***
Прошло уже больше столетия. Он не считал. Всё залито кровью, включая его самого. Где он? Он не знает. Кажется, это место ему знакомо. Город, каменные стены, люди. Почему они живы? Говорят с драконами? Убить, ему нужно убить их всех… Зачем? Он не помнит, кровь, везде кровь. Не его, их, тварей, отнявших у него… что? Что у него отняли? Кто он такой? Почему всё алое, озёра алого, руки, ноги, только цепочка на шее блестит, как новая. А кто ты? Ты, тот силуэт во тьме. Ты так светишься, ведёшь за собой. Ты — дорога. Почему тебя здесь нет? Почему ты оставил медальон и ушёл? Ты должен был остаться, он не может без тебя. Ты — смысл, дар, сокровище, которое нужно беречь. Спаси его, он не может сам. Он тонет в крови, криках, боли. Утягивает вниз, не за что держаться. Голоса… Кто говорит? Это ты? Нет, голос другой, женский. Он её знает? Волосы тоже алые. За ней… тварь, чудовище, светлая чешуя. Убить, нужно убить. Снять голову… Если он отдаст тебе головы их всех, ты вернёшься? Пожалуйста. Он пытается, рвёт ногтями грудь. Сердце. Сердце болит. Если он подарит тебе его, ты явишься? Он хочет вспомнить. Вспомнить, как ты выглядишь. Какой ты? Что ты любишь? Почему отдал дневник? К т о т ы?Мелас.
***
Когда он снова открывает глаза, сознание проясняется. Пахнет розами. Во дворце Драгнова всегда так пахло. Он лежит на мягкой кровати, чистый и перемотанный бинтами. Крови больше нет. За окном — шумные улицы, мощёные камнем, люди, драконы. Преодолев рефлекторную ярость, он понимает — Драгнов. Что он здесь делает? Кажется, он слышал Эйрин перед тем, как всё утонуло во тьме. Резная дверь открывается. И действительно, за ней стоит Королева Драгнова, Мать убийц драконов и ещё тысяча титулов — Эйрин Белсерион. Истощённая, бледная, в чёрной траурной одежде. Сознание всё еще плывет, тело болит. Он слабо понимает, как оказался здесь, на юго-западе Ишгара. — Рада видеть, что ты осознал себя, Акнология. Ах, да. Его имя. Фальшивое имя. Имя дракона, который разрушил его дом и убил семью. А как его звали раньше? Он не помнит. Всё как в тумане. Заторможенно кивает, ждёт объяснений. Пока не натыкается пустым взглядом на тумбочку у кровати. Чёрный дневник в обложке из кожи — потрёпанный, с пожелтевшими от времени страницами. Серебряный медальон. Он неосознанно тянет руку, забирает украшение. Ни единой царапинки. Нажимает на кнопку. За крышкой небольшое изображение: мужчина и женщина, розовые и чёрные волосы; перед ними два ребёнка, старший и младший, с таким же сочетанием волос. И слева от женщины… юноша. Недлинная розовая коса, выбившиеся чёрные пряди у висков, чуть наклонённая голова, пустая улыбка. Сердце сдавливает болью, когда он видит рядом себя — счастливого, положившего ладонь на тонкое мальчишеское плечо.Мелас.
— Мы можем поговорить позже? — впервые за долгое время говорит он. Голос хрипит, надрывается. Но ему плевать — он смотрит отчаянно на изображение в своём-чужом медальоне, и нестерпимо хочет всадить в сердце острый клинок. Смерть намного предпочтительнее, чем жизнь с памятью о нём. — Конечно, — Эйрин вздыхает горько, глядя на него. «Ни капли не изменился. Всё такой же отчаянный», — со слабой улыбкой думает женщина, закрывая дверь.***
Мелас отключился почти сразу. Ослабшее тело потеряло всякую способность двигаться. Ему ужасно хотелось спать, чему только способствовала чужая, укутывающая в теплые объятья, магия. Похожая на пушистое одеяло, тьма ластилась, шершавым языком облизывая раны, притупляя боль. И мальчик уснул, лишь плотнее прижавшись к груди её владельца. Его собственная магия свернулась клубком где-то на уровне сердца, наконец добившись своего. Знакомо-незнакомая сила довольно мурчала, как старая кошка, нашедшая своего котёнка. Он спал спокойно, впервые за долгое время не видя обрывки запутанных воспоминаний и мыслей. Акнология с горечью рассматривает искажённые ранами черты лица. Кажется, что он несёт в руках фарфоровую куклу, а не человека — таким хрупким ребёнок выглядит. Истощённый и бледный, но этой бледности не видно за синяками, ссадинами и кровоподтёками, усыпавшими тонкую кожу. Нет сил думать о том, что он пережил. Нестерпимо хочется стереть с него эти ужасные следы, но столь же сильно в душе горит гнев, заставляющий магию кипеть. Почти выйдя из города, мужчина неожиданно оборачивается. Кончики пальцев зудят от желания стереть это место вместе со всеми его жителями. И он не отказывает себе в нем. Концентрированный эфир вьётся вокруг каменных стен и скручивается спиралью ввысь, не давая более никому войти или покинуть его. Магический рунный круг, древний, как само магическое искусство, сверкает над головами людей. Долгое мгновение ожидания, и магия вспыхивает. Огромный столб, светящийся насыщенно-белым, источает ужасающую магию. От неё дрожат воздух и земля, разбегаются звери и птицы, лишь одни люди не чувствуют угрозы. Ни единого крика не звучит — когда круг исчезает, на месте города остаётся лишь пустырь. Акнология безмолвно разворачивается, бережно придерживая голову Меласа, и уходит. Ему здесь делать больше нечего.***
Синеволосая девочка, едва семи лет на вид, улыбается трогательно, тянет руки к нему. Мелас хрустально смеется, сидя перед ней на коленях. Тонкие, бледные пальцы юноши выплетают венок из трав и цветов: василёк, горицвет, колокольчик и полынь. Сиренево-зелёные цвета, так хорошо подходящие к её волосам. Чуть-чуть большеватый для ребёнка, он сваливается ей на глаза. Она хихикает. Юноша пускает чёрные искры магии по цветущему произведению собственных рук. Воздух наполняется запахом смолы, и венок становится немного меньше. Мелас трёт довольно девичьи пухлые щёки и чмокает в лоб. Он свободен. Кажется, что они одни в этом мире, и нет ничего, кроме цветочного поля и густого леса. Голова необычайно пуста, в ней ни единой мысли, только «Как же всё-таки хорошо.» Акнология смотрит на молодого человека с нескрываемой нежностью — как на нечто волшебное, драгоценное, лишь для него одного. Он впервые за долгие годы дышит полной грудью — все заботы и волнения забыты на этой поляне недалеко от луга, ведь рядом смеётся его смысл, его якорь, и улыбается маленькое чудо. Где-то за деревьями за ними наблюдает Грандина. Дракониха ничего не говорит, но воздух, свежий и немного холодный, сполна передает её радость. Она действительно счастлива рядом с этими дурачками — и ещё больше счастлива тому, как расслабленно и восторженно глядит её старый друг на юношу рядом. Венди же словно светится изнутри. Её окружают самые дорогие члены семьи — мамочка Грандина, Мелас-сан и Акнология-сама (в голове она тихо-тихо зовёт папами, но только иногда, чтобы не услышали). Она встаёт, придерживая венок на голове маленькими ладошками, и кружится-кружится-кружится. Ветер свистит, ластится к коже, довольно щебечет в уши. Маленькая Небесная Дева танцует со своими***
Юноша распахивает глаза, неожиданно вырванный из сна-видения. Перед глазами всё ещё мелькают густые кроны деревьев, цветущее поле, в ушах звучит девичий смех. На сердце свернулось тепло родной магии, урчащей довольно. Проморгавшись, он замечает, что находится на какой-то поляне. Уже вечереет, горит костёр, на котором что-то готовится в небольшом котелке. В воздухе пахнет влажностью, травами и мясной похлёбкой. Сам Мелас завёрнут в несколько одеял, а его голова лежит… на коленях сонного Акнологии-сама. Акнология старается не засыпать, но получается у него плохо — сказываются трое суток бодрствования. Стоит заметить удивлённо хлопающие чёрные глаза, как сонливость спадает. Мальчишка смотрит наивно, счастливо, отчего сжимается сердце. Он не заслужил этого тепла. Не научил, не уберёг, не нашёл вовремя. Кажется, он не может дышать под этим взглядом.