***
В таком темпе прошло несколько месяцев. Пока, наконец, Акнология-сама не решил, что с его тела на данный момент достаточно и нужно пробудить магию. Он, как оказалось, разбирался во множестве сфер, включая теорию магии. И самым действенным способом для разблокировки магического источника счёл стрессовую ситуацию. Благодаря абсолютному доверию Меласа мужчина с лёгкостью проник в его разум и спроецировал ситуацию, которая казалась ему самой болезненной для ребёнка — смерть самого убийцы драконов. Для него это был не более, чем интересный эксперимент приправленный желанием пробудить магию ребёнка. Меласа же затрясло от глубинного ужаса. Мир вокруг рушился вместе с константой его самоконтроля, избранной целью жизни. Зрение плыло, в ушах раздавался бешеный стук сердца, а пространство словно ходило ходуном. Голова кружилась, а вдохнуть не получалось. Он наконец вживую (или нет?) услышал жутко знакомую фразу, преследующую его во снах:«Ну, огонёк, что теперь будешь делать?»
Он не чувствовал, как его трясли за плечи, не ощущал вкуса знакомой магии, глаза застилали слезы. Рядом раздался особенно громкий звук, что заставил отвлечься и услышать: — Мелас! Тогда он наконец увидел. Акнология-сама сидел перед ним — живой и невредимый, разве что чёрного плаща на нём не было. Мелас шмыгнул носом и кинулся на убийцу драконов, обнимая того за живот. Его слегка приобняли в ответ одной рукой, прижимая к горячему телу. Оглядевшись вокруг из-за чужого плеча, он понял, что поляна горит. Огонь, аккуратно обойдя лишь Акнологию-сама, — что неудивительно — затопил всю траву. Огонь с чернотой божественного присутствия — такова была его магия. У него получилось! Мелас радостно улыбнулся во все зубы, с восторгом глядя на убийцу драконов, тоже слегка улыбающегося. Это мгновение запомнилось Драгнилу надолго — улыбка Акнологии-сама определённо была самой прекрасной вещью во Вселенной, а сам он был очень красивым без плаща и этого угрюмого выражения лица. Огонь сразу же потух, но Мелас чувствовал в солнечном сплетении тепло, что теперь будет согревать его всегда. В этот день ему было позволено не тренироваться — он ощущал жуткую усталость во всем теле, словно прошла как минимум половина тренировки. Довольный мальчишка ещё немного посидел, греясь в объятьях одного из сильнейших магов континента. Спустя некоторое время Меласа всё-таки отодвинули, и он осознал, что, похоже, сжёг плащ Акнологии-сама. Это заставило его смутиться и покраснеть, бормоча извинения и что-то про то, что он купит новый плащ. Мужчина на это лишь хмыкнул, веселясь. Мелас поднял голову и, увидев откровенно насмехающийся взгляд, счёл это знаком, что его всё же не будут гнать на дополнительную тренировку. А Акнологии было весело. Сгоревший плащ его не волновал ни капли, а вот необычное чувство, вспыхнувшее в сердце, стоило увидеть слезы мальчишки — очень даже. Когда-то давно Акнология назвал бы его волнением или даже страхом за Меласа, но сейчас даже сама мысль об этом казалась неестественной. Что-то в глубине души — если она, конечно, у него была — просило успокоить ребенка, утереть слезы. Поэтому он как-то не сразу сообразил, что его единственный человеческого вида плащ горит. К тому моменту, как он сдёрнул его с себя, оставалось лишь выбросить остатки в полыхающий огонь. У него было несколько таких плащей, и все они должны были быть огнеупорными — похоже, теперь ему придётся менять их постоянно. Из-за странного тепла в груди он позволил себя обнять — хотя не любил прикосновения ещё с тех времён, когда у него был дом — и улыбнулся. Стоило мальчишке смутиться, как в душе зародилось непонятное веселье — этот ребенок был совершенно неподражаем в своём поведении. Это заставило мужчину на мгновение умилиться, тут же, впрочем, стряхивая положительные эмоции. Он не достоин этого.***
Нацу и Зереф очень любили Меласа. Пусть он подолгу отсутствовал дома, а в единственный выходной лежал на кровати и много читал, старший брат всегда выделял им каплю своего времени и что-то рассказывал, объяснял или играл с ними. Брат очень много говорил, в основном про какого-то Акнологию-сама. А ещё… Зереф был умным мальчиком, пусть и не таким, как брат. Он видел, что Мелас не улыбался искренне, и смутно помнил, что слышал его смех всего один раз. Когда же Мелас рассказывал об Акнологии-сама, — он просил называть его только так и никак иначе — он улыбался. Искренне и светло, так, что хотелось улыбнуться в ответ. Зерефу было очень интересно, что же за человек такой заставляет его брата улыбаться от одного лишь воспоминания о нём. Удовлетворить это любопытство он смог почти месяц спустя. Мелас очень сильно устал на тренировке и на следующий день не проснулся вовремя, недовольно бурча на наглые лучи солнца, пробивающиеся сквозь шторы. Спустя час в дверь постучали. Родители тогда взволнованно переглянулись (Адайн — с интересом, Регин — с волнением) и пошли открывать. Зереф, как истинный трёхлетний ребенок, поплёлся за ними, заинтересованно сверкая глазами. За дверью оказался очень высокий загорелый мужчина со странными узорами на руках — брат называл их магическими татуировками. Длинные тёмно-синие волосы по пояс были растрёпаны, а темно-зелёные глаза полыхали чем-то странным. — П-простите, он ещё спит… — скованно пробормотал отец, сцепив дрожащие руки. Мужчина удивительно ловко прошёл между родителями в дом и опёрся на стену. Он втянул носом душный воздух и сложил руки на груди. Взгляд болотных глаз перешёл на дверь в комнату старшего брата, что была закрыта с самой ночи. Зереф даже заволновался, вдруг с ним что-то случилось. — Мелас, — негромко сказал незнакомец, словно и не пытаясь позвать Драгнила. Голос, низкий и вибрирующий, разнёсся по помещению. Спустя небольшой грохот и буквально пять секунд, из комнаты раздался щелчок открываемой защёлки, и дверь распахнулась, являя присутствующим заспанного Меласа Драгнила во всей красе — растрёпанные волосы, синяки под сонными глазами и милейшая пижама бирюзового цвета, состоящая из туники и шорт. Мелас моргнул, осознавая, что здесь что-то не так, перевёл взгляд на стену, где висели часы-лакрима и почти мгновенно оказался рядом с мужчиной. В его глазах разве что слёзы не наворачивались — до того мальчик выглядел расстроенным. Он был страшно собой разочарован — всего месяц прошёл, а он уже проспал. Мужчина лишь внимательно осмотрел старшего из братьев Драгнил и хмыкнул. — Сегодня отдыхаешь. Завтра как обычно, — и ушёл. Просто взял и вышел, захлопнув дверь! Мелас, едва осознавший сказанное, пробормотал что-то вроде «Я спать» и пошёл обратно в комнату. Таких случаев было ещё много, и Акнология-сама неизменно приказывал брату отдыхать. Несколько раз в месяц брат стабильно просыпал, но Акнология-сама приходил и проверял, всё ли с Меласом в порядке. Будь Зереф постарше, он бы назвал это заботой. Это, пожалуй, действительно была она, но ни Акнология-сама, ни Мелас никогда это не признают. Мелас — потому что заботится о душевном спокойствии своего учителя, а этот самый учитель — потому что бесчувственный чурбан. Так его иногда называла мама, а отец только вздыхал и открывал новую бутылку успокоительного. В один из таких «выходных» дней Мелас сидел в комнате и что-то плёл из разноцветных нитей. Ближе к вечеру он вышел из комнаты и подарил Зерефу, а затем и Нацу, аккуратные браслеты. Папа сказал, что это артефакты, но тогда Зереф понятия не имел, что это значит. Уже то, что их сделал старший брат, говорило о невероятной силе этих вещей — Зереф понял это много позже, держа в выросшей ладони маленький браслет, и не думавший почернеть или рассыпаться от его магии.***
Сегодня Меласу исполнялось четырнадцать. Большое число, если так посмотреть. Он проснулся рано — скорее по привычке, чем из надобности, ведь сегодня у него выходной. Больше всего Драгнил хотел бы провести этот день с Акнологией-сама, но кто ж ему разрешит… Погодите, а с каких пор ему нужно разрешение? Это его день, и он решает, кого пригласить сегодня! Настроение тут же подскочило вверх, и именинник радостно поднялся с кровати. И едва не споткнулся о гору подарков от семьи и друзей родителей. На самой верхушке этой горки лежал дорогой письменный набор, состоящий из серебряной перьевой ручки, дополнительных чернил и подставки под это великолепие. На губы наползла улыбка, хотя подарок всё так же не был подписан, от него веяло знакомым терпким бризом. Даже представлять не хотелось, сколько подобная вещь может стоить — а набор определённо был дорогим и, судя по отметке на дне подставки, купленным в столице. «Раз уж это подарок, то о цене можно не думать», — пришло ему в голову. Радостный, Мелас едва ли не в мгновение ока переоделся и умылся, стараясь быстрее попасть на кухню. Стоило ему войти, как со всех сторон раздалось весёлое «С днём рождения!». Улыбка, никем не замеченная, тут же потухла, не найдя в комнате того, кому предназначалась. Позавтракав с семьёй, Мелас сказал, что хочет привести кое-кого домой, чтобы они смогли наконец познакомиться. Регин нахмурился, а Адайн лишь улыбнулась, не оставляя ему выбора, кроме как разрешить — негоже отказывать сыну в день рождения. Да и он был прав, им давно следовало познакомиться с этим учителем. А сомнений в том, кого именно он приведёт, почему-то ни у кого не возникло. Едва ли не вприпрыжку он двинулся в сторону почти родной поляны. Шёпот-шелест ехидно подколол, что он слишком уж уверенно идёт, но Мелас лишь фыркнул — на что ему видения? Однако Мелас не был бы Меласом, если бы не словил себе проблем на… пятую точку. Подходя к знакомым деревьям, он предсказуемо споткнулся о торчащий корень. И, конечно же, он так и не упал, привычно схваченный за плечи. Подростковые изменения давали о себе знать, провоцируя множество неловких падений и избитых дверными косяками конечностей. Оказавшись в вертикальном положении, Мелас тут же развернулся в сторону поймавшего его мага, радостно улыбнувшись. Акнология-сама едва усмехался, неожиданно подняв руку и… потрепал его по волосам. Это ощущение горячей руки на голове, растрепавшей уложенные волосы, было лучшим на свете. Мелас улыбнулся ещё ярче, сияя, словно магический светильник. — С днём рождения, — неожиданно прозвучало над головой с лёгким смешком. Мелас говорил что-то про лучший день в жизни? Это определённо он. — А когда он у вас? — с истинно детской непосредственностью прозвучал вопрос, едва не вгоняя его в ступор. У убийцы драконов никогда такого не спрашивали. А он и не спешил вспоминать эту бесполезную дату. И сейчас, напрягая память, внезапно осознал интересную деталь. — Ровно через месяц, — это заставило Меласа удивлённо полыхнуть глазами и счастливо улыбнуться. Он обязательно сделает подарок Акнологии-сама! Осталось придумать только, какой. — Акнология-сама… Могу я пригласить вас к себе? — прозвучало чрезвычайно странно, по мнению обоих. Мелас смутился и покраснел, смотря на неожиданно задумчивого Акнологию-сама. А драгонслеер сомневался. Он, вообще-то, редко сомневался, но с появлением этого ребёнка недостатка в разнообразии эмоций больше не испытывал. Он ощущал себя недостойным всего этого — ярких улыбок, вопросов о дне рождения, тренировок и болтовни обо всём на свете. И одновременно с этим, ему так хотелось, чтобы это, будь оно сном, никогда не заканчивалось. Он был готов спать вечно ради этой глупой мальчишеской улыбки. Как-то неосознанно кивнул, соглашаясь на предложение, но мерзкий голосок на краю сознания шептал, что жалкому чудовищу вроде него, использующему наивного мальчишку, не стоит надеяться на искренность. Это было не так — Акнология по глазам видел, что Мелас прекрасно осознает, с кем разговаривает. Но он доверял ему, убийце сотен и тысяч. И ради этого доверия мужчина был готов на многое. А радостный Мелас, едва ли понимающий терзания драгонслеера, окрылённо пошёл в сторону дома. Тот двинулся за мальчишкой, отодвигая все мысли и эмоции в сторону — не сегодня, нет, он не будет портить настроение ребёнку. Он до сих пор не понимал, зачем год назад подарил этому мальчишке блокнот, ведь Мелас, судя по всему, с ним теперь чуть ли не спит. Зачем тогда он подарил ему письменный набор в этом году? Акнологии казалось, что, раз уж он учитель, то и подарки должны быть учительские. А теперь он идёт к нему домой. Абсурднее не бывает. Перед тем, как войти, мальчишка обернулся к своему учителю, слегка наклонив голову вправо. Взгляд ониксовых глаз так и спрашивал «Вы уверены?», но Акнология лишь равнодушно кивнул, удерживая в сердце щемящую тоску по собственному дому. Судя по удивлённому лицу отца, Мелас не сказал, кого собирается пригласить, а он не догадался. Либо… просто не ожидал, что он согласится. Последний вариант даже логичнее — какой родитель ожидает, что человек, известный, как убийца драконов, согласится прийти на день рождения к его ребёнку? Он этого даже сам от себя не ожидал. Войдя в дом, Акнология почувствовал себя несколько неуютно — впрочем, он всегда ощущал себя лишним, входя в чужой дом или помещение. Его не должно быть здесь. Он всегда был неправильным, неподходящим дому. Даже просто находясь в людном месте он ощущал, что отличается от всех них. Мелас, не замечая его странного состояния (или просто решив его отвлечь), потащил мужчину на кухню. И Акнология сделал вид, что его действительно может заставить идти четырнадцатилетний мальчишка. Успев снять плащ у входа, он остался в тунике и брюках (конечно, он совершенно просто так сегодня надел новые вещи), в коих выглядел очень странно. Мальчик, уже больше похожий на юношу, посмотрев на него пару секунд, кивнул каким-то своим мыслям и открыл дверь в столовую. Адайн, как раз расставлявшая тарелки, на мгновение застыла, но сразу взяла себя в руки и кивнула мужчине. — Адайн Драгнил. Тот невоспитанный мужлан в прихожей, — она указала на всё ещё ошарашенного отца семейства, — мой муж, Регин Драгнил. — Акнология, — спокойно ответили ей. Мелас радостно улыбнулся, уже привычно для Акнологии, но, похоже, не для своих родителей — и подошедший Регин, и почти скрывшаяся за дверью детской Адайн были одинаково удивлены тем, что их старший сын улыбался. Акнология лишь неопределённо хмыкнул, испытывая некое довольство тем, что Мелас, судя по всему, улыбался только ему или с ним. Из детской, проскользнув мимо матери, вышел крохотный мальчик, копия Адайн — брат его ученика. Насколько Акнология помнил, у Меласа их было два, но о них он говорил довольно редко — ребёнок вообще мало болтал.***
Мужчина так и не понял, как это произошло, но сейчас он, Акнология, жестокий монстр, купающийся в драконьей крови, сидел на стуле в комнате мелочи по имени Мелас и давал себя причёсывать. Пребывая в глубокой задумчивости, он сделал мысленную пометку: «Никогда больше не злить его». Распутывать колтуны в длинных волосах было больно и как-то даже обидно. Уже с час мальчишка бухтел о том, что он не ухаживает за волосами, а они же такие восхитительные, и вообще его бы в бочку с горячей водой окунуть… Акнология искренне не понимал водные процедуры — раньше профессия обязывала быть едва ли не стерильным, а сейчас он предпочитал не тратить деньги при редком посещении жилых мест. А натираться всякой дрянью и расчёсывать волосы чаще нужного он не любил никогда. Теперь, похоже, придётся. Потому что дорвавшись до его волос, Мелас не отцепится — проверено, однажды этому маленькому засранцу пришло в голову подпилить ему когти. Тот случай он до сих пор вспоминает с содроганием, если честно. И от волос он так быстро не отстанет. Проходящая мимо комнаты Адайн лишь хмыкнула, как-то нервно поправив свои сказочные волосы, которым завидовали все соседки. К ней сын тоже однажды подошёл с просьбой «позаботиться о волосах». Как будто у неё был выбор, право слово, Мелас даже мёртвого уговорит. А сам Драгнил едва не пищал от восторга и негодования одновременно. С одной стороны — ему дали в руки сказочно красивые волосы Акнологии-сама, а с другой — в каком они были состоянии! Он, конечно, всё понимал, образ жизни не тот, но хоть раз в неделю можно нормально мыться, а не макать голову в реку?! Мальчик страшно негодовал, умудрившись уговорить Акнологию-сама помыть голову — «Я все сделаю сам, правда, сил нет смотреть на этот ужас!». Действительно, тихий ужас. В том числе из-за активного воздействия магии, волосы были в ужасающе спутанном состоянии и больше были похоже жесткую солому. Надо сказать, после всех процедур и мучений, сопровождаемых умилительным бурчанием Меласа о неуважительном отношении к волосам, они выглядели намного лучше. Не в пример идеальным укладкам Адайн и самого Меласа, но по сравнению с тем, что было до — чудо, не иначе. Мелас долгое время считал это лучшим подарком на день рождения.