Спаси и сохрани мой секрет!

Сегодняшний день резал меня без ножа, а все потому, что школа теперь вызывала панические атаки чаще обычного. Моя настороженность сейчас могла тягаться с параноиками: я, бля, семью потами обливался, навострив уши и нервно оглядываясь по сторонам в поисках смешков и заговоров. Однако, обстановка класса вроде была обыденно спокойна и не намекала ни на какую новую сплетню. Но я всё равно был на чеку. Ведь знал, что это может быть бомба замедленного действия. И я, как сапёр, должен был успеть ее вовремя обезвредить. Возле меня стояли Лиля, Глеб и Митрошин. Я втыкал в телефоне, но перед глазами не видел ничего, ведь, казалось, мозг забыл об их назначении и думал, что сейчас для всего моего существования понадобятся только уши. — Слыхали? — с интригой начал Митрошин. — Как вчера кое-кому херово стало. — Кому?? — прямо весь дернулся я и чуть не выпал из-за парты. Одноклассники переглянулись. Скорее удивленно, чем заговорщицки. — Да Стасу на физре, — ответил он, сдвинув плечами. — Заливал нам что жмёт 100 кг, но помер. Все уставились на меня в ожидании комментария. — А, — коротко ответил я и со стыдом отвернулся. Затем возле меня прошлась Лиза: — Бля, вы представляете, этот даун отключился. — Почему сразу даун?! — поднялся я так, что все тетради слетели на пол, а она недоумевая захлопала своими длинными ресницами, глядя то на меня, то на тетрадки, которые остались лежать на полу. — А что, я не должна требовать от этого дерьма нормальной батареи? — манерно спросила она, и отвлеклась от меня на телефон. — Та да, — вмешался Митрошин. — Стив Джобс в гробу переворачивается. И это было о Айфоне. Никто не говорил, что это вчера я чуть не помер от травы. И, успокоив свое громко бьющееся сердце, я опустился собирать тетрадки. Но мне, убежденному параноику, до сих пор не верилось, что Вадим никому не растрепал. Казалось, что это скорее вселенский заговор. И поэтому приходилось только преодолеть стыд и самому подойти и спросить у него. Как есть. Акимов стоял на коридоре, разговаривал с Ширли. Кажется, в их отношениях он делал успехи, и по-хорошему я бы не должен был ему сейчас мешать. Но ситуация была чрезвычайной важности, в конце концов, вот как и эвакуация Чернобыля: была проведена не вовремя, а сколько жертв можно было бы избежать! Ну в моем случае на кону была только одна жизнь. Моя. И один спаситель. Тоже я. И один реактор, который мог взорваться — мой вчерашний фейл. И следом мог рвануть другой. Мой секрет про то, что я гей. А затем бы одноклассники привязали мою ориентацию к вчерашнему фейлу, и тогда бы Фикбук увидел очень много новых фанфиков от автора Miss Shirley. А по шансам на Марка тогда можно будет смело справлять панихиду. Подумав обо всем этом, мое сердце так и подпрыгнуло куда-то в глотку. Иначе как объяснить, что от страха у меня все там так и перехватило? И я живо кинулся к Акимову, забив на то, что ему сейчас ну вообще не до меня. — Отойдем на минутку? — с серьезным видом произнес я, а Ширли подозрительно сощурила глаза, когда я настойчиво под локоть провел его по коридору. Он даже спросить ничего не успел, лишь немного офигел. — Ты же никому не рассказал? — и я уставился на него, а моя вена на виске пульсировала так, что, казалось, сейчас вылезет наружу. — Ты о чем? — схмурившись, поднял одну бровь Акимов. — Ааа, — протянул он, и улыбнулся краем губы, — о твоём бедаке? —  а затем сам и ответил. — Нет, конечно. В чем прикол рассказывать всем, как я весь вечер был твоей нянькой, умывал тебя и подтирал тебе слюни? Я, наверное, покраснел как флаг КПСС. Нет. Нет. Да ну нет! Врёт он! Бросил меня на кровати, а сам в Колл оф Дьюти гамал. Ведь когда я проснулся, так и было. Я заикался и не знал, что ответить. Но ему, может, и все равно было, он просто залип в телефон. Да ну нет, не было такого, издевается, поди, надо мной! Но чего тогда остальным не рассказал? Поржал бы с ними, как раньше всегда делал. Наверное, Вадим и, правда, так боится, что я растреплю всем, что он анимешник. Хотя у него столько на меня уже компромата! Неужели такова разрушительна сила аниме? Если бы в спецслужбах знали бы это, то пытали и шантажировали людей с помощью японцев, уж кому как не им дано создавать такие вещи, из-за которых даже Акимов ведет себя, как... А да, плевать. Я лишь посмотрел на него, словно это он позорит меня, а не я сам себя, и ушел.

***

Случилось чудо: мы начали переписываться с Марком в телеграме. Это были, конечно, более содержательные беседы, чем в диалоге с Вадимом. Рассуждали о ренессансе, о странной биографии Ван Гога, даже мангу обсуждали, хоть аниме культура, не смотря на то, что он художник, его все-таки не сильно заинтересовала. Я часто смотрел на его аватарку — он был диалогом в закрепе номер один: длинные темные волосы, спадающие удлиненной челкой и обрамляющие лицо почти до подбородка и убранные сзади в хвост. Уверенный взгляд, прямо в кадр. Легкая, едва заметная вежливая улыбка. Но что-то в лице выдает загадочное, скрытное, в какой-то мере, может, даже хитрое. Кажется, это было то фото, которое нам всем делали на художке. Алина, наш фотограф, притащила профессиональный фотик, и мы сделали персональную доску с нашими фоками. Мне не нравилось мое фото оттуда. Я был там какой-то угрюмый. Мне всегда казалось, что я получаюсь на фотках не очень. Поэтому на аватарке у меня стоял нарисованный мною персонаж моей манги. Ниже был диалог с Вадимом. Наш диалог в телеграме был таков, будто мы действительно переписываемся телеграммами. И каждое слово при этом стоит ему пару долларов. Ну, вот, пожалуйста, последнее. «В 4 крч жду». Не привет тебе, ничего. Ну да я привык. Странно, что мы вообще до сих пор с ним общаемся. Именно об этом я думал, когда постучал в дверь его дома. У Вадима был не шибко большой домишка со старым гаражом. И открыл мне, кажется, его отец: широкоплечий немного грузный мужчина с мешковатой грубой кожей. Близкопосаженные глаза смотрели на меня не как на гостя — на жертву. Его внешность в сумме с крутым носом не казалась мне похожей на Вадима, и я даже немного испугался, что попал не туда и попятился. — Тебе чего? — спросил невежливо он. И мои брови инстинктивно сползлись к переносице. — Я к Вадиму, — попытался с достоинством произнести я. — Заниматься. Уроками, — по крайней мере так мы договорились соврать. Он посмотрел на меня, будто я недоумок. Немного насмешливо. Затем обернулся в дом и крикнул: — Оболтус, к тебе пришли! Я прямо весь сжался от неприязни. И немного успокоился, когда на пороге показался сонный растрёпанный Вадим. Он потирал глаза, кажется, его разбудили. — Аа, проходи, — ленниво зевнул он. Я неловко прошел в гостиную, и он закрыл за мной дверь. Его отец продолжал наблюдать это с нескрываемым любопытством: — Аа, очнулся он, дармоед, тебе репетиторы уже не помогут, да и какого хрена я не знаю, что ты нанял этого шкета, платить-то с моего кармана?! Я от этих слов натурально охренел. Оскорбляли не только его, но уже и меня. — Он мне бесплатно помогает, это мой одноклассник, — мы прошли в комнату, но он не отставал, и меня все больше это напрягало. — Да кому ты пиздишь, тебя ж все терпеть не могут. Мне захотелось ему врезать. Не мне, конечно, выросшему в неполной семье судить, но разве может отец так общаться с сыном?! Я посмотрел на Вадима, но он не горел гневом так, как я. Показалось, что он к этому и вовсе привык. Он просто завалился на кровать и начал втыкать в телефон. Но его отец уходить и не думал. — Слышишь, кому говорю? Не поступить тебе с твоими мозгами, — посмеялся отец, и его нахальная рожа напомнила мне чем-то колумбийских наркоторговцев. — Извините, конечно, это как бы не мое дело, — вмешался я, и Вадим тут же перестал залипать и посмотрел на меня с напряженкой, — но он не тупой, даже я этому удивлен. Он способный человек. Его отец хрипло засмеялся, походу расценив мои слова как шутку: — Все-таки он тебе платит, малый, а? — и с этими словами он ушел из комнаты. Да и слава Богу. Я тут же строго посмотрел на Вадима. Какого черта! Он унижал меня все время в школе, а своему отцу и слова не скажет! — Ну чё ты уставился? — посмотрел на меня он, пытаясь отмахнуться от всей этой ситуации. — И чего ты позволяешь ему себя унижать? — возмутился я. Я пытался нащупать в его взгляде ответное возмущение, но тщетно. — Да так и есть, — сдвинул плечами он. — Я тупой и вряд ли куда-то поступлю в этом году. Пойду на стройку, я знаю, где хорошо платят. На стройку! У меня челюсть отвисла от негодования. Я, конечно, все понимал, что высшее образование переоценено, и все дела… Но даже не попробовать! Может, он и сам виноват. Ему, может, просто ничего не интересно! Задняя мысль попыталась поднять оппозицию, но я ее лихо заткнул. В конце концов, это не мое дело. — Забей, короче, — и он сел за ноут. Открыл его, включил, вывел на монитор игруху и включил ее загрузку. Да ну что он, серьезно? — Давай, ты не будешь задротить, пока мы разговариваем, — строго потребовал я и присел на его кровать возле него. Он закрыл ноут. Повернулся ко мне лицом, и его взгляд выражал что-то вроде «ну давай, говори». Хорошее, блин, общение! — Зачем ты вообще меня зовёшь к себе, если мы все можем обсудить в телеграме? — Я не люблю переписываться да и, — и он пошарил в кармане и достал… При виде свертка с травой, меня начало мутить, — я не люблю курить один.   — Нет. Я не буду! — вот теперь отказ даже не пришлось изображать. Вспомнив, как я отключился, даже не хотелось испытывать судьбу. Да и к тому же ночевать на коленях у Акимова — такая себе перспектива. — Да чего ты, — ухмыльнулся он, — один раз — не пидо... — Очень смешно, — съязвил я, подавив улыбку. — Значит, не будешь? — посмотрел он на меня с искренним вопросом. — Нет. — Ну и ладно, — и он, скатав самокрутку, забил ее и затянулся. Очевидно, он вообще не боялся, что отец вдруг запалит его. Что за странные отношения у них в семье. — Как там твой... как-там его? — Кажется, пока все нормально, — улыбнулся я. Только вспомнил о Марке, сразу поднялось настроение. — Вот давай насчёт тебя. Я вижу, вы с Ширли начали общаться, — и я улыбнулся уже лукавой улыбкой. — Ну, немного, — улыбнулся он в ответ одним уголком губ. — Теперь надо украсть у нее время. Так просто это не получится. Но Бастилию тоже не сразу взяли. Ну слушай… Как вдруг в комнату вошёл отец Вадика. Странно было, что до сих пор мне его даже никто не представил. Акимов быстро спрятал траву, но едкий противный запах остался витать по комнате, даже не смотря на открытую форточку и морозное проветривание. Его отец демонстративно сделал громкое шмыгание носом. — Я так и знал, что ты, бездарник, просто хуетой маяться будешь. Дуй к Санычу на хату, ему нужно ремонт до субботы доделать, его Дашка решила въехать пораньше. Вадим лениво поднял на него взгляд и поднял бровь: — Ты серьезно? Никуда не пойду я. Он мне ещё за прошлый раз не заплатил.  — Ах ты, щенок, — рявкнул он, а я чувствовал настоящий конфликт, и сердце забилось чаще, а рука сжалась в кулак, — я тебя растил, а ты мне тут ещё нос воротишь. Я уже сказал ему, что ты поедешь щас. Мое сердце громко билось. Я чувствовал, что не должен вмешиваться. Но язык меня не послушал: — И после этого он завтра пойдет в школу? — Ну а что, — огрызнулся отец, как будто я говорю очевидно понятные вещи. — Но ему же надо сделать уроки. Отдохнуть, — его отец в ответ обесценивающее рассмеялся. Я не мог этого стерпеть: — Он ведь молод, чтобы вкалывать на стройке. Было видно по его улыбке, что он совсем не воспринимает меня всерьез. — А ты — чтобы мне указывать, — я знал, что этот мужик был не прав, но кровь предательски прилила к моим щекам. Меня осадили по факту. Кто я, чтобы рассказывать ему, как жить? Акимов старший понял, что уделал меня, и принялся за Вадима: — Ты привел сюда своего защитничка, потому что сам уже все мозги прокурил, чтобы рот раскрыть?Давай, бери машину, он ждёт тебя. — Никуда не поеду, — вдруг встал он и направился на выход из комнаты, по пути сделав легкое скользящее движение рукой у меня по спине. Это значило, я должен следовать за ним? Я не понял. Лишь быстро кинулся за ним вслед. Он выскочил из дома и пошел в гараж. Я нерешительно остановился возле его ворот, не понимая, меня бросают или что? Он сел в машину и посмотрел на меня недоуменно, будто я туплю. — Садись, — кивнул он на сиденье рядом. Я нерешительно подошел к машине, открыл ее дверцу, сел и пристегнулся. В машине пахло сигарами и полиролью. Осмотрелся внутри — не очень новая, но ухоженная. Вполне можно чувствовать себя комфортно. Вот только… Разве у него есть права? Но он уже тронулся и спрашивать было бессмысленно. — Адрес. — Что? — округлил глаза я. — Адрес дома говори. Наверное, своего. — Аккуратова, 34-а. И мы поехали. Ехали молча. Я не понимал, что происходит. И просто ждал, что он сам как то это прокомментирует. — Достал уже, — тихо выругался он под себя. — Потусуемся у тебя. У меня? Удивился я внутри, но виду не подал. У меня вообще-то было куча вопросов. А если нас остановят? Ведь он скорее всего без прав! Ещё и накурен! Мне, может, тоже как-то попадет. Да и вообще, он точно нормально водит? Ну, по ощущения вроде было спокойно. Он мягко тормозил на светофорах, ездил без резких движений, уверенно и будто ездил всегда, с тех пор, как родился. Мне вдруг стало его жаль. Отец Вадима показался мне типичным олицетворением русского мужлана. Невежество, грубость, твердолобость. Я посмотрел на Вадима с сочувствием, хотелось, чтобы он это заметил, спросил, а я поговорил бы с ним об отце, всегда ли так было, и считает ли он это нормальным вообще. Какая у него мать, есть ли сестры и братья, бывает ли его отец хоть когда-то как все нормальные отцы. Но мой взгляд на него был был им проигнорирован: Вадим был сосредоточен на дороге. Курил в открытое окно, отчего в машине было немного прохладно. Взгляд был цепкий, немного нахмуренный. А мысли, наверное, и вовсе далеко отсюда. Интересно, как вообще с его отцом живёт его мать? Да и как он сам это терпит? Но эти вопросы оставались в воздухе. — Приехали, — коротко прокомментировал он, когда остановил машину у моего подъезда. Достаточно было, что доехали без происшествий и проверки прав у школьника. Расстегнули ремни, и вышли, будто ничего не случилось. Но кое-что беспокоило меня настолько, что я уже не мог промолчать: — А тебе ничего не будет, что ты взял машину отца? Вадим лишь самоиронично посмеялся: — Заедет в челюху пару раз, — пошутил так, что мне трудно было на это улыбнуться. Видимо, Акимов заметил это. — Да ничего, — посмотрел он на меня с более лёгким выражением лица, и я успокоился. На пороге нас встретила моя мама. И это был действительно неловкий момент, ведь я редко кого приводил домой. Она застыла на пороге в культурном шоке: — О, молодой человек, а я вас и не знаю. — Так я вас тоже, — разулся Вадим и смело заглянул ей в лицо. — С такими, как я, ваш сын, наверное, предпочитает не общаться? — и он прошел в гостиную. Для этого ему не надо было приглашение, и мою вечно деликатную маму это повергло в смятение и шок. Она остановила меня за плечо: — Тимур. Ты не представил мне своего друга.  — Это Акимов, мам, — отмахнулся я. — Я ему помогаю с уроками.  — Вот как. Не забудь за свои, — строго посмотрела она на меня и ушла на кухню оправляться от потрясения. Скорее всего, потом получу небольшой выговор. Я нашел Вадима в гостиной. Он осматривал комнату, постоянно пытаясь к чему-то прикоснуться. — Прикольно тут у тебя. Я, как будто бы проверить, оглянулся и сам. Ну да. У меня была просторная светлая четырехкомнатная квартира — наверное, слишком даже просторная для двоих. Мама когда-то работала с дизайнами, и поэтому знала место каждой линии и каждому предмету. — Богатая хата, — и, погладив рукой диван, он оглянулся еще раз и издал что-то вроде «хех».   — Хех, — повторил и я в ответ, не зная, что и сказать. Я никогда не приделял этому внимание. — А кем твои родаки работают? — и он прошел за мною в мою комнату.   — Мама — бухгалтер. Отца у меня нет. Она сама весь дом держит.   — Крутая у тебя мамка, — сказал он, и бегло взглянув на мою берлогу, зацепился взглядом за ноутбук. Наклонился над столом, открыл его, разглядывая со всех сторон. — Хорош, 70 кусков сейчас на рынке.  — Не знаю, — честно пожал плечами я. И он осмотрел мою комнату: она тоже была аккуратной, мать не любила когда я мусорил или захлямлял ее. Поэтому у меня каждая вещь знала свое место, и комната регулярно убиралась. Он сел за компьютерный стул и покрутился. — Мой отец бы этого за жизнь сам не добился. Если бы дом ему от деда не перешёл. А вот твоя мать... — и он не договорил, а с искренним интересом потянулся к моим серебряным часам — мать подарила мне их на день рождения, но я их не носил… они заставляли меня чувствовать тем, кем я не являлся. — А он всю жизнь говорил, что место бабе на кухне. И это все, на что способен их мозг, — и он как-то горько ухмыльнулся. Я хотел сказать. Разве ты так само не говорил? О, теперь понятно, откуда растут ноги. Яблоко от яблони… Хотя может на самом деле сам он так не думал. Уж слишком быстро он перестал об этом спорить. Да и феминистские книжки не вызывали у него того отторжения, которое я ожидал. Я призадумался и не уследил, как его руки потянулись — о нет… — Отдай сюда! — и я вцепился мертвой хваткой в свой детский альбом. Но он ловко вырвал его, одной рукой занёс альбом себе за спину, а другой — отпихнул меня ладонью в мою грудь. Развернулся на крутящемся стуле и раскрыл его… Было поздно. Я закрыл лицо руками от стыда. И... И раздался громкий смех на всю комнату. Явно не мой. Ибо я молча хоронил остатки своей чести. Пришлось посмотреть, что его там так рассмешило, если не все. — Это что? — и он ткнул в фотографию маленького меня. — Я воображал себя роботом, — закатил глаза я. Затем он нашёл ещё что-то, начал смеяться, и меня начало раздражать, что он чувствует себя, как дома. И зачем мы вообще приехали ко мне? Ведь даже повода нету? Он просто хотел покурить! Когда он засмеялся снова, гиену огненную во мне уже было не потушить. — Ну все, — и я рывком отобрал у него альбом. — Зачем мы вообще у меня тусуемся?! — Мне скучно, — пожал плечами он. — У тебя что, вообще друзей нету?! Я с раздражением положил альбом в ящик стола, который демонстративно громко запер на ключ. И удивился, что он так долго мне отвечает. Может, я вспылил и поспешил с вопросом про друзей... — Нету, — как-то отстраненно произнес он. — Ну и почему? — пытался сохранять злой и строгий тон я, но внутри я чего-то не понимал и начинал ему сочувствовать. Акимов посмотрел на меня, подняв одну бровь: — Я же не спрашиваю, почему у тебя нет отца, — и нажал кнопку включения на ноутбуке. И правда. Не спрашивает ведь. Мне стало неловко. Я не помнил своего отца. Лишь размытый силуэт высокого темноволосого мужчины, который говорил мне что-то такое, что я уже тоже и не вспомню... Мама говорит, он ушел, когда я был еще совсем маленький, возможно, к другой женщине, но это были лишь догадки. И что он понял, что поспешил с отцовством. В какой-то мере можно было предположить, что он меня никогда и не хотел. Пока я задумался, Вадим уже шарился по своей странице в ВК. — Смотри, чтобы ты не парился, — и он открыл одним кликом альбом фотографий, который походу находился в скрытых. — Когда-то создал его для Маринки, — и он кликнул на первое фото. Я пригляделся… Во имя… Это же маленький Акимов! Я мысленно пытался созвать в себе всех демонов и поквитаться за свои детские фотки. Поржать над ним! Но я не смог. Он был даже милее, чем это можно было изобразить в аниме. Из фото на меня смотрел маленький светловолосый мальчуган в мамином фартухе, измазанный мукой, а в руке держал тесто и скалку. — Это были мои первые вареники, — прокомментировал, улыбнувшись, Акимов. — Чё притих, я такой чудной? — Да нет, — задумчиво ответил я, а он тем временем прощёлкал фотки дальше. Вот маленький Вадим стоит с большой щукой. Вот, кажется, впервые делает ремонт: он улыбается со шпателем в руках, одежда в пыли и штукатурке, а рядом его молодой отец (тут он более подтянутый) наносит шпаклевку. Наверное, батя гонял его еще с дошкольничества. А ведь если подумать, Акимов сколько всего умеет уже с детства! А вот он с мамой: молодая светловолосая и стройная женщина держала Вадима на руках. И да, они были как Марк и мой персонаж Каору — одно лицо. Вот здесь Акимов был уже постарше. На лавочке, среди цветущих виден сидел с каким-то маленьким на руках. Вот подсаживает маленькую девочку на дерево. А здесь, она сидит на велосипеде, и Вадим придерживает его для нее. Ему здесь где-то уже одиннадцать. А вот он и мальчик, младше его лет на пять, у них в руках дрели, и они нацелили их друг на друга как оружие. И везде дети, дети… — Ты любишь детей? — Да, наверное, — добродушно улыбнулся он. — У мамы четверо сестер. У них были дети младше меня. Меня постоянно просили посидеть с ними. Да и с соседскими детьми тоже. Это несложно, вот и сидел. Иногда даже что-то за это перепадало. Я вспомнил, как однажды соседка попросила меня посидеть с ее ребенком. Два часа с ним длились, как Голодные игры. Не те, которые когда вы на диете, а те которые написала Сьюзен Коллинз. В общем, я еле выдержал. — Как ты с ними ладишь? — искренне удивился я. Для меня это было магией вне манги. — Они сами со мной ладят, — было заметно: когда Вадим смотрел на фото детей, его глаза светились какой-то искренней теплотой. — Не правда. Это не так-то просто, — и вдруг меня осенило. — Ты бы не хотел стать воспитателем?? Он посмотрел на меня, мол серьезно ли я, и коротко посмеялся: — А ты видел хоть раз мужика воспитателя? Меня осенило дважды. Это как будто перевернуло мой мир. Так вот за какие права выступает Ширли! Я вспомнил ее слова: «Угнетение мужчин — это об угнетении женщин». Ведь готовка, уборка, забота о детях — это как бы второсортные обязанности, с которыми должна справляться только женщина. Обслуживание мужчины, который занят более важными делами. А мужик вообще не должен заниматься такой грязной работой, он добытчик. Хотя справляться с детьми, возможно, часто труднее, чем быть добытчиком на предприятии. — А если бы мужики-воспитатели были обычным делом? Пошел бы? — предположил я. — Ну да, наверное, да, — Вадим произнес это легко и не задумываясь. А ведь он действительно не думает об этом серьезно. Наш мир, наша страна не позволяет ему думать об этом серьезно! Усатый или лысый нянь — это просто комедии. Вот как это преподносится. А вообще-то ему было бы неплохо выучиться на педагогическом. Но... Акимов педагог?! Язвило мое второе я. Первое говорило, почему и нет? Второе лежало на полу и заливалось хохотом. Вдруг раздалась мелодия. Акимову кто-то звонил. Он посмотрел на дисплей. — Анна Андреевна, — и отложил. — Да возьми,— настоял я. — Вдруг что-то важное! — Оох, — закатил глаза он. Но взял трубку. — Да, Анна Андреевна. Из трубки донесся ее голос: — Вадим, ты до сих пор не сдал бланк. Ты что же, вообще не собираешься никуда поступать?! Завтра я должна занести отчётность директору. Кажется, я понял, о чем она. О бланках, которые мы все заполнили и сдали ещё неделю назад. Там мы должны были указать вузы, в которые предположительно собираемся поступать, указать специальности и заполнить небольшой тест на профориентацию. — А если я не знаю, что писать? — он говорил это раздраженным тоном, но мне показалось, что попахивало малость отчаяньем. — Как это, не знаешь? — с недоверием спросила она. — Ничего не желаю слышать. Что б завтра сдал, — и кажется, разговор был окончен. Вадим прикусил губу и, сидя на стуле, начал совершать странное подёргивание ногой. Это выглядело нервно. — У тебя есть запасной бланк? — Конечно, — удивился я и достал тот из шкафчика, который предусмотрительно взял его на случай, если испорчу первый, хоть я, как всегда, был предельно аккуратен, и этого не случилось. Он почти выхватил у меня его из рук. Казалось, он разорвет этот бланк, как безумная толпа короля Людовика. Нервно уткнулся в него ручкой. — Так, имя. Вадим Акимов, — в голос сказал он и написал. — Возраст. 17 лет. Вуз номер один, в который вы собираетесь подать заявление. Так. Прочерк. Вуз номер два. Прочерк. Прочерк, прочерк и про… Я мягко остановил его руку. Вадим медленно поднял на меня глаза. — Что ты хочешь? Дай я допишу это и… — Давай я помогу тебе, — шумно сглотнул я. — С учебой. И экзаменами. Его глаза искренне округлились. — Че? Я тяжело вздохнул. Достал с полки алгебру. Геометрию. Положил перед ним пустой листик в клетку. Ручку. — Начнем с этого. С недоумением он уставился сначала на меня. Затем на алгебру. Затем снова на меня. — Это все бред, я… — Посмотрим, что ты уже знаешь. Начнем с простых квадратных уравнений, — и я открыл учебник. Он был в шоке. Но перестал сопротивляться. Лишь молча открыл подсунутую мной тетрадку, не подымая на меня глаз. Как будто если бы мы встретимся взглядами, ему придется объяснится, почему он согласится. Передо мной сидел Акимов, гопник и похуист. Сидел и послушно записывал за мной надиктованные уравнения. Обращал на меня покорный взгляд, когда я объяснял, почему он допускает ошибку. Неужели это я… Нет. Это он. Это он всегда хотел. Всегда тянулся к знаниям. Я вспомнил, как он однажды сказал: «Мне на самом деле многое интересно». Он никогда не был тупым. Ему просто нужна была спасательная рука. Или дружеский пинок под зад. И зачем только это оказался мой пинок… Почему я? На этот вопрос я не знал ответа. Забавно было, что мы собрались, чтобы помочь ему подкатить к Ширли. А в итоге за вечер не проронили о ней не слова.