли, улыбка потухла тоже, и мальчик уставился на очередных желающих испытать его в бою мрачно, но без тени страха или сомнения: отступать он не собирался. - Мы вызываем тебя! – произнесла Риоко слегка покровительственно, поскольку явственно читающиеся в облике Соби трогательность, беззащитность и отчаянное желание любви задели в ней чувство, подозрительно похожее на пробуждающийся материнский инстинкт, и она с трудом сдержала странное для себя желание для начала потрепать стоящего перед ней малыша по голове, а потом приласкать его более основательно. Азэми за ее спиной умилилась не меньше, если не больше, и уже готовилась чуть ли не засюсюкать вместо жестокого сражения – Риоко ясно ощущала ее намерения по Связи, уже довольно развитой. Тут она испугалась, как бы из-за наваждения, которое Соби умудрился напустить на них еще до начала битвы, не сорвалась их такая долгожданная возможность проявить себя в бою на полную катушку, и кинула на Азэми через плечо красноречивый взор, исполненный предостережения. Та немедленно спохватилась тоже, особенно ощутив нетерпеливо снующую туда-сюда по Связи Силу Риоко, мучительно требующую выхода. Ее собственная Сила, абсолютно солидарная с Силой ее Бойца, тотчас вскипела внутри, забилась, просясь наружу и кружа голову, и Азэми посмотрела на меряющего их угрюмо-любопытствующим взглядом мальчика уже строго, одновременно мысленно веля Риоко сосредоточиться и постараться не размякнуть вновь. Риоко, не оборачиваясь, кивнула, а Соби между тем важно изрек: - Я принимаю! – и приготовился раскрыть Систему, но потом все же сердито поинтересовался: - И чего вы все ко мне пристали?! Пока Риоко раздумывала над этим простым, но все же поставившим ее в тупик вопросом (вот ведь малышня как умеет сложные вопросы задавать!), Азэми выпалила первой пришедшее на ум: - Хвостик твой нам не нравится! Теперь взгляд Соби сделался враждебным. Чего все так привязались к его хвостику, он не понимал тоже. Он машинально обернулся, чтобы бегло обозреть часть тела, служившую источником столь многих неприятностей (хвостик еще не утратил мечтательного настроя и под его влиянием вальяжно мотался из стороны в сторону, а шерсть на нем, повинуясь этим медленным элегантным движениям, красиво колыхалась в потоках воздуха), затем быстро оценил внешний вид хвостов Беспощадных и в глазах его отразилось некоторое превосходство. Ну еще бы! Теперь понятно, чего они лезут, особенно данные персоны средних лет – они элементарно завидуют! У него-то вон какой роскошный хвостик: в меру длинный, с густой ухоженной шерсткой оттенка спелой пшеницы, точь-в-точь повторяющего оттенок волос мальчика (ну разве чуть-чуть посветлее), а у надоедливых девчонок… да и доставучих Бесформенных тоже… Прямо позор, а не хвосты! Правда, откровенно говоря, на пресловутую часть тела своих предыдущих противников Соби не обратил особого внимания, но тем не менее сейчас был полностью – их хвосты представляют из себя сущий стыд, раз они его так больно дергали за его замечательный хвостик! И Беспощадным, если подходить к вопросу объективно, действительно было, чему завидовать. Их хвосты, длинные, тонкие и гибкие, покрытые редкой белесой шерстью, сквозь которую просвечивала розовая, очень неприятная на вид кожа, являли собой нечто среднее между кошачьими и крысиными, даже больше склоняясь к последним. Да и сами Риоко и Азэми, говоря по чести, имели в лицах немалое сходство с мордочками крыс: то ли мелковатыми чертами, то ли правда отсутствием жалости и милосердия, из-за их Истинного Имени не свойственных им абсолютно и ясно читавшихся даже самой незначительной детали их внешности. Из всей троицы, замершей друг против друга в настороженной готовности, Соби ужасно походил на маленького грустного зверька, хрупкого и чахнущего без ласки, нежного и очаровательно большеглазого, вполне способного постоять за себя, но никогда не нападающего первым. А его противники, наоборот, напоминали небольших стремительных хищников, гладких, юрких, жестоких, готовых ввязаться в драку с заведомо слабейшим не только в случае надобности, но и просто забавы ради. Так отражалось, преобразовывая их сущности, на Беспощадных их Истинное Имя. - Ну что? – спросила Азэми, изрядно задетая превосходством в глазах мальчика – собственный страховидный хвост являлся для нее источником почти непреходящего расстройства. – Будешь сражаться? Или струсил, малявка? – и Жертва Беспощадный, полностью одобряемая своим Бойцом, презрительно фыркнула и небрежно мотнула головой, отчего ее волосы, светлые, как и у Соби, только холодного платинового оттенка, красиво взлетели в воздух и в нарочитом беспорядке вновь укрыли плечи, выглядя безупречно, поскольку и она, и Риоко каждое утро тратили на укладку, надеясь, что бесподобные прически отвлекут внимание общественности (и в первую очередь, мальчиков) от их малопривлекательных хвостиков. И их надежды вполне оправдывали себя: красивые длинные волосы в сочетании со смазливыми личиками и неплохими фигурами делали их вполне привлекательными в глазах противоположного пола, а хвосты, вечный источник комплексов для Беспощадных, мальчишками рассматривались как штуки, от которых надлежит срочно избавиться вместе надоевшей девственностью. Друг к другу же Азэми и Риоко не ощущали никакого влечения совершенно. Бесконечную нерушимую привязанность, желание заботиться, беречь и, если надо, защитить даже от целого мира - да, это сколько угодно (впрочем, подобные чувства питали к своим вторым половинкам большинство Пар), но вот желание подарить одна другой свои Ушки... подобная идея их не посетила ни разу, и не единого эксперимента в столь деликатной области не было проведено тоже. Впрочем, как им удастся поделить любовь сразу на несколько частей - внутри Пары и вне ее, для мальчишек, Азэми и Риоко пока особо не волновало, так как все их отношения с парнями пока ограничивались лишь легкими увлечениями, в детали которых они со вкусом и довольным хихиканьем посвящали друг друга, а хвосты (пусть и уродливые) и Ушки (пусть и немного мелковатые для их голов - тоже, кстати, изрядная печаль!) отдавать кому-то там не спешили вовсе, хоть желающие находились с избытком. - Я? Струсил?! - возмутился Соби. - Да это вы сами трусихи! - поначалу он хотел продолжить обзываться, но потом сообразил, что Беспощадные вполне могут счесть его красноречие желанием оттянуть сражение, то есть именно трусостью, он прервался на полуслове и, прислушавшись к всплеснувшей внутри Силе, зовущей его помериться своими умениями с так удачно оказавшимися под рукой соперниками, поспешно сказал: - Система... До конца договорить Соби не успел. Система, будто специально ждавшая его просьбы, раскрылась моментально и безукоризненно; мальчик, очутившись в ее таинственной чудесной тьме, вздохнул от восторга и жадно всмотрелся в черноту перед собой, запоминая ее оттенок и всем своим существом впитывая окруживший его уют и дружелюбие. "Интересно, что она такое?" - мимоходом задумался он, а развить мысль у него не получилось из-за Беспощадных, которые ненамного отстали от него с загрузкой собственной Системы, а, значит, начала битвы следовало ожидать через несколько мгновений. И, кстати, возражая Беспощадным, Соби не покривил душой ничуть: он действительно не боялся; более того, достаточно самонадеянно полагал, будто он уже опытный участник магических сражений - да-да, можно сказать, ветеран! Нет, а почему он должен думать по-другому? Вон, на его счету уже целых две битвы с Бесформенными, закончившиеся, если брать среднее, добротной ничьей! Так что теперь он любому противнику даст жару - и еще как даст! Узнают они, ох узнают! Поэтому девчонки полезли к нему определенно зря, а уж за испорченное вызовом настроение он им покажет вдвойне, чтобы впредь было неповадно! Тогда, возможно, они, предварительно вылечившись, расскажут остальным, насколько Соби опасный противник, и те прекратят лезть к нему под руку со своими битвами... Нет, в общем, против битв он не имеет в целом ничего, даже наоборот - вон Сила как разбушевалась внутри, стремясь на свободу! - просто перед вызовом он думал совсем о другом, сугубо мирном, а подобное состояние духа вовсе не способствует предстоящему бою... Словом, он сейчас быстренько победит, а затем станет вызывать потенциальных противников сам (если станет, конечно!) и только находясь в подходящем настроении, дабы больше никто не выводил его из себя, начисто разрушая мечтательность и радостное предчувствие счастья, которые после гибели мамы и папы посещают его столь редко! И Соби приготовился к бою, почему-то ощущая в душе странную смесь воинственности и миролюбия. Беспощадные сосредоточились тоже, и сражение началось. Хотя девушки и не считали Соби, чрезмерно изящного из-за своей худобы, никак не спешащей исчезать даже несмотря на отменный аппетит мальчика, сколько-нибудь серьезным противником. А глядя на субтильного Агацуму, иногда ужасно похожего на сверхдорогую статуэтку, сделанную из лучшего фарфора, местами даже, кажется, полупрозрачного и, естественно, очень-очень хрупкого, многие обманывались его внешностью и полагали мальчика хлюпиком и слабаком. Конечно! Чего стоят одни эти глазищи, вечно грустные и потрясающе огромные, будто нарисованные на его лице искуснейшим художником! Ну и все остальное - волосы там и прочее - тоже ясно дает понять: Агацуму запросто соплей перешибешь! Зачем о такого еще руки марать? Да для подобного совсем себя не уважать надо! А то, что Соби жил у Рицу, автоматически превращало его в директорского любимчика, которых, понятно, не терпел никто, как и прочих учительских подхалимов. Словом, большинство учеников "Семи голосов" относились к мальчику с неприязненной настороженностью, но драться или вообще причинять вред особым желанием не горели, обходя его десятой дорогой и потом страстно обсуждая в своих компаниях. Сам же Соби прекрасно ощущал их к себе отношение и снова расстраивался, поскольку, немного придя в себя от боли потери, был весьма не прочь завести друга... или хотя бы приятеля. Но с ним никто не желал общаться, его сторонились и подозрительно глазели издали и в упор, вдобавок зловеще перешептываясь по углам, и мальчику казалось: если он сделает лишний шаг по направлению к ним, они в ужасе разбегутся, издавая дикие крики, забьются в тайные укромные места, тем снова примутся перешептываться, склоняя его на все лады, и этот надоедливый обидный шепот будет сопровождать его везде, подобно диковинному вечно шелестящему шлейфу, окончательно отпугивая от него любого встречного, хотящего, возможно, подружиться с ним... Правда, предоставленный им шанс сражаться без ограничений Беспощадные все же намеревались использовать до конца, и Азэми велела Риоко сперва прощупать Соби элементарными заклинаниями, не причиняющими особого вреда. Кстати, помимо всего прочего, Беспощадные испытывали элементарный интерес к тому, что вообще представляет из себя Соби в качестве Бойца, раз директор так трясется - подумаешь, указание не стесняться в методах! Все равно трясется, видно абсолютно ясно! - над ним. Ведь каждому понятно: Минами, отнюдь не страдающий человеколюбием на пустом месте, никогда не станет настолько волноваться о мальчишке, не имеющем особых дарований, пусть тот и его воспитанник; значит, пресловутый Агацума таит в себе какие-то очень любопытные для него моменты! А в первую очередь Рицу волнует Сила (и во вторую, и в прочие очереди - она же), об этом знают все в школе! Выходит, Соби, раз директор просил Риоко и Азэми применить к нему свои умения в полной мере, - вместилище Силы поистине незаурядной, а раз так, схватка станет увлекательной вдвойне! Беспощадные, будучи уже довольно знающими ученицами,понимали: Рицу, организуя из бой с Агацумой, преследует свои, непонятные другим, цели, и они напрямую связаны с битвами и Силой - точнее, со способностью Соби участвовать в них и величиной его собственной мощи. То, что Минами пытается именно пробудить Силу в воспитаннике, до Беспощадных не дошло, поскольку подобные вещи в "Семи голосах" входят в программу выпускного класса, да и в ней им не уделяется слишком много времени. Кстати, после второго боя Соби с Бесформенными многие ученики азартно расспрашивали тех, каков Агацума в Системе, надеясь на подробный рассказ, могущий послужить очередным источником насмешек над мальчиком и издевательских историй о нем, которые наверняка сохранятся в школьном фольклоре и будут поведаны еще многим поколениям учеников. Короче, раздражающий общественность Агацума не дождется покоя и доброжелательности, пока находится в пределах "Семи голосов", пусть даже не мечтает, ха-ха! Но те, вопреки ожиданиям приятелей, не желали говорить об их битве ни в какую, отделываясь каждый раз несколькими угрюмыми фразами. Немало раздосадованные ученики предприняли еще изрядное количество попыток вызнать интересующие их моменты, но результата они не принесли. Бесформенные по-прежнему молчали, не собираясь делиться с любопытными ни одной подробностью, а в ответ на чрезмерно рьяные наседания Кохэку сорвался и наорал на растерявшихся приятелей, на которых его истерический голос и психованное поведение произвели неслабое впечатление и окончательно убедили в том, что в бою произошли какие-то странные и не очень лестные для Бесформенные вещи. Поэтому Кохэку и Нобу больше расспросами не донимали, решив отчего-то пощадить их самолюбие, но, поскольку неудовлетворенное любопытство продолжало будоражить "Семь голосов". Гипотезы строились самые невероятные и обсуждения тоже пока не прекращались; в них не принимали участия только готовящиеся к итоговому испытанию старшеклассники, считавшие ниже своего достоинства вникать в дела малявок. Но, по правде говоря, и они иногда с жадностью прислушивались к особо экзотическим версиям о ходе боя Бесформенных и Агацумы. Словом, данная история захватила умы школьников не на шутку, и Беспощадные здесь исключением не являлись. И тут - о чудо! - директор сам просит их о битве с Соби; к тому же, разрешает не сдерживаться! Ну разве можно тут сомневаться и раздумывать, а?! Начав битву с простейших атак и не давая мальчику времени на ответные действия (так тоже велел сделать Рицу: пусть условия боя будут максимально приближены к настоящим, а не учебным сражениям!), Беспощадные вскоре убедились, что вопреки их снисходительному пренебрежению его персоной, Агацума уже немного умеет сопротивляться. За доли секунды, разделяющие заклинания Риоко, он порой успевал (не всегда, но тем не менее!) придумывать весьма достойные ответы, украсившие Азэми парой-тройкой ограничителей, и стойко терпел боль от оков, пропуская атаки Риоко, - и, все больше поддаваясь влиянию Имени, воинственно бередящему их души и лишающему последнего самообладания, Беспощадные решили вести битву всерьез, дабы непременно расправиться с директорским любимчиком. Бури, дождь, снег, град, электрические разряды ослепляющий свет, нагоняющая ужас темнота - все, имеющееся в их арсенале, пошло в ход без остатка. Соби, понятно, когда отвечал, когда нет - по-разному, но в целом еще держался достаточно уверенно, и ограничители не мешали ему надеяться на выигрыш, только тут Беспощадные, сообразив, что копаются с какой-то паршивой мелюзгой слишком уж долго (кому рассказать - ведь запозорят потом!) и, уже вдосталь насладившись боем, ударили по мальчику своим коронным приемом - заклинанием повышенной гравитации. Его использовали в школе только они одни, поскольку оно требовало жуткого количества Силы, а у них она рождалась из беспощадности, подпитываемой Именем, и у них ее нужный для такого заклятия уровень достигался довольно легко, в отличие от других учеников-мямлей, не столь жестоких в бою. И после произнесения всех необходимых слов Риоко, а с ней, конечно, и Азэми было так забавно наблюдать за корчами придавленных к полу Системы противников, дергающихся жалко и конвульсивно, будто не до конца раздавленные жуки! О, от такого зрелища их сердца веселели, а души наполнялись законной гордостью - дескать, вот вам всем, неумехи! Кстати, это заклинание являлось по-настоящему опасным для жизни, особенно если (дополнительный деморализующий фактор!) оно применялось сразу после заклятия невесомости, и, по мнению Беспощадных, будучи изящными контрастами, лишь подчеркивающими эффективность и эффектность друг друга, придавало обоим заклинаниям неповторимую прелесть. Но, к большому сожалению Риоко и Азэми, учителя быстро (даже слишком быстро!) просекли их любимую фишку, пришли от нее в ужас и строго-настрого запретили изрядно расстроившимся девчонкам даже помышлять о подобных недостойных маневрах. И с тех пор Беспощадным не удавалось потешиться любимым способом ни разу, а здесь вдруг такая шикарная возможность - сам директор позволил все! И Сила, общая сейчас для них обеих, достигла своего пика: значит, пора! Заклинание полетело в Соби, увернуться или защититься тот, уже порядком уставший, разумеется, не успел... и сперва беспрепятственно поднялся в воздух, судорожно и бессмысленно размахивая конечностями, а потом с размаху рухнул вниз, чувствуя, себя не человеком, легким и подвижным, но каменной тяжеленной статуей, и с ужасным трудом заставляя себя дышать: ведь при жутко возросшей гравитации его грудная клетка никак не могла раздвинуться, чтобы впустить в легкие воздух, и даже сердце уже билось с трудом, непривычное к подобным нагрузкам. Мальчик пытался освободиться от неведомой силы, так страшно прижимающей его к полу, - например, отползти в сторону - только вместо результативных стремительных движений у него выходили те самые жалкие дергания, медленные и вялые, которые как раз очень нравились Беспощадным. Бедный Соби, уже даже толком не видящий ничего вокруг, испугался до умопомрачения; ему казалось, будто он вот-вот умрет, поскольку измученное сердце уже почти замерло, надеясь передохнуть хоть немного, и любая мизерная порция воздуха попадала в легкие мальчика с величайшим трудом. Соби тонко заскулил от страха, с каждым мгновением делавшегося все огромнее и тоже немало мешающему дышать, а потом горько и безнадежно заплакал - ведь именно сейчас ему невероятно, мучительно, невыносимо хотелось жить! Почему, ну почему мир так несправедлив к нему?! Почему умирать надо непременно тогда, когда он нашел в себе силы смириться с потерей родителей и жить дальше, даже получая от этого некоторое удовольствие?! Почему смерть не забрала его раньше, вняв отчаянно-горестным призывам в первое время после осознания того, что мам и папа оставили его навсегда, а опекун - человек суровый и жесткий, не испытывающий к нему, Соби, и капельки любви?! Почему?!! Почему сейчас?!! И к тому же, зачем он только связался с этими дурацкими поединками?! "Нет, не хочу! Больше не стану сражаться никогда, если не умру! Я боюсь, спасите!!!" - лихорадочно мелькало в гаснущем сознании Соби; дальше от недостатка кислорода у него потемнело и в глазах, он забился уже чуть ли не в агонии, несказанно радуя внимательно наблюдавших за ним Беспощадных. Но вот еще одна конвульсия - и он провалился в темноту беспамятства, находясь почти на грани. Беспощадные, поглядев на мальчика еще немного и жадно вслушиваясь в треск его костей, полностью удовлетворились зрелищем, решили даже, что несколько перестарались, подвергнув жизнь Агацумы непосредственной опасности, и победительно воззрились друг на друга. Потом, вновь переводя взгляды на Соби, неопределенно хмыкнули (да, они победили, это естественно, по-другому получиться и не могло, но он очень неплохо держался, особенно для своего возраста!) закрыли Систему и ушли восвояси, на ходу с милыми лукавыми улыбками обсуждая подробности боя, чуть не сгубившего Соби. Да, чуть - потому что с отменой Системы Беспощадных их заклинание прекратило действовать, и он снова задышал, поначалу медленно и неуверенно, а затем все более жадно. Потом он кое-как поднялся, с трудом удерживаясь на трясущихся от ужаса ногах, дрожащими руками собрал свои вещи и, низко опустив голову, побрел к себе. Плакал Соби не переставая, и страх совсем никуда не делся, даже наоборот: чем дальше - тем сильнее он разрастался. Соби теперь и слышать не хотел ни о каких битвах заклинаний, могущих, оказывается, быть не захватывающим развлечением, а изощренным безжалостным убийством, от которого не существует спасения. И его Сила опять крепко уснула до поры, не спеша проявлять себя, как полагается; мальчик очутился со своим страхом один на один, не в состоянии пока с ним справиться. А его не в меру настойчивого опекуна ожидало очередное досадное разочарование: воспитанник решительно не оправдывал его надежд и разрушал все планы на его счет.