Осколок Карна

*** Они собрались в главном зале, наверное, впервые собрались все вместе — те, кто пришел воевать с Ламмаром, решился встать на сторону Лира. Его трон пустовал, только по бокам застыли Малика и Часовщик. Бриз завис в воздухе неподалеку, чувствовал, как гудит от переизбытка силы это место. И как время вокруг будто спотыкается. Все ждали только Лира, должно быть, отсчитывали последние мгновения. — Тебе страшно, мальчик? — Малика сама подошла к Бризу, спросила тихо и равнодушно. Он пожал плечами. Ему следовало бы нервничать, бояться, но вместо этого внутри было тихо и спокойно. Бриз сделал все, что мог. Унаследовал и получил всю силу, что была ему доступна. Стал чем-то большим, чем просто Бриз. И теперь осталось только следовать за Лиром, и действовать. Он так часто в своей жизни боялся. Но не в этот раз. — Нет. Знаете, как ни странно, нет. Не боюсь. А вы? — А мне страшно, — спокойно и равнодушно признала она. — Я столько к этому шла, надеялась. И вот я здесь, и мне страшно. Она ничем не выдавала своего страха. Казалась совершенно бесстрастной. Но Бриз ей верил. — Я столько прожила, столько всего успела узнать и почувствовать. Но я не хочу умирать. Я хочу пережить этот день, и встретить ночь. Будто я никогда раньше не видела ночи. — Хотите, я скажу, что все будет хорошо, — предложил Бриз. — Ты не знаешь, как все будет, — резко откликнулась она. — Но сказать-то могу. А если вы умрете, то, может, и не узнаете, что я ошибался. Не успеете разочароваться. Она рассмеялась, тихо и хрипло. Обычно все, что делала Малика было красивым, полным достоинства. Элегантным. Но не этот смех, этот смех был настоящим. — Хорошо. Скажи, мне нравится твоя идея. — Все будет хорошо, — сказал Бриз. Потом он перевел взгляд на Часовщика: — Я думал, вы останетесь здесь. Вы же единственный в безопасности. Можете укрыться вне времени. И даже другим предоставить убежище. — Не хочу пропустить самое интересное, — беззаботно отозвался Часовщик. — К тому же, прелесть этого места — в том, что за его границами время все же идет. Иначе тут легко было бы сойти с ума. Бриз и без того сомневался, что Часовщик нормальный. Для человека так точно нет. Но говорить об этом теперь было бы глупо. Тяжелые двойные двери за которыми скрылся Лир с группой смертников наконец распахнулись. В зале стало неестественно тихо. Белесый туман стелился по полу, наполнял воздух силой Короля Страха. Лир выступил вперед, спокойно и уверенно. И его фигура казалась плотнее пространства вокруг, будто выпадала из реальности. В его силе звучали новые ноты — отголоски чужой силы. На мантии осталось несколько капель крови. И почему-то неестественным казалось — что их было так мало. — Мы отправляемся, — сказал Лир. Его голос расслоился на отдельные ноты, заполнил зал, как заполняла пространство сила. Лир протянул Бризу руку. Как делал уже много-много раз. Бриз подлетел, вложил ладонь в его. Ленты тумана взметнулись вокруг, окутали пеленой. А в следующее мгновение Бриз и Лир перенеслись. *** Дворец Ламмара опустел и будто выцвел. Меж шпилей, где Бриз летал когда-то, теперь выл ветер. Гонял запахи увядания и пустоты. Никого не осталось. Ни стражей, ни придворных. Зияли вокруг прорехи в реальности, их держали золотые нити силы. А с той стороны, с изнанки смотрело ничто. Голодное и страшное. Ламмар ждал на ступенях. Сидел сгорбившись, опустив голову. Некогда алая мантия была измазанна золотом, оно струилось из глаз Владыки, тяжелыми, вязкими каплями падало на ткань. Волосы растрепались. Ламмар истекал силой, и казалось, что-то в нем сломано. Он медленно поднялся в оглушительной тишине. Медленно протянул руку в сторону, и в ней возник клинок. Золотой и тонкий, похожий на иглу. Ламмар направил острие в сторону Лира. Прямо ему в сердце. Над Дворцом медленно возник купол — полупрозрачный, золотистый. Лир протянул собственное оружие вперед. И Бриз увидел это будто со стороны. Два Короля, которые должны были хранить этот мир вместе. И вот к чему они пришли. Лир встретился с Ламмаром взглядом. И негромко скомандовал: — Вперед. Духи ринулись в атаку. *** Это напоминало волну. Исполинскую, жуткую, закрывающую небо — смешение сил, атака стольких духов разом. Ламмар стоял неподвижно, держал клинок острием в их сторону и ждал. Бриз почувствовал как вдоль позвоночника прошел холодок страха. И казалось невероятным: что кто-то способе противостоять подобному. Ламмар провел клинком в воздухе почти лениво, прочертил единую золотую линию. И эта линия устремилась вперед, в волну атакующих духов. Пролетела так быстро, что Бриз едва успел моргнуть. Незримые ринулись врассыпную, волна распалась — вспыхивали черные точки в ней — магия Малики пыталась защитить тех, кто не успевал увернуться сам. Но несколько тел рухнуло вниз, и в воздухе возник ни на что не похожий запах смерти. Бриз почувствовал — как не стало тех, кто не смог защититься. Было жутко наблюдать со стороны и осознавать, что действовать еще рано. Выжидать, как выжидал Лир. Волна незримых ринулась к Ламмару снова, распалась на два потока — атаковать с разных сторон, измотать и дать шанс напасть Лиру. Ламмар повел по сторонам равнодушным взглядом, вскинул свободную руку — с нее сорвался золотой луч, заставил один из потоков незримых изменить направление. Из золотого луча падали на землю тяжелые, вязкие капли силы. Бриз прищурился, чтобы рассмотреть, что происходит. И вдруг золотая сила Ламмара пропала. Владыка застыл на ступенях, медленно запрокинул голову вверх. Совместная атака духов захлестнула его с головой. Силы смешивались и вспыхивали, стирали до тла все, чего касались. Вокруг них корчился ветер и искажалось пространство. А Ламмара Бриз совсем не чувствовал. Даже отголоска его силы. На месте ступеней бесновалось черное пламя, вспыхивали серебристые клинки и клубился дым. Духи не останавливали атаку, вычерпывали себя, атакуя. А у Бриза внутри колотилось сердце. И казалось безумным — что этого будет мало. Но еще безумнее — что вот так все закончится, что Ламмар проиграет так легко. — Лир… — осторожно начал Бриз. И замолчал сам. Решил не отвлекать. Лир наверняка все знал и сам. Постепенно поток силы замедлился, атака прекратилась. Незримые зависли в воздухе, нерешительно переглядываясь между собой. Должно быть, каждому хотелось верить, что этого будет достаточно. Сила рассеивалась и сквозь нее проступал силуэт. Бриз увидел — край алого рукава, руку с мечом, спутанные золотистые пряди волос. В следующий миг из земли выскочили тонкие золотые иглы. Так быстро, что это казалось ненастоящим. Они пронзили духов в воздухе и на земле, насадили как бабочек на булавки. Бриз почувствовал, как гулко забилось внутри сердце. Как что-то будто сместилось в воздухе, будто содрогнулась сама реальность. И ветер принес крики. Жуткие, завывающие крики умирающих. Незримые дергались на золотых иглах, извивались, и Бриз не сразу понял — сила Ламмара пожирала их изнутри. Забирала себе их жизни. Ламмар выступил вперед, протянул ладонь в сторону Лира. Даже с такого расстояния Бриз видел как сияли золотом глаза Владыки. Ламмар сжал ладонь в кулак. И стало неестественно тихо. Крики прекратились, но почему-то тишина была еще страшнее. Бризу казалось — он готов. Он же был на совете духов, он слышал, о чем они говорили. И каждый понимал, что эта первая атака — самоубийство. Каждый, кто согласился в ней участвовать. И ни один из них не представлял, как именно это будет. Как жутко и как неотвратимо. Должно быть, так чувствовали себя те, кто столкнулся с Карном. Бриз видел — как стало страшно всем, кто выжил. Как каждый смотрел и представлял себя на месте умерших. Лир потянулся к этому страху, обратил в собственную силу, присвоил себе. И трансформировал в магию. Магию, которую он собирался использовать. Подобное к подобному, сила к силе. Перед тем, как духи отправились на бой, Лир вложил в них свои заклинания. И теперь Ламмар поглотил его магию вместе с умершими. Лир повторил жест Ламмара, повторил намеренно и расчетливо — протянул раскрытую ладонь, сжал в кулак. Ламмар содрогнулся, пошатнулся на месте и воткнул клинок в искореженные плиты ступеней, чтобы не упасть. Черный клинок пронзил его изнутри, вылетел наружу. Еще один. И еще. Они оставляли в теле Ламмара уродливые, кровоточащие дыры. На мясе и костях проступало золото. Ламмар запрокинул голову и закричал. И какая-то уродливая, злая часть Бриза наслаждалась этим криком. Думала: вы заслужили. Вы получаете то, что и должны. Воздух заволокло тенями — ночь вплелась в воздух, пропитала его. И Малика атаковала тоже. Лир исчез и возник рядом с Ламмаром. И для Бриза это стало сигналом. Он собрал ветер, обратил его в лезвия. И направил к Ламмару. Черные тени схватили Ламмара за руки и ноги, удерживая. Время замедлилось, стало тягучим как мед, неторопливым. И клинки ветра впились Владыке в грудь — в то, что от нее оставалось. И, кажется, Бриз успел увидеть, как билось меж перекореженных ребер сердце. Это сердце Лир вырвал, раздавил в кулаке. Ударом когтей вспорол Ламмару горло. И ветер принес отголосок звука. Хрип. Ламмар неуклюже потянулся в сторону Лира рукой, будто схватить за рукав, удержать. Лир отсек эту руку. Бриз полетел вперед, чтобы быть ближе, суметь помочь… И увидел как Ламмар вскинул голову, впился взглядом Лиру в лицо. А потом исчез. Он пропал — так быстро, что Бриз не успел увидеть. Так быстро, что показался видением. И возникла безумная мысль — а был ли он на самом деле. Или они с самого начала боролись с иллюзией. Земля содрогнулась, медленно, неотвратимо накренилась одна из башен Дворца Владыки. И вдруг с оглушительным грохотом разлетелась на осколки. Бриз напрягся, не понимая, что происходит. Башня же была за барьером Ламмара. А потом он осознал — вспомнил, как когда-то умирая Лир поглотил собственный дом, силу, которую замуровал в фундаменте. И вот теперь Ламмар делал то же самое. Осколки башни на лету обращались в расплавленное золото, притягивались друг к другу. И уже через несколько мгновений Ламмар — целый и невредимый застыл на прежнем месте, на ступенях. Бриз кинулся вперед, уже понимая, что не успеет. Направил ветер, так быстро, как только мог. Ламмар рубанул Лира, тот едва успел увести лезвие в сторону, и оно пропало мантию у него на плече, оставило глубокий уродливый след, который сочился белесым туманом. Меч со звоном упал на плиты, Ламмар бросил его как бесполезную игрушку и ударил когтями наотмашь. Оставил на лице Лира уродливые рваные раны. И исчез снова. Бриз почувствовал, где он появится — шепнул изнутри ветер, или же это просто оказалось чутье. Он дернул воздух вокруг Малики к себе, ее швырнуло вперед, и только это и спасло. Удар Ламмара пришелся не в грудь — пробил насквозь ее плечо. Рука отлетела в сторону, Малику закрутило в воздухе, чернильные тени вскипели вокруг. А в следующий миг Лир снова оказался рядом. Наотмашь полоснул косой по Ламмару, разрубил надвое. Брызнуло золотом в разные стороны. А потом будто кто-то отмотал время назад — то же золото снова вернулось обратно. И Ламмар опять стал целым. Бриз не мог отделаться от мысли, что все происходящее — каждая из жертв, и каждая из ран, были частью общей игры. Как в той жуткой игре со Зверем, где Лир отдавал части себя. Только в этот раз на кону стояло нечто намного ценнее, и жертвовать приходилось чем-то большим. Чем он сам. Ламмар и Лир в этот раз исчезли одновременно, и так же одновременно возникли снова — они читали действия друг друга, атаковали, и за ними невозможно было уследить. Белесый туман клубился в воздухе грозовым облаком, из него выступали оскаленные пасти и шипы. Ламмар лавировал между ними без усилий, и Лир следовал за ним, как призрак. Нападал и защищался. Оружие высекало искры, и пространство вокруг звенело вместе с ним. Бриз и оставшиеся духи переместились к Дворцу, направили силы на барьер Ламмара. Уничтожить то, что осталось от дворцовых башен, не позволить Ламмару поглотить силу этих стен. Внизу, там где обвалилась часть стены Бриз видел проход вниз. И знал — туда, где Ламмар забирал время. Страшно было даже вспоминать. Ужас, когда Бриз нашел Калема. Изувеченного и готового умереть. И когда позже сам был готов отдать время Ламмару. Если бы Бриз позволил себе остановиться, поддаться слабости, страх захватил бы его целиком. Но Лир сражался с Ламмаром в тот самый момент, нуждался в помощи. И потому Бриз обернул силу ветра вокруг себя самого, обратил ее в поток, сметающий все на своем пути, и обрушил его на барьер. Взвыл воздух, полоснул золотистый кокон тысячами лезвий. Он разрывал сам себя, пространство — где касался его. С тонким звоном лопнул барьер, будто поглотил в себя все звуки. Бриз увидел, как резко повернулся к ним Ламмар. Как рука Лира пробила его грудину со спины. Рот Ламмара раскрылся в крике, лицо исказилось, и в ту же секунду — Бриз почувствовал прежде, чем успел увидеть — гримаса боли превратилась в усмешку. Кривую и жуткую. Бриз переместился не сам, его подхватил ветер, и он же спас ему жизнь. Мгновение, и Бриз оказался поодаль, неверяще смотрел на то, что происходит. Еще одна из башен Дворца взорвалась — брызнула золотыми клинками во все стороны, убивая тех, кто пытался ее уничтожить. Мгновение. Всего одно. И то, что казалось целой армией незримых, просто исчезло. Превратилось в поле трупов, которые истекали силой. Их смерть Бриз тоже почувствовал. В ушах шумело, происходящее казалось ненастоящим. Бриз будто споткнулся в воздухе. Слишком поздно заметил золотой клинок, который летел к нему. Бриз дернулся увернуться, закрыться потоком воздуха, но ветер резался об острую золотую кромку. Раздался тихий влажный звук. В лицо брызнуло теплым — черная кровь пахла ночью. Малика — изувеченная, едва державшаяся в воздухе Малика — успела закрыть Бриза собой. Золотой клинок пробил ее насквозь, застрял в груди. Малика медленно повернулась, посмотрела на Бриза и рухнула вниз. Он едва успел кинуться следом, подхватил ее ветром у самой земли. Осторожно опустил на камни. Малика хрипела, и глаза у нее закрывались. А Бриз думал: нет, вы не можете. Вы не должны умереть… вы же пережили Армела, и Лиру вы дороги, и вы же сильная, вы такая сильная, у вас должно быть целый десяток жизней в запасе! — Лети… — прохрипела она. — Лети к Лиру. — Вы… — тяжело сглотнув, начал Бриз. Быстро оглянулся по сторонам: найти убежище, помочь ей хоть как-то. — Лети! — резко и жестко повторила она. — Ты… нужнее Лиру. Бриз сглотнул. Заставил себя кивнуть и полететь прочь — туда, где он мог принести больше пользы. Он был Малике должен. Он не оставил ее в Лабиринте, и она была с ним до конца, когда их нашел Армел. Приютила их с Лэ. Бриз чувствовал — может, он так никогда и не вернет ей долг. Но битва с Ламмаром была важнее — долгов, чести. Даже того, чтобы поступать правильно. И каждый из них это понимал. Лир перемещался так быстро, что казалось, он летает. Удар следовал за ударом, Ламмар парировал и уходил от атак, нападал в ответ. Золото смешивалось с белесым туманом, и казалось, две силы пожирают друг друга. Серый страх. Золото гордыни. Они сплетались так тесно, что сливались в единое целое. Бриз всем телом почувствовал момент, когда что-то поменялось. Когда Лир и Ламмар перестали просчитывать каждую атаку, выгадывать момент — и ударили, не сдерживаясь. И их сила стала чем-то новым, чем-то большим. Не серый с золотом, не страх против амбиций. Мощь Первого и Второго Королей. Бриз сам не верил, что смог отреагировать вовремя — что перенесся, обратившись ветром, и что обернул воздух ураганом вокруг себя и тех, кто сумел выжить. Кому хватило сил — просто не умереть. Это было похоже на шторм — бушующая стихия, которая поглотила все вокруг, и на ее фоне даже сила Карна казалась хрупкой. И было страшно, что Бриз даст слабину. И их сметет — случайно, незаметно. Лир даже не узнает, что сам их убил. — Я помогу, — хриплый голос Часовщика заставил Бриза вздрогнуть, развернуться в воздухе. Бывший человек стоял внизу на изувеченных белым камнях, держал за руку Малику. За единственную оставшуюся ее руку. Время струилось сквозь их ладони. — Хорошо, — тихо отозвался Бриз. — Что мне надо делать? — Просто не мешай, — Малика скривилась от боли, черная кровь из ее ран текла ручейками, и ее было так много. Немногие уцелевшие духи рядом собрались, переглядываясь. В побледневших лицах Бриз читал страх и неуверенность. Бриз и раньше слышал — вражда двух Королей разрушала мир. Но он никогда не думал об этом буквально. Даже не представлял, что само их столкновение может разрушить до основания реальность. За границами урагана рушилось все, что они все пытались сохранить. И Бриз раз за разом тянулся мысленно наружу: позвать Лира. Остановить происходящее хоть как-то. Он тянулся. И не чувствовал ничего. Только бушующий шторм силы, бездумной и неодолимой. А когда-то ему казалось, Лир очень древний. Но то, что жило в нем, от чего он отказался вместе с короной, было древнее, чем Бриз мог осознать. И мелькнула безумная мысль: вы появились вместе с миром? Или он родился из вас? Из ужаса и надежды. Бриз увидел прореху сквозь пелену урагана — зияющую пасть Ничего, голодную и пустую. Тихо зашептали духи рядом с ним. Слова, пропитанные страхом, сливались в неразличимый гул. Бриз сглотнул. Почувствовал как надвигается нечто хуже смерти. Полное и абсолютное ничто. То, что пряталось на изнанке реальности, и вот ее ткань расползалась на лоскуты. Ее некому было залатать. Те, кто был способен все исправить, раздирали ее на части. Отчаяние накатило темной волной — горечь, что все обернулось так, что силы Карна было мало. И сквозь страх внутри пробивалась злость: Лир, что ты творишь? Помнишь ли о нас? Понимаешь ли что творишь? Или от тебя осталась только эта бушующая, безмозглая стихия? Он ударил ураганом наружу, вплел его в шторм за границей, просто чтобы дотянуться. Чтобы остановить хоть как-то. Показалось, что сила двух Королей дрогнула, отпрянула на мгновение. И возникло странное чувство — будто эта сила увидела. Посмотрела прямо на него. Шторм снаружи стихал, сила двух Королей смягчалась. Сквозь нее проступило то, что уцелело. Руины и трупы, реальность изрезанная прорехами, и над всем этим — полуразрушенный Дворец Владыки в золотом сиянии защитного барьера. У Дворца стало на одну башню меньше. С громким хлопком слились две ближайшие прорехи, Ничто разинуло пасть, и Бриз кинулся к Малике и Часовщику, к другим духам — подхватить ветром, попытаться перенестись дальше. Он не успел. Реальность истончалась со всех сторон, и он почти чувствовал — как это, перестать быть. Исчезнуть полностью. Безвозвратно. Ужас, который поднимался изнутри от этой мысли, не был похож на другой страх. Ужас перед чем-то настолько чуждым. Последний удар сердца. Перед тем как все исчезнет. Последний взгляд — за границу реальности. Последнее чувство. И это был страх. Ледяной, чудовищный страх. Бриз закричал бы. Но не слушался голос. А потом все замерло. И то, что осталось от мира завибрировало низким, пробирающим до дрожи гулом. В воздух — в тот немногий воздух, что еще остался — вплетался запах холода. Огромный, закрывающий то, что еще оставалось от неба, на горизонте появился Зверь. Его имя громыхнуло как гонг. с а И Д Д. *** Бриз слышал самые разные человеческие истории. Люди рассказывали друг другу про старых богов, которые сотворили мир. Чьи кости превратились в горы, а кровь в океаны. И эти истории всегда казались ему красивыми. И немного глупыми. А теперь он видел нечто подобное своими глазами. Зверь пришел в тот самый момент, когда реальность рассыпалась на лоскуты. Он не был богом и даже духом. Он был как Сфера Истины, и как-то Озеро в Лабиринте, как нечто совершенно иное, нечто старше слов и названий. Зверь заставил реальность замереть. Каждый из клочков ее застыл на месте, пропитанный холодом и силой. И тихо шептал ветер внутри — вот зачем ты вернул ему имя. «Я вернул ему мия, потому что захотел», — мысленно ответил Бриз. Чтобы в случае смерти он не умирал безымянным. Зверь запрокинул голову, раскрыл пасть и вдохнул. Его вдох ощущался вибрацией в костях. Его выдох — протяжный и долгий, накрывал мир пеленой, ложился покрывалом холода на лоскуты и прорехи в реальности. Обращался в заплатки. Тонкие и ломкие, они удерживали рваное одеяло, в которое обратился мир. «Ребенок. Я пришел». Зверь пошевелился, наклонился медленно — его движения казались неторопливыми, так могли бы двигаться земные плиты. Но оказался он вдруг совсем близко. И Бриз висел напротив его глаза — как тогда, в их первую встречу. — Вы все же решили нас спасти. «Вспомнил. Что такое терять. Не хочу». «Вспомнил. Что больно». — Я на самом деле не для того вернул вам имя, — отозвался Бриз. Мягко коснулся его ветром — воздух двигался неторопливо, но повиновался ему, вплетался в силу Зверя. А все остальное было неподвижным. Даже Лир и Ламмар. И, конечно, остальные духи рядом. — Мир столько уже потерял, — сказал Бриз. — Столько древних, важных вещей. Кирпичиков из самого основания. И вот все остальное сыпется одно за другим. «Меняет. Форму». Слова Зверя вибрировали в воздухе и от них замирало что-то внутри. «Ничто. Не уходит. Меняет форму». — И вы? — тихо спросил Бриз. — Вы тоже не уходите? Он уже видел, что будет дальше. Знал. Должно быть, подсказал ветер. Мудрый и старый, который видел миллиарды потерь, и миллионы концовок — самых разных историй. «Я стану. Чем-то. Иным». — Как Озеро и как Сфера, — Бриз не спрашивал, был уверен, чувствовал правду костями, — и внутри горечь смешивалась с надеждой. Он горевал заранее — по миру из прошлого, который неизбежно умирал. На его месте мог родиться новый. Но это все еще было очень больно. Как потерять Лира и встретить Лэ. Лэ, которого Бриз неизбежно полюбил. И по которому потом тоже горевал. — Я так и не успел вас узнать, — сказал Бриз. — И не успею. Мне жаль, что я не успею. Он мог бы узнать — нечто жуткое и удивительное. Познакомиться и стать другом для этой силы, для чего-то настолько древнего. Услышать истории об эпохах задолго до себя, коснуться других ветров, ушедших ветров — пропитанных льдом и голодом. Он мог бы — но уже никогда не успеет. — И имя я вам вернул всего-то на несколько дней. Это до смешного мало, Саидд. Зверь выдохнул снова — протяжно и долго, уплотнились заплатки на прорехах, мир будто стал на мгновение осязаемее. «Ребенок. Я не уйду». И следующие его слова прозвучали как пророчество. Как обещание миру: «Я стану горами. Лесами. Ледниками в горах». — У вас… — Бриз сглотнул, произнес тихо, — снова не останется имени. «Я. Вернул его. Чтобы вспомнить». — Я запомню, — пообещал Бриз. — Кем вы были, как вас звали. Я вплету это в ветер, и он споет леднику, и лесу, и горам. О Звере по имени Саидд. Он смотрел, как расплывалась перед глазами исполинская фигура, как обращалась холодом и силой. Мир что-то терял. Мир обретал новые ледники и горы, леса и озера — они появлялись вместо прорех, удерживали реальность, чтобы она не разбилась на части. Перед тем, как исчез Саид, ветер принес его последние слова. «Спасибо. Ребенок. Последний. Кто назвал меня. По имени». Бриз прерывисто выдохнул. И время снова ускорилось. Пошло как обычно. В новом мире, который мог выжить или умереть в ближайшие несколько часов. *** Лир и Ламмар подняли оружие одновременно. Направили друг на друга, неспешно. Расчетливо. Бриз чувствовал — все решалось именно теперь. Почему-то не тогда, когда бушевала сила Двух Королей. И не тогда, когда прорехи рвали реальность на части. И какая-то глупая, отчаянная часть его шептала изнутри — что все могло быть иначе. Наверное, с кем-нибудь другим. Не с ними. Ламмар исчез и возник перед тем, что осталось от его Дворца. Перед одной единственной башней, в которую врастал новый скалистый шпиль, чем-то похожий на ребро. — Все закончилось, Ламмар, — спокойно и веско сказал Лир. Его мантия источала туман, выступали из белизны пасти псов, и сила страха пропитывала воздух. — Говори, что хочешь, мой Король Ужаса, — Ламмар скалился жутко и уродливо. И был он похож на монстра, загнанного в угол. — Но я был Владыкой все это время. Единственным Владыкой. Зови хоть весь мир, собери хоть силу каждого из духов. Ты не станешь сильнее меня. Лир повел рукой в воздухе, и в ладони возникло лезвие. Такое же, как-то, что использовал Лэ, чтобы сменить форму. Может быть, то же самое. Ламмар быстрым жестом стер золото с губ, заставил себя выпрямиться. Он двигался тяжело, как старый-старый человек. И было в нем что-то от сломанной куклы. Лир атаковал, и в тот же момент сердце Бриза пропустило удар. Туман ужаса взметнулся снизу, из каменных плит, раскрылся огромной пастью вокруг последней башни, Ламмар отпрянул — у него не оставалось выбора, подставиться самому или же пожертвовать последней из башен. Бриз был уверен, что Ламмар пожертвует Дворцом. Нужно было только увернуться от удара Лира, переместиться в сторону и атаковать в ответ. Ламмар не сделал этого. Он вскинул руку, и золотые нити впились в туманную пасть, натянулись, удерживая ее, расширяясь в колья, чтобы не дать уничтожить. Клинок Лира прошил ладонь Ламмара насквозь — тот успел вскинуть свободную руку в последний момент, закрыть сердце. И пошатнулся, когда Лир отпустил рукоять и вонзил когти ему в грудь. Золотистая кровь плеснула дугой, Лир сжал в когтях сердце. Почему-то Бризу подумалось — это настоящее. Вы столько забрали себе — чужого времени, сердец и жизней. Но это — ваше собственное. Ламмар зарычал, сжал изувеченную ладонь вокруг клинка, метал начал крошиться. И Лир вдруг улыбнулся, широко и жутко. И шепнул: — Все, что ты построил, рушится. Оглянись. Ламмар повернул голову медленно, к последней оставшейся башне Дворца. И глаза его расширились, когда он увидел — как медленно, неторопливо, она разрушалась. Туман обратился лентами, обвился вокруг золотых кольев, и дробил камни. Разбивал на осколки витражи. Ламмар закричал. То был жуткий, совершенно нечеловеческий крик. Он взвился над руинами и над трупами, отдавался в пространстве. И вдруг прекратился. Будто выключенный. Еще несколько мгновений Ламмар смотрел на руины, которые остались от его Дворца. А потом обернулся к Лиру. И даже на таком расстоянии Бриз содрогнулся — от взгляда, от безумия, которое кипело в нем. Древнее и отчаянное. В следующий миг Ламмар исчез. Ветер рванул Бриза в сторону, хлестнул потоком наружу, пытаясь защитить, и все было напрасно. Ламмар разорвал его как тонкую преграду. Вонзил когти Бризу в плечо, сжал пальцы внутри. Бриз закричал, и почувствовал — как они погружаются глубже, как вот-вот разорвут тело и доберутся до сердца. Лир вдруг возник рядом, перехватил руку Ламмара, и тот выхватил из воздуха клинок. Взмахнул наотмашь. Он отсек собственную руку, и ударил еще раз — Бриз не смог бы защититься. Его защитил Лир. Лир закрыл его собой, и золотой клинок пронзил его грудь, вышел из спины. Бриз смотрел, не веря, на блестящее лезвие в черной крови. Кровь сочилась туманом, разъедала острие. Ламмар выдернул клинок. Спокойно и неторопливо. Удержал Лира, когда тот пошатнулся. Безразлично и аккуратно опустил на осколки каменных плит у них под ногами. Бриз смотрел и не видел, и не мог поверить до конца. Лир дышал с хрипом, пузырилась черная кровь в его ране. И все было кончено. Все было напрасно. Бриз вскинул голову, впился взглядом в Ламмара. И кинулся вперед — бездумно, одержимо. Разорвать, уничтожить. Ураган взвыл вокруг, ветер обратился в клинки, но каждый из них разбивался о золото. Каждый из них был бесполезен. Бриз налетел на Ламмара — достать его хоть как-то, разорвать его руками. Разрушение рождалось изнутри — та самая сила Карна, которой все так боялись. И голодное, оно готово было поглотить весь мир. Пусть исчезнет. Пусть обратиться в пыль. Без Лира все равно все были обречены, и в тот момент Бриз хотел только отомстить. Ламмар ловил разрушение и ураган золотой сетью, резал его клинками. И в какой-то момент схватил Бриза, перехватил за горло, спокойно и уверенно. Впечатал в плиты рядом с Лиром, выбивая воздух, заставляя задыхаться. — Хватит, — голос Ламмара звучал как приговор. — Хватит, мальчик. Все кончено. Бриз хрипло дышал, и слышал, как его надрывные выдохи сплетаются с последними вдохами Лира. Ламмар отпустил его. Отступил на шаг, а потом неторопливо подошел к Лиру. Застыл над ним. Сгорбленная, перемазанная золотом чудовищная фигура. Бриз пытался найти в себе силы, подняться, атаковать снова. Но ветер, что остался внутри был слаб. Шептал о поражении, и о том, что они все же не смогли. Глаза Лира стекленели, смотрели на Бриза в упор, будто в свои последние мгновения, он хотел насмотреться. Уйти, видя его перед собой. Бриз кое-как сел, пополз к нему, потянулся собственной силой к ране Лира. Зашептал глупо и отчаянно: — Лир… Лир, погоди. Я смогу тебя спасти, Лир. Хочешь, я тебя накормлю. Мне так страшно, ты мигом выздоровеешь. Тебе на сто лет хватит, так мне страшно. Он шептал, и знал, что все бесполезно. И не было внутри него страха. Только глухое черное отчаяние. Ламмар опустился на колени рядом с ними, неторопливо откинул растрепавшиеся волосы Лира назад, сказал отстраненно и мягко: — Вот все и закончилось. Ты. А потом я. — Вы тоже умрете, — зло, отчаянно сказал ему Бриз. — Вы умрете один, в рассыпающемся мире. И я сделаю все, чтобы дожить до конца, и я увижу, как в последний момент вы будете рады… рады, что это конец. Он хотел ударить хоть как-то, отомстить хотя бы так. Ламмар посмотрел на него пустыми, равнодушными глазами. — Я думал, мальчик, если бы не ты. Могло ли все сложиться иначе? Если бы Лир не полюбил тебя, мы не оказались бы здесь. Он помолчал и добавил. — Но дело не в тебе. Это с самого начала было неизбежно. Ты ускорил неизбежность. Не создал ее. — Нет. Нет! — горячечно отозвался Бриз, самому себе показался в тот момент безумным. — Не было никакой неизбежности. И все, что вы сделали, вы сделали сами! Каждый шаг этого пути вы прошли сами! Лир вдруг застонал, выгнулся и вцепился в предплечье Ламмара когтями. Сел, двигаясь словно марионетка. Он тратил остатки сил на то, чтобы посмотреть Ламмару в глаза. И когда он выдохнул слова — это не было проклятье. Он сказал: — Я отдам тебе… корону… — Лир закашлялся, и Бриз потянулся к нему. Лир сбросил его руку, скорчился, выдавливая из себя звуки. — Поглоти… меня. Станешь единственным… Владыкой. Как ты и хотел. Он знал, что не сможет спастись сам, и надеялся, что спасет хоть что-то. Но все они понимали, что это в лучшем случае отсрочит разрушение. Век, может быть, два — пока продержатся заплатки Зверя. — Лир, — тихо, словно секрет ответил Ламмар, — я никогда не хотел быть единственным. В глазах его плескалось золото, стекало по лицу тонкими линиями. Бриз потянулся к ветру. Тому немногому ветру, что еще остался — не клинку, не урагану. Ветру приносящему память. И он выцепил ее из прошлого — старые, выцветшие воспоминания. Образы, что Ламмар перебирал так часто, что они истлели и потеряли краски. Бриз принес их — в эти последние мгновения, когда Лир умирал и все заканчивалось. *** Они часто встречались на рассвете — Король Солнца и Король Луны. Ламмар и прежний Король Страха, который тогда еще не был Лир. Он был такой же худой, и такой же высокомерный, но он улыбался при встрече. Поддразнивал, называл наивным. Ламмар говорил ему о людях, о том, как из страха в них рождаются надежды и мечты, как отчаянно они хотят жить — про рисунки на скалах, про первые песни. Король Страха слушал снисходительно. И порой отступал по ночам, дарил короткие передышки — чтобы песни звучали громче, вплетались в искры костра. Ламмар утешал его над пепелищем. Слушал молча полные горечи слова: «Им нужно было только продержаться. Просто поверить… но они боялись, и они поубивали друг друга, эти глупцы!» Он говорил в ответ, что и на пепелище вырастут цветы. Вокруг руин, вокруг этого города, который скоро никто не вспомнит. Вокруг рассыпающихся статуй — их делал человек, который нравился Королю Страха. «Мы всегда будем вместе», — обещал ему Ламмар. И в тот момент, целую вечность назад, он верил в каждое слово. Он был с ним рядом, когда Король Страха становился все молчаливее, и все холоднее. Но это не было важно, Ламмар знал, что они — навсегда. Части единого целого. А значит, им просто нужно было это пережить. Ламмар создал Дворец для них обоих. Для Двух Королей. Их общий дом. Он создавал его из золота и любви, и из надежды, которую воплощал когда-то. Сотни комнат и десятки переходов, колонны и лестницы, витражи и башни — каждая с мыслью: тебе обязательно понравится. Наш дом. Другие духи тянулись к нему, и он слушал всех, отзывался, потому что мог дать им надежду. Король Страха молчал. Созидание и разрушение, надежда и страх занимали свое место в мире. И Ламмар был уверен — впереди еще целая счастливая вечность. «Мне нечего здесь делать», — говорил другой Король Страха, новый. «Я здесь, чтобы им было, кого ненавидеть», — вторил ему следующий. Ламмар гладил его по волосам. Приносил ему надежду. Она ни разу не оправдывалась. И от этого было больно. Но надежда сама по себе тоже имела смысл. И он нес ее — потому что ни на что больше не был способен. Ламмару не нравилось называть его по имени — оно часто становилось новым, Король Страха становился новым. И порой казалось, что он оставляет Ламмара позади. И как не беги за ним, невозможно его нагнать. Оставалось ловить только его тень. Сила шептала Ламмару изнутри о надежде. О том, что однажды все наладится. Он ждал терпеливо. И все чаще приходили мысли. Если сила его — в надежде, если его сила — в мечтах, исполнятся ли они хоть когда-нибудь? Или они изначально были не для того, чтобы сбываться? Порой казалось, они говорят на разных языках. Спорят до хрипоты, не понимая ни единого слова. Даже не пытаясь понять. Годы, которые раньше казались Ламмару невесомыми, давили как камни. И он думал — поговорю с ним еще раз. Последний раз. А потом сменю форму. Я всегда успею сменить форму. День, когда Второй Король ушел стал обычным и скучным. Ламмар стоял на парапете, смотрел на свинцовые облака над Дворцом и не думал ни о чем. Ни о том, как пусто и тихо стало внутри. Ни о том, каким холодным теперь казался дом. Их общий дом. Хотя, наверное, теперь только его собственный. Все разваливалось, духи воевали друг с другом, плели интриги и уничтожали людей. Люди уничтожали себя и незримых. Мечты и надежды было мало, чтобы сдержать их. И Ламмар менялся — становился тем, кто сможет править. Каждый год он возвращался в старые скалы, туда, где когда-то Два Короля встречали рассветы. Он ждал чего-то. Так ни разу и не дождался. А потом время разрушило и те горы. И от них остались только холмы. Совсем непохожие на то, что было раньше. Ламмар смотрел на них и не узнавал. Ни это место. Ни того, кем стал. Все стало скучно и просто. И духи стали как люди — они появлялись и исчезали, мимолетные и ненужные. И порой среди них появлялся новый Король Страха. Бушевал ураган Карна. Продолжали рождаться и рушиться города. А Ламмар жил целями — как ступенька за ступенькой. Он не помнил, когда начал жертвовать ради своих целей — помнил только, что это было легко. И что ему больше никого не было жаль. Нового Короля Страха звали Лир — еще один в длинной веренице таких же как он. Он казался Ламмару юным. Он был так похож на того первого, самого первого Короля Страха. Только он пострадал от Карна, и он возненавидел людей. Тех самых людей, которых жалел когда-то, потому что Ламмар их любил. Впрочем, нет. Не тех же. Прежних их не осталось — ни людей, ни Ламмара, ни Короля Страха. Но Ламмар все равно продолжал по привычке звать его «мой». Ламмар думал когда-то, что ради него мог бы уничтожить весь мир. Но случилось наоборот. Лир выступил против людей, и Ламмар запер его в Бездне. И какая-то его часть радовалась, что смогла сделать больно. Что из всех жертв ради трона и ради власти наконец-то появилась та, которая заслужила. Он закрывал глаза на трещины в реальности, на все неправильное и чуждое — мир не рухнул даже, когда ушел Второй Король. Ламмара одного было достаточно, чтобы всех спасти и все исправить. Только это и позволяло ему идти вперед. Год за годом, каждый из которых был как каменная плита. Но к этому Ламмар уже привык. Осколок Карна был для него как призрак. Наивный и юный, и что-то внутри ненавидело этот призрак. Лиру он должен был понравиться. И Лиру он должен был сделать больно. Так оно и случилось. Крохотный клочок страха, который подобрал мальчишка, увязался за Ламмаром и ужасно раздражал. Он был нелепый и слабый, и имя осколок Карна дал ему идиотское — Черныш. Ламмар жалел, что спас его. Ламмар считал его незначительным и глупым. Тот не умел даже говорить. Но неизменно прилетал на рассвете. Ламмар стоял у окна, смотрел, как становится небо алым, чувствовал, как неизбежно истлевает мир, и ждал первую прореху. Черныш просто был рядом, порой залетал в рукав. Ламмар думал — надо убить его. Какой в нем смысл, он ничего не может и ничего не стоит. И каждый раз медлил. Рассвет за рассветом. Этот крохотный клочок страха напоминал ему о Лире. А в конце он остался один. В тишине и пустоте Дворца. В мире, наскоро залатанном золотыми нитями. Они все ушли — все, кто клялись ему в верности. Все, ради кого он держался за власть так долго. Остался только безмозглый и слабый клочок страха. Ламмар запер его в центральной башне. Той единственной, которую никому не позволил бы разрушить. Все заканчивалось. Их с Лиром история тоже подходила к концу. *** — Забе… ри, — прохрипел Лир снова. — Мою… силу. Ламмар смотрел на него, и Бриз окружал их памятью. Клочками прошлого. Плитами, которые они сложили в свой путь. И перед этим отступала даже ненависть. Даже злоба. — Вспомнили? — спросил Бриз. Никогда не знал, что способен говорить так жестко. — Я знаю, о чем вы думаете. О том, как все так сложилось. И почему все так заканчивается. Ламмар молчал, и смотрел только на Лира. И слышал ли вовсе то, что говорил ему Бриз. — Только это не оно заканчивается, — сказал Бриз. — Это вы заканчиваете. Вы победили. И как же горько было это признавать. — Теперь все зависит от вас. И конец будет такой, как вы решите. Он прошелестел ветром, заставил скалы говорить: Король Солнца. Надежда и мечта. Амбиции и голод. И целая вечность на плечах. Ламмар склонился над Лиром, медленно перевел взгляд на Бриза. Воспоминания окутывали их коконом. Образы и обрывки слов, и запах — соли и старых книг, осени и увядания. В этот последний момент Бриз заговорил с ним как с равным: — Ламмар, кем ты хочешь умереть? Ламмар медленно протянул руку, коснулся ладонью волос Лира. Тысячу раз делал так — гладил по волосам другого Короля Страха. Был с ним рядом в моменты слабости. Слушал. И дорожил. Своим первым другом. Своим единственным другом. Кем ты хочешь умереть? — Ты делаешь меня слабым, мой Король Ужаса, — прошептал Ламмар. — Я каждый раз верю, что все кончено. Лир дышал все медленнее, истаивала его фигура. — Каждый раз думаю, раз ты все время новый — может, я смогу и вовсе тебя заменить. Твоим сыном. Новым клочком страха. Ламмар наклонился, коснулся губами его лба и признал: — А потом тебе снова нужна помощь. И каждый раз, как ты можешь умереть, я уступаю. В его глазах блестело золото. — Снова, и снова. И кажется, что жертвую только я. Но потерять тебя было бы больнее, чем потерять весь мир. Его фигура засветилась, сила полилась сквозь него в Лира, напитывая, исцеляя. — Лир, — сказал Ламмар. — Кем я умру? Золотое сияние окутало их обоих, сплелось коконом, сферой, похожей на Сферу Истины. И ветер шепнул Бризу: Назови имя. Бриз сглотнул, потянулся к собственной силе, прислушался. Нашел его среди руин, в золоте и надежде. Оно вибрировало на языке. Молодое и голодное. Готовое жить и мечтать изо всех сил. Готовое кому-то принадлежать и кем-то стать. — Каммир. Золотая сфера вспыхнула ослепительно в последний раз и начала затухать. В ее центре невредимый сидел Лир. На руках он держал мальчика с пшеничными волосами.