Осколок Карна

От автора: Огромное спасибо за поддержку и комменты, самые лучшие читатели на свете) К сожалению, меня жрет реал, поэтому я с трудом отвечаю - я обязательно всем отпишусь)) И буду рада новым комментам. Приятного чтения. *** Лир смотрел на него долго, ледяным, нечитаемым взглядом. Сила Короля Ужаса пропитывала воздух, проступала из темноты туманом и оскаленными пастями гончих. Бриз цеплялся за Калема, и не знал, что дальше. Лир молчал. А потом сказал тихо, зло. Каждое слово лязгало, как капкан: — Я мог бы оставить тебя здесь. На месяц, на два. Чтобы ты больше никогда не смел ставить мне ультиматумы. Я мог бы приказать тебе уйти, и ты бы ушел, потому что у нас контракт крови. Потом он рассмеялся, горьким, лающим смехом: — Но я этого не сделаю. Он вдруг оказался рядом, переместился мгновенно, так он двигался, когда нападал, и коснулся лица Бриза кончиками когтей: — Конечно, нет. Ведь ты стал мне дорог. И ты быстро научился на это давить. Лир издал тихий смешок: — Карн сказал когда-то. «Все что ты чувствуешь, будет использовано против тебя». Он был прав. — Лир… — Бриз почувствовал, как холодеет внутри, услышал отголосок смеха, смеялась сила Карна. — Ты вытащишь мальчика-ифрита на свободу, — ледяным, равнодушным тоном сказал Лир. — Потому что тебе так проще. Что насчет моего сына? Он думал, что ты умрешь. Он цеплялся за тебя, рыдал, обещал все, что угодно, лишь бы ты был жив. Ты не приходил в себя, и он обещал снова, и снова, и снова. Я хотел утешить его, разумеется. Но я не мог, я тоже не знал, сможешь ли ты выжить. Бриз опустил голову, невозможно было смотреть на Лира в тот момент. Невозможно это слушать. — И теперь ты приведешь Калема обратно, — тихо добавил Лир. — Ведь нельзя же оставить его здесь. Ведь он не должен расплатиться за то, что сделал. Да, ты его вытащишь. И каждый раз мой сын будет смотреть на вас и ждать, когда же он нападет снова. Убьет ли в следующий раз. Лир отвернулся, резко — взметнулись полы мантии, мазнули по каменным плитам — и пошел прочь, оставляя Бриза позади. Пропали тернии, и ничто больше не держало внизу, но Бриз все равно не сразу нашел в себе силы подняться. Потянуть Калема за собой. — Бриз… — нерешительно сказал тот. — Ничего не говори, — попросил Бриз. — Пожалуйста. Калем… Только ничего не говори. Идем. Он пытался убедить себя, повторял мысленно: Лир просто злится. Он успокоится сам. Он обязательно простит. Бриз сам не понимал, почему от этой мысли было так больно. Он ни мгновения не сомневался, что поступает правильно. Что нельзя оставлять Калема здесь. Но почему-то от этого не было легче. *** Перед тем, как они вышли, Калем все-таки сказал ему: — Знаешь… я ведь могу вернуться. В камеру, в смысле. Вам со стервятником не нужно ссориться. Не из-за меня. И Бриз не выдержал. Все, что случилось в последнее время, навалилось как-то сразу, он бросил: — Замолчи! И тут же стало стыдно за себя и за то, что сорвался. Калем молчал, понуро и казался… меньше. Казался хрупким. И Бриз не мог отделаться от мысли, что все это — все, что творилось вокруг — была его вина. Что без него было бы лучше. «Ты ошибаешься, мальчик», — шепнула сила Карна. — «Только слабые могут быть не правы. А у тебя есть я. Могу быть я». Он не стал ей отвечать, он искал слова, чтобы хоть что-то исправить. Их не было, были только беспомощные извинения: — Прости. Калем, прости, что сорвался. Это прозвучало так неловко, и так тихо. Расслышал ли его Калем вообще. Бриз бросил на него быстрый взгляд. Калем смотрел на него во все глаза, казался бледным, выцветшим. Взгляд был ошарашенный, а потом Калем прочистил горло: — Не извиняйся. Я сам нарвался, я заслужил. Бриз подавленно кивнул, и вдруг неожиданно даже для себя спросил: — Калем, между нами всегда так будет? Так… Безнадежно? Так тяжело? Бриз не знал, как это сказать. Калем не спросил, о чем он. — Ты был моим первым другом, — тихо признал Бриз. — Раньше, чем я полюбил Лира, ты уже был для меня важен. Между нами теперь будет столько вины? Калем протянул ладонь, будто хотел коснуться его в ответ. Не дотронулся, безвольно опустил руку: — Вина здесь только моя. Они застыли у самого выхода, на последней ступеньке. Дальше уже была одна из зал Храма. Оставалось сделать последний шаг. — Знаешь, с нее все началось, — признал вдруг Калем, устало опустился на эту последнюю ступеньку. Бриз осторожно присел рядом, положил голову ему на плечо. Было привычно, уютно. А когда-то быть рядом с Калемом было странно, и от каждого прикосновения хотелось отодвинуться. — Если бы мы просто встретились, ну, знаешь, случайно… Ты бы мне не понравился. Я бы тебя не увидел. Я бы думал, что ты наивный и пустоголовый, и слишком много говоришь. Почему-то Бриз слушал это, и ему совсем не было обидно. Раньше он боялся — что о нем подумают именно так, что отмахнутся. Что другим просто будет жаль тратить на него время. Но теперь все изменилось. И Калем, и Лир по-настоящему его любили. Каждый по-своему. Бриз в этом не сомневался. Он просто не знал раньше, как тяжело порой от того, что тебя любят. Он ничего не знал о привязанности, ничего не знал о близости. Представлял ее легкой, как ветер. — Даже после Сферы Истины… — тихо сказал Калем. — Я тебя спас, потому что был виноват. И рядом оставался из-за этого. Бриз помнил те дни во Дворце, помнил неловкие разговоры, после которых казалось, что Калем уйдет навсегда, но тот возвращался раз за разом. — А потом ты начал мне нравиться, — Калем усмехнулся криво и невесело, усмешка делала его юное лицо старше. — Ты говорил глупости, задавал странные вопросы и шарахался от прикосновений, но… но рядом с тобой было хорошо. А потом ты спас меня еще раз. Когда отдал себя стервятнику. Он протянул руку, легко взъерошил волосы Бриза, и тот поймал себя на странной мысли — по одному прикосновению, он сразу отличил бы, что это не Лир. — Я сейчас не из-за вины рядом, — сказал Калем. — Я просто к тебе привязался. Но вины между нами все больше и больше. Ее нельзя искупить. И ее нельзя прощать. Что еще остается? Бриз почувствовал, как внутри всколыхнулась усталая, какая-то беспомощная злость. — Ты и сейчас считаешь меня наивным и пустоголовым, — сказал он, выпрямился и повернулся к Калему. — Если ты виноват, хватит решать за меня. Я же здесь, и ты нужен мне здесь, рядом. А не в камере. Нужно знать, что с тобой все в порядке. Хотя он и сам понимал, что бесполезно требовать, бесполезно злиться. Они не были в порядке — из-за силы Карна, из-за опасностей, из-за Организации зрячих и интриг Ламмара. — Ты нужен мне здесь, — упрямо повторил Бриз. — Я здесь, — Калем фыркнул, устало улыбнулся. — Раз ты сказал, куда я денусь. Но ты все еще очень наивный, и много говоришь. Бриз пихнул его — не сильно, не всерьез, а потом выдохнул, и снова положил голову ему на плечо. Все еще было больно: от того, что Калем сделал, от того, как все обернулось. Но эта боль просто мягко пульсировала внутри. Почти привычная, почти незаметная. — Давай посидим так еще, — попросил Бриз. — Немного. Но Калем не успел ответить. Вокруг них сгустился туман, и тонкий голос, расслаивающийся на отдельные звуки, произнес прямо у Бриза в голове: «Отпусти маму!» *** Он топорщил облачную шерстку, чтобы казаться больше, щерил клыки, как настоящая гончая ужаса — это могло бы быть даже забавно, если бы не ощущение тяжелого душного страха, которое пропитывало все вокруг. Эта сила была не такая тяжелая, как сила Лира или Ламмара, но Бриз ни мгновения не сомневался, что Пушок способен убить — хочет убить. — Пушок, все в порядке… Бриз поспешно вскочил, неловко задел Калема локтем и едва не упал. Упал бы, если бы вовремя не оперся на воздух. Калем медленно поднялся, потянул Бриза себе за спину: — Уходи, он не в себе. «Отпусти!» Голос Пушка резанул слух, и одновременно сила хлестнула вперед — порыв воздуха едва не сбил Бриза с ног, Калем задохнулся, согнулся пополам. — Хватит! — Бриз рявкнул это, постарался рявкнуть, как Лир. Тот как-то умел крикнуть «Хватит» так, что все замирали. Ни Пушок, ни Калем даже не обернулись. Ветер вокруг словно взбесился, метался меж стен, завывал — Пушок хватал его грубо, не умело. «Ты уже сделал маме больно! Отпусти его!» Бриз едва успел загородить Калема собой, рванул собственный ветер пеленой прямо перед собой — преградой, защитой. Почувствовал физически, как о барьер разбилась чужая сила. И тут же метнулся вперед, подхватил Пушка на руки, прижал к себе крохотное, вырывающееся тельце. «Я его убью! Убью!» Калем кое-как выпрямился, держась за живот, оскалился в ответ — на мгновение глаза вспыхнули пламенем, и тут же он взял силу под контроль. — Не нужно, — быстро заговорил Бриз. — Не трогай Калема! Пожалуйста! Пушок содрогнулся всем телом, из крупных клоков тумана вокруг выступали бесформенные пасти, изломанные руки. «Это он виноват! Это все из-за него!» Он не контролировал силу, и она проникала в Бриза, вызывала глухой, какой-то отчаянный страх. Лир насылал ужас иначе. Страх Пушка был безнадежный, пропитанный смертью и одиночеством. Абсолютной беспомощностью, и на мгновение внутри мелькнула отравленная мысль: «Это из-за нас? Это мы его таким сделали?» Сколько раз Пушок боялся за Лира с Бризом, боялся, что кто-то из них умрет, и ничего не мог сделать? — Я здесь, — быстро, отчаянно зашептал Бриз. — Я здесь, я жив. Не нужно, не трогай Калема… Пушок содрогнулся в его руках, обмяк как-то разом, и Бриз принялся его укачивать на руках, видел, что иногда так успокаивали детей. «Он мог тебя убить…» — отчаянно, тихо шепнул Пушок. — «Мог тебя убить, и я бы не смог помочь». — Он меня не тронет. Больше не тронет, — Бриз и сам понимал, как слабо, как неубедительно это звучит. Что еще он мог сказать? — Не нужно никого убивать, — попросил он. Внутри Пушка был монстр — пока крошечный, еще не вошедший в полную силу. Чудовище вроде того, что спало в Лире. Калем медленно подошел, неловко опустился у ног Бриза, и хрипло пообещал: — Я ничего не сделаю, клянусь кровью. «Ты и раньше обещал!» — огрызнулся Пушок. Искры глаз горели ненавистью. — «Кормил меня, был с нами, а потом предал!» А ведь Калем был рядом всю его недолгую жизнь, все время с момента, как Пушок воплотился. — Все не так. Все очень сложно. Он не знал, как объяснить ему все про Карна, про его силу и голос внутри себя, про то, почему Калем это сделал. И Пушок ведь винил того не поэтому. Он винил его, потому что едва не лишился Бриза, и ему нужен был кто-то, кого за это ненавидеть — за свой страх, и свою беспомощность. — Ты правильно меня ненавидишь, — сказал Калем. — За дело. Но я хочу его защитить. Пушок встопорщил шерсть, напрягся, и его тонкий голос прозвучал горько, словно у взрослого: «Я тебе верил. Больше никогда не буду!» — Он не врет, — шепнул ему Бриз. — Калему жаль, что так вышло. «Ему не жаль!» — Пушок отчаянно замотал головой. — «Никому не жаль! Никто никогда обо мне не думает!» Он расстраивался, и в тот момент наверняка в это верил. Бриз прижал его к себе, прижался губами к голове. — Мне жаль. И я о тебе думаю. Пушок мотнул головой, посмотрел зло искрами глаз: «Если бы ты думал, ты бы его не вернул. Пусти меня». Но он не вырывался, и Бриз чувствовал, что его ни за что нельзя отпускать. — Не могу, — шепнул он. — Ты же уйдешь. «Уйду! — зло подтвердил Пушок. — Уйду, и ты будешь без меня! И без меня тебе будет плохо!» — Без тебя мне будет невыносимо, — признал Бриз. — Не уходи. Пожалуйста. «У тебя есть этот твой Калем». — Калем тебя не заменит. Бриз снова коснулся губами его макушки, и в этот раз Пушок это принял. — Мне жаль, — сказал Калем, произнес это неловко. И Бриз видел, что ему было стыдно. Пушок вскинулся, щелкнул челюстями, а потом как-то поник: «Ты ведь не думал, да? Что предаешь не только маму. Но и меня. Ты даже не помнил про меня, да? Даже не помнил, что я есть». — Я не знал… — хрипло сказал ему Калем, — что можно иначе. Что есть выход. «Я тебя ненавижу. И всегда буду ненавидеть». — Калем… — нерешительно начал Бриз, погладил Пушка, потому что не знал, как утешить еще. — Ты не мог бы уйти куда-нибудь? В соседнюю комнату? Ненадолго, просто… мы с Пушком… Он не хотел обидеть, и знал, что нужен Калему тоже. Но он не мог разорваться, и Пушку был нужнее. — Я буду в центральном зале, — глухо сказал Калем, направился к двери. Выход ему перегородила высокая, худая фигура. Лир смерил их всех ледяным взглядом и спросил: — Что здесь происходит?