Осколок Карна

*** Ветер молчал, и сам перекресток казался картинкой. Застывшим фрагментом прошлого. Бриз смотрел, вдыхал и вспоминал. Тот самый момент, когда все изменилось. Когда он научился бояться — бояться по-настоящему. Тогда, когда девочка на перекрестке казалась окровавленной сломанной куклой, когда в голове билось только нет-нет-нет-нет, Бриз отдал бы что угодно, чтобы все исправить. Отменить этот момент. Никогда не прилетать на этот перекресток, никогда не заговаривать с девочкой, не видеть ее смерти. Но именно тот момент, такой страшный, стал первым шагом. Оглядываясь назад, Бриз не мог жалеть. Слова пришли будто из глубины, оттуда, где рождался его ветер: чтобы наступило сегодня, должно случиться вчера. Бриз был другим тогда. Ветром, который никто не ждал, который никто не звал по имени. Ветром без семьи и без дома. Другие называли его осколком Карна, но тогда он им еще не был. Он был обычным мелким духом воздуха, каким себя и считал. И ветер его был мелким сквозняком. Легким дуновением, которое переносило с места на место обрывки фраз, опавшие листья и клочки запахов. Ему не нужна была сила, и некого было защищать. Он думал, что та жизнь — бессмысленная и приятная, как сон в облаках — это все. Все, что его ждет. Все, чем он способен быть. Но он ошибался. Теперь на этом перекрестке, в окружении гончих Лира, Бриз протянул руку. Почувствовал как откликнулся воздух, потянулся к его ладони потоком. Обещанием, шепотом: я знаю, чем ты станешь. Чем ты можешь быть, осколок Карна. Теперь Бризу не было страшно. Оглядываясь назад, на тот первый страшный миг, Бриз мог шепнуть — от души, чувствуя, как отзывается что-то внутри, и как на ладони ложится новая сила: Спасибо. За тот ужас и за ту боль, спасибо. *** Бриз перенесся снова. Его вело чутье, подгоняло, утягивало потоком, и он следовал. Чувствовал, что собирает фрагменты себя. Кусочки того, чем способен быть. От первого дома Лира ничего не осталось, над камнями моросил дождь, пахло увяданием лесом. В пещере, куда забрал Бриза Пушок — тогда еще изувеченный и безымянный монстр — все пропиталось смертью. В городе, где Бриз с Лиром встретили Адама, суетились люди. Пытались выживать в мире, который истлевал. Храм Лира опустел, меж скал свистели сквозняки. И когда Бриз появился, они прильнули к его ладоням, ластились, как щенки. Их было много. Мест из прошлого, куда надо было вернуться. Забрать ту силу, которая ждала там. Будто радость и страхи, и боль, и любовь — его, Бриза, прошлое — впиталось в землю. Стало чем-то бОльшим. Фрагмент к фрагменту, сила к силе, он собирал свое настоящее. И все громче пело в венах — пело потоками воздуха — Первый… Первый… Среди обломков Лабиринта колыхалась золотая вода, то, во что превратилась Сфера Истины. Когда Бриз умирал на ней, Ламмар спросил: что приносит ветер? Все, что угодно. Но не силу. Тогда ветер Бриза не мог принести то, чего у него нет. А теперь он стал совсем другим. Его сила — ветер в листве, ураган над океаном, сквозняк меж домами, крохотный смерч, играющий листьями — могла принести что угодно. Разрушение. И защиту. Воспоминание к воспоминанию. Фрагмент к фрагменту, и кусочек к кусочку. И последним стало место, в котором он ни разу не был. Место в горах, где воздух пах снегом и пустотой. То, где когда-то умер Карн. Бриз глубоко вдохнул, выдохнул. Гончие Лира были рядом, кружили вокруг, беспокойно подергивая костяными мордами. И одна из них — маленькая и неказистая, жалась к Бризу поближе. Он свил вокруг себя ветра потоком, переплавил их в силу, сделал коконом. Почувствовал, как меняется, становится чем-то новым. Чем-то большим, чем просто Бриз, тем, чем задумал его Карн с самого начала. Он подумал: моя колыбель. Воздух впитался в его кожу, просочился внутрь. И шепнул то, чем Бриз теперь стал. Первый. Ветер. *** Мир ощущался совсем иначе. Ветра, которые летали в нем, воздух — вдохи и выдохи живых существ. Бриз никогда не думал, что каждый выдох, это же тоже крохотный ветер. И оттого так отчетливо ощущалось все неправильное, все прорехи. Как болезнь, как язвы, которые пронизывали все вокруг. Среди этой болезни одно место — холод и пустота — оставалось чистым. Бриз глубоко вдохнул, выдохнул и перенесся туда. В горах пахло снегом, и звенела тишина. Воздух застыл, чтобы не порезаться об лед. Среди заснеженных вершин фигура Зверя казалась еще одной скалой, исполином среди исполинов. Сила Зверя — сила старше Лира и Ламмара, хранила это место. Берегла его. Сам Зверь сидел сгорбившись, смотрел на что-то внизу и не шевелился. Бриз знал, на что. Полетел вперед. В этот раз ему не было страшно. Его вело чутье — что обязательно нужно было оказаться здесь, обязательно нужно поговорить, раз совсем скоро мир может закончиться. Зверь заметил его, и льдистая сила, пропитывавшая воздух стала острой и внимательной. Будто трогала Бриза, пыталась понять, чем он теперь стал. В этой силе тоже прятались ветра — личные ветра Зверя, ледяные и голодные. Те, которые Бриз не поглотил в прошлый раз. Но теперь они молчали, будто прятались. «Ребенок», — голос Зверя прогрохотал со всех сторон. Был лавиной в горах и снежной бурей. — «Вернулся один. Вернулся другим». — Да, — согласился Бриз. Но потом добавил. — Но вы не бойтесь. Я все еще я. Даже если другой. Наверное, странно это звучало, но Бриз понадеялся, что Зверь поймет. «Интересный. Все еще. И глупый. Раз прилетел один». Огромная фигура Зверя пошла рябью, уменьшилась, и превратилась в копию Бриза. — А вы снова изображаете меня лучше. Чем есть, в смысле. Я все-таки не такой красивый. Бриз подлетел к нему, замер. Непривычно было рассматривать себя. И одновременно с тем понимать, что таким он никогда не был. Таким неподвижным. И таким древним. Просто никогда не был маской, сквозь которую проглядывало что-то иное. Перед Зверем внизу все еще была та самая доска. И маленькая льдинка на ней — имя, которое Бриз Зверю вернул. И из-за которого прилетел теперь. — Ты ветер. Теперь. Главный ветер, — когда Зверь принимал эту форму, он говорил вслух, и голос был одновременно похож и не похож на голос Бриза. — Да, наверное. Странно, правда? Я долго был просто Бриз. А потом совсем чуть-чуть — осколок Карна. А теперь вот это. — Не странно. Ты с самого начала был больше. Чем ты есть. Бриз пожал плечами. Раньше всегда чувствовал себя неловко, когда заговаривал с другими. Особенно с кем-то древним вроде Зверя. А теперь было легко: — Вы, наверное, и сами знаете, почему я прилетел. Вы же тоже чувствуете, мир… мир истлевает. Скоро будет битва, и может, все закончится. Вообще все. Даже вы. Зверь изучал его, внимательно и бесстрастно, и Бриз знал, что сам никогда не смотрел ни на кого так. — Прилетел просить. Помощи твоему Королю. Это было бы логично, на самом деле. Но прилетел Бриз не для этого: — Нет. Знаете, это было бы правильно, наверное. Я же люблю Лира, хочу, чтобы он победил. А вы сильный, вы бы стольким могли помочь. Но не поможете, если сами не захотите. И я здесь из-за имени. Зверь не пошевелился, но Бриз почувствовал, как в воздухе нарастает напряжение, как вплетается в силу вокруг настороженность. — Не отобрать, — поспешно сказал Бриз. — Я не буду его трогать. Я же уже вернул, без разрешения не буду его брать. Показалось, что стало легче дышать. — Зачем? Здесь. — проговорил Зверь. И за его вопросом было равнодушие и терпение ледяных бурь. — Просто поговорить. Это же я нашел ваше имя. Чтобы оно было рядом, и вы могли вернуть его в любой момент. Я правда надеялся, что этих моментов будет много-много. И вы сможете подождать, решить, когда будете готовы. Но мир истлевает, и времени нет. Зверь молчал. Бриз выдохнул и продолжил: — Вам это странно, наверное, столько времени, целая вечность, которую вы прожили, и вот оно заканчивается, и надо торопиться. Фигура Зверя пошла рябью, стала чем-то новым, а потом вернулась к образу Бриза: — Страшно. Забрать имя. Больно. — А вы помните? Что-нибудь, что любили. Что захотелось бы вернуть с именем. Ради чего стоило бы терпеть боль. Знаете, я недавно думал — никто не ценил бы жизнь, если бы в ней была только боль, и потери, и разочарование. Но ведь это не все. Зверь молчал долго, и его силуэт то подергивался рябью, то снова превращался в копию Бриза. То есть, в улучшенную копию. — Побеждать. Мне нравилось. И много всего. Еще. Слишком много. Захотел забыть. Это было по-своему жутко. Знать, что кто-то любил так много, так глубоко, что любить стало невыносимо. Что даже помнить стало невыносимо. Он потянулся к своему имени на игральной доске. Почти коснулся кончиками пальцев и отдернул руку. — Страшно, да? — тихо спросил его Бриз. — Да. Странно было думать, что даже кто-то вроде Зверя, даже теперь, был способен бояться. Но именно это принесло Бризу те слова, которые обязательно нужно было сказать. Те, что шли изнутри, которые приносил ветер. Единственно правильные слова. — Вам обязательно нужно забрать имя, — сказал Бриз. — Вы сами только что сказали почему. Вы отдали его, чтобы больше не было больно, чтобы не было страшно. И это не помогло. Вы все еще боитесь. Его обязательно нужно вернуть. — Ребенок. Наивный и юный ребенок. Интересный. Сквозь фигуру Зверя проступило нечто новое, и он вовсе перестал выглядеть как… кто-то. Превратился в сгусток пустоты и холода, Бриз даже не мог его видеть, только чувствовал. И ощутил, когда Зверь вернул себе имя. Земля содрогнулась. застонали горы вокруг, и гончие Лира окружили Бриза мгновенно, закрыли собой. Сила вспыхнула в воздухе, уплотнилась. Громыхнуло имя — и каждый его звук был ледяной плитой, придавливал сверху: с а И Д Д Бриза пригнуло к земле, а потом накатило все то, что осталось в этом имени. Все то, что любил Зверь раньше, все, от чего захотел избавиться. Чувство победы, и как тысячи лед падал с неба снег, как прорастали цветы, чтобы увянуть к зиме, миллионы жизней одна за другой, рождавшихся и уходивших у Зверя на глазах, песни бурь, и дни, и ночи, вой волков — так много, что Бриз задыхался под всем этим. Под всей невыносимой, бесконечной жизнью. И теперь Бриз понял, почему Зверь отказался от имени. Он слишком многое помнил, он не умел забывать. И теперь вес воспоминаний его убивал. Бриз мог ему помочь, потянулся ветром и шепнул: Позволь мне? Почувствовал острое, льдистое прикосновение чужого разума: Помоги. И обратил свой ветер в смерч, в жернова, которые перемалывали старую, лишнюю память. Уносили ее, как уносят то, чему пришла уйти — уносили в горы, в лед, в снег вокруг. Бриз не знал, сколько это длилось. Час? Два? Но в какой-то момент понял: хватит. И остановился. Зверь — в своей истиной, похожей на монстра форме, застыл напротив, огромный как гора. Один глаз вдвое больше Бриза, и он видел в нем свое отражение. «Спасибо. Ребенок». — Не благодарите, — попросил Бриз. — Я должен был это сделать. Понимаете, чтобы стать ветром, каким я хочу быть, мало просто получить силу Карна, или даже всех ветров. Надо действовать. Делать то, что я считаю правильным. Поэтому не благодарите. Чтобы быть как Лир, нужно было воплощать свой ветер. Менять им мир. «Хочешь плату? Ты можешь. Попросить». — Не хочу. И не буду. Если вы придете, то только потому, что сами так решите. И если мир закончится, пусть у вас будут эти последние дни. Только ваши, без долгов и обещаний. Потом Бриз поежился и тихо попросил: — Вот только… — он даже не знал, сможет ли Зверь помочь. Но и сам бы не справился. «Говори. Ребенок. Говори без страха». — Есть один человек. Я очень хочу его найти, а сам не смогу. Просто, я даже не знаю, умеете ли вы такое. «Думай. О нем. Просто думай». Бриз был не уверен, что это сработает. И заранее предупредил: — Не расстраивайтесь, если не получится. С этим человеком все сложно. «Думай». Бриз прикрыл глаза. Постарался вспомнить во всех деталях — не внешность, не голос. Просто ощущение присутствия, то, как ощущалась чужая сила. Сознание Зверя коснулось его, мягко вплелось в память Бриза, и тут же мир словно пошел рябью. Бриза потянуло вперед. Он не стал сопротивляться. И перенесся. А когда открыл глаза, он был в просторной больничной палате, где пахло лекарствами. Напротив сидел человеческий подросток лет двадцати. Черноволосый, черноглазый и равнодушный. — О, — безразлично сказал он. — Ты меня нашел. На предплечьях у него были татуировки черных птиц. Но даже без них Бриз все равно сразу бы его узнал. — Господин Адам вас ищет. Но вы поосторожнее, господин Ким, кажется, как найдет, он будет вас бить.