Я — Учиха Итачи

Сон оказался тяжелым затяжным кошмаром, которому не было конца: судорожно билось сердце в горле, дикая паника и ужас засели где-то под кожей, заставляя метаться по постели и хрипло, тихо стонать, а в голове вертелись неясные, смутные образы, наполненные болью, гневом и кровью. Этот непрекращающийся кошмар прервали чьи-то тихие, но от этого не менее звонкие голоса, больно ввинчивающиеся в гудящую голову. На какое-то время его буквально затопило волной облегчения, и он, выдохнув в подушку, наконец-то успокоился и расслабился, слегка морщась из-за неприятной пульсации в висках и затылке. Невольно скривившись и тихо зашипев, он прижал пальцы к голове и помассировал болевшие места, надеясь хоть чуть-чуть ослабить боль и невольно отвлекаясь на тот самый разговор, разбудивший его. А через мгновение, пытаясь различить чьи это голоса, он замер и напрягся снова — все они были ему незнакомы. Саске сглотнул появившийся вязкий комок в горле и неосознанно вжался в постель, широко распахнув глаза и почти задохнувшись от подступившей паники. Потолок был незнакомым. И комната тоже была незнакомой! Внутри все сильнее разгорался какой-то отчаянный страх, туманящий и без того больную голову. Где он? Что он тут делает? Где Итачи? И родители?! Закусив губу, Саске размеренно задышал и, пытаясь подавить собственную панику, отчаянно вслушивался в чей-то разговор, желая найти хоть какое-то объяснение своим вопросам. — Бедный мальчик… — …да-да, такая трагедия!.. — …удивительно, что никто ничего не заметил до самого утра… — …вам не кажется странным, что… — …единственный выживший, говорят, он очень его любил, и такое вероломное предательство… — …и чего не хватало?.. — …гений, самый настоящий гений!.. — …такое давление, не удивлен, что тот сошел с ума… — …даже родителей!.. — …говорят, опеку над мальчиком хотят оформить Нара… — …я бы больше беспокоился, кто ему скажет… и что он знает… — …и все-таки так жалко, целый клан!.. Голоса удалялись, продолжая что-то оживленно обсуждать, а Саске, кажется, забыл как дышать. Его не покидало ощущение, что случилось что-то очень, очень страшное, и он знает о чем шла речь, просто… не помнит. Прикусив губу до крови, он уставился в белый потолок, только сейчас наконец осознавая, что находится в больнице. В груди засело какое-то неприятное, склизкое, ворочающееся чувство, а в голове, несмотря на попытки вспомнить о чем-то важном, бился лишь один вопрос: где его семья? Итачи ни за что бы не оставила его одного в больнице, да и каа-чан с то-саном… Мысль об Итачи и родителях почему-то отозвалась резкой болью внутри. В голове вновь мелькнул недавний кошмар, только сейчас неясные страшные образы обзавелись какими-то неправильными, жутковато-завораживающими шаринганами. Такие, кажется, были у нее-сан, вспомнил Саске её недавнюю размолвку с то-саном. А за этим коротким воспоминанием на него обрушились другие, те, что объясняли непонятное оживление за дверью, странные разговоры, его нахождение здесь и даже отсутствие Итачи и родителей… родителей, что убила его же нее-сан… нее-сан, которая сверлила его холодными, равнодушными глазами, с бесстрастным видом смотрела на тела родителей и с презрением говорила об их смерти… о том, что она убила их… убила их всех… всех… Учих… …кроме него. Саске смертельно побелел и до боли вцепился в простынь пальцами, тихо мотая головой, сжимая зубы и губы, беззвучно давясь слезами и отчаянно, отчаянно не доверяя своим воспоминаниям. — Это неправда, — беззвучно прошептал он вслух, глядя неверяще-пустыми глазами в потолок. — Неправда, неправда, неправда… Нее-сан не могла этого сделать. Не могла! Да, они часто ругались с то-саном, но они всегда, всегда мирились! И каа-чан… Итачи сильно любила ее! И весь остальной клан тоже! Да, она тихо называла их идиотами и часто закатывала глаза на их выходки, но любила! Она бы никогда… никогда… не сделала этого… Итачи вообще не любит смерть! Он-то это точно знает! Он помнит, как она плакала над смертью их кота, и с миссий она всегда возвращается сама не своя, и о жизни шиноби рассказывает нехотя, с приклеенной, насквозь фальшивой улыбкой, и страдает из-за смерти Шисуи-нии… Она не могла никого убить. Только не нее-сан. Не. Итачи! Саске сжал задрожавшие губы и упрямо зажмурился: — Неправда, — выдавил он из себя еле слышно, мотнув головой. — Все неправда. Просто кошмар, — продолжал он совсем тихо. — Ужасный и очень реалистичный кошмар, — вздрогнув и прерывисто выдохнув, Саске добавил тем же самым, непреклонным шепотом: — А Итачи-нее на миссии и не знает, что я в больнице. Каа-чан дома, готовит мои любимые вкусности и ждет моего возвращения, то-сан… то-сан занят делами полиции и не может прийти, но вечером он обязательно меня заберет отсюда, — твердо закончил Саске, чуть дрогнув голосом на последних словах и прикрывая на мгновение покрасневшие глаза, а потом столь же решительно встал с кровати. Он сам вернется домой. Пусть то-сан будет ругаться, что не подождал его, но Саске впервые все равно на то, что скажет то-сан. Он вернется домой, убедится в том, что с каа-чан все хорошо, расскажет ей свой кошмар и они вместе пошутят над таким глупым, идиотским сном. А потом вернется то-сан и Итачи и все будет хорошо. Как всегда. А то несчастье, о котором болтали ирьенины за дверью или кто-то там… оно случилось с каким-то другим кланом. Не Учихами, нет. Потому что у Учих все хорошо, Саске в этом уверен. Выскользнуть из палаты, тихо пройти по коридору и незаметно уйти из больницы удалось без всяких проблем. Он даже невольно подумал, что шиноби сбегают недолеченными, как раз потому что их никто не охраняет и ускользнуть отсюда проще простого. На улице же Саске, спокойно пройдя пару кварталов, срывается на бег, желая как можно скорее оказаться дома и наконец забыть свой кошмар, пустивший корни глубоко внутри. Останавливается он только перед воротами со своим моном, с гулко бьющимся сердцем и застывшим взглядом разглядывая их и чуть видную сквозь щель главную улицу. Вот только вместо того, чтобы забыться, потеряться в ворохе памяти, кошмар начинает воплощаться в реальность: желтая лента на воротах их квартала, пустынные, совсем неживые улицы с редкими бурыми пятнами и брошенными кунаями-сюрикенами, разбитые окна, перевернутые или брошенные лавки… С каждым осторожным шагом бледный Саске сжимает губы все сильнее, уже понимая, что он увидит дома, но все еще не веря в это до конца. Такого… просто не может быть. Не сдержавшись, Саске ускоряется и врывается в свой дом вихрем, судорожно обегая все комнаты, срывающимся голосом зовет каа-чан и то-сана, Итачи, кого-нибудь живого, ищет хоть какие-то следы их присутствия, но не находит абсолютно ничего, кроме переворошенной комнаты Итачи, ее смятой одежды на полу возле приоткрытого шкафа и беспорядка в бумагах на столе. Будто бы она что-то в спешке искала. Саске только обводит ее полубезумным взглядом, отмахивается от этой неважной сейчас мысли и спешит продолжить свои безуспешные поиски дальше. Вот только дом был абсолютно, совершенно пуст. Наконец, осталась лишь та самая комната, на пороге которой Саске и замирает, застывшим взглядом глядя вперед, туда, где тогда лежали их родители, туда, где остался лишь бурый уродливый след на полу и ужасный, равнодушный меловый силуэт двух тел. — Нет, — неслышно выдыхает Саске, сползая вниз по дверям и невольно зажимая собственный рот, чтобы засевший в груди крик боли не вырвался наружу истошным воплем. — Нет, нет, нет-нет-нетнетнетнетнетнетнет… Он судорожно качает головой, не отрывая мокрых глаз от мелового силуэта и все также отчаянно зажимая свой рот. Из груди вырывается тихий всхлип, а за ним еще один, и еще, и еще… Он остался один. Он один. У него больше никого нет. Ни клана, ни семьи, ни родителей, ни сестры… Один. Саске сглатывает мерзкий комок в горле, пустым взглядом пялясь вглубь комнаты и отчаянно не веря в то, что это сделала нее-сан. Она не могла. Только не она. Кто-то притворился ей, кто-то убил его семью и весь клан, кто-то хочет, чтобы он ненавидел нее-сан… Вот только где-то внутри засело противное, предательское сомнение в Итачи. Зачем кому-то притворяться ею? Зачем кому-то ненависть Саске? Зачем гибель их клана? Зачем?.. И, самое главное, где его сестра сейчас?! Саске знал, Саске был уверен, что она ни за что бы не оставила его одного сама. Особенно, так, без всякой защиты, без человека, позаботившегося бы о нем. Может, ее заставили? Но зачем? Зачем все это? Зачем?!.. Или она все же… ушла сама? Могла ли она… Нет-нет-нет, конечно, нет, это же Итачи, та самая Итачи, что даже никакого мяса не ест, кроме рыбы, и то после долгих уговоров каа-чан. Потому что ненавидит смерть. Потому что ненавидит убийство ради самого убийства. Уж кто-кто, а она ни за что бы не убила кучу народа ради каких-то мистических проверок своей силы или что там ему говорили. Саске покачал головой и слабо растянул губы в ухмылке, продолжая смотреть в пустоту и чувствуя мерзкий, горький привкус во рту за краткие сомнения в старшей сестре. Нет. Это однозначно не Итачи. Но кто-то очень хочет, чтобы он так думал. К сожалению этого кого-то, Саске — не совсем идиот. И этот кто-то ответит за все, мысленно клянется он, сжимая зубы в бессильной ярости и боли. Надо только узнать, что с Итачи, найти ее как можно скорее и вместе отомстить за родителей и их клан. — Саске? — ему на плечо ложится чья-то тяжелая, мужская рука, но он даже не вздрогнул и не повернул головы, чтобы узнать кто это. Все равно. — Саске, не думаю, что сейчас тебе стоит тут находиться, — как-то устало и одновременно мягко произносит тот же мужчина. — Давай вернемся в госпиталь, ирьенины с ног сбились, разыскивая тебя. Саске механически кивает, поднимается на ноги и, оглядывая в последний раз комнату, в которой они так любили проводить время все вместе, выходит на улицу вслед за тем мужчиной с торчащим хвостом и шрамами на лице. Тот внимательно оглядывает его, но ничего не говорит, когда он опускает лицо, пряча решительные глаза за длинной челкой. Он глубоко вздыхает и, сжав зубы, мысленно повторяет, что теперь он один и никому из взрослых, даже таких уважаемых, как его спутник, не стоит доверять. И лучше к тому, что он сам по себе, привыкнуть сразу. Потому что Саске уверен, даже если взрослые знают, кто виноват в смерти родителей и гибели клана, ему ничего не скажут, соврут, отделаются какими-нибудь общими фразами или свалят все на Итачи. Итачи, которая неизвестно где и не может ничего опровергнуть или как-то ему помочь. В родной деревне ему никто не поможет ее отыскать и разузнать больше о той ночи. Он, биджу его раздери, совсем один. Вот только Саске не собирается с этим смиряться и покорно жить дальше, не заставив при этом страдать виновника своего вынужденного одиночества и возненавидев последнего родного человека. Он станет сильнее, найдет Итачи, выяснит все про гибель клана и заставит ответить виновного по заслугам, не будь он последним выжившим из клана Учиха.