***
Взглянем не лучшей правде в глаза — нужно было объясниться с Артемом. Не укореняться в статусе мудака, собрать по крупицам остатки чести и изложить все не по смс, не грустными аниме-стикерами, а лично, глядя ему в глаза. Просто признаться, какая я мразь. И оставить его в покое: для меня он был слишком хорошим. Грустно взглянул на экран телефона с открытым диалогом: «Я: Давай встретимся, хочу поговорить с тобой. Тема: Ну наконец-то, снег в Бразилии снова выпал?) Я тебя жду у себя дома послеобед. Жду. И люблю». С этими строками петля самобичевания затянулась на мне еще крепче. Ну зачем... зачем он так написал?! Мне бы стало легче, если бы Артем просто послал. А хотя, знал бы он с какой новостью я к нему иду, наверное, в жизни бы меня к себе не позвал, смастерил бы куклу Вуду и протыкал бы ее до конца жизни. Моей. Квартира Артема была далеко, и по дороге в метро я успел сто раз обдумать будущий монолог-исповедь. Наверное, у меня был такой жалобный вид, что ссохшаяся старушка, сдавленная между двух тучных мужиков, смотрела на меня, будто щас подойдет, погладит по голове и даст конфетку, чтоб я не плакал. Ну либо она просто молилась, чтоб ее не раздавили. Квартира Артема была в пяти минутах ходьбы от метро. На Нарвской в это время суток сновало кучу народа, и меня посетило дикое желание потеряться в толпе, чтобы меня никогда не нашли. Словно я это всего лишь персонаж в чьей-то игре, запрограммированная душа в тщательно продуманном мире, как и Артем. Все это нереально, несерьезно, и просто чьей-то скуки ради. Сейчас объяснюсь да и все, дело с концом. Буду полностью чист перед собой. Но утешал я себя напрасно: самовнушение слало меня к хуям, а совесть ездила по мне туда-сюда, как поезд. Я ожидал даже, что мне въебут, сопротивляться этому не стану. Заслужил. За мыслями не заметил, как очутился у двери его квартиры. Последний раз, когда я здесь был, мы сидели на кухне, пили чай, обсуждали мангу, и параллельно я пытался нарисовать его на планшете. Это было так лампово, так мило. Это было... И прошло. И в этом виноват только я. Мужался нажать на звонок. Громко вздохнул. Хотелось уйти, а не произносить все эти отталкивающие слова. Рука потянулась машинально, и как только нажал на кнопку, резко отдернул руку и прижал ее к сердцу, словно обжегся. Через минуту за дверью я услышал шевеление, а затем звук открывающегося замка. Двери открыл Артем. Немного растрепанный, такой уютный и домашний. — Привет, — мне показалось, я не видел его вечность. Горящие карие глаза напомнили обо всем в мгновение ока: полные обожания поцелуи и касания, все теплые объятия холодными вечерами на Дворцовой набережной, все ночные смс и разговоры встали и ожили передо мной, как тоскливое понимание того, что я скучаю. Но больше его не стою и не имею право на это чувство. — Проходи, — улыбнулся он, а я пытался справиться с комом в горле. Мы прошли в гостиную, он предложил мне сесть, но я сделал вид, что рассматриваю дорогую плазму на стене. Конечно, это же, блять, интересней моего парня, которого я столько не видел! Как же трудно и стыдно теперь смотреть ему в глаза. — И чего ты мне не отвечал? Я боялся этой фразы больше всего. Более того, она была мне такой знакомой. Дайте угадаю, кто постоянно произносил ее. И вдруг я осознал. Один абъюз может порождать за собой цепь других абъюзов. Ведь я веду себя сейчас ни чем не лучше Марка. — Я кретин, — тихо выдавил я и потупил взгляд вбок, но он подошел ближе, чтобы быть напротив. Хотел принять боль на поражение. — Ты же помнишь, я говорил тебе о... Марке… — Да. Это так важно? — перебил он меня сухо, чего я не ожидал. Эта реплика звучала не по задуманному у меня в голове сценарию. Ведь я ожидал скандала, пощечины или хуже… его слез. Но если что, я был готов. Умеешь трахаться — умей нести за это ответственность. Я собрался с мужеством. — Я не буду тебе врать, может, я до сих пор его люблю. — На кой он черт? — звучало резко. Мне пришлось посмотреть ему в глаза. — Если ты сейчас стоишь передо мной. У меня, — это все сбивало меня с толку. — Просто ответь, я тебе нравлюсь? — Да… — я был растерян. Но ответил честно. — Я могу дать тебе столько времени, столько потребуется. Но мне кажется, забудешь ты его сейчас, — он шагнул ко мне и так же, как и впервые, неожиданно поцеловал меня. Влажно. Чувственно. Я и забыл уже как это. Как это здорово целоваться с ним. Очутиться в его объятиях, чувствовать на своем теле его жадные руки. И когда они опустилась ниже моего пояса, я среагировал быстро. Артем действовал на меня как хороший афродизиак. Он решительно расстёгивал мои брюки, и я не мог сопротивляться и что-то вторить о том, что я не достоин, а он не прав, здесь было место лишь приятному головокружению, его мягким губам и легким засосам у моего уха, на шее, укусам моих губ и его имени моим шепотом. Он опустился на колени, и я как-то глупо захотел вслед за ним, но он меня резко приструнил ладонью, приказав стоять на месте. Я неловко опустил взгляд, наблюдая за тем, как он освобождает меня от одежды — бля, меня! такого конченного мудака — и мое рациональное подсказало остановить его, ведь извиняться на коленях должен я, но его движения были настойчивы, а губы коснулись моей плоти и начали неспеша исследовать меня по всему периметру возбужденного члена. Я испустил вздох, и ощутил, как меня всего накрывает волна возбуждения. Его губы и язык были влажными, теплыми, и не было смысла на нелепое стеснение. Я охуел. Вот это… да. Такого… я еще в жизни не испытывал. Он двигался неспешно, соблюдая приятный моему телу ритм, я закрыл глаза и запустил пальцы в его волосы. Голова стала ватной, а тело податливым. Комнату заполнили равномерные пошлые звуки причмокивания, от чего меня прямо в жар кидало: настолько это заводило, и заставляло мой член в его рту каменеть. Бедра двигались сами, я совсем не контролировал свое тело, казалось, оно умнее меня и знает, что нужно и без осознания. Прислонился к стене и немного откинулся на нее плечами, шумно втягивая в себя воздух, а затем меня посетило дикое желание взглянуть на Артема. Посмотрел на него сверху вниз, и меня накрыло еще большим возбуждением: он выглядел так сексуально, так умело, так опытно. Его губы скользили туда-сюда, и с меня невольно сорвался вздох, за ним еще один, и еще... Так хотелось продлить это приятное тянущее чувство в низу живота, и я настойчиво желал, чтобы он не смел останавливаться. Пропускал между пальцев его густые, такие приятные и мягкие волосы, перебирал ими темные завитки и, прикрывая глаза, бесстыдно стонал. То что он делал со мной… это было нереально, и звуки издаваемые мною стали неконтролируемо громкими. Артем решил ускорить темп, и мои пальцы вцепились в его голову — крепко и агрессивно, хотелось взять его полностью и до самого конца. Мои бедра задвигались на встречу ему жестче и увереннее. Волосы и лоб взмокрели от горячего пота. И когда он поднял на меня глаза с какой-то дьявольской искрой — волосы на затылке встали дыбом, а по спине пробежали мурашки. Я едва не кончил от одного его взгляда, хотелось больше, быстрее, глубже. Хотелось с ним и его. Хотелось его голого, мокрого и горячего. Своим быстрым темпом, своей неожиданно властной хваткой я сообщил ему об этом, и он совершил своим языком нечто такое, что пустило в мой мозг петарду и отозвалось судорогой в низу живота. Я застонал. Это был большой взрыв. Я кончал ярко, долго и громко. Это была моя маленькая и восхитительная смерть. Знаете, вот эти все брюзжания, по поводу поцелуев после минета. Первое, что я захотел, после того как кончил — поцеловать его. И я это сделал. Я поцеловал его пошло и благодарно. Я так скучал за ним, даже когда он был передо мной, здесь. Блять, да я думал он даст мне пощечину, а он опустился на колени и сделал так, что я теперь в жизни его не забуду. Он деловито поднялся, взъерошенный, мокрый, немного отдышался и посмотрел на меня в упор. — Так ты будешь моим парнем? А что я мог ответить еще?***
Дни стали ярче, сурово-холодная погода — солнечней, а я — счастливее. Даже поход в школу казался не таким сонно-унылым как раньше: я мечтательно смотрел в небо, с упоением втягивал в себя свежий воздух, ласково гладил деревья, где-негде покрытые блестящим инеем, улыбался прохожим и купил бездомному горячую вкусную булочку с чаем. А ведь мир был бы добрее, если бы у всех была любовь. Ну, и регулярный секс в придачу тоже не помешал бы. Все эти Гитлеры были такими, наверное, как раз из-за проблем с половой жизнью, не иначе. Как вообще, можно быть ненавистным, когда ты любишь и любим? Жизнь больше не казалась дерьмом, я верил, что потихоньку снова обрету вдохновение, и моя манга тоже заиграет новыми красками. Я все еще должен поступить в Японский вуз. Да и пора взяться за голову. А не только за член. С этими мыслями я прямо-таки символично подошел к школе, и на встречу мне двигались две знакомые фигуры. Ну что за сладкая парочка, подумать только, и осознать! Сколько учились вместе, и только сейчас начали встречаться. Красовская рассказывала Вадику что-то взахлеб, размахивала руками, и ее лицо слегка покрасневшее выдавало кучу эмоций, столько экспрессии было в этих светлых танцующих бровях. Рыжие волосы Ширли, вечно собранные, сегодня спутались как-нибудь и рассыпались на ее плечах. А рядом вы можете наблюдать каблука классического в его привычной среде обитания: Вадик послушно кивал ей в манере «да-да, я с тобой согласен, дорогая» и отпивал кофе. Это вызвало у меня смешок. Надо запомнить их такими. Может, и вовсе их не увижу после выпуска. Нетипично для меня, но после того, как я вспомнил о выпуске, мне стало грустно. Когда-то все это закончится. Тетрадки, ластики, ранцы, парты, мяч в спортзале и на перемене, орущая Зоя Паловна, запах мела и духов Шаховской, громкий смех Ани и Насти, когда они фейлятся в танце, бубнение Кости, Коли и Димки на задних партах и никаких допов с Вадиком после уроков. И кем мы все в итоге станем? Я попытался представить это, но мои фантазии закончились, когда меня окликнули: — Эй, ты че втычишь, мы вообщет поздоровались? — и Вадим по-дружески толкнул меня в плечо. Я как будто бы очнулся и поднял на него свои глаза. Синяк под его глазом потихоньку заживал. Губа все еще красовалась как явно разбитая. Но не смотря на свой внешний вид и явные ссадины по телу, Вадим отлежался дома всего лишь пару дней. Удивительно, но его не наказали. Хотя че удивляться то, он же вызвался на выходных побыть бесплатным грузчиком и маляром для 4-А класса. — Это ты больной, прешься с такими ушибами в школу, — проворчала заботливо Ширли, и Вадим чмокнул ее в висок. Ой, ну все, пора им дать фору в романтике. — Кстати, хочу вас познакомить кое с кем, придете в пятницу вечером в «Аль Капоне»? — Ооо, ну конечно, — Ширли захлопала глазами с хитрой улыбочкой. — Можешь и Катю пригласить, — горит сарай — гори и хата. — Непременно. Вадим лишь как-то загадочно улыбнулся и сказал Ширли: — Ладно, ты иди, я перекурю, — Красовская направилась вперед, и я хотел пойти вместе с ней, но меня резко перехватили. — А ты, длинный язык, — упс. Я зажмурил глаза, ожидая, что синяк теперь будет и у меня, — спасибо. Я разжмурил глаза и увидел его благодарную улыбку и светящиеся добротой серо-голубые глаза. Чего? Вот даже так? Так просто? Меня даже не четвертуют перед сожжением? — Как тебе удается так пиздеть о чужих секретах, что тебя за это потом еще и благодарят? — я заржал. — Пойдем со мной потусуешься, — и мы вместе с Вадимом направились в нашу местную курилку, под «елки». Я очень редко бывал под елками, практически никогда. Здесь всегда тусовались компании, с которыми у меня в общем-то мало общего, особенно в плане курения. Поэтому я уже предсказывал, как на меня будут таращиться Панкратов, Киреев и другие пацаны с нашего класса, да еще и небось начнут доставать, что мы с Вадиком спелись, и тут-то я снова успокаивающе напомнил себе, что скоро выпуск, но на этот раз в моей голове это звучало уже радостно. Но между елок никого не было. Прямо вообще никого — рай для курящего интроверта. Вадим затянулся и выпустил дым. Дико было видеть бумажные сигареты, я думал, их уже никто не курит, все же давно перешли на электронки. Вадик либо консерватор, либо не заморачивается. В любом случае в этих его движениях, когда достаешь пачку с огромной тошнотворной картинкой пораженных легких и на похуях поджигаешь зажигалкой сверток с табаком, есть что-то эстетически олдскульное. Хотя сам я курение не признавал в любых его видах. — Рассказывай. Дым наполнил воздух запахом табака, и я почувствовал мазохистский релакс на фоне пассивного курения. — Да ниче такого, гуляли вчера допоздна, вроде больше не злится на меня. Но нюдсы по прежнему не скидает. О словосочетании «Ширли и нюдсы» я слышать не хотел, при представлении сказанного становилось дурно. Это примерно, как какой-то твой знакомый говорит какая твоя сестра в постели при тебе же. Хочется навсегда забыть, что у нее вообще есть грудь и другие части тела. Я чуть не скривился. — А у тебя что? Среди елей было тихо и безопасно. Здесь не наблюдалось чужих ушей и глаз, разве что кроме курлычущих на крыше школы голубей, или если только кто специально не ныкался под деревьями. Но кому вообще нужны откровения Тимура Никитина? Я даже когда сторисы в Инсту выкладывал, то их никто не смотрел. Отсюда открывался вид на порог школы, но и там не было никого, утро было солнечным, но все еще холодным, а значит, одноклассники тусовались внутри школы. Значит, здесь мы были одни. Можно и сказать: — Да если в общем, я лишился девственности. Вадик закашлялся от сигареты — не наигранно. Я не знал, что делать, и хотел ему похлопать по спине, но жестом он приказал мне остановиться. — Давай я не буду думать каким образом, — и он сплюнул и снова затянулся. — Этот твой новый пацан видимо и правда… — Не с ним. Он задержал на мне взгляд с напряженным недоумением от ситуации. Но вопрос не прозвучал. Сигарета тлела в его руке. Из стороны порога школы раздался звук открывающейся тяжелой входной двери и стук каблуков по бетону. Я без особого интереса зыркнул туда и… Сердце провалилось. Только не сейчас. Зачем. Пожалуйста. Только не это. Там был он. С Лизой Орловой. У меня перехватило горло. Я не слышал, что рассказывала Лиза, лишь видел, как при этом она заботливо поправляла и без того ровный воротник одетого как с иголочки Марка. Она его девушка. Любящая, заботливая — его. Девушка. От осознания этого меня разорвало на части. Растоптало. Уничтожило. Мне было настолько больно, что я не мог даже заплакать. Если Вадик что и говорил ко мне, то я не слышал. Я не мог и пошевелиться. Боялся дышать. Чтобы не выдать себя. Что я это вижу. Что я настолько унижен. Что мне настолько… больно. Я не мог поверить. Я предполагал их парнем и девушкой, но и не думал, что предполагать и увидеть на собственные глаза это совсем разное. Он улыбался ей. Улыбался, когда она радостно ему щебетала. Эта худенькая кавайная дарк Лиза Орлова. Я не мог смириться с этим так быстро. Ведь все еще помнил его руки, обвивающие мою поясницу, и его дыхание на своей шее и его губы… везде по моему телу. Я помнил его «я скучал». Ты же скучал за мной? Ты же хотел меня? Так почему? Здесь и сейчас. Тихо и быстро. Я был ранен. И убит. — Ну что, пойдем? — я только сейчас увидел, что Вадим докурил. Я мельком снова посмотрел на них, те очевидно ждали кого-то и не собирались уходить. Как я могу? Как я могу выйти туда и скрыть, как меня разрывает на части? Да посмотрел бы мне Марк в глаза, я ощутил бы такие униженность и стыд, которые испытывают только жертвы насилия. — Ты иди, а я… — мой голос звучал, будто меня действительно избили, — хочу еще побыть здесь. — Че? — хмуро удивился Вадим, а затем, сощурив глаза, пристально посмотрел в их сторону. — Ладно, — и он оставил меня и направился в школу. В бессилие с ватными ногами, опустошенный и раздробленный эмоциями я, как растение, тупо наблюдал, как уходит Вадим. Быстро перепрыгивая ступеньки, он поднялся на порог. Агрессивной походкой он прошелся рядом с ними и… зацепил Марка плечом. — Аккуратнее, смотри, куда идешь, — холодно смерил его взглядом Марк. И Вадик развернулся на все 180. Его глаза горели. — Ты меня учить будешь? Из холода меня бросило в жар. Я прямо испугался. Что Вадик творит?! Судя по охуевшим лицам Марка и Лизы они задавались тем же вопросом. Брови Марка строго сползлись к переносице. — Парень, ты что, на измене? Измена, Марк, это наверное твое любимое слово. Вадик, кажется, был злой, но я не понимал почему? Неужели он все понял? — Изменится твое лицо, если тут пиздеть будешь, что твой папаша-адвокат тебе даже не поможет, я предупредил, — и Вадим той же агрессивной походкой скрылся за дверью школы. — Кто это такой? — с нотками злости, но скорее в ахуе обратился Марк к Лизе. — Я его лично не знаю, — с широко распахнутыми глазами быстро замотала головой она. — Но, кажется, это он подрался в школе недавно. Наверное, проблемы с наркотиками и социальным поведением. Агрессия и девиантность на лицо. Марк кивнул и обнял Лизу за плечо, чтобы согреть. Сука. А если бы ты хоть немного интересовался моей жизнью, то знал бы в лицо моего лучшего друга. Я не знал, что за агрессия нашла на Вадика, но я был благодарен, что он выплеснул ее вместо меня. И ведь действительно, почему я был обижен, почему прячусь, хотя должен был выйти и при всех ему въебать? Друзья, наверное, и существуют, чтобы въебать вместо тебя, когда ты сам не в силах. Мне как будто бы немного полегчало, но в школу больше не хотелось. Одна мысль о том, что я могу встретиться в коридоре с Марком и Лизой гнала меня отсюда прочь. Поэтому я развернулся и пошел между елей тропой, которая вела в дыру в заборе, где находился магазин с канцелярией, а оттуда — в город. Туда я и направился. Домой. Я оставлял позади школу, и меня прожигало изнутри. Какой же ты сука. Я не мог больше найти ни единого оправдания такому поступку. Не мог найти оправдания лжи, манипуляциям. Вождению за нос двух человек сразу. Вряд ли Лиза Орлова знала обо мне. А узнав бы, и не поверила. Она бы, как и я, оправдывала эту мразь до последнего. Она жертва. Мне было ее жаль, ведь Лиза все еще являлась заложницей иллюзии, и ей только предстояло пострадать, тогда как мой путь исцеления начался с того, что дыра в груди прожигала все выстроенные мною хрустальные замки ложных идеалов. Не помню, как добрался домой. Слава богу, мать была на работе, и не видела мое одержимое состояние. Да и встала бы она у меня на пути — я бы ее не послушал. Открыв квартиру, трясущимися руками достал из борсетки ключ, забежал в свою комнату, будто боялся, что в следующую минуту могу передумать, и лихорадочно открыл верхний ящик стола. Но ненависть не оставляла мне время для каких то рациональных раздумий. Все происходило как в тумане: в моих руках манга и зажигалка. Выхожу во двор, выбрасываю ее в мангал. Один чирк. Второй. Третий. Трясущимися пальцами. Пламя подымается яркое и достаточное, чтобы я мог согреться чем-то еще, кроме своей ярости. Горела моя манга. Мой плод труда размером в полтора года. Заботливо отрисованная, идеально продуманная. С главным персонажем Каору, прототипом ебучего Марка. Гори. Гори и не гасни. Сердце мое сжималось все больнее, по мере пожирания выдуманных мною персонажей беспощадным пламенем. У меня появилось чувство беспощадной мести. Я втыкал на дотлевающую страничку с Каору, где над ним я изобразил облако с мыслями. «Конец нашим узам». Иронично улыбнулся — как символично. Действительно. Конец. Эта манга не имела право на существование ни дня более. Ее персонаж не реален, он фантазия больного фанатика. Идол и Марти Сью для таких же социально неуверенных. Сжигая мангу, я как будто сжигал свое прошлое, свою влюбленность к человеку, которого я теперь ненавидел. Как будто жег и его самого. И мне становилось легче. Я понял, что плачу, когда слезы с шипением начали падать на дотлевающие куски горелой бумаги. Вот так всхлипывая, я присел, втыкая в тлеющую груду пепла, и внутреннее опустошение положило конец слезам. Я не чувствовал ничего. Кроме пустоты. Потом позже, возвращаясь не только в квартиру, но и в реальность, я осознал. Цена за терапию оказалась слишком высокой. Я сжег не только свою иллюзию. Я сжег свой шанс на поступление в японский универ. А времени на новую мангу практически не оставалось.***
В конце концов, я выбрал путь наименьшего сопротивления: просто об этом не думать. Предпочел с удовольствием размышлять о дне, когда я представлю всем, что Артем мой парень, и пути назад уже не будет. Пятничный вечер наступил довольно быстро. Мы первый раз собрались все вот так вот просто в кафе. Я уже натурально сомневался в том, что я интроверт и хикка, ведь это я сам позвал всех в «Аль Капоне» — место для тусовочников, а не ламповых анимешников, да еще и собирался напиться в хлам. Бар был шумным и оживленным, по вечерам здесь громко играла музыка, собирались большими компаниями и просто прятались от холодного мартовского вечера за рюмкой крепкого вискарика или легкого, но дурманящего винца. Наш столик атмосферно подсвечивался неоном, Ширли пританцовывала на стульчике под качающий репчик, Вадик подливал всем в бокалы, а Катя отстраненно втыкала. Я же постоянно оборачивался на входную дверь, потому что виновник торжества задерживался. Но ему было позволено опаздывать. Он разбирался с делами наследства, оказывается, что его бабушка не только отошла в мир иной, а еще и завещала ему квартиру в Питере! Вот так да, может, конечно, юмор черный, но женишок оказался не только с чутким язычком, но и с нормальным таким приданым! Я, наверное, глупо заулыбался этому, пока Ширли настойчиво выясняла у официанта градус вина и год его выпуска. Зато Катя чекнула меня тут как тут. — Как там твоя манга? Настроение моментально упало ниже плинтуса. Такое ощущение, что Катя видела каждую струну души за которую можно было неприятно дернуть. — Нормально, все еще рисую, — да бля, рисую графики, как не угодить за кассу в Маке! Но им не зачем об этом знать. Тем более, Кате. Я иногда сам себе не признавался в том, что сжег все мосты, а то еще кому-то другому. Рассказать о том, что я сжег свое творение оказалось даже труднее, чем признаться в своей ориентации. Тем временем Вадик уже успел немного надраться и что-то шептал Ширли на ухо, почти целуя ее в шею, от чего Красовской, судя по ее виду, было немного неловко перед нами, особенно когда его рука двусмысленно ложилась ей на колено. Я Вадика в живую раньше таким не видел, и меня посетило чувство, будто щас будет секс, а я останусь только зрителем. И меня даже уйти не попросят. Мои глаза забегали по залу хоть куда, лишь бы на них взглядом опять не наткнуться и не покраснеть, будто я до сих пор девственная шпана. И тут, как по зову моего члена к столику подошел Артем. — Вечер в хату, господа, — тепло улыбнулся он и присел возле меня. — О, — кажется, Ширли его узнала, — так это ты! — Я вижу, я довольно знаменит, — вскинул бровями Тема, и я еле заткнул себе рот, чтобы не спиздануть: еще бы, ты забыл что ты Дюран? — В общем, ребята, — и я, не скрывая радости и вдохновения от момента, затаил дыхание и поймал на себе взгляды, ожидающие кульминацию, — это Артем, и он мой парень! Браво! Браво! Сегодня здесь и сейчас, я сделал это и не обосрался. Более того, я сделал это, будто только что лауреата на нобелевскую премию объявил. Катя налила себе вина, и, пробормотав что-то типа «очень приятно», решила добавить: — Значит, ты таки гей… А говорят еще у геев выбор маленький, так у вас выбор из одних красавчиков. Я даже не скрывал радость от превосходства. О да, Артем у меня такой. Завидуй, маленькая похотливая сучка, он гей, и он мой гей! — Он не только красивый, но еще и умный! — хвастаться, так хвастаться! — Ой ну ладно, все уговорили, я угощаю, — улыбнулся польщенно Артем и развернулся, чтобы позвать официанта. — Хотя, я думала тебе кое-кто другой нравится, — шепнула Катя так, что это услышал только я. Меня бросило в холод. Про кого она? Не может быть. Она знает о Марке или просто как всегда издевается? — Та да, — согласился Вадик. Оказывается не только я это услышал. — Стоп?! — ладонь Ширли громко приземлилась на стол, что столовые приборы брякнули в унисон. Совсем не только я. Услышали в общем, все, кроме Артема. — Вы что тут все знали, что он гей? — и она посмотрела на Вадима и Катю как на врагов народа. — Ты пей, пей, — и Вадик подлил ей вина, за что получил подзатыльника. Артем посмеялся. Я посмеялся тоже, но меня заскребла фраза Кати. Как хотя бы она узнала о Марке? Да и как узнала, что я гей? Хочет пощекотать мне нервишки, ишь как сказанула, думала нравится мне мол другой? Она что на постой звезды призывает и вычитывает мои натальные карты?! Маленькая ведьма. И я подлил себе вина, чтобы не поддаться панике. Через час уже все были как родные и просто в хлам. Мы смеялись и постоянно громко что-то обсуждали, лица Артема и Ширли были такими красными, что по ним можно было легко считать, у кого завтра будет лютое похмелье. Я тоже был хмельной. Хмельной и счастливый просто наблюдал за ними, даже не вникая в суть разговора. И вдруг поймал себя на мысли: хочу, чтобы так было вечно. Нет, я не имею в виду вечный дружный запой. Мы вместе, такие счастливые — этого всего хватало бы мне для жизни, чтобы просыпаться с улыбкой по утрам. Я больше не мечтал о Японии, мне хотелось чтобы мы всегда смогли встречаться за этим столиком, иногда пить вино и смеяться и, кажется, этого мне хватало для счастья. — Я вот пиздец как люблю рисовать, но есть куда расти, и хотелось бы узнать как далеко, — рука Артема неожиданно коснулась моей ноги под столом, — я могу зайти, — затем он переместил ее мне на колено, поглаживая его по круговой. Меня моментально кинуло в жар. Что он творит, чертяка?! Это поглаживание было отнюдь не простым. Он на что-то намекал?! — А мне вот пиздец как нравится она, — пьяно улыбнулся Вадим и уткнулся носом в щеку Ширли. — Ради нее что угодно готов терпеть. И тут Тема провел по моей ноге указательным пальцем, направляя его к бедру. Меня моментально всколбасило мурашками и я воскликнул: — Хватит! — громче, чем хотел. Но регулятор моей громкости давно отключило вино. Все посмотрели на меня. — Это терпеть? Ты типа Жириновский? — залилась смехом Катя. — Ты так думаешь? — задумчиво уставился в бокал Вадим. Видимо принял мой ор на свой счет. — Ты же говорил, секс переоценен? И тут Тема под шумок прощупал сквозь штаны мой член, и тот бодро встал. Я охуел и прямо вскочил на ноги: — Да не гони, перестань!.. — и шумно задел стол, тот пошатнулся, и бокал Ширли опрокинулся ей на платье. Она вскричала. Я стрельнул взглядом на довольного Артема — тот посмеивался, как шкодливый подросток. — Харош! — уже тише под шумок шепнул ему я. Пока Катя вскочила, чтобы дать потерпевшей Красовской влажные салфетки и помочь вытереть ярко-алое пятно на коричневом замшевом платье, Вадик орал и вымакивал со стола образовавшуюся лужу: — Ну ладно-ладно, я тебя понял. Артем влил масла в огонь моей ярости: — Я еще не видел, чтобы кто-то так отстаивал секс. От сука, еще и издевается! Я впился в него ненавистным взглядом, и вдруг представил, как мы громко и быстро трахаемся с ним в туалете. И у меня снесло башню. — Тимур помоги нам! — скомандовала Катя, но я и с места не сдвинулся. Ага, кто бы мне помог! У меня, между прочем, тоже сложная ситуация, у меня под столом стоит член. И вряд ли, девочки, вы решите эту проблему! Артем, воспользовавшись суматохой, прошептал мне на ухо: — Я тебя дома так отымею. По спине пробежали мурашки. — Да иди ты, бля! — я взмахнул рукой, и теперь уже мое вино полетело прямо Вадику на толстовку. — Ээ, браток, — сквозь слезы от смеха выдавил Вадик, вытирая пятно, — вот это ты гонишь! — Вам двоим надо в туалет, — хитро улыбнулся Артем. — Переодеться. — И то верно, — Вадим и Ширли встали из-за стола, а Катя сделала шаг, чтобы пойти за Ширли, но Вадим остановил ее за руку, помахал перед ее носом указательным пальцем, усадил ее за стол и ушел вслед за Ширли. Артем тоже поднялся. — Хочу покурить, — и подмигнул мне. — Жду тебя на улице, — и ушел. За столом остались я, Катя и мой стояк. Романтичная, блин, атмосфера. Кое-что напоминает, только тогда у меня стояка не было, который Катя в тот вечер так желала! А теперь у нее все шансы его увидеть. И как мне отсюда сбежать? Ждет он меня, бля, на улице! Сам виноват, что я теперь с места не сдвинусь! Я постарался без палева взглянуть себе между ног: он угрожающе выпирал. Утихомирься, сука! Совсем себя с Артемом вести не умеете в публичных местах! Я вас накажу, братья по разуму. Неделю без секса! Все!! Чтобы как-то отвлечь себя от пошлых мыслей и быстрее прийти в норму, я начал тупо осматривать стол. Он превратился в хаос: недоеденные блюда в лужах винах, грязные салфетки, зажигалка Вадика. И во главе всего этого, недовольно сложив руки на груди, восседала королевна Катя Терехова. Она выглядела так, будто ее здесь что-то напрягает. — Ты же знаешь, что Вадим Ширли не подходит? Как снег на голову. Нет, я так не думал. Но меня сейчас напрягала больше другая проблема, и я не хотел ей что-то доказывать. — Та ладно тебе, Вадик классный… — И ты знаешь это больше всех, — она отпила из бокала, не сводя с меня глаз. Звучало двусмысленно, но я был не в том настроении, чтобы обдумать ее подъеб. И тут, в эту минуту мимо нас пронеслась Ширли. И, кажется, она… плакала? Побежала прямо на выход, даже верхнюю одежду не захватила. Боже, че уже там случилось?? Я хотел броситься за ней, но вспомнил: чтобы привстать, надо чтобы он прилег, а мой друг еще немного не утихомирился и тосковал по беспардонному говнюку Артему. В итоге вслед за Красовской побежала обеспокоенная Катя, и я остался за столом один. Как пьяненький псих одиночка. Со стояком. — Эх, друг, — и я жалобно посмотрел вниз, на выпирающий в штанах бугор, — только ты всегда всегда со мной. За столик присел Вадим. Отлично, теперь за столиком я, Вадим и мой стояк. Слава Богу, хоть Акимов ему больше по вкусу, чем Катя. Блять, о чем я думаю, тупой член, друзья не для того, чтобы их трахать! Пока я вел мысленные разборки с детородным органом, Вадим тяжело вздохнул и налил себе до верха. А затем выпил залпом и налил еще. — Что у вас произошло? Вадик поднял глаза и уставился на меня похуистично-пьяным взглядом. — С меня хватит, я чувствую себя насильником. О… и тут-то я все понял. Стало немного неловко. — Ну… так… и зачем ты полез тогда? Его брови ленниво поползли вверх: — Ты же сам сказал «хватит терпеть» и чтоб я заканчивал гнать? — Когда?! — Да иди ты... Да когда?.. Когда я сказал ему?.. И тут как дошло... Бля... «Хватит терпеть» я Артему орал, когда тот меня за член трогал... Но не буду ж я это Вадику доходчиво объяснять… Ладно. Нужно поговорить с ним. Но алкашка стремительно убивала нейрон за нейроном, на которые-то, между прочим, вся надежда была. Если бы он только знал, что Ширли в детстве... Вино крутило мою голову, и моя мысль потерялась вместе с тем, как я уронил голову в ладони и потер веки, чтобы как-то прийти в себя. О чем там я? Да, точно, Ширли в детстве изнасиловали. Точнее, хотели. Короче. Я не мог сказать ему всю правду, поэтому тупо молчал. К нам присоединился Артем, и, кажись, он был в непонятках. Наверное, мы выглядели, как лютая алкашня: я растирал ладонями лицо, чтобы меня перестало мутить. Вадик в соло бухал бокал за бокалом. В конце концов, я выписал себе по ебалу, и Артем заржал. Ой, да иди ты, сексоголик хренов, возбудил меня и ушел, а у меня тут разговор важный. Кстати, по мере накрывания меня алкашкой, мой член тоже отправился почивать с миром. Теперь ему никакой Артем не страшен. Так, о чем там. В чем суть? Артем полез целоваться, но я отпихнул его от себя. — А если Ширли… — нерешительно начал я, чтобы Вадим перестал напиваться, — асексуалка? Но он бухал дальше. — Какой толк это обсуждать, если она разговаривать даже об этом не хочет. Ну все, хватит с меня этих мелодрам. В конце концов, мы пришли радоваться и веселиться, а не насиловать друг друга и плакать. Я поднялся, и пошел к выходу, захватив два пальто: свое и Ширли. На курточку Кати я лишь холодно и пренебрежительно взглянул: оставил ее там, где ей и место. Улица встретила прохладой, и свежий воздух отвесил мне отрезвительную пощечину лучше, чем я сам. Город кишил веселыми и громкими прохожими, и несложно было среди них распознать этих двоих: Катя и Ширли стояли под баром в +5 в одних платьях, обнявшись, а Ширли еще и плакала. Я вздохнул. Они меня не заметили, зато я услышал их разговор: — Ты же понимаешь, что это и есть весь этот патриархат, — с яростью глаголила Катя, — они считают, что нормально приставать к нам, если ты его девушка, хотя это уже насилие, если ты сама того не хочешь! Я ухмыльнулся. Чья бы корова мычала, Кать. Забыла как настойчиво пыталась меня девственности лишить? — Да нет, — всхлипывала Ширли, размазывая по лицу растекшуюся тушь. — Как нет, если да… ты просто уже ведешь себя как типичная жертва, оправдываешь его. — Ширли, — позвал ее я, и они наконец-то заметили меня. И уже тогда я подошел и молча протянул ей пальто. Но его отобрала Катя, чтобы… бля. Демонстративно заботливо надеть его на нее самой. Ну прямо мамочка уже какая-то. — Кать, пойди оденься, ты простудишься, — на самом деле я не включил папашку. Я хотел остаться с Ширли наедине. Взгляд Кати в ответ выражал что-то из рядя скрытого недовольства и возмущения. Но она молча ушла. Я испустил облегченный вздох. Ширли озябшими руками вцепилась в пальто и молча втыкала в проезжающие мимо машины. Наверное, через нее проходило столько дурных мыслей. Если бы я только мог… Сблизившись к ней, я без слов приобнял ее за плечи. На улице Жуковского было светло, как днем. И хотя уже было достаточно поздно и темно, она освещалась рекламными вывесками, ночными барами и фарами машин, поэтому здесь, наверное, нельзя было найти ни одного темного уголка. Напротив нас на противоположной стороне улицы влюбленная парочка, парень и девушка грелись поцелуями и, кажется, были безумно счастливы. Я грустно улыбнулся. Почему нельзя так просто, как у них? Хотя… чего мне жаловаться-то, с Артемом в общем-то не возникало сложностей, кроме того, что он лез ко мне под столом, но… вдруг я ему надоем, или он меня и вовсе предаст? Чтобы не думать об этом я решил переключиться на ситуацию Ширли. — Ты как? Она всхлипнула: — Я бы хотела сказать «нормально». Но, кажется, у меня ничего не может быть нормально. Знакомая ситуация. — Кто из нас нормален, Ширли? — я посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся. — Ну я вот точно нет. Я переспал с парнем, который даже особо не добивался этого, — и у меня невольно вылезла самоироничная улыбка. — Что?? — ее глаза распахнулись, как если бы я сказал что-то из ряда пиздец. Хотя это может было как раз из этого ряда. — Это… Меня будто переезжал поезд. По накатанной. — Да нет, в том то и дело, что это не Артем, — и зачем я вообще это рассказываю? Жалуюсь, чтобы она лучше меня пожалела? Надо съехать с этой неуместной темы. — А Вадик он… просто хочет проводить с тобой время, а секс это просто уже производная… — Я понимаю, — кажется, она успокоилась и даже протрезвела, — просто мне так стыдно, когда он… ну… я даже представить не могу. — Тебе вообще нравится Вадик? — Да, — кажется, она ответила честно. — Но ты не возбуждаешься? — Ну… наверное, нет. — А вообще с парнями возбуждалась когда-то… ну, при контакте? Она мотнула головой. — Может, с девушками? — Что? Даже не думала о них. Я на секунду призадумался. — Возможно, ты асексуалка. Она задумчиво уставилась в лужу. — Возможно… — Но тебе нужно поговорить с Вадиком, он же себя тож не очень чувствует… Я представил, если бы я полез к парню, а он такой, ну это чет… не встает. Я бы, наверное, умер со стыда и похоронил бы свою самооценку на дне Марианской впадины. А потом вспомнил, что у меня так с Катей было. Только в точности наоборот. Так вот почему мы с ней не так-то и хорошо до сих пор общаемся. Ну теперь-то она знает, что я гей, может, ее попустит. Ширли тяжело вздохнула, достала салфетки и принялась вытирать зарёванное лицо. Думаю, она понимала сама, что нужно рассказать Вадиму обо всем. Но, наверное, это не так-то и легко рассказать о пережитой попытке насилия в детстве. Ведь я даже о сожжённой манге не мог рассказать всем, а тут о таком. — Идем? — ласково улыбнулся я. Похоже, набрался от Артема эмпатии и заботы к людям. В итоге мы вернулись внутрь. Хорошо хоть семейные мелодрамы не закончились побегами домой. Но только мы присели за столик, как Артем тут же из-за него и поднялся. Что? Куда? Зачем? Я посмотрел на него растерянно и не понимающе: — Мне пора, нужно работу на завтра доделать, — и он поцеловал меня в макушку. Что? Как крыса, бежит с тонущего корабля?! А мне его спасай? Я чувствовал себя как животное, которое приручили и бросили. — Всем пока! — мы распрощались с ним, и он ушел. Мне стало грустно. Может, это и никакая не работа вовсе. Может, это я просто надоел ему, как и Марку. Может, ему только одно и нужно. Не получил и сбежал. Права походу Ширли, все только вокруг секса и крутится. Обстановка за столом уже не была такая радужная. Вадим напивался в соло. Ширли делала вид, что что-то ищет в телефоне — ох уж эта стандартная классика, когда чувствуешь себя в компании как не в своей тарелке. Катя скучающе втыкала, высказывая нарочитое пренебрежение к собравшейся компании. Как вдруг я услышал знакомые голоса, и все, кроме Кати, вместе со мной подняли головы. Провалиться мне в царство Аида. Сука, только их тут и не хватало. — Ох ты бля, какие люди, — это звучало насмешливо в нашу сторону. Я оглянулся. Здравствуйте, не ждали, это что единственное место в городе? Панкратов, Нечаев, Шаховская и еще какие-то левые тела. Которые, ну конечно же, подошли атаковать наш столик. — Панкратов, уйди, пока меня не стошнило, — пока Ширли рыла себе яму, Вадик, тупо безэмоционально втыкал в бокал. Кажется, ему вообще было глубоко похуй на происходящее вокруг, а на провокатора Панкратова и подавно. — А ебырь твой что, как всегда под приходом? — его компания заржала, поддерживая заезженную шутейку. Ну тут попробуй не посмеяться, они, наверное, и в туалет ходят по его команде. А слово «ебырь» Панкратов вообще в свете седнешней ссоры некстати приплел. — Чего это вы вообще общаетесь? Слышь, малый, — это он типа ко мне обратился, — он и тебя на иглу посадил? Акимов как-то отчаянно рассмеялся. — Знаешь в чем прикол? Я объебан дерьмом, — и он усмехнулся, — а ты сам дерьмо. Колонки рвал новый трек Давида Гетты, люди веселились, смеялись, кто-то кричал «официант!». Пауза между нашими компаниями длилась всего пару секунд, но она мне показалась вечностью перед схваткой. Панкратов сделал шаг на встречу нам, моя душонка ушла в пятки перед экшном, но Лиза крепко ухватила его за рубашку: — Камон, оставь его. Пошли бахнем, пока на баре очереди нет. Правильно. Держи своего бультерьера на поводке. Панкратов вцепился в безразличного Вадика пылающим яростным взглядом. Казалось, он прямо сейчас сжигает его живьем. Что удивительно, ведь он провоцировал Вадима, а в итоге провоцировался сам. Типичный петух. Я представил его с петушиной мордой. Кринж. Захотелось рассмеяться в голосину. На удивление, Никита таки послушался своих, и их компания удалилась к бармену. Я выдохнул. Хорошо, что опять никто не решил считать друг другу ребра. И чего только Никита так пристал к Вадику? Как типичный самец, делит территорию? Вот только, походу, самому Вадику территория Панкратова нахуй не сдалась. Я оглянулся, чтобы оценить степень безопасности: ну, то есть, чтобы понять, что их тусовка неандертальцев где-то далеко от нас примостилась. Случайно в поле моего зрения попали входные двери кафе, которые отворились и... Я побледнел. Сердце застучало громче Давида Гетты. Да какого черта? Остальные бары в городе закрылись нахуй или здесь сегодня черная пятница?! Меня всего перетрясло. На пороге стояли Марк, Лиза Орлова и еще пару ребят с А класса. Мне хотелось запрятаться под стол. Я не знал куда деть себя и словил всепоглощающую панику. Дрожали руки, колени, к горлу подкатил ком. Сердце билось, как будто я стоял на рельсах, и при этом вдруг увидел, что на встречу едет поезд. Я привстал, чтобы сойти с рельс, то есть, чтоб сказать, что я иду в туалет (и, блять, не выйду до самого закрытия), как вдруг Вадим резко остановил меня, крепко перехватив за запястье. Он посмотрел на меня впервые за вечер трезвым и серьезным взглядом: — Расскажи нам, как ты познакомился с Артемом. Я замер в полусогнутой позе. И чего именно сейчас? Наша компания умоляюще уставились на меня, видимо, чтобы я разрядил атмосферу. Я раскланялся, как благородный менестрель. И сел обратно. Демонстративно откашлялся. — Когда вы, двое голубков, спелись, — и кивнул носом на Вадика и Ширли, — я чувствовал себя дерьмово, потому что вы меня забили. Я бухал, гамал, пока не пошел на одну сходку анимешников, — пришлось вспомнить эту неприятную встречу с их лидершой идеальной Лизой, почетной номинанткой в Глазго, — так эти выходцы с Барвихи начали обсирать узбеков, рабочий класс… я просто встал и ушел. Чтоб вас, «не такие как фсе». А Тема, — и я умолк, вспоминая, как это было. Раньше я никогда так не романтизировал этот момент. Но сейчас в моих воспоминаниях он был просто прекрасен. Я бы хотел повторить его еще раз. — Догнал и сказал мне, что он мой единомышленник. Что работа этих людей приносит больше, чем все 24 года его жизни. Я замолчал. На душе как-то стало… легко и приятно. Блин, а ведь такой классный человек… гладит меня по волосам и покупает мне мои любимые конфеты с инжиром. Какой же я лох, что променял его на Марка. И хотя я чувствовал спиной, что он где-то позади меня… так пусть там и остается. Позади. Там ему самое место. Самое время было получить комментарии на мою историю. — Я асексуалка! — Ширли выпалила это и покраснела. Чего??Я будто проснулся и очутился на марше секс меньшинств. — И знаю, что теперь ты меня бросишь, — она потускнела взглядом. Я аж сам стушевался. Теперь он ее и вправду бросит? Примитивно как-то получается: миром правят масоны, а мужчиной… член? — Че? — наконец-то отозвался Вадим. — С чего ты так решила? — Ну как… как без секса-то? — Бля, а зачем мне мои левая и правая? Мы все как-то прыснули от смеха. Я че-то представил, как Вадик дрочит по очереди. Левой! Правой! Левой! Правой! Прямо как марш. Боже нах я вообще это представляю, это же почти эротично, это же почти измена. — За дрочку! — поднял бокал я, и все радостно чокнулись. Вот это я понимаю, какие друзья, такие тосты. Как вдруг из-за спины я услышал: — Привет. И моментально похолодел. Мне не хотелось поворачиваться. Уйди. Умри. Оставь меня в покое. Но не смотря на всепоглощающую ненависть, я… улыбнулся. Через боль и обиду. Я их задушил. И поздоровался к нему с выражением лица, с которым встречаешь обычного знакомого. — Привет. Сегодня все тут? У «Аль капоне», что сегодня бесплатно раздают проституток? Все оценили шутку дружным смехом. Даже подозрительно угрюмая Катя выдавила подобие улыбки. Ну и ясно, что Марк тоже за компанию. Кажется, я держался молодцом. — Да нет, просто у моего одноклассника сегодня туса на хате была, но приехала его тетя, и все разбрелись кто куда. Кажется, сюда и ваши заглянули, — он это сказал так тихо, как если между строк это звучало «я хотел бы пообщаться только с тобой и наедине». Хотя, возможно, вино крепко подружилось с моей больной фантазией. Так и есть. Это я так хотел! А на самом деле я ему нахрен не сдался. Он трахает свою няшную Лизочку. — Как ты? — Да нормально, — я дальше играл беззаботного пьянчужку, даже руку раскрепощено положил на спинку стульчика. Я не хотел знать, как у него дела. И как он шепчет Лизе «я скучал», но я был не настолько пьян, чтобы быть невежливым, поэтому произнес дежурное: — А ты? — Хорошо, — и он впился в меня таким взглядом, будто говорил что-то еще, но языком телепатии. Я говорил языком телепатии: «Иди нахуй». Видимо, дошло. Он посмотрел на Вадика. Узнал его. Скорее всего узнал. Точно узнал. Наверное, вспомнил его последнее пламенное «привет». Кивнул мне: — Ладно, меня ждут. Хорошего вечера, — и ушел. С меня как камень свалился. На лбу испарина выступила, будто я только что сдал экзамен в актерское. Успешно. — Блин, — поджала губы Ширли. — Как я тебя с ним еще сватала. Аристов красавчик, но Тема повеселее, хоть иногда и непонятное что-то травит, — у меня было двоякое чувство. Будто какую-то часть меня похвалили, а какую то обосрали. — Да и не геем Марк оказался, скука, — и Ширли театрально зевнула. Ох, Ширли, знала бы ты, как этот не гей любит расстёгивать чужие мужские брюки. Вадик возмутительно покачал головой: — Да вам, дамочка, только геев подавай! — А что, геи вон какие милашки, посмотри на Тимура, — я будто в параллельную вселенную попал. Так было непривычно, дико, что меня открыто называют геем, а я не умираю от инфаркта на месте. Да и они тоже. В общем, я гей, мои друзья это знают, и никто не умер. А что, так можно было? А можно так всегда? Я как будто… нормальным себя почувствовал. — Да, — вдруг хмыкнула Катя, — я и не думала, что пыталась переспать с геем, — Вадик прыснул вином. Я уронил телефон. Походу, Катька надралась. — На остальных мальчиков посмотришь, один мрак, один Панкратов ваш чего стоит. — Это точно, — кивнула Ширли, а затем посмотрела на Вадика, у которого кровь носом шла, наверное, от представлений, как Катя меня насилует, а я сопротивляюсь с крестом и святой водой. — Кстати, че Панкратов от тебя никак не отцепится, вы же полтора года уже не общаетесь? Чего-чего? Вадик и Панкратов общались? Может, она имела в виду, полтора года, как они перестали терпеть друг друга в классе? Я срочно хотел знать, что Ширли имела в виду, но Вадик отморозился и предложил забить. На часах была полночь, и все мы благополучно разбрелись по домам. Нам с Ширли было по пути, и мы заказали такси, но встали раньше, чтобы пройтись по морозной улице и окончательно протрезветь. Ощущалось как минус три, и по ушам можно было справлять панихиду. Я гнулся к земле, засунув руки в карманы и отчаянно жался шеей в курточку. Район был пустой, все уже наверное спали после работы. Небо затянуло тучами, ни одной звезды. Тихо, пусто, темно, и тянуло на разговоры по душам. — А как ты понял, что ты гей? Этот вопрос рано или поздно должен был прозвучать. Но задумался об этом я только сейчас. И правда, как? Ведь я не проснулся с осознанием, что сегодня скажу Марку, что хотел бы с ним сыграть в преступление и наказание, желательно с наказанием в наручниках. И хотя он мне нравился всегда, но раньше я бы не произнес в своих мыслях как обыденный факт, что я его хочу. Хотя иногда я разрешал себе смотреть гей-порно, но оправдывал себя, что просто хочу понять для чего вообще вся эта возня с толерантностью. И все же, как я разрешил себе считать, что это мне нравится? А потом вспомнил фестиваль Акихабару и Вадика в кошачьих ушках. В тот вечер я просто протянул Марку свой рисунок. А Вадик сказал «разве это не тот же самый подкат?». И он сказал это так обыденно, так просто. Будто, ты что же сам не понимаешь, что ты гей? — Вадик мне помог. — Ну и звучит, — она улыбнулась, будто в мыслях уже слэшила нас как в «Чистой романтике». — А можно фанфик про вас написать? — пф. Видали?Пора идти в шоу «Интуиция», я там всех уделаю. — Нет! — А тогда можно… — Нет!! Щеки Ширли раскраснелись, и не понятно, что их довело — алкоголь, мороз или грязные фантазии. Ох уж эти асексуалы. — Я представляю, как вы там занимаетесь томными вечерами. Как Вадик снимает рубашку, и вы… — Ты же говоришь, не возбуждаешься! — я попытался поднять свою бровь, чтобы она чуть ли не до корней волос доставала. — Ты хоть и феминистка, и выступаешь, мол женщин сексуально объективизируют, а сами то яойщицы! Я не думаю, что они, мечтая о сексе двух геев, думают, оо какой большой у него багаж знаний, или как глубоко он может смотреть на этот мир! — Ну все-все, я пошутила, — замахала руками Ширли. — А ты норм такой борец за права мужиков. — Я бы не за всех боролся, — и вспомнил Никиту Панкратова. — Кстати, а что ты там говорила, Вадик и Никита общались? — Здрасте, приехали, я конечно понимаю, что ты в жизни класса не особо учувствовал… но они вообще-то были друзьями с детства. Друзьями с детства?! Вадик и Панкратов?! Я походу 11 классов проспал. Но пошуршав в своей в голове в поисках папки «Не так уж важно. Не открывать», я нашел воспоминания о том, что их вообще-то можно было часто встретить вместе, особенно в местах столь от меня отдаленных, либо на фотках: на футбольном поле, в гаражах, где собирались наши пацаны, на перемене между елками, где все курили. Не удивительно, что я вспомнил об этом с трудом — мое детство прошло мимо всего этого, да и слава богу. — А чего перестали дружить? — эта мысль теперь назойливо меня пилила. — Вот уж не знаю, я как-то спросила у Вадика, он сказал забей, да и, думаю, Вадик просто вырос, сам посуди, как с таким чмом можно общаться? — Это точно… — но общался же как-то. Эта мысль не давала мне покоя. Получается, до меня в школе Вадик дружил с Панкратовым. Да и еще такое долгое время. Да еще и лучшими друзьями были! А еще что, завтра объявят, что на Марсе нашли динозавров, которых спонсирует Билл Гейтс, платящий им за рекламу полетов в космос? Какая чушь. Не могли они дружить. Нет. Какой бред. Ширли что-то путает. Да, может мяч гоняли. Да, может обсуждали девчонок за пивом в гаражах! Не могла быть у них дружба как у нас! Ну если и типа дружили, не помогал он ему с уроками, как я, только на дно тянул, и, наверное, Вадик послал его. Такая мысль мне была больше по вкусу. Дома, уже находясь в своей любимой уютной постельке, с хмельной, но потихоньку возвращающей себе нормальное функционирование мозга, головой я зашел в инсту под моим вторым аккаунтом ноготочки Новосибирск. Интересно, Лиза никогда не думала, почему ноготочки Новосибирск смотрят истории обычной питерской школьницы? Ну да, конечно. Просто маникюрши нынче хотят дорасти до культурной столицы. Повышение квалификации, хули. Изучают целевую аудиторию, не иначе! Я открыл ее аккаунт уже как заученная на эту функцию собака Павлова — без всякого энтузиазма, просто, казалось, и сон не пойдет, если не чекну ее истории на ночь. Сталкерство любви не помеха? А вот здоровому человеку еще как. Я это понимал, но… легче сказать, чем этого не сделать. Да и не мог я определить влюблен ли я до сих пор в Марка или уже нет. Мозгом я понимал — он мразь. Членом я понимал — Артем круче. А больной душой я все еще помнил его «я скучал», нашептанное в сумерках у него дома. Истории Лизы были с кафе. Конечно же, веселая компания, Марк походу выпивший… глаза такие добрые что ли… милый взгляд. Приобнимает Лизу. Мне снова стало тоскливо. На ее месте мог быть я. Интересно, вот как он просыпается с мыслью: сегодня хочу член. А завтра просыпается и хочет уже сиськи? Может, он вообще Лизу не любит. Встречается с ней, чтобы скрывать свою ориентацию. Или я так себя утешал? В любом случае он проводил с ней время. С ней, а не со мной. Разве если любишь человека, не хочешь постоянно быть с ним? Какие могут быть этому оправдания? Разве только если ты гей. Но ведь я тоже гей, и я признался. С другой стороны нельзя было грести всех геев под одну гребенку. Но в плане смелости я его перерос, зачем вообще тогда о нем думать? Но я все равно думал. Слишком сложно это было. Я выключил телефон и перевернулся, пытаясь уснуть. Но в голове все еще шумело от количества выпитого, плюс, еще одна мысль буравила мой мозг как навязчивая идея. Я снова включил телефон, зашел в Инсту и вбил в поиск аккаунт Панкратова. Неприятная эта идея. Но задняя мысль о их дружбе с Вадиком постоянно чесалась и саднила. До этого дня я и не знал, что у него 2к подпосоты. Хотя я даже был не удивлен. Правильно говорят, что у нас один ширпотреб популярностью пользуется. Я начал листать его фотки. И буквально сразу же поймал блевотный рефлекс от передозировки пафосом. Вот я с машиной, вот я с девушкой, вот я с корешами. Машина батина, девушка жопастая, кореша на массе. — Понторез ебучий, — так злило, что аж в голос. Естественно, все выглядело бы иначе, не родись он в семьи отца с мэрии. Да и учился он с нами, а не в Лондоне, потому что только тут батя мог его контролировать (и платить дешевые взятки сговорчивым учителям). В конце концов, не школа, а универ и связи решают место в Госдуме. Все девки хотели с ним встречаться, потому что вот я в Дубаях, вот я в Италии, вот я во Франции, а не внешность он был совсем обычным, мой Артем был красивее, ну для меня. Я открыл его портретное фото, где-то на фоне города: острый прямой нос, резко очерченные скулы, слегка вьющиеся волосы вечно уложенные, аля я петух. И ничего особенного в нем, но взгляд, сука, такой, будто он тебе смотрит в душу и говорит: «У меня место в Госдуме, а у тебя старая батина Лада Калина и кредит в «Экспресс Займе». Аж бесил. Я не любил таких людей, за которых их имя сделали родители, за которых жизнь была уготована кем-то с пеленок, но сами они мнили себя, как будто у них в ассистентах сидел сам Трамп. Что такого мудака могло связывать с Вадиком? У Вадика ни связей, ни денег, ни понтов. Разве что иногда вылезал тот же гонор. Но на самом деле то Вадик не такой, как он. А вот Панкратов даже хуже, чем кажется, я просто уверен. Заблокировал телефон и перевернулся на бок. Вдруг невольно вспомнилось то, от чего неприятно обдало жаром. Как однажды в 6-ом классе, физрук заставил меня играть в футбол. — У меня же спецгруппа, — я помню как был растерян, как потели ладошки, когда мне пришлось выйти к воротам. Футбольное поле казалось мне бессмысленной борьбой, полной агрессии и опасных для жизни травм. А что взамен? Какой от этого кайф? Воспоминание предстало пред моими глазами вот как сейчас, я даже ощутил, как снова нервничаю. — Давай, Никитин, постоишь 45 минут на воротах, не помрешь, двигаться особо тут не надо, — Игорь Николаевич похлопал меня по плечу и нажал на свисток. Я стоял посредине ворот и биение сердца заглушало крики ребят. «Просто смотри за мячом, просто смотри за мячом!» — но как за ним уследить, если в одну секунду он был в одном конце поля, а в другую — уже в другом. А в третью — о боги! Летел прямо мне в лицо. Я был испуган. И в следующую секунду просто отскочил прочь. А мяч благополучно был забит в наши ворота. Какая разница от этого промаха, если какое-то абстрактное очко было потеряно, но спасены мои жизнь и здоровье? Да и вообще какой толк с этой ничего не значащей игры? Я беспомощно оглянулся назад, на мяч в воротах, а затем на пацанов: они то так не думали. Команда шестого «А» орала с нас, давала друг другу пять и хвалила меня за отличную работу в их пользу. Хорошо, хоть Марк тогда с ними не учился, а то я бы до пих пор горел от стыда. Мои сокомандники смотрели на меня, как на мишень, и мне казалось, что слышно скрежет их зубов. Я буквально ощущал невидимые ножи в мою спину. Будь мы зверьми, они бы растерзали меня как львы бедного оленя. Но те лишь ругались матом под нос и качали головами. И тут подлетел Панкратов. И с ним был Вадим. — Ээ, ты че творишь нах?! — он подскочил так, что я не сомневался, если в следующую секунду я бы полетел в ворота вместо мяча. Вадим вздохнул и покачал головой: — Малый, ты должен ловить мяч, а не убегать от него. Нечаев, Харя и Киреев заржали. Я грустно потупил взгляд. Свисток объявил начало игры. Я усердно впился в мяч глазами, и отбегал то в лево, то вправо, когда пытался предугадать его траекторию. На этот раз уже не хотелось испытать на себе гнев команды, и я был серьезно настроен ловить эту проклятую резиновую штуку для синяков. И вдруг они начали вести его прямо ко мне. Испарина выступила на моем лбу, когда я понял — сейчас ударят прямо в ворота. Я подставил руку в заготовленной хватке и … зажмурил глаза. Сейчас или никогда. По итогу никогда. Мои руки держали… воздух. Опять мимо. Опять ржали. Панкратов подскочил ко мне и вцепился в мой воротник, шипя на меня бессвязные маты и близость с ним давила на самооценку как ничто раньше. Я ничтожество. И неудачник. Неожиданно я был резко отпущен: его грубо оттолкнули в сторону. Не понятно откуда здесь взялась… Ширли. Я лишь блымал глазами. — Что ты здесь делаешь, больная? — подбежал Акимов. — Стою на воротах, не видишь? — она оглянулась ко мне и показала жестом, чтобы я уходил. — Пошла отсюда, — рявкнул Панкратов. — Лучше ты вали, в свое назначенное место, не хватало чтобы из-за тебя проиграли. Акимов и Панкратов знатно охуели. Девчонка пришла в их команду, еще и командует. Я лишь наблюдал за этим со стороны и благодарил бога, что у меня такая смелая подруга, не то что я. Нечаев плюнул в сторону: — Ладно, он все равно играл хуже девчонки, шило на мыло. Пацаны поржали, и игра началась снова. И они еще долго ржали с Ширли на поле. Ржали, пока не выиграли. Следующие флешбеки перенесли меня в девятый класс. Я будто решил устроить себе ночь самобичевания, перепрожить все моменты, где я или Ширли были унижены и при этом учувствовали Вадик и Панкратов. И оказывается, вспомнить их было достаточно просто. Даже не знаю, почему я задумывался об этом раньше. Это было в сентябре, начало осени выдалось тогда таким жарким, что усидеть в брюках весь день и не вспотеть равнялось страшной пытке, и я, помню, так завидовал девчонкам, что те юбки могли носить. Одноклассники тогда сильно изменились за каникулы, и некоторые стали еще борзее и наглее. Я переписывал конспект, когда пацаны дружно уселись на партах сзади меня и началось. Тот диалог вспомнился прямо дословно. — Видали, у Артемьевой какие сиськи вымахали за лето? — На капусте сидит, — тупо пошутил Дима, но все, как полагается, заржали. — Или трахается много, я слышал, они от этого растут… — А вот Ширли, наверное, ни капусту ни ела, ни трахалась. Одно свое аниме смотрит. Пацаны заржали. Я вздохнул. Боже, как убого. Шутки из ряда кто-то сказал «жопа», и все смеются. Да еще и как всегда оскорбление анимешников приплели, словно бухать в гаражах — это величайшее достижение, тогда как мирно смотреть Ван Пис — это дело не мужицкое. Да и вообще, это же классика всех недалеких: не знаешь как оскорбить — вспомни за аниме! В класс тогда как раз вошла Красовская. — Эй, Ширли! — позвал ее Панкратов. — Хочешь покажу член, небось сиськи вырастут? — и опять стадный ор. — Отвали, — и она вывалила на парту гору материала, по которому писала научную статью на областной конкурс. — Что ты вечно с папками носишься, — причмокнул Акимов, — девушке нахуй не нужно таким заниматься. Лучше бы борщи варила. — Да, — поднял указательный палец Харя. — Баба должна быть тупой и сексуальной. Ширли продолжала разбирать папки, лишь изредка стреляя на них глазами, как на тупых раздражителей: — Вот твоя «баба» такой и будет. А я умом буду зарабатывать больше, чем ты и твоя «баба», и твои дети вместе взятые. Все дружно заорали «вооооо». Типа, заявка сильная. Вот Ширли была всегда такой — честной, хорошей. А Вадим нет… Вспоминая его прошлого, я вдруг проникся старыми обидами. Бывает, что человек может так изменится? Тем более, Акимов и Панкратов действительно дружили друг с другом. Эта мысль мне не нравилась, но именно с ней я и заснул.***
Жизнь решила крупно надо мною пошутить, когда запланировала мое день рождение первого апреля. Петросянство, не иначе. В день моего рождения легко можно было услышать просто верх искрометного юмора: — Никитин! С днем рождения! — Спасибо. — Пхахаха, с первым апреля! Кому ты, лох печальный, нужен! Конечно, я гиперболизирую. На самом деле в основном люди даже не знали, когда дата моего дня рождения, и от этого было даже легче. Изображать радость от констатирования факта, что ты на год приближаешься к смерти, да еще и отмечать это, звать народ — спасибо, я лучше погрущу в одиночестве! И вот, утром первого апреля, я проснулся, умылся, прошел на кухню. На столе стояли мои любимые панкейки с инжиром и надпись шоколадом «Люблю тебя». Мама знала, что я не приемлю, когда она душит меня в объятиях и напоминает в очередной раз, что мне уже 17. Лучший возраст юности, как говорят. У меня свои понятия о лучших годах, поэтому прожить этот год и не умереть — было бы уже для меня приемлемым. Артем не знал, что у меня др, а Ширли учитывала мои пожелания и не разрушала мою нервную систему. Дело оставалось за малым: по стандартной схеме договориться с училкой. По стандартной — это коррупционной. В свой день рождения я всегда приходил в класс самым первым. Анна Андреевна открывала классную комнату, быстро марафетилась, чтобы успеть в учительскую на свежие печеньки и сплетни, и тут-то я и успевал ее перехватить. — Здравствуйте, — откашлялся, словно пришел решать дело государственной важности. — Привет, Тимур, — бегло взглянула на меня классуха, роясь в сумке в поисках какого-то женского клада. — Кстати, с днем рождения! — Спасибо, я собственно поэтому, — и протянул ей книгу и шоколадку. — Помните, вы хотели прочесть «Отверженные», вот, от всей души, — она повернулась ко мне, продолжая рыться в сумочке, и зыркая то внутрь нее, то на меня, то на книгу, — а еще забудьте, что у меня сегодня день рождения и не напоминайте это нашему классу. Она взяла книгу и шоколадку, положила на стол, коротко вздохнув, поправила очки и достала из сумки помаду, после чего начала быстро ею мазаться в дамское маленькое зеркальце: — Хорошо-хорошо. Иди. Вот это я понимаю. Дешево и сердито. Даже заморачиваться, чтоб отговорить меня, не стала. Мол Тимур! Это же такой важный праздник. Тьфу. Ширли в мои дни рождения просто забегала в класс и сразу же бросалась меня обнимать. В прочем, сегодня все было по ее стандартной схеме. — Поздравляю с очередным хорошим днем, — я улыбался ей, потому что хоть как-то не поздравить она не могла. Но я был рад, потому что от нее эти слова звучали по крайней мере искренне. — Кстати, купила тебе кое-что в Стиме. Естественно, просто потому что люблю тебя. Я поблагодарил ее и обнял в ответ. И так проходил мой каждый день рождения. Больше никто с одноклассников не знал его дату, а Ширли я поручил держать эту тайну под семя паролями. Но одно сомнение все-таки зудело у меня как навязчивая реклама в инстаграм. Неужто она послушается меня и не расскажет Вадиму? Сам он вряд ли в общем-то знал, что сегодня мой день рождения, ведь никогда об этом и не интересовался. И хотя я одновременно не придавал этому значения, но с другой стороны мне не терпелось узнать, как все будет. Вскоре навалили в класс и другие одноклассники. Девчонки обсуждали новую откровенную фотку Ельциной из параллельного, пацаны громко угорали, потому что кто-то вчера так напился, что обблевал весь дом Нечаева (любимые занятия спортсменов и зоожников), а задроты в танчики… все еще задротили в танчики. Я сидел за партой и повторял параграф по истории, когда услышал адресованное мне: — Привет, — Вадик прошелся мимо, закинув сумку на парту, и пошел за шкаф в гардеробную. После этого он подошел ко мне, и в голове у меня уже крутился ответ: «Вообще-то я не люблю дни рождения; спасибо, но в следующий раз не поздравляй». Но он лишь спросил: — Какой параграф? Я быстро заморгал, понимая, что фраза сказанная им в моей голове не прозвучала. — Двадцатый. — Спасибо, — и он запрыгнул сверху своей парты, бегло перелистывая учебник. Значит, Ширли ему не сказала. Я вздохнул с облегчением. С другой стороны… нахрен я ему вообще сдался. Вспомнились все прокрученные обиды, затаённые много лет назад. Так и есть, наша дружба не серьезна. И закончится через пару месяцев. Но почему я так не хотел в это верить? Прозвенел звонок, и все лениво расселись на свои места. В класс зашла Елена Анатольевна — наша историчка, которая напоминала мне молодую бабульку — пучок на ее голове выглядел, будто бы был приделан на суперклей и затянут так, что аж вены выступали на ее лбу, и если бы я увидел ее на улице с другой прической, то вероятнее всего не узнал. Очки с квадратной оправой, тонкие губы и ее сухое выражение лица подчеркивали, что история в нашей школе была очень скучным предметом. Елена Анатольевна монотонно зачитывала отметки с контрольных, а затем вдруг оторвалась, зависла и тупо уставилась в одну точку. И уже в следующую секунду строго сдвинутые жидкие брови нависли над ее глазами, полными возмущения, и грозный взгляд был направлен на Вадика: — Акимов, это правда, что ты решил поступать в педагогический? В классе пронесся смешок. — Ну… да, — растерянно почесал затылок он. — Бессмыслица, — покачала головой училка, и класс заржал снова. — Как и ваш урок, — пробубнел Вадик, играясь ручкой. — Что? — казалось, лицо исторички аж вытянулось от злости и возмущения. Как у злой утки. И я тихо (во избежание тирании в мою сторону) посмеялся. — Бессмысленна ваша история, говорю, — качнулся на стуле Вадик. — Знаешь что, — Елена Анатольевна сняла очки, — ты же хочешь стать педагогом? Выходи к доске и веди урок, считай, что это твоя практика, — и она гордо пошагала в конец класса. Встала там и жестом пригласила его выходить. — Да не хочу я все это. Я лучше маленьких детей учить буду. Они лучше всего, любят кайфовать от жизни. Не забивают мозги себе всякими историями и тригонометриями. Им просто нужно дружить, общаться, играть в игры. А вырастут — то сами выберут, что им учить. А то насмотришься, как мамки их в балет, шахматы, танцы, бедные малые вырастают нервными какими-то. Суетятся все. А потом инсульт в сорок. Все молчали. Я вдруг вспомнил, как познакомился с Ширли. Ей было тогда всего шесть. Ее мама стояла возле хореографички разговаривала с той с таким видом, будто решался вопрос жизни и смерти. Подслушав, я понял: она договаривалась, чтобы Ширли ходила на танцы, а Арина Викторовна упиралась: — Вы понимаете, ребенку нельзя столько нагрузок. Ваша девочка уже ходит на фортепиано, в бассейн и на балет. Для нее это слишком. Я тогда посмотрел на нее — эту маленькую рыжую бестию, а она цепким взглядом сканировала все вокруг, но меня даже и не замечала. Она до сих пор носится с этими папками, хотя в этом есть свой плюс: она целеустремленная. Минус — у нее почти нет друзей, так же как и у меня. Ей было некогда. Всю жизнь, что я ее знаю, она все время чем-то была занята. Елена Анатольевна вернулась к доске и продолжала что-то талдычить Вадику, как вдруг это подкатило само. Оно вырвалось и на вкус было как самосожжение: — Он прав, бессмысленна ваша история. Елена Анатольевна хотела ухватиться за очки, видимо забыв, что уже сняла их, чтобы поближе разглядеть кто это такой смог пискнуть свое убогое мнение. — Повтори-повтори, — звучало как в боксе «давай-давай, нападай». — И поднимись, Никитин. Как же я пожалел, что ляпнул это. Этот спор был заранее обречен и бессмысленен. Я поднялся: — Люди не учитывают ошибки истории. Они лишь прокручивают ее по кругу. Сами посудите, на троне по-прежнему царь-диктатор, а ведь мы не во времена Ивана Грозного или Сталина живем. Хотя столько параграфов мы проходили для того, чтобы понять что правление диктаторов в России не приводило ни к чему хорошему. — Не умничай, Никитин, — сложила руки на груди историчка. — У нас не диктатура. — Юридически… но фактически… — и я покачал головой. — А войны? Войны это отдельная тема. Война должна нас научить только одному: что в любом случае она пагубна для человечества и ее всячески нужно избегать. И что делает Путин? Он занимается гибридной оккупацией Абхазии, отбирает в Украины Крым, забрал у них Донбасс и Мариуполь, ему мало Приднестровья? Открыто колонизаторская политика — это так зашкварно, наживает себе врагов и санкции, которые его то самого не коснутся, а вот мне, чтобы в ЕС попасть, нужно теперь кучу справок собрать, что я никакой не террорист и после каникул в родную Россиюшку вернусь, а моей маме, чтоб к сестре в Киев съездить, надо липовый украинский паспорт покупать, чтоб ее на границе не избили за то, что она россиянка. А что же будет, когда наши золотые нефть и газ закончатся? Европейская зеленая энергия в гробу всем нам сниться только будет, — я на секунду замолчал, и только сейчас заметил, как внимательно смотрит на меня весь класс. Нервно сглотнул. — Кроме того, это агрессорская политика становится отражением нашего менталитета. Бей первым, пока не ударили. Либо ты, либо тебя. Поэтому у нас нормально, когда муж жену бьет, все несчастные и обозленные. Наша жизнь начинается с того, что нас бьет наша держава. А к этому, как известно, быстро привыкаешь… Елена Анатольевна знатно помрачнела, сила тяжести будто сильнее проработала провисающие носогубки и веки ее лица. — Плохой из тебя преподаватель, Никитин, — ее голос был хриплый и тихий. — А я и не хочу им быть, — гордо и беззаботно отсек я. Кажется, я ее уделал. — Тогда кем же ты хочешь быть? И тут мое сердце ухнуло куда-то в низ. Я посмотрел в ее тяжелый пронзительный взгляд и потерял опору своего. Кем. Я. Хочу. Быть? Я даже не думал, что этот вопрос сможет принести мне столько боли, разочарования в попытке бегло найти на него ответ и запутаться. Этот вопрос напоминал мне об одном: о соженной манге. — Я пока… не знаю, — глядя под ноги, ответил я. — Ясно, — гулко отозвалась Елена Анатольевна, — человек, который учит нас жить и знает, что делать России, не знает даже, чем ему заняться самому. Садись, Никитин. Два. Я медленно опустился за парту, чувствуя, как трудно поднять взгляд на одноклассников. Кто-то переговаривался сзади, и я не слышал содержание их разговора, но даже спиной удавалось чувствовать, как смотрит на меня Вадик. Как он в порыве внутренних эмоций трясет меня за плечи и зациклено произносит «Ватафак?». Я со стыдом утопил свой взгляд в тетради, и до конца урока так его и не поднял.***
На художку я плелся без энтузиазма, ведь не знал смогу ли сегодня рисовать вообще. Меня полностью заполонила депрессия. Историчка была права. Что я и кто я в этом мире? Я лишь знаю, как жить другим, но не знаю, как прожить эту жизнь самому. Я настолько поставил на конкурс, что теперь прямо как у горе-фотографа — горизонт окончательно и бесповоротно был завален. Теперь у меня нет шанса пройти по стипендиальной программе. Обучение на бакалавриате стоит 6 тысяч долларов… и это только учеба… а как же карманные расходы, аренда жилья, самолет, дополнительные курсы?.. Привет, мам, я твой непутевый сын, разорю тебя до нитки, и не факт, что окуплюсь? Не факт, что сдам экзамен… не факт… важность моего существования — вот, что не факт. Как символично: осознать это именно в свой день рождения. Я чуть не плакал. Наверное, просто зайду, чтобы сказать Алине Анатольевне: я ухожу с художки. Все обречено. Больше не буду рисовать. Не могу. Я схватился за ручку кабинета, и засомневался. Может, просто уйти по-английски и никогда больше не появляться? Так пассивно, но так легко. Нет, все таки я не такой мудак и уйду с достоинством. И тогда вошел в класс. И замер на пороге от увиденного. — С днем рождения! — весь мой коллектив, Вадик, Ширли с шариками, улыбались, огромный торт с аниме-персонажем… кажется, по моему подобию?! Что? Что?! Что происходит?!! Я поймал микроинфаркт. Они смотрели все на меня, окружив торт в центре, ждали моей реакции. Мне казалось с минуту я не дышал, и все возмущение застряло в горле. Что это, зачем?! Ведь я же не люблю?! Но почему... — Нам помогали кондитера, конечно, — вдруг разрезала напряженный воздух Даша, — но рисовали мы сами. — Он не отравлен, — улыбнулся Вадик, — я уже попробовал. Я нервно сглотнул. — Почему вы… — и всматривался в лица каждого. Я хожу на художку с 8-ого класса, но мы никогда не закатывали здесь праздники, и ведь ребята еще при этом выглядели такими радостными и счастливыми, будто у них самих день рождения. — Тимур, давай по чесноку, — воодушевленно начал Арсен, — ты очень талантлив. А мы здесь всего лишь любители. Это благодаря тебе до сих пор существует этот кружок. Благодаря тому, что ты выигрываешь каждый год все конкурсы, мы и финансируемся. И это так здорово, что сейчас мы можем все тут собраться, чтобы отметить день рождения человека, на которого мы все ровняемся и которому благодарны, что можем проводить время здесь вместе за занятием, которое так любим. Вот как... Наверное, я сплю. Как так? В мой день рождения. В праздник, который я так не люблю, я так… приятно тронут. Поздно было отрицать эти внезапно появившиеся во мне чувства, они захлестнули меня такой приятной теплой волной, что на глаза наворачивались слезы. — А можно… — я старался не выдать мой растроганный голос, но, наверное, не совсем получалось, — можно я вас всех обниму? Ширли без лишних комментариев сорвалась первая, и все поспешили за ней. Не было здесь только одного человека. Совпадение или же… — Для него сегодня нет художки, — двусмысленно вполголоса сказал Вадик, и тут же отвлекся на общий разговор. Вот как значит. Наверное, это и к лучшему, да. Чем дольше я не вижу Марка, тем больше мне на него плевать. И правда. Он здесь совершенно не в тему. И мы радостно кинулись разрезать торт. После торжества мы с Вадиком и Ширли решили отправиться домой. Только мы покинули здание школы, как неожиданно пустился снегопад. Густой и быстрый. Снежные хлопья облепляли куртку и мокрыми кляксами приземлялись на лице, оставляя там жгучий холодный след. К остановке нам пришлось бежать, накрывая головы рюкзаками. Красовская при этом успевала лепить мокрые снежки и бросалась ими в Вадика, еще и смехом заливалась. Я улыбался. Приятные флешбеки из детства. — Ты че, мести моей хочешь? — Вадим схватил Ширли и закинул к себе на плечо, умывая ее при этом снегом. Естественно, как любая девчонка, она пищала и пыталась вырваться. Я тяжело вздохнул этому детскому саду и… улыбнулся. На душе было приятное счастливое спокойствие. Оставив их друг другу, я остался наедине со своими мыслями и потопал к остановке. Было так приятно. Этот день. Неужели это происходило на самом деле? Меня поздравили. Мне подарили подарки. У меня есть друзья! Как хорошо… жить и существовать. Замерев с глупой счастливой улыбкой на лице, я поднял голову и сквозь снежную завесу разглядел на остановке человека - очень знакомую фигуру. Черт. Там стоял Марк. Вот не свезло же, судьба точно надо мной издевается! Но я продолжал идти вперед, стараясь не обращать на него внимания. Пофиг мне. С нами окончательно все. Отморожусь. Да. Выдержав между нами расстояние в три шага, я остановился у остановки, сделал вид, что срочно ищу телефон, где потом по плану срочно искал бы какое-то сообщение. Как вдруг услышал тихое: — Эй, — я поднял голову, вцепившись в кармане в телефон, будто это было мое последнее спасение. Он смотрел на меня прямо, и выглядел под снегопадом так сказочно, длинные волосы были влажные, от чего еще более темные, чем всегда, оттеняя на них снежинки. — С днем рождения. Я замер, глядя в его глаза. С днем рождения. С днем рождения. С днем рождения. Мои волосы взмокли от снега и испарины, где-то позади беззаботно смеялись Вадик и Ширли, мимо остановки медленно проезжали автобусы и машины, но все это существовало будто где-то отдельно, а сейчас были только он, я и наш безмолвный продолжающийся диалог. Он знал о нем. О моем днем рождения! Откуда? Как? Почему? Неужели? Мне хотелось подойти к нему, угодить в объятия, зарыться носом в пальто. Но я лишь произнес: — Спасибо, — сухо, дежурно. И отвернулся, махая Вадику и Ширли, чтобы поспешили на подъезжающий автобус.***
Наш праздник продолжился у Ширли дома. Здесь уже к нам присоединились Артем, Катя и главный гость программы — бухло. Всеобщее желание этого вечера напиться вдрызг завуалировалось под игру «Я никогда не...». — Я никогда неее, — и Ширли окинула нас лукавым взглядом, — не делала минет. Мы с Артемом синхронно отпили пива и понятливо переглянулись. Ну и ясно, как на это отреагировал Вадик: — Бляяя, — и закрыл лицо руками. Ширли с подъебом проржала с нас, но Тема знал, как с этим управиться. — Советую попробовать, — подмигнул ей Артем, — это то, что доступно и асексуалам, а удовольствие партнера никто не отменял. Ширли перестала смеяться и покраснела, а Вадим хитро улыбнулся, поджав губы и поиграв бровями. Как бы это не звучало, я вдруг даже захотел, чтобы ему сделали минет. Я, попробовавший это грешное занятие простых смертных, теперь понимал, почему за это готовы были дарить айфоны и путевки на Бали. Но если Ширли научиться делать это так хорошо, как Темыч, то Вадик в скором времени разорится. Ширли крутнула бутылочку, и она указала на меня. Ну, я и особо не думая, выдал: — Мне никогда не надоедал важный мне человек. Артем и Вадим выпили. Вот как значит… Мое настроение притушилось, и я увидел такое же смешанное чувство написанное на лице у Ширли. Только она посмотрела на Вадима, а я на Артема. Может ли быть, что он забьет на меня после выпуска? Может, я ему не так и важен? Он так умен, симпатичен, талантлив. Что ему мешает поступить со мной, как и Марк? Горечь почему-то подкатила к горлу. Пока я был погружен в мысли, Тема достал телефон и активно уже с кем то переписывался. Затем он резко поднялся и вздохнул: — Что ж ребята, из работы написали, попросили проект дожать до завтра. Нужно идти, — и он посмотрел на меня сверху вниз. Мне казалось, в таком ракурсе я сейчас выгляжу жалобно, как брошенная и оставленная хозяином собака. — Еще раз с днем рождения, напиши, когда будешь дома, — и он чмокнул меня в голову. И ушел. Я остался так потерянно сидеть, даже не провел его, кинулась провожать его Ширли. Вечно его работа, работа… а если это отговорка? Он выпил, когда я произнес, что мне не надоедают важные мне люди. Вот уже может я и надоел ему. Однажды, мой отец сказал матери, что уходит, чтобы больше времени посвящать любимой работе. Неужто история повторится? Я бы и продолжил кромсать себя, если бы Ширли не вбежала обратно в комнату и не хлопнула в ладоши. — Продолжаем! — и бодро крутнула бутылку. Она остановилась на Вадике. — Окей, я никогда не… не целовался с человеком намного старше меня. Пока я высчитывал на много ли старше меня Артем, Ширли заглушила стакан полностью. Мы уставились на нее, ожидая истории. — Ух ты, нихера, — потер губу Вадик, — я чего-то не знаю? — Ну да, — Ширли потупила взгляд. — Только это был поцелуй против моей воли. Все шуточки в моей голове тут же исчезли. Так вот о чем она… Это не тема для разговора в разгар веселья. Катя сразу же схватила бутылочку: — Ну все, моя очередь не была, — и она лихо крутнула ее, но было напрасно. — Мой дядя хотел изнасиловать меня, когда мне было шесть лет. Бутылочка медленно докрутилась и остановилась напротив Ширли. Это все-таки прозвучало. Музыка продолжала играть, а мы так и сидели молчали, будто окаменели. Вссе ждали, когда кто-то заговорит первым. — … но не сделал этого? — я слышал как в голосе Вадика сквозило смятение и сомнение. Он задал этот вопрос, потупившись в бутылочку, будто если бы посмотрев он на Ширли, представил же сразу же отнюдь не романтизированную Лолиту. Зря он задал этот вопрос. Не думаю, что ей хочется об этом говорить. Но она говорила. — Нет… Во первых, я чувствовала, что он хочет сделать что-то плохое и сопротивлялась. Во-вторых, тетя раньше вернулась домой… — И ты не рассказала тете? Или полиции?! — Она же была ребенком! — встала на ее защиту Катя. — Да я только лет в 11 осознала все в полной мере, — и Ширли замолчала. И все замолчали. Веселая музыка, что-то ностальгическое с 2020-ого года, играла на фоне как-то совершенно не в тему. Судя по лицу Вадика, от сказанного крышу ему рвало конкретно. Но следующая фраза сорвала крышу уже и мне. — В детстве я резала животных, — мы все недоуменно уставились на Катю. — Да… Мама покупала мне мышей, хомячков… а я любила над ними издеваться. Отрезать им лапки, а потом они истекали кровью… маме я говорила, что они сбежали. И она покупала мне еще. Я, блять, был в шоке. В полнейшем, блять, ахуе. Мой мозг рисовал безумные образы, отвратительно пугающий хоррор. Злого ребенка и окровавленных невинных животных, умирающих в муках, не имеющих ни шанса, чтобы исправить свою судьбу. Следующий вывод был для меня отталкивающе пугающим: Ширли, оказывается, дружит с маньячкой. Я не мог остановить прокручивания в мыслях мучения тех зверюшек, которые попадали в ее руки. Было больно. Больно и тоскливо. На миг я даже испытал к ней презрение. И все же она была ребенком… но ведь я даже в детстве не мог подумать о том, чтобы ранить бедное беззащитное животное. Это ненормально! Нет. Дети такого не делают! Катя садист! Жутко. Так быть не должно. — Я... — лицо Вадика выражало полную охуевшесть от происходящего, — сейчас приду,— и он наспех всунул в зубы сигарету и пошел за обувачкой. — Я с тобой, — и Ширли кинулась за ним. Бросили. Я остался наедине с этим маленьким монстром. Сразу стало так неуютно, и я поспешил припасть губами к выпивке. Из колонок звучали Марсы, и только они утешали в этой странной ситуации. Больше всего я боялся сейчас напороться на ее глаза-сканеры, и ощутить себя беззащитно прожженным. Наверное, самое мудрое решение — сбежать сейчас за ними. Да. Я не медля поставил стаканчик на стол и уже хотел дать деру, как вдруг Катя заговорила: — Думаешь, что я монстр? Она произнесла это совершенно спокойно. Как «привет» или «хочешь покурить»? Ведьма. Ну точно, ведьма. Я неловко поднял на нее свой взгляд, она прожигала меня своими глубокими голубыми глазами. Что сейчас не скажи — прочитает тебя насквозь. От этого становилось еще более не по себе. Вдруг на ее глаза навернулись слезы. Чего? Что за?.. Это погрузило меня в ступор. Катя обняла себя за колени, и уткнулась в них носом, спрятав в них свое лицо. Как так? Неужели ей плохо? — Эй, — я нерешительно наклонился к ней и тронул за плечо. — Я знаю сама... Не говори. Я забрала столько невинных душ... — звучало пафосно, но по факту. Катя громко всхлипнула, — они страдали. Из-за меня. Умирали... мучительно. Теперь вся ситуация казалась преувеличенной. Ну что я, в самом деле. Раз она плачет, значит, не такая уж она и конченная. — Ну что уж, ты же не Сталин, — я пригладил ее по волосам, как маленькую девочку. — Мне подарили Марту на шестой день рождения. Она была славная кошечка, умная, будто все чувствовала, - а затем она уставилась в пространство. Наверное, вспоминала. - Даже когда я пришла к ней с ножом, Марта посмотрела на меня и прыгнула скрегтись в окно... Она так зализывала лапку, когда та кровоточила, у нее были такие жалобные глаза, — она разразилась новым приступом плача. Меня покоробило. Сердце разразилось болью. — Потом я просто... смотрела... как она умирает. С мордочкой: «Хозяйка, за что? В чем я провинилась?» — от ее рассказа мне стало прямо плохо. В чем она… за что? Бедное существо. Внутри что-то раскололось и щемило, горло сдавило болью и горечью. Эта кошка напоминала мне меня. Меня, когда Марк в очередной раз меня динамил. И я, и это несчастное животное не понимали за что с нами поступают те, кого мы так любим. Катя подняла ко мне голову, ее лицо было все в слезах: — Ты мне так нравился, — что? моя рука замерла в ее волосах, и я не знал, как мне отнестись к услышанному. — Думаешь, там, на небесах, они меня не простят? — ее глаза, широко распахнутые, молили меня об ответе, будто я сам Верховный божественный суд. Либо она сильно напилась, либо и правда от этого мучается. Скорее всего все вместе взятое. Я бы ее не простил. Хотя кому я вру… И заботливо уткнул ее носом в свой свитер, поглаживая при этом ее голову. Она обвила меня руками, не сопротивляясь. Я почувствовал ее тепло и горячие слезы на своей груди, и меня посетило непонятное чувство… Всепрощения. В гостиной хлопнула входная дверь, и Катя принялась быстро вытирать мокрые следы от слез. Ребята вернулись в комнату, застав, как Катя покидает мои объятия. Черт. Брови Вадика сразу же взлетели в недоумении от ситуации. — Да вас только оставь! — Я все Артему расскажу! — подстегнула Ширли, и они уселись на пол. — Я просто... — Катя выпила залпом стакан пива, — о тех животных... — А можешь так, — перебила ее Ширли, — и с Панкратовым? Мы дружно рассмеялись. Почему я не подумал о том же самом? Вот какое животное достойно ее пыток! — А еще, — уже веселее сказала Катя, и глаза заблестели чертинкой, — я постоянно фантазирую о сексе. Прямо не могу остановиться. — Ааа, ну так у нас с тобой, подруга, — ухмыльнулся Акимов и отпил пива, — одна проблема на двоих. — Ты не понимаешь! У нас были похороны бабушки, месяц назад, и я тоже думала о том, вот бы сейчас… — Не, ну это нормально для девственниц, — с видом секс-эксперта изрек я. — Да может я и не девственница, — и она, пожав плечами, состроила хитрую мордочку. Какая озорная. И не скажешь, что вот только что у меня на груди плакала. — Да не, — и Вадя снова отпил пива, — я шарю, ты еще не того. Ширли посмотрела на Вадима как-то странно. Я так и не понял этот взгляд, но что-то в нем пробежало. — Ну а я просто гей! — все засмеялись. Ага, я просто сжег свою мангу. — Ну а я анимешник, — спародировал меня Вадик, и мы все снова засмеялись. Их радостные лица вызвали во мне такие теплые чувства, будто вы семьей выбрались воскресным выходным на долгожданный пикник, где все друг другу рады. И все это было не просто так. Все это происходило в мой день рождения. Я даже не ожидал, что для счастья нужно так мало. Не надо ехать ни в какую Японию, заключать контракт с Санрайз или выигрывать стипендиальный конкурс. Я просто был рад, от того что в день рождения наконец-то почувствовал свое место в этом мире. Я был важен для людей, а они были важны для меня. И почему только раньше так не общался с людьми с художки? Они были такими замечательными! Почему раньше не заводил компанию друзей, и отношения, в которых бы меня любили? Ведь именно это наполняет жизнь смыслом, где все вы для друг друга что-то значите, не бездушные цифры и сертификаты, а люди — могли заставить тебя улыбаться только потому, что улыбались сами. — Ребята, — я был воодушевлен, — а вообще, знаете что! Я так рад, что вы все сегодня со мной! Давайте обнимемся. — Не вопрос, — и Ширли раскинула объятия, и все мы сплелись в дружный круг из любви и радости. Из колонок доносилась веселая музыка, за окном шел снег, а где-то в Японии начинался новый день. Я не поеду туда. Не хочу. Хочу быть там, где родные мне люди. В конце концов, могу поступить и в Питер, ведь они скорее всего останутся здесь, в родном городе, который уже не казался таким серым и унылым. А Россия оказалась не такой и неприветливой. Я смеялся и плакал в душе. Кажется, сегодня, действительно, мой день. Рождения.***
Если на улице и было холодно, то я совершенно этого не ощущал: бухло гоняло горячую кровь по организму, как наш физрук одноклассников, когда те пиздели, что забыли форму. Вадим, который бодро шагал со мной в ночи, натянул на себя капюшон и затянулся сигой. Вообще не знаю, зачем он вызвался меня провести, я же не маленькая девочка, блин! А с другой стороны, было приятно, ведь он за меня волнуется, может, в отличии от Артема, который укатал к своей любовнице-работе. Я, не зная о чем поговорить, ляпнул первое, что пришло в голову: — Даа, теперь тебе историчка проходу не даст. Вадим выдохнул дым, и ветер развеял его мне в лицо. Я сощурился от едкого запаха и поймал флешбек. Мать, ругающая отца, за то, что тот курит при мне на кухне. Его острые углы небритой челюсти и подбородка, и губы втягивающие дым сигареты. И запах дыма. Запах детства и отца. — Да пофигу мне, я так-то предметы подтяну, главное ЕГЭ сдать. Математику надо тащить, биологию. А не это все, — и он выкинул окурок. — А ты че-то сдавать вообще будешь? — Да я и у нас хочу сдать тоже… Вдруг здесь останусь. Хочу. Хочу остаться. Хочу быть с друзьями. Но если скажу ему об этом… вдруг он не разделит мое желание? — Ого как, — улыбнулся он. Мы подходили к моему подъезду. Нужно было прощаться. — Это… я вообще-то не люблю праздновать дни рождения… Но сегодня мне даже понравилось. Та и на такие откровения всех потянуло. — Это да… Я в шоке, что с Ширли так… Если увижу этого типа, я его урою. — Драки могут плачевно заканчиваться. — Мне не привыкать. Я вспомнил тот инцидент в школе с долгом. Синяки и ссадины зажили на Вадике, как на собаке, но мне казалось, что все еще вижу кровь на его губах. — Да это еще ничего, — махнул я, как будто мой опыт в драках был уровня местной гопоты. Ага, да. Скажи спасибо, Тимур, что знаешь об этом лишь на словах. — Да… Ты прав… это еще ничего, — Вадик как-то задумчиво топтался на месте и мрачно буравил взглядом землю. — Слушай… а ты вот все рассказал? — В смысле? — Такого… По типу, что девки рассказывали. Историю, от которой бы все охуели. — Ну да, — соврал я, не краснея, в очередной раз вспоминая, что проебал мангу и... тот поцелуй с ним. Тот издевательский поцелуй. Думаю, Ширли об этом знать совершенно не обязательно. — А ты? Он пинал носком кроссовка камушки и по-прежнему разговаривал куда-то в землю. — Да… все… Ладно, я погнал, — он резко развернулся и ушел. Я старался открыть квартиру как можно тише. Наверное, мама уже спала, ведь она сегодня после работы. Завтра поговорю с ней о том, что сдам экзамены в России и останусь в Питере вместе со своими друзьями. Да, ведь, возможно, все только к лучшему. Может, это не был мой путь, а так, только детские мечтания анимешника. Я вполне могу рисовать и здесь, работать, кстати, переводчиком — не зря японский учил. Скоро Путин сдохнет, вчера вон его уже в реанимацию отправили, Навального освободят, придут прозападные силы, примут однополые браки, и мы с Артемом будем жить вместе. Будем периодически наведываться к Ваде и Ширли и нянчить их детей, хоть, скорее всего Вадик будет прекрасно справляться и сам: я даже подозреваю, кто в их паре в декрет уйдет. Тихо разуваясь, я улыбнулся сам себе. А я буду тем добрым дядей или крестным, который наведывается к детишкам с подарками и конфетами и никогда их не ругает, за что его в, отличии от родаков, всегда любят и ждут. Я тихонько положил ключи на полочку, и тут в коридор зашла мама. Она была в халате и пижаме, но по лицу я понял, что, кажется, она еще не ложилась. Я замер, понимая, что щас от меня несет бухлом, да и вообще я поздно вернулся и… Но эмоции на ее лице не предвещали выговор. — Ты знаешь, мне сегодня пришла зарплата. В общем, — и она, добродушно улыбнувшись, подошла ко мне и обняла, — я купила нам билеты в Японию, — и она поцеловала меня в макушку. У меня внутри все похолодело. Билеты. В. Японию. — С днем рождения, сынок.