Осколок Карна

*** В убежище Часовщика все появлялись и появлялись новые духи. Они приходили присягнуть Лиру на верность — длинная череда отчаявшихся, испуганных, тех, кто не видел иного выхода. Лир принимал их всех, говорил с ними. Часто Бриз был рядом, просто сидел на подлокотнике трона или лежал на воздухе за спиной. И отчетливо ощущал, как утекает время. В мире Часовщика оно шло по кругу, и с ним можно было делать что угодно. Но там, снаружи, мгновения сменяли друг друга. Мир расползался на части. Духи рассказывали про все новые и новые прорехи. Про потерянные города людей. Лир почти все время был занят. Иногда улетал залатать какие-то из прорех. В основном — говорил, говорил, говорил, бесконечно договаривался с теми, кто приходил к нему. Он старался держать Пушка всегда при себе, на коленях, или просто рядом. Выкраивал свободные мгновения, чтобы просто побыть с семьей. И Бриз видел, что Лира это выматывает. Раз за разом настаивал — надо же поспать. А то пойдешь сражаться с Ламмаром, а будешь совсем сонный. Он и сам понимал, как глупо это звучит. И говорил именно поэтому, чтобы Лир улыбнулся или ответил что-нибудь снисходительное. Лир и улыбался, и отвечал, и в такие моменты казался… легче. Целовал в лоб или в губы, ложился рядом с Бризом на кровати. Ел его тревогу и его страх — страх того, как все будет. Но Лир никогда не задерживался надолго, лежал с Бризом час или полтора, и возвращался к обязанностям Второго Короля. Ему приносили дары — артефакты, которые вибрировали силой. И Лир поглощал их один за другим. Новая сила делала его… словно более плотным, осязаемым. Словно мир резался о его фигуру, словно реальность текла вокруг него, не в состоянии коснуться. А Бриз видел, что происходит и к чему все идет, и все отчетливее ощущал, что должен лететь. Его звали ветра снаружи, ветра, которые знали, чем он должен быть и каким он должен стать. Бриз не хотел об этом думать. Говорил себе: что нужен Лиру и Пушку. Что именно там, в убежище Малики и Часовщика нашел свое место. Но это не было правдой. И страшно было заговорить с Лиром. Попросить: отпусти меня. Мне надо лететь. Я не могу объяснить, но мне обязательно надо лететь. Но времени оставалось все меньше. И в какой-то момент, когда в убежище появилась Третья, Бриз словно услышал внутри: пора. Он нашел Лира в окружении десятка духов, и все они говорили, перебивая друг друга. А Лир смотрел так, словно у него очень болела голова. Бриз подлетел, замер рядом. И заставил себя сказать громко, чтобы его точно услышали: — Лир. Лир, мне… надо кое-что сказать. Духи принялись перебивать, говорить, что Второй Король занят. Лир остановил их жестом, раздраженно вздохнул: — Тебе и тысяче других духов. Всем надо что-то сказать. Бриз не ответил ему. Смотрел на Лира, видел его усталость, и хотел подлететь и поцеловать. Выпить его дыхание и забрать Лира себе. И чтобы в целом мире не осталось никого, кроме их с Лиром. И Пушка. Ну, и Калема. Калема Бриз тоже не хотел бы терять. Лир, наверное, понял что-то по его выражению. Посерьезнел и бросил духам холодно: — Я вернусь позже. Ждите меня здесь. Он подал Бризу руку и повел прочь. В одну из залов, которую Часовщик создал специально для них. Она была странная, словно недоделанная. Обрывалась балконом, и за его пределами колыхалось время. Бриз не мог этого иначе объяснить. Просто волны и потоки времени — сплетались линиями, расходились в стороны. Лир подвел их к самому краю, а у Бриза пересохло во рту. Нужно было заговорить, объясниться, а он не знал, что сказать. С чего начать? «Прости»? «Лир, ты только пойми правильно»? «Я на самом деле не хочу улетать»? — Я не хочу тебя бросать, — сказал Бриз. И тут же захотелось отвесить самому себе пощечину. Потому что это было не то, совершенно не то, что он собирался сказать. Лир тут же напрягся, начал отстраняться, и Бриз уцепился за его рукав: — Нет! Нет же, не так. Прости, я совсем-совсем не то сказал. И Бриз так отчаянно жалел, что просто не может передать Лиру свои мысли, просто показать как есть. А вместо этого приходилось подбирать слова. — Ты же знаешь, что я тебя люблю. И даже это было не то. Лир смотрел на Бриза молча. Хмурился. Держался так, словно готов был к удару. — А еще я плохо умею говорить, — признал Бриз. Лир медленно выдохнул, с видимым усилием заставил себя расслабиться. А потом кривовато усмехнулся: — Ты прекрасно умеешь говорить, юный Бриз. Порой — вещи, которые изумляют даже меня. — Это же сейчас издевка была, да? Я почти уверен, что она, — Бриз перехватил его ладонь, сплел пальцы с его, и подлетел ближе. Шепнул и признался. — Я очень боюсь, что ты поймешь неправильно. И как правильно объяснить не знаю. Лир посмотрел ему в глаза, уголки губ дрогнули вниз, а потом он сказал — веско и окончательно: — Ты улетаешь. И Бризу тут же захотелось отрицать: нет, нет, конечно, вовсе он не улетает! Но он не мог этого сказать. Бриз посмотрел на свои пальцы, на ладонь Лира — на его когти, на костяшки, и сжал сильнее, чтобы без слов показать — я здесь, я навсегда буду с тобой связан. Он сказал вслух: — Улетаю, — потом он вскинулся и добавил. — Это всего на пару дней. И я знаю, что здесь сейчас происходит самое важное! И я нужен тебе здесь, и Пушку, и это безответственно… Взгляд Лира изменился. Стал просто серьезным и очень внимательным. И Бриз остановился. Осознал вдруг — это же Лир. Его Лир, и он выслушает. Может, будет злиться, может, будет спорить — но ему Бриз мог сказать все, что угодно. И больше не было страшно объяснять, не было страшно, что Лир поймет не правильно: — Меня зовет ветер. Так же как и тебе… Лир, есть то, что мне надо сделать. Если мы действительно можем проиграть, и мир может исчезнуть… есть места, куда я должен вернуться. Лир молчал. И что-то было в его взгляде, что-то чего Бриз раньше не видел. Больше чем любовь, узнавание. — Юный Бриз, мне тяжело верить другим, — спокойно признал Лир. — С самого начала я верил, что ты улетишь. Из-за меня, из-за того, что я слишком монстр и слишком старый для тебя. Бриз смущенно кашлянул: — Не такой уж и старый. В сексе очень даже, мне нравится. Лир фыркнул: — Я всегда думал, ты улетишь навсегда. Потому что рядом со мной тебе будет невыносимо. Бриз подлетел к нему вплотную: — Пафос иногда тяжеловат, — признал он. — Но никуда я от тебя не бегу. Это ты вечно пытаешься от меня избавиться. От нас с Пушком. Он поцеловал Лира сам, просмаковал вкус губ, прикосновение. Щемило внутри от нежности. От чувства того, что вот он — его дом. До Лира и до Пушка Бриз даже не представлял себе, что это такое. — Я никуда не бегу, — пообещал он. — И я вернусь, чего бы это не стоило. Всего пара дней, Лир. Но они нужны мне. Даже если это опасно. Даже если безответственно. Лир вздохнул, выдохнул, усмехнулся, но на сей раз усмешка была невеселая, и Бриз видел, что усмехался Лир над собой: — Мне всегда нравилось видеть в тебе просто мелкого духа воздуха. Юного и наивного. — Я в общем-то такой и есть. — Но ты не только такой. Ты наследник Карна, наследник Первого Ветра. Если тебе надо лететь, значит, тебе надо лететь. — Я просто чувствую, что это правильно, — Бриз прижался к Лиру, подлетел повыше, чтобы с удобством вжаться в его шею и вдохнуть поглубже. Укутать себя запахом соли и старых книг, обернуться им и забрать с собой как частичку Лира. Лир прижал его к себе крепко, резко вдохнул и выдохнул с шипением сквозь зубы. Сказал жестко и зло: — Я боюсь тебя отпустить. И боюсь тебя потерять. Я, Король Страха, и боюсь. Что ты не вернешься, что ты обманешь, что с тобой что-то случится. Лети, юный Бриз. Лети прямо сейчас, пока я не передумал. Я дам тебе свору гончих для охраны. Бриз обнял его, прижался так же крепко в ответ. И казалось нечестным, что надо лететь, когда Лир только оказался рядом. И когда каждый момент вместе приходилось вырывать из длинной череды моментов, которые принадлежали другим. Всем тем духам, которые терпеть Лира не могли, но все равно пришли к нему за защитой. — Лир, ты такой… такой Король Ужаса. Конечно, я вернусь. Я же боюсь потерять тебя намного больше, — Бриз улыбнулся ему. — Помнишь, в любви всегда кто-то любит, а кто-то позволяет любить? И раз я люблю, ты — позволяешь. Лир усмехнулся криво и открыто, стал таким, каким его видел только Бриз: — Юный Бриз, ты что-то путаешь. Было же наоборот. Позволяешь ты, а я люблю. Бриз поцеловал его, шепнул в губы: — Нет, я. Лир отозвался эхом: — Нет, я. Бриз целовал его, словно пытался нацеловаться впрок. И потом проговорил тихо, вплетая силу в голос и превращая слова в клятву: — Я закончу, что должен. И вернусь к тебе. *** Прощаться с Пушком было еще больнее, и сотворил для него несколько облаков, прежде чем улететь. А потом долго стоял и собирался с силами. Вокруг кружили туманные гончие Лира. И напоследок Пушок выкрикнул: «Мам, подожди, мам!» — тонко и пронзительно. Бриз вздрогнул. Пушок подбежал к нему, гончие ужаса отпрянули в стороны, а Пушок застыл напротив Бриза. Топнул тонкой лапой по плитам пола. И на месте отпечатка оказалась еще одна гончая ужаса. Кривоватая и неказистая. «Это от меня. Пусть тоже тебя защищает». Бриз осторожно взял эту гончую на руки, прижал аккуратно и сказал: — Я буду ее беречь. «Это она должна тебя беречь», — буркнул Пушок и отвернулся. — «Все, лети уже. Чем быстрее улетишь, тем быстрее вернешься». Бриз шепнул одними губами самые главные, самые важные слова, подхватил их ветром и отдал. Лиру и Пушку. А потом перенесся. Вокруг сновали гончие ужаса, свинцовое небо нависало низко-низко. И пустая дорога казалась заброшенной, будто обветшалой, хотя не так уж и много времени прошло с тех пор, как Бриз был здесь в последний раз. Он снова очутился на перекрестке. На перекрестке, с которого все началось.