Любовь

Безымянный видел Мильтена в таком состоянии лишь раз - когда погибли маги Огня. Его горе было настолько велико, что он не мог даже плакать, не мог говорить. Просто стоял и бурил взглядом грубоватое, поросшее склизким мхом надгробие:

Фрея Плескотт 721-778 гг от Огня.

Мильтен сам попросил проводить его до фермы, на которой он родился и вырос. Ныне она была захвачена Онаром и его наемниками. Остановившись по пути у травницы Сагитты, близкой знакомой его матери, они выяснили, что ее уже нет в живых. - Пара сезонов точно прошла, - хмурилась травница, заваривая чай из огненной крапивы, - Как госпожа Фрея без вести пропала. Сагитта красноречиво окинула Безымянного взглядом и зыркнула на Мильтена - мол, третий лишний. - Говори, - твердо сказал Мильтен. - Как слух пошел, что ты в колонию угодил, - Фрея замялась, - Матушка твоя совсем плоха стала. Начала в лес уходить, звать своих сыновей. Всегда ее охотники приводили обратно. А в последний раз она ушла на заре и не вернулась. Мильтен уставился на нее невидящим взором. Повисла зловещая пауза. - Ты прости меня, дитя мое, - стала оправдываться женщина, - Не углядела я, не помогли ей мои отвары... Кладбище за фермой было унылым и пустынным. Парочку дней назад Безымянный расчистил его от восставшей нежити, потревоженной Словом Силы Спящего. Он очень надеялся, что среди порубленных им на куски зомби и скелетов не было матери Мильтена. С другой стороны, он подозревал, что ее тело так и не нашли и положили в могилу пустой гроб. Не глядя на него, Мильтен начал говорить: - Матушка была стара. Отец, в очередной раз обрюхатив ее, ушел - семья и так еле сводила концы с концами. Я был третьим и последним ее сыном. Двух первых тоже забрали в ополчение, они пали от лап орков. Уже тогда она стала рассеянной, почти не разговаривала и все ходила к Сагитте за настоем из листьев волчанки и яда шершня - чтобы крепко спать без сновидений. Как только мне стукнуло шестнадцать оборотов, призвали и меня. Я служил рядовым в Сендаре, в крепости на Великой Северной Равнине. Мильтен замолк, тяжело дыша. Его голос был сухим и безжизненным, как осенняя листва. - А что потом? - осмелился задать вопрос Безымянный. - Орков там было ТАКОЕ великое множество, что из их тел, наверное, можно построить мост до самой Миртаны. Я сбежал в Хоринис. Ныкался по подворотням и в порту, голодал, пробавлялся воровством. Украл чертово яблоко - и загремел в тюрьму. Безымянный вздрогнул, когда Мильтен стиснул его ладонь - так, что стало больно. Сам он не смел к нему прикасаться - чувствовал, что один хочет побыть, переварить все это. Хоть и кипело все внутри от желания обнять, утешить. - Соболезную. Потерять двух братьев, отца и мать… немыслимо. Мильтен будто и не слышал его: - Полгода… я опоздал всего на полгода… Он выпустил руку Безымянного и опустился на колени перед могилой, запачкав красную ткань робы в сырой земле. - Пожалуйста, оставь меня. Я хочу побыть один. Покидая кладбище, Безымянный услышал сдавленные рыдания. *** Безымянный редко молился, и то просил у Инноса лишь увеличить его магическую силу. Но на этот раз он принес с собой свечу и зажег ее от пламени остальных, окружающих тщательно отполированный алтарь. Среди скромных подношений вроде семян бука, метелки из перьев, целебных растений и мотка ниток из овечьей шерсти, попадались и гораздо более ценные вещи - золото, кольца, амулеты. Наутро расторопные Мастера соберут все это и передадут кладовщику Гораксу. Сержио посторонился, дав ему возможность установить свечу не за упокой Фреи Плескотт - которую он никогда и не знал - но за здравие самого Мильтена. Огонь заколыхался и почти погас, но уже в следующий миг вытянулся и начал гореть ровно. Почему-то это успокоило Безымянного, и он, привычно спрятав руки в рукава, присоединился к Педро на посту перед мостом - ждать Мильтена. Стемнело, болото воняло не переставая, звонко квакали лягушки. Педро некоторое время закатывал глаза и отказывался от самокрутки, но в конце-концов не выдержал вида сладко попыхивающего Безымянного, и та исчезла за пазухой. Пожалуй, выкурить одну-другую сигарету было не лучшим решением. Безымянный привалился к холодной стене, чтобы хоть как-то взбодриться, но все равно беспрестанно зевал. Однако, это не помешало ему напрячься, как только Педро сообщил: - Кто-то идет. Голубоватая магическая пыль, до того хаотично кружившая в воздухе, устремилась к пришельцу, оседая на его голове и плечах. - Наш, - расслабился Педро. Мильтен выглядел усталым и заплаканным. Он собирался протиснуться между мужчинами, но Безымянный поймал его и слегка встряхнул за плечи: - Послушай, ты не виноват, что так вышло… Маг мотнул головой: - Если бы я тогда не сбежал… - То погиб бы на войне, - закончил за него Безымянный, - И-таки сомневаюсь, что тебя бы приняли в Орден Огня с распростертыми объятиями. Учитывая здешние конские расценки. Прозвучало жестко, но Мильтен наконец посмотрел на него прямо. Видно было, что он хочет возразить, однако не может найти слов. Маг опустил густые ресницы; на них тоже легла мелкая светящаяся пыльца, предательски вычертила пересохшие дорожки слез, делая его грустное, помятое лицо невыносимо прекрасным. - Наверное, ты прав, - наконец выговорил он, - Но от этого не легче. Мильтен мягко высвободился из его рук, отворяя скрипучую входную дверь. Кстати, она выглядела весьма смехотворно на фоне внушительных крепостных стен. Безымянный уже рылся в сумке в поисках сигарет, когда Мильтен просунул голову в проем: - От тебя травкой за версту несет. Я бы тебе советовал не попадаться Парлану в таком виде. - Я никому не скажу, - тут же подмигнул Педро. Возможно, это было всего лишь игрой неяркого свечения от магических пылинок, но Безымянному показалось, что Мильтен улыбнулся. - Я побуду в молельне. Увидимся, - прошептал он, невесомо касаясь щеки Безымянного губами, - И еще. Если захочешь покинуть Хоринис - знай, меня здесь больше ничего не держит. Мильтен растворился в темноте внутреннего двора. Безымянный провел рукой по щетине - на пальцах осталась пара пылинок.