Жнец

По адресу Route 66 St. располагалось большое добротное двухэтажное архитектурное сооружение. Оно величественно возвышалось над выбитой брусчаткой всего квартала и всем своим видом будто бы говорило: «de nier ce qui est, et d'expliquer ce qui n'est pas».Воистину оно так прекрасно, что просто домом в жилом квартале Route 66 St. его было сложно назвать. Мимо проходили полные, грузные дамы с собачками, трусили стайками бегуны, а дом смотрел пустыми глазницами одинокого пристанища им вслед. Этот дом никогда не был просто домом для жителей квартала Route 66 St. . Он был загадкой. Первое, с чего стоит начать, так это занятная история, с которой связано появление волнующей светлые умы горожан загадочной фразы на французском. Не правда ли она пугающе звучит? Здесь никогда не было спокойно. Route 66 St. – оживленный, богатый квартал, где сноб или светский пижон мог свободно найти компанию по интересам и пару вполне легальных дорожек героина.Казалось бы, от чего о богатом обжитом районе, который населяли исключительно обеспеченные, но не очень честные на руку, граждане, ходит дурная слава? Но в приличном лишь на внешний вид месте ходили свои легенды и истории, множились секреты, разрастались кокаиновые паутины и сплетни. Этот особняк был таким же. Оставаясь лишь внешне статным, величественным убежищем чьей-то давно забытой семейной истории, дом имел крайне дурную славу. Говорили, что последний его владелец, известный виолончелист, был настоящим эстетом, одаренным судьбой или богами природным талантом и отцовским наследством. Он всегда жертвовал крупные суммы в благотворительные фонды, перепродавал акции весьма успешно и на зависть конкурентам, покупал в приюты игрушки, но этот же человек был известен среди элиты квартала Route 66 St., как садист, праздный баловень судьбы, предпочитающий и женщин, и мужчин, имеющего связи даже с юношами и девушками, едва достигшими четырнадцати лет. Именно в этом доме подвал был увенчан пыточными камерами, а в будуарах комнат для дам лежали кляпы, механизмы, излечивающие «бешенство матки» и афродизиаки практически со всех континентов. Вечерам, которые устраивал хозяин особняка, не было равных. Богачи шепталась между собой, что нередко владелец дома заказывал редких животных, «в чью честь» устраивался банкет, дабы потешить гостей, дам и господ, необыкновенными плотскими наслаждениями. Попасть сюда считалось настоящим везением. Лишь элита могла присутствовать на торжестве. Но, тем не менее, практически все гости надевали изящные маски, скрывая свое доброе имя и выпуская истинную сущность, позволявшую им разгуляться. Границы вмиг стирались, как различия, статусы. Появлялось лишь общее желание, неконтролируемое, животное. Правило было лишь одно: никто не говорил об изысках дома за пределами этого поместья. Лишь слухи-отголоски будоражили умы и воображение тех, кто мечтал попасть в эти стены. Но как же это было давно. Судьба не всю жизнь известного виолончелиста, чье имя покоится лишь в памяти старожилов Бейкон Хиллс, была милостива к нему. Он встретил смерть в своем поместье в расцвете лет. Поговаривали, что мужчину нашли в постели с юным мальчиком, задушившим его, в то время как кто-то твердил, что хозяин поместья принял яд и ждал смерть в своей гостиной с бокалом вина, а кого-то позабавил слух о смерти виолончелиста в пыточных камерах на поражающих воображение инструментах, способных даровать усладу только истинному ценителю необыкновенных наслаждений. Наследников у известно виолончелиста с Route 66 St. не было, поэтому после его смерти дом перешел под государственную охрану, в собственность властей города. Редкие коллекционные издания были отправлены в городскую библиотеку, что-то продали с аукциона, но дом никто не спешил отдавать в частную собственность, хоть и были богатые покупатели, желающие приобрести эту жемчужину.Когда-то у местных энтузиастов даже была идея преобразовать когда-то жилой дом в музей, но власти не одобрили дорогостоящий проект и отказали в предложении, хоть и понимали, что необыкновенная «находка» может привлечь новых туристов в Бейкон Хиллс. Сейчас этот дом был пуст. Мимо пробегали спортсмены, все также выгуливали собак в небольшом палисаде близ особняка, журналисты выискивали скандальные подробности из истории дома с резной лепниной на изящных колоннах и заколоченными окнами на первом этаже. Двустворчатая дубовая дверь была закрыта на засовы. Несколько массивных замков, двух навесных и одного врезного, защищали особняк от случайных гостей. Листва, часть которой занесло ветром с разросшегося газона, прилипла к мокрым от дождя ступенькам и широкому крыльцу. Плетеная мебель накренилась, ее ножки уже начали подгнивать из-за сырости и отсутствия должного ухода. Фонари над дверьми светили слабо, тускло, свет едва пробивался через темноту. Сильный ветер чуть покачивал светящиеся шарики, а выбитое хулиганами стекло от порывов изредка сыпалось с жалобным звоном. Краска на панелях и рамах дома кое-где потрескалась, на каменных стенах появились разбегающиеся трещинки, но, тем не менее, этот дом не терял своего таинственного очарования. Окна второго этажа были открыты, ставни закреплены, но даже они в непогоду чуть слышно постукивали о твердые стены. Стекла на крытом балконе были частично разбиты, хоть шкодливых подростков можно было редко встретить в тихом квартале Route 66 St.. Круглое окошко на чердаке было заколочено, неумело и наспех, от птиц и воришек. Эта заброшенность, граничащие грубость и изящество деталей придавали образу дома какую-то особенную завершенность. Именно поэтому этим особняком восхищались издалека, обходили стороной. Необыкновенные истории-сенсации слагали журналисты об этом доме, стараясь содрать побольше деньжат на мрачном одиноком образе когда-то живого особняка. Некоторые источники утверждали, что некая секта тайно поселилась в поместье, где-то писали, что маньяк рыщет в палисаде и выжидает жертв, утаскивая девушек в подвал старого дома, но все это было лишь домыслами и россказнями, которые тешили читателя-зеваку и не имели ничего общего с реальностью. На самом деле в этом доме давно не включали свет, не проветривали комнат и не раздвигали тяжелых штор, чтобы пустить разгуляться яркие пучки солнечного света по полу заброшенного дома. Тишина и полумрак окутали особняк на Route 66 St.. * * * Хейл медленно шел по слабоосвещенному палисаду. На часах у выхода, у резной арки с почтовым ящиком и старой телефонной будкой, было уже 10:34 pm.Дерека трясло. Не знобило от холода или страха, а трясло от накатывающей волнами боли, быстро исчезающей, надрывной, тупой. Минутами, тянущимися как вечность, он не чувствовал ничего. Пугающая пустота вытягивала силы. Он даже задерживал дыхание, чтобы услышать, как глухо стучит сердце, втягивал ртом холодный воздух, чтобы понять, что все еще дышит. Он понимал, что связь с Эрикой практически разорвана. И это могло означать лишь одно… Мужчина быстро зашагал по тротуару, вымощенному брусчаткой. Гнев и оглушающая во всем теле боль сменяли друг друга. Рык рвал глотку, но Альфа сдерживал себя. Инстинкты надрывно кричали о страхе, а разум твердил о беспомощности. Вновь это пугающее бессилие, оглушающее, ноющее, как нарыв. Хейл сдерживал себя, чтобы не пуститься в бег. Жнец знает, что он придет, а Дерек понимает, что у него нет выбора. Он должен все закончить. Сегодня. Сейчас. И не ценой жизни своей стаи. Он не может допустить, чтобы это повторилось. Только не сейчас… * * * Бета протяжно жалобно скулила. Так, что сводило челюсть у Жнеца, наблюдающего эту безобразную картину. Вызывающе разодетая школьница свела ноги, поджимая их под себя, и, оцепеневши, вжималась в спинку крепкого дубового стула, вокруг которого был насыпан рябиновый круг. Ее тело билось в болезненных судорогах, она то и дело теряла контроль и допускала частичную трансформацию. В помещение царил мрак. Девушка едва различала силуэты в этой пустой заброшенной комнате. Бета не пыталась кричать или сбежать – это было бесполезно. Ее пугало даже то, что Он непременно догонит ее, найдет, настигнет. Он убьет ее. Эрика вновь и вновь заходилась в жалобном вое, находясь на грани истерики. Светлые локоны спутались, белоснежная маечка запачкалась кровью, а кожанка прорвалась на локтях. Сипло выдыхая, она слышала хруст грудной клетки, несколько часов назад проломленной сильным ударом, казалось бы, хрупкой руки. Она чувствовала присутствие Жнеца. Она разглядела его, почувствовала запах. Глаза заслезились, а щеки начало жечь от нового потока слез. Парень сидел на краю длинного стола и что-то держал в руках. Это были цветки аконита. Бета не могла перепутать этот аромат ни с чем. Жнец насвистывал себе под нос мелодию, а тонкие пальцы умело плели венок из веточек, расправляя загибающиеся лепестки цветов. - Стайлз… Пожалуйста… Она задыхалась, давилась всхлипами, а Стилински не мог наглядеться на ее изуродованное болью и страхом лицо. - Стайлз, прости меня-я, прости… Он не удержался и спрыгнул со стола, подкрадываясь, медленно и плавно, к девушке, которая взвыла и захлебнулась слезами, заходясь кашлем. Он на ходу поправил еще пару лепестков и, приласкав ее за щеку, погладил по волосам девушку и одел на ее голову венок. Эрика резко вдохнула и запрокинула голову назад. Дрожь волной прокатила по телу, глаза беты закатились. Стилински ласково поправил пару прядок, прилипших от слюны к щеке и подбородку, и нежно коснулся подушечкой пальца ее губ. * * * Через пару часов девушка очнулась. Вокруг пахло металлом, застоявшейся водой и чем-то кислым. Венок растрепался и лежал на полу. Цветки аконита пожухли, начали терять свой прекрасный свежий вид. Их красота постепенно увядала, и Эрика чувствовала, что часы ее жизни также медленно, мучительно медленно, утекают сквозь пальцы. Жуткая тупая боль пульсировала в теле, но оно медленно начинало восстанавливаться, будто не понимало, что за судьба его ждет. Бета отчаянно завыла, призывая Альфу. Ее севший голос, с хрипотцой и надрывом отражался от каменных стен, от чего звуки казались оборванными и тявкающими. Ей было страшно, холодно, больно. Она не могла ни о чем думать, кроме как о спасении. Но никто не пришел на ее зов. Ответом было лишь пугающее молчание. Послышался приглушенный звук шагов. Эрика вздрогнула всем телом. Жнец. Стилински подошел к ней и ухмыльнулся. Безумная улыбка была словно начерчена на его лице. Пламя свечи едва ли освещало что-то в этой комнате. Парень поставил подсвечник на небольшой столик перед собой и услышал, как сердце беты пропустило удар. Столик на колесиках держал на себе тяжесть железного глубокого подноса с различными инструментами, от огромного топора до старого изящного, но тупого скальпеля. Рядом с ногой Жнеца отражал отсветы пламени медный таз. Эта картина настолько потрясла девушку, что она даже не заметила, как парень, шаркнув ногой, разорвал рябиновый круг, замирая напротив Эрики. - Сражайся или беги, - голос Стайлза звучал непринужденно и ласково. Он улыбался, как всегда, его губы были чуть приоткрыты, а глаза лучились добротой и участием. Как тогда… В секунды его взгляд похолодел. – БЕГИ! Его корпус наклонился вперед, глаза окрасились в черный цвет, а губы дрогнули. Девушка оцепенела и не могла сдвинуться с места. Немой ужас на ее лице застыл, тело сковала болезненная судорога. Она не могла подняться под тяжестью этого пугающего своей мощью взгляда. Эрика задержала дыхание и бессильно зарыдала. Тихо. Протяжно. Кусая прелестные пухленькие губки, которые совсем недавно было разбиты в кровь. Стилински улыбнулся. Он не чувствовал к ней отвращения или жалости, он ощущал ту самую гармонию, которая таилась в душе, то самое равновесие, чуждое ему когда-то. До сделки. Жнец видел перед собой свою жертву. Видел орудие убийства. Но оставаясь наедине с ней и массивным топором, которым он мечтал размозжить ее прекрасную головку, Стайлз не чувствовал оглушающего желания убивать. Нет, не так. Она не заслуживает такую глупую безжалостную погибель. - Эрика. Он нежно позвал ее, но девушка боялась даже поднять глаза. - Эрика. Ее прелестная головка дрожала, а изящное личико обезобразила гримаса боли. - Стайлз. Хрипло отозвалась девушка. Ее губы дрогнули, а глаза заслезились. - Ты понимаешь, чем все закончится? – Стилински склонил голову чуть набок. Девушка закивала. Ее хрупкое тело вновь сотрясали беззвучные рыдания. Больше не было слез. - Ты знаешь почему? Голос Жнеца бился о стены, заставляя бету подвывать в мольбе о помощи себе под нос. - Хорошая девочка. Эрика. – Стайлз прикрыл глаза, а его рука потянулась к столику. Эрика задрожала всем телом, впиваясь пальцами в сидение крепкого стула, к которому она была прикована взглядом черных глаз. Пугающий жуткий взгляд заставлял ее сильнее вжиматься в спинку стула, но разве это было похоже на спасение? Стилински крутил в руках изящный кол, аккуратно выстроганный из ножки резного табурета. - Чувствуешь, чем пахнет? –подросток принюхался к своему оружию, плавно протянул кол перед бетой. – Приятно, правда? Остро, горько, немного пряно. Знаешь, как-то раз, еще в начальной школе, Скотт упал с дерева. По моей вине. Я долго не мог смотреть ему в глаза, когда он ходил покрытый ушибами и ссадинами с ног до головы. Я делился с ним самым вкусным, чтобы только загладить свою вину. Это чувство до сих пор посещает меня, но мы уже не дети, и красным яблоком, парой наклеек с Бэтменом ничего не решишь. Я тогда испугался. Я так испугался… Жнец в несколько секунд приблизился к девушке вплотную и одним слитным движением всадил кол в ее плечо с такой силой, что заточенное острие проткнуло крепкую толстую спинку кресла, приковав девушку намертво. Ее горло разорвал громкий зычный крик. Отзвук был настолько силен, что, казалось, разбитые стекла в оконных рамах крытого балкона жалобно задребезжали. Она неестественно запрокинула голову назад. Слюна, перемешанная с кровью от прокушенного языка и губы, стекала по щеке и волосам, прилипшим к коже лица. Кровь бурлила в глотке, топя в едва слышимом бульканье звериный рык. Стилински ухмыльнулся. - Рябина. Знаешь, я сейчас даже не помню, что это было за дерево. Но тот липкий страх, кажется, до сих пор сидит где-то в солнечном сплетении, давит на грудину с такой силой… Я понимаю. Я понимаю, как ты боишься, Эрика. Я понимаю. Он приблизился к ее искаженному болью лицу. В нем уже не было ничего человеческого – бета обратилась и пыталась вытащить кол короткими рывками. И чем больше она пыталась, тем сильнее рябиновый кол надрывал ее плоть и парализовал мышцы. Она протяжно выла, на одной ноте, порой закашливаясь от подступающей к горлу крови. Но выражение лица в тот момент у Жнеца было таким человечным… Торопливые, жадные пальцы Стилински потянулись ко второму колу, который он стащил со столика не глядя. - Тебе страшно? Наверное, больно? – Он прикоснулся к первому колу и покачал его из стороны в сторону, причиняя девушке ужасную боль, от чего она глухо заорала, надрывая глотку до звона связок. – Я тоже чувствовал эту боль. Ты же помнишь, чем закончилось. Машина съехала с дороги в кювет… И ба-бах! Второй кол проткнул второе плечо девушки несколько ниже относительно первого удара. Бета глухо захрипела и опустила голову на грудь. Она потеряла сознание от боли буквально на одну минуту. Слабо поднимая прелестную головку с блондинистыми спутанными локонами, чьи кончики окрасились от крови, Эрика глухо рычала, пытаясь отогнать убийцу, но Жнец лишь слабо ухмыльнулся. Девушка тянула к нему руки, дрожащие от коротких спазмов боли, в попытке защититься, но промахивалась вновь и вновь… Стилински взял со столика небольшую ручную циркулярку, за которой потянулся грязный белый провод, и вплотную подошел к бете. Ее когти впились в кожу Жнеца, оставляя рваные раны от боли и ярости, скопившиеся в груди беззащитной перед судьбой жертвы. Стайлз ассиметрично улыбнулся и включил пилу. * * * Дерек выдохнул и толкнул заднюю дверь особняка. Он был готов поклясться, что хозяева и муниципалитет исправно следят за благоустройством этого заброшенного дома. Но дверь перед ним открыта, а замки – заранее спилены. Альфа принюхался. Он был здесь. В доме царил мрак, и едва слышно играла классическая музыка. Хейлу не нужен был свет, чтобы определить – Жнец был наверху. Слабый запах беты заставил Дерека сдержать гневный рык, который прекратился в приглушенное рокотание сквозь зубы. Тело инстинктивно прижималось к земле, походка стала осторожной и бесшумной. Его здесь ждали, иначе бы не стали так нагло открывать перед ним двери, выстилать дорожку из цветов аконита, запах которых резал по обонянию. Дерек медленно подкрался к прямой широкой лестнице на второй этаж и безошибочно двинулся к гостиной, дверь к которой крылась за плавным поворотом пролета лестницы. Звук мелодии стал громче. Хейл почувствовал, как в губу врезались клыки. Острый запах страха и крови, аконита и масел заставляли лучше принюхиваться. Но еще сотня новых ароматов витала в воздухе и сводила с ума. Послышался скрип в дальнем углу комнаты, в проходе которой остановился Альфа, низко угрожающе зарычав. В центре залы стоял узкий длинный стол, лишь наполовину освещенный желтоватым пламенем тонких свечей в изящных подсвечниках. На столе стояли свежие цветки аконита в плетеной корзине, а композицию довершали простые полевые цветы-сорняки, которые паразитировали на разросшемся газоне особняка на Route 66 St.. Приборы, старая посуда и потрепанные временем бокалы стояли лишь на одной половине освещенного стола и на одну персону. Запахи перебивали друг друга, новые мешали сосредоточиться и уловить знакомые ароматы. Ничего. - Ты опоздал, - проговорил Жнец, делая шаг из темной неосвещенной половины зала. Слух Хейла больно резала эта фраза. Не задержался, не замешкался. Опоздал. – Прошу, проходи. Не стесняйся. Стилински отодвинул стул, приглашая жестом мужчину, но тот не сдвинулся с места. - Где она? – В голосе Альфы был слышен тот самый, ласкающий слух Жнеца, угрожающий рокот волка. - Дерек, прошу тебя, присаживайся. – Повторил Стайлз более настойчиво. Хейл громко зарычал, скалясь и чуть пригибаясь, словно готовился к прыжку. Жнец фыркнул, схватившись рукой за спинку крепкого дубового стула с такой силой, что от давления ногтей по лаченой древесине побежали трещины, откололась пара тонких щепок. Черные глаза уставились на Альфу, вновь низко зарокотавшего. Дерек почувствовал на себе силу, веющую от Жнеца. Эта была нечеловеческая мощь, неконтролируемое неизмеримое могущество, кроющееся в теле слабого человека. - Сядь, - тон Стилински стал жестче. Он не просил, не умолял, он требовал. Требовал подчинения Альфы. – Ты ничего не получишь, если ослушаешься. Мужчина сделал шаг в комнату, втянув клыки, но в его походке еще чувствовалось напряжение зверя перед атакой. Стайлз одарил его покорность благосклонным взглядом, отступая назад и чуть склоняя голову на бок, когда Хейл сел на стул. Перед Альфой был изысканно убранный стол, но в некоторых деталях чувствовалась некоторая небрежность, неумелость, граничащая с нарочитым изяществом. Приборы, хоть и были на вид очень старыми, оказались тщательно начищенными, как и бокалы. По краю тарелки, накрытой жестяной крышкой, бежали тоненькие трещинки, а слежавшиеся салфетки с желтоватыми пятнами пахли нафталином, но это не умаляло вычурной роскоши представления, разыгранного Стилински. - Я рад, что ты пришел. Я ждал тебя. – Жнец подошел к столу. Наконец-то Дерек рассмотрел его. На Стайлзе была надета светлая рубашка, простые зауженные джинсы, кеды, лишь одна деталь придавала образу некоторую завершенность – фрак, который был велик подростку, нелепо смотрелся на его худом теле. Создавалось впечатление, что черты и фигура парня угловаты и несимметричны. Отсветы пламени играли на рукавах пыльного черного фрака, а бледные руки потянулись к грязной винной бутылке, которая давным-давно была пуста. – Я соскучился по этому волнительному ощущению. Ожидание. Хейл, ты знаешь, что такое «ожидание»? - Стайлз, где Эрика? – Альфа нарочно повторял имя девушки, пытаясь оживить ощущение связи с бетой, стараясь не обезличивать жертву Жнеца, а может и вернуть ему воспоминания. - Я так соскучился. Я не могу больше ждать. – Парень чуть наклонил голову набок, прикрывая глаза и вырисовывая на пыльном стекле пустой бутылки незамысловатый узор. - Стайлз! Стилински резко распахнул глаза, его губа дернулась, словно он испытал досадное разочарование. - Дерек, ты - животное. Не то чтобы я сомневался, что ты животное, что ты большой плохой волк и все такое, но ты еще и дурно воспитанный волк. Неужели ты не мог подыграть? – В голосе Жнеца слышалось знакомое злостное причитание, которое так часто слышал Хейл. На секунду Альфа даже растерялся, но глаза подростка вновь окрасились черным. Это был спусковой крючок. Хейл вскочил с места, подтягивая к себе Стайза за полы фрака, чувствуя терпкий запах крови беты. В ту секунду он, кажется,обезумел от боли в груди. И эта секунда была потеряна: крепкий толчок в грудь… Мужчина осел на стул, сдавленно вдыхая, но вновь метнулся вперед, пытаясь схватить Стилински за ласточкин хвост. Жнец позволил это, в ответ властно впиваясь пальцами в руку Дерека и одним движением ломая кость. Альфа запрокинул голову, припадая на стул, топя в рокоте крик боли. Парень не отпускал его, выкручивая за запястье кость. Судорога прошибла тело оборотня. Стайлз, удовлетворенный результатом, ослабил хватку и отошел к решетке камина, который уже давно не зажигали редкие посетители заброшенного дома, когда-то славившегося знатными зваными вечерами. - Тссс. Не шуми, я знаю, что ты восстанавливаешься быстрее нее. - Стайлз, где она? – Хейл держал свою руку, чувствуя, как ткани медленно и болезненно срастаются. Короткие спазмы пробегали по руке, пальцам возвращалась чувствительность, от чего они вздрагивали. - Всему свое время. Я приготовил кое-что для тебя.–Жнец подошел к столу, снимая крышку с блюда, заранее приготовленного для гостя. – Это дань уважения твоей силе, Альфа. – Пауза. Скользя довольным сытым взглядом по картине, что вырисовывалась перед ним, Стилински положил крышку на край стола и медленно отошел за стул Дерека, остановившись по левую его руку, которой он, шипя от боли, держался за перелом. Жнец улыбнулся. – Сердце блюда наполнено ароматами душистого перца и пряного тмина. А во главе, - он двинулся вперед, скользя подушечками пальцев по краю стола, шагая четко гулко в темноту, где что-то крылось от глаз Хейла, словно под пеленой. – Едва ощутимая нотка майорана и корнеплодов дикой редьки. Ты не попробуешь? Насмешливый взгляд из темноты. Дерек не двигался с места и не пытался даже притронуться к блюду. В груди сдавило, но Альфа не мог понять, почему ощущение ужаса и боли, тоски и тревоги нарастают с каждой минутой все сильнее. Регенерация продолжалась дольше, чем обычно. Казалось, что из него вытягивают силы извне, но это было невозможно. Стилински любовался осунувшимся лицом Хейла, нечитаемым недвижимым взглядом, который неустанно следил за Жнецом. Подросток присел на край стола, уютно устроившись в темноте, словно специально играя коробком спичек в руке. - Стайлз. – Ощутимая, почти осязаемая волна страха, выливающаяся в беспричинную агрессию, окутала Альфу. Дерек уже не сопротивлялся инстинктам, которые перебивали любые доводы разума – он выпустил когти и низко зарычал, обнажая клыки. Спичка чиркнула. Сера загорелась, освещая лицо Стилински и его черные глаза, внимательно следящие за каждым движением мужчины напротив. Он поджег одиноко стоящую свечу в высоком подсвечнике на соседнем краю стола. Пламя осветило темноту, словно выжигая светом мрак. - Зря ты отказался от моего кулинарного изыска, - обиженно прогнусавил Жнец, спрыгивая со стола. – Я надеялся, что мозги твоей глупой беты хотя бы на что-то сгодятся. Ах, так ты ее искал, Хейл, большой злой волк? Ты опоздал. – Жнец поднял за спутавшиеся локоны крышку черепа девушки, обнажая уже заветревшийся мозг, передние доли которого отсутствовали. Именно они, аккуратно нарезанные вместе с плодами дикой редьки, лежали на тарелке Хейла. Кровь засохшими дорожками исчертила лицо девушки, сукровица из носа и ушей запачкала изящные губки и локоны, лежащие на плечах. Колы удерживали ее плечи, надорванные от попыток вырваться, ее когти изодрали подлокотники дубового стула и истерзали кожу бедер, когда она от боли цеплялась за них… - Страшно, правда? Мне тоже очень страшно, Дерек. –Стилински скинул со своих плеч чужой фрак, поднимая край футболки и демонстрируя открытые раны от когтей сопротивляющейся беты, когда она умирала. Умирала на его глазах. От его руки. – Собачья слюна обладает воистину целебной силой, Хейл, тебе ли, оборотню, грозному волку не знать этого. Глаза Стайлза окрасились черными. - Вылижи. Залижи мои раны, Альфа. Ярость. Гнев. Боль. А внутри тот самый страх, который точит нервы, точит тело, словно червь, выгрызая здоровую плоть, превращая ее в гниль. Вой. Громкий зычный убаюкивающий волчий вой оглушил. Оплакивающая песня к растущему лунному эллипсу. Хейл с рыком, ощетинившись, сорвался с места. Он схватил несопротивляющегося Жнеца за грудки и рывком протащил по столу, сметая свечи, посуду, цветы со стола, одним ударом толкая на деревянную поверхность Стилински так, что стол с треском ломается пополам, погребая под грудой осколков подростка. Пламя свечей жадно пожирает осколки, старые листы, ткани, утоляя голод разрушения, освещая жарким пламенем слабеющий мрак залы. Руки мужчины вытаскивают парня из обломков, но тот выкручивается и ударяет Альфу в живот, сбивая с ног и отбрасывая ударом к решетке камина. Дерек пытается выломить толстый прут из решетки, но Стайлз улыбается и подскакивает к последнему, чтобы швырнуть в сторону, к убитой бете, но Хейл перехватывает удар и рывком тянет Жнеца к себе так, что, сбив его с ног, насаживает плечом на толстый вытащенный прут из решетки камина. Также, как он издевался над его стаей, его бетой. Стилински хохочет, принюхиваясь к запахам вокруг, запахам гари. В его горле булькает то ли кровь, то ли жажда. Хейл победно поднимается. Он, словно на бойне, поднимает руку, чтобы нанести последний финальный удар, но видит, как Жнец начинает сквозь ужасную боль, надрывающуюся плоть, подниматься с прута навстречу смертельному удару Альфы. Дерек промахивается. Стайлз так быстро срывается с места, что когти разрезают пустоту, а мужчина успевает обернуться и закрыться рукой от нового удара озверевшего Жнеца, чьи глаза в отсветах пожирающего дом пламени, стали гореть еще сильнее. Главная балка протяжно заскрипела, поддаваясь облизывающим ее голодным языкам пламени. Огонь поднялся по старым шторам, но из-за заколоченных окон, где были выбиты стекла, пламя не было видно с улицы. Инстинкты кричали Альфе покинуть это место, но он не мог бросить тело своей беты, которое окружало пламя. Хейл угрожающе зарычал, отшвырнув в сторону Стилински и впечатав его в стену крепким ударом. Мужчина метнулся к телу беты. Он здесь ради ее, а не ради прихотей Жнеца. Сильная хватка за глотку в паре метров от стула, к которому была прикована Эрика, остановила Альфу, закусившего губу от боли. Стилински не щадя отбрасывает Дерека на пол, добивая ударом в солнечное сплетение, ломая ребра и обрывая дыхание новой жертвы. Мужчина сипло, слыша треск ребер, вдыхает, а Жнец наносит новый удар в ту же точку, выламывая двенадцатую пару, чьи осколки ранили изнутри и парализовали Хейла тупой острой болью. - Неужели в такой лиричный момент ты не спросишь меня, почему я это делаю? Хорошие парни по законам жанра всегда в такие моменты спрашивают злодеев, а те выкладывают им планы захвата мира с перспективой. Стилински рывком поднимает Дерека на колени, вставая позади него, и за волосы поворачивая голову Альфы в сторону тела Эрики. - Это не я убил ее. Это ты ее убил. Ты. Ты опоздал. Ты не можешь спасти то, что тебе дорого. А может тебе оно и нужно? Вечные страдания, боль. Ты не можешь быть счастливым, ты не знаешь, что это. Мерило в твоей жизни - сила. И я сильнее тебя, Дерек. Подчинись. – Стайлз рывком поднимает голову Хейла на себя. Альфа низко рычит, но кровь с пузырьками течет по его подбородку. Губы Жнеца дрожат от восторга, а черные глаза с восхищением ловят каждый момент. Он наклоняется и ловит губами горячие выдохи мужчины, на секунду прикоснувшись к его разбитым губам в нелепом кротком жесте-рывке. Слизывая горячую кровь Хейла, Стилински заходится от возбуждения в немом восторге, чувствуя, что всепоглощающая жажда пугает даже его самого. Жар пламени за спиной жег кожу. Стайлз обходит Дерека, наклоняясь к нему, обхватывая бледное лицо Альфы испачканными в крови ладонями. - Я слишком много боялся. Они все заставили меня бояться, поэтому они мертвы и теперь мне не страшно. Я не позволю себе бояться. И для этого мне нужен ты. – Он криво ухмыляется, когда в болезненной судороге Хейл хватает его за шею, сжимая из последних сил. Жнец едва сдерживает приступ хохота. – Дерек, теперь бояться будешь ты. de nier ce qui est, et d'expliquer ce qui n'est pas. – Взгляд Стилински в секунды похолодел. Он одернул руку Альфы со своей шеи одни рывком, но когти до крови распороли тонкую кожу. – Я убью всех, кто тебе дорог, слышишь, Хейл? Ни в чем неповинные люди будут страдать. Все из-за тебя. Я не могу без тебя, как и ты, без меня. Подчинись. Залижи мои раны, Дерек. Взгляд Альфы затуманен. Кровь течет по его подбородку, а регенерация идет слишком медленно. Он изранен и слаб. Он видит, как на его глазах погибла она, его бета, часть его стаи. Мягкая рука подростка ложится на затылок Хейла. Черные глаза. Смольно-черные. А в голове бьется фраза. «Залижи мои раны, Дерек». Альфа заходится кашлем, давясь кровью, бурлящей в глотке. Рука давит на затылок, наклоняя его к шее Жнеца, который закрыл глаза. Что-то меняется во взгляде мужчины. Клыки в секунды впиваются в губу. Один укус и … Горячий влажный язык Хейла скользит по ране на шее Стилински, с приоткрытых обагренных кровью губ которого срывается тихий выдох. Центральная балка не выдерживает. Она с треском лопается и погребает под собой в обломках первый этаж дома по адресу Route 66 St… *Отрицать то, что есть, и распространяться о том, чего не существует.