Call me maybe

Аппарат Абонента разряжен. Абонент Аппарата на грани: Невозможно послать сообщение, Заблокирована услуга связи... В словаре нет слова «Скучаю» В словаре нет слова «Люблю» Баланс лицевого счета Максимально приближен к нулю. Аппарат Абонента разряжен И поддержки закрыта линия. Абонент превращается в призрака, Опуская руки в бессилии... Алексей Яковлев (с)

Первое, что Чхве видит, когда открывает глаза – буквы. Черные буквы, выгравированные на бархатной коже. «Too Fast To Live Too Young To Die» - читает про себя Топ, проводя пальцем по татуировке Джиёна. Ему нравится его тело, вместе со всеми этими словами. Он не сторонник таких вещей, но на этом парне тату смотрятся просто потрясно. Сынхёну нравится блуждать руками по этому телу, отвлекаясь на смысл написанных фраз. Ему хотелось бы узнать, о чем Джи думает, когда перечитывает их, что он хочет сказать этими словами всему миру. Голова гудит, Топ слишком поздно лег и слишком мало успел. Несмотря на это, его переполняет изнутри чувство наполненности и счастья. Он нащупывает на тумбочке наручные часы, кажется, тоже Джиёновы, и подпрыгивает. - Половина десятого?! – Сынхён стонет в отчаянии. Он опоздал на репетицию уже на полчаса. - Джи, тебе на работу не надо? – спрашивает он, но Джиён продолжает сопеть сладко, как барсук в зимней спячке. «Кажется, они работают по сменам, вот я дурак!» Сынхён вскакивает с постели, ищет свои трусы и бегом скрывается в ванной. Горячей воды нет, слишком долго ждать, пока она нагреется. Остудив себя ледяным умыванием, Чхве забывает часы Квона на столике около раковины и бежит в гостиную, ворча что-то про то, что «аккуратно надо было все складывать», ищет остатки своей одежды. Рубашка, джинсы, туфли, вот и куртка нашлась. Он долго не может понять, где его майка, и приходится идти без нее. Из кармана Сынхён выуживает свой мобильный телефон. Тридцать восемь пропущенных. Двадцать от коллег по работе, восемнадцать от режиссера. - Мне конец… Джи, закроешь двери, мне на работу надо, я проспал! - Топ кричит из гостиной, искренне надеясь, что его услышат. Джиён, кажется, даже что-то отвечает: - Сегодня воскресенье и в школу мне сегодня идти не надо, - бубнит он в подушку сквозь сон. Сынхён все равно его не слышит, но надеется, что он все-таки закроет дверь. Топ рысью выбегает из подъезда, ловя такси прямо на дороге. Он мчится в театр на всех парах, быстро называя адрес, расплачивается оставшимися купюрами и выходит около здания его работы. Когда Чхве провожает взглядом отъезжающую машину, холодный пот страха выступает на его лбу. А откуда он уехал? Адреса не запомнил, телефон Джиёна не записал, водителя, кто хотя бы мог сказать улицу, он только что отпустил. Еще никогда в жизни Сынхён не чувствовал себя таким неудачником и последним бингу на Земле. От злости юноша пинает мусорный бак, кажется, ругаясь. Снова звонит телефон. Топ берет трубку, а разъяренный режиссер уже орет во все горло, что разделит его тело на десять частей, если через пять минут его не будет. Сынхён смиренно вздыхает и бежит внутрь помещения на максимально возможной скорости, стараясь не думать о неудачном утре. - Ты шутишь? - Глаза Ёнбэ становятся настолько большими, что Джиён пугается, не вывалятся ли они у него из орбит, как у какого-нибудь пекинеса. - И не думал. - Бляяя… - глубокомысленно изрекает Ёнбэ и принимается чересчур увлеченно изучать винную карту. Джиён хмыкает и улыбается, тщательно пряча за всей этой бравадой пустоту, сочащуюся из дыры посередине его грудной клетки. Сынхён не позвонил. За весь сраный день он не позвонил, не заехал к нему и даже не зашел вечером в бар. Все утро Джиён себе места не находил, мечась по квартире, словно раненый тигр. Он бегал между кухней, гостиной и ванной в тщетных попытках успокоиться или отыскать хоть какой-нибудь намек на то, что Сынхён еще вернется. Забытые документы, визитка, оставленная на стекле губной помадой записка… Хотя это уже из другой оперы… В общем, хоть что-нибудь. Жаль, что найти ничего так и не удалось, кроме майки, выуженной из-под дивана. Хотя вместо нее он предпочел бы увидеть письмо, хотя бы в пару чертовых слов. А сейчас, просиживая свой и без того ноющий зад в баре, он все больше склонялся к мысли, что вчера Сынхёна он видел в последний раз. Джиён толкает увлекшегося чтением Ёнбэ и кивает на входную дверь. - Я, наверное, пойду… - Угу, - его друг кивает и вдруг поджимая нижнюю губу, опускает глаза. – Прости. Я понятия не имел, что все так получится с этим номером. Что тебя… - Забей, - мягко отвечает Джи, и его самого коробит от фальши в собственном голосе, - мелочи жизни. Я все равно хотел когда-нибудь попробовать… Фраза совершенно идиотская, жаль, что Джиён понимает это только тогда, когда она уже сказана. Он замирает на несколько секунд, потом взмахивает рукой и решительно выходит из бара. Только на улице, когда прохладный ночной ветер обдувает его щеки, Джиён понимает, что, кажется, плакал. - Черт… - сквозь зубы шипит он и на не сгибающихся ногах идет вдоль дороги, ища свободное такси, - черт. Весь следующий день Топ убеждает себя в том, что он законченный мудак. Юноша сидит в своей квартире в полном одиночестве. Перед ним лежит сценарий пьесы, а в голове без конца крутятся мысли о Джиёне. Сынхён давно изолировал себя от общества. Юноша забыл, что такое отдыхать с друзьями, смотреть на девушек или просто расслабленно быть в компании людей. Ему везде мерещится голос или запах Джи, и это невыносимо до дрожи. Сынхён ловит себя на мысли, что он чертов пидарас, а еще влюбленный мальчишка, который после первого раза готов сразу до гроба быть вместе. Как следует вместе, с кольцом, домом, собакой и детьми. Только тут все по-другому! В этой гребаной реальности у двух парней просто не может все быть как у людей. Никогда не будет так, как он хочет, и Топ совсем не знает, как ему с этим жить. Он размышляет, каким образом исправить свои глупые поступки, но на ум приходит разве что всякая ерунда. Сынхён подходит к зеркалу, для начала придавая своему затравленному лицу мягкое и снисходительное выражение, потом представляет перед собой того самого Джиёна и вдыхает побольше воздуха, начиная репетировать их встречу: - Привет! Помнишь, мы пару дней назад переспали… Ну, как… Дела? – Сынхён страдальчески заламывает брови и бьется головой о ближайшую стену. Он еще долго перебирает варианты диалогов, но в конце каждого он неизменно чувствует себя конкретным дебилом. «Все равно надо извиниться, он не заслужил вот так…» Весь день Джиён проводит дома, пялясь в телевизор и неосознанно прижимая телефон к себе поближе, чтобы не пропустить вибрацию звонка. Хотя что-то внутри неизменно подсказывает, что никакого звонка не будет. Если так подумать, то это он всегда делал первые, да и единственные шаги. Именно он первым позвонил Сынхёну, вернее, тогда еще ТиОуПи; это он вытащил его из бара и припер к себе. Он же поцеловал его, когда тот уже планировал уходить. И, в конце концов, он сам разрешил ему сделать то, что он сделал. Короче говоря, он - шлюха, которая к тому же еще и сама платила за свои собственные услуги. Джи швыряется в стену пультом от телевизора и засовывает голову под подушку. Как бы он хотел, чтобы мысли можно было заглушить таким примитивным способом. Как только часы тикают семь, он встает, одевается, словно зомби, и все равно идет в бар. Юноша сидит за стойкой до часа ночи, пока Черин не прогоняет его домой, напоминая о том, что завтра его смена. Джиён безропотно слазит с барного стула, по очереди прощается со знакомыми и едет домой, не замечая ничего по сторонам. Сегодня его тоже не было. «Идиот». На следующий день Сынхён, наконец, набирается смелости прийти в бар, вернее, подойти к бару на ближайшие пять метров. Внутрь зайти он так и не осмеливается. Юноша бродит около здания и бормочет про себя давно заученные слова извинений. Темнеет. Топ уверен в том, что у Джи сегодня смена, поэтому дожидается его до самого конца. Когда дверь в очередной раз открывается, Джиён в самом деле выходит на улицу и, ежась от холода, поднимает воротник плаща. Сердце Сынхёна радостно екает, он делает шаг навстречу, будучи где-то на той стороне дороги, а потом замирает, видя около Квона какую-то девушку. Она выходит чуть позже, улыбаясь ему, и привычным движением хватает его под локоть. Кажется, все вокруг замирает и приглушается: и гул машин, и стук сердца Сынхёна. «Какого черта я делаю? А с другой стороны, что могу ему предложить? Даже не так, смогу ли я ему предложить что-то лучше, нежели самая обычная женщина? Зачем я провоцирую натурала быть с таким же натуралом? Хотя натурал ли я после всего этого?» Сынхёну хочется скулить от своих мыслей, а парочка тем временем сворачивает за ближайший угол и скрывается из поля его зрения. «Могу ли я обещать Джиёну, что не побегу за первой встречной с третьим размером груди? Что от меня больше никогда не будет пахнуть женскими духами? Могу ли я обещать ему, что не буду стыдиться того, что он ночует у меня, и позволить всем знать о наших отношениях? Что это все серьезно?» Мысли потоком обступили его разгоряченное сознание. Топ еще никогда в жизни не был так сильно растерян, как сейчас. Он всегда знал, что ему нужно от жизни. Он и сейчас знает, но так страшно сделать шаг и решиться полностью изменить свою жизнь. Сынхён, поникнув еще больше, разворачивается, шагая обратно в свою пустую, одинокую квартиру. Джиён прощается с Тэдди и кивает счастливой Черин. Сегодня босс изъявил желание поработать в ночь самолично, поэтому отпустил работников пораньше. Вызвавшись проводить девушку до дома, Джиён выходит на улицу первым. Колючий прохладный ветер тут же забирается под полы его плаща, заставляя поддернуть воротник повыше. «Сегодня тоже… - думает он, и в этот момент ненавидит себя больше, чем когда-либо. – Сегодня тоже не пришел». Черин выбегает на улицу, тут же вцепляясь в его руку, и радостно смеется. - Слушай. А я уже говорила тебе? Мне ведь сделали предложение. - Нет, - Джиён озадаченно качает головой и перехватывает одну из ее ладоней, - слушай, ну это же крутота! Ты согласилась? - Ну… Скажем так, пациент скорее жив, чем мертв, - уклончиво улыбается Черин и вдруг серьезнеет, внимательно рассматривая его лицо, - а вот твой пациент, судя по всему, в реанимации. Джиён вздрагивает и отводит взгляд. Ему не хочется говорить про своего пациента, потому что он, видимо, неизлечимо болен и скоро умрет. В какой-то мере Квону даже хочется, чтобы он поскорее умер. - Все нормально, - уклончиво отвечает Джи, рассматривая тускло горящие фонари, - я справлюсь. Черин больше ничего не говорит на этот счет. И Джиён очень ей за это благодарен. На следующее утро, едва продрав глаза, Джи одевается и идет прямиком в питомник. Щенка, которого он приглядел себе, так и не забрали, и домой он возвращается, прижимая к груди шелковистый теплый комочек. - Гахо… Я назову тебя Гахо, - шепчет Джиён, поглаживая собаку за ухом и радуясь тому, что имя Гахо совсем не похоже ни на ТиОуПи, ни на Сынхёна. - Ты театральный заканчивал или ПТУ?! – режиссёр в гневе. Он орет на Сынхёна, что только есть мочи, а тот рассматривает доски на полу и молчит. Ему самому не нравится своя игра, поэтому он понимает, что отчасти заслужил подобный выговор. Режиссер продолжает буйствовать и толкать длинные речи: - Вы должны играть, не просто зазубривая текст! Вы должны проживать своего героя! Вы должны донести до людей определенный смысл и мораль! Боль и любовь, все эмоции, что вас окружают! - Как тату? - тихо переспрашивает Сынхён, решаясь все-таки поднять глаза, полные осмысления. Режиссер осекается и замолкает, удивленно поднимая бровь и совсем не понимая актера Чхве, как, собственно, и другие его коллеги. - Тату, - продолжает Топ, - она несет в себе смысл, для каждого свой, это послание людям о внутреннем мире человека, это словно вывернуть душу наружу. Боль и любовь - это тоже тату, потому что боль ты терпишь при нанесении рисунка, а потом всю жизнь любишь, радуясь тому, что она есть. Человек с тату уникален, единственный в своем роде, хотя к этому стремятся все - быть просто собой и отличаться друг от друга. - Если хочешь себе тату, то делай в невидном для глаз зрителя месте, - отсекает режиссер. Молчание. Тогда его не поняли, вряд ли поймут вообще. Сынхён совсем истерзал себя. Он продолжает размышлять, стоит ли вообще пытаться что-либо сделать, даже в тот момент, когда его белые волосы окрашивают в черный цвет для роли в спектакле. «Иди и отнеси ему билет!» – просыпается внутренний голос. Сынхён жмурится, потому что черная вода попадает в глаза, ему хочется быстрее зарыться в полотенце, оставляя на нем темные разводы. «Не могу, как это будет выглядеть? Прости, я дурак, я несколько дней не подходил к тебе, потому что стеснялся, да и адрес твой не знал, а вовсе не потому, что оттрахал тебя и бросил?» «Вот именно так и скажи!» «Не могу.» «Он тебя нашел четыре раза, засунь свое «не могу» знаешь куда? И иди к нему!» Сынхён замирает, соображая, что его внутренний шизофренический голос появился только после знакомством с Джиёном; а что если это и есть чувства к Джиёну, потерпевшие метаморфозу и толкающие Топа в нужном направлении? Решительность, наконец, заполняет его сердце. Парень берет два билета и кладет их в белый конверт. Один билет был бы слишком подозрителен, да и на спектакль обычно скучно ходить в одиночестве. На конверте размашистым крупным почерком он чиркает: «Джиёну. Приходи, спектакль очень хороший!» Без подписи и намеков он отдает конверт пареньку с улицы и за определенную плату просит передать в бар бармену. Сам Сынхён следит через дорогу за этими действиями, понимая, что если пойдет сам, в него, скорее всего, прилетит бутылка, а может, и не одна. - Вы уверены? - Джиён ошарашенно смотрит на белый конверт в своих руках и не понимает, что это вообще за ерунда такая. Черин выныривает из-за его плеча и с интересом рассматривает мальчика курьера. Тот краснеет, поправляет растянутую толстовку и пулей выскакивает из бара. - Черт, Черин, ты не могла не использовать на нем свою секщи-магию. Еще немного, и он раскололся бы, кто это передал. - Пф, - девушка показывает ему язык и нетерпеливо подталкивает в плечо, - откроешь, может быть? Джиён осторожно тянет за отрывной клапан и трясет открытым конвертом над ладонью. На руку медленно планируют два бумажных прямоугольника. Черин быстро хватает один, пробегается по нему глазами и восхищенно присвистывает. - Надо же! Это ведь действительно хороший режиссер, и вообще, по-моему, все билеты давно раскуплены. Джиён пожимает плечами и отворачивается. - Если хочешь, забирай, сходишь со своим женихом. - Ну да, - девушка машет у него перед лицом конвертом с надписью: «Джиёну», - щас. Чтоб меня потом распнули? Видимо, это очень важно... - Пойдешь со мной? - Джиён устало трет виски. - Если жених не против. - Не против, - девичьи глаза загораются словно две фары дальнего света, - договорились! Спектакль вот-вот начнется, и Сынхён нервничает, как никогда. На нем надета военная форма, отлично подчеркивающая его фигуру и гордую выправку. Словно породистый мустанг, он всегда выделялся из труппы актеров, привлекая к себе взгляды. Топ суетливо потирает руки, наблюдая, как зрители заполняют зал. Роль у него была небольшая, второго плана. Он играл брата главного героя, безответно влюбленного в свою невестку. Его герой - военный, поэтому во всех эпизодах Сынхён обязан появляться в форме. Почти везде парень должен просто мелькать или делать что-то незначительное, и только в двух сценах у Топа присутствует диалог: где он объясняется с девушкой и где смиряется с тем, что она любит его брата. Занавес, свет. Пошли первые действия главных героев, начала завязываться основная сюжетная линия. Сынхён появляется спустя 15 минут после начала и первым делом смотрит в зал, ища глазами Джиёна. «Не пришел?» - спрашивает он сам у себя. Его черные волосы переливаются блеском среди прожекторов сцены. Свет щемит в глаза, и Топ отступает, почтительно кланяясь девушке, в которую по сценарию влюблен. Сынхён мелькает еще раза три, пока, наконец, не настает время его первой сцены с диалогом. Барышня сидит на стуле и обмахивается веером, Чхве гордым шагом выходит на сцену, смотря сначала на девушку, потом в зал. И тут Чхве понимает, что не может пошевелиться или сказать что-либо еще, потому что Джиён здесь, он пришел, и Топ его наконец-то видит. Если бы сейчас у этого офицера был хвост, он бы завилял им, выдавая свое волнение и радость. Молчание затягивается. Актриса, не совсем понимая, отчего ее напарник молчит, начинает диалог первой: - Зачем вы позвали меня, сударь? – в тоне голоса ни тени тревоги, хотя она явно нервничает. - Вы знаете, что такое любовь? – наконец хоть что-то произносит Топ, не сводя взгляда с публики. Только он говорит текст совсем не по сценарию, девушка начинает нервничать еще сильнее. Забывать текст и импровизировать – это в порядке вещей для актеров театра. Только вот Сынхён никогда еще не забывал свои слова. Впрочем, сегодня он с самого утра был каким-то неадекватным. Актриса мельком смотрит на режиссера, который, видимо, скоро совсем поседеет и сожрет занавес от истерики, и кокетливо улыбается: - Конечно, знаю! Отчего весь этот разговор? - Что может знать столь юная леди об этом? – на мгновение взгляд черных глаз проскальзывает по актрисе, и уголки губ Чхве иронично ползут вверх. Девушку даже немного передергивает от такого взгляда, словно его владелец знает все тайны во вселенной. Топ обращает внимание снова на зал, глядя теперь только на Джиёна. Он понимает: сейчас его минута пройдет, и потом будет просто поздно. - У любви нет возраста и пола. Нет срока годности и ограничений. Если влюблен – ты просто тонешь в этих глазах, в сказанных словах. Тон голоса и губы, запах кожи и тихие стоны, та страсть, которую даришь человеку, а потом рассыпаешься пеплом по ветру. Потому что у тебя нет больше тела, только душа, и она вся… Твоя, - Сынхён не успевает договорить. Джи, сидящий в зале, неожиданно срывается с места, покидая ложе. Зрители замирают, замирает и сам актер. В наступающей тишине особенно отчетливо слышны затихающие неровные шаги Квона. Джиён с самого начала знал, что это была плохая идея. Он должен был догадаться обо всем еще тогда, когда рассматривал типографский шрифт на билетах. И отказаться, черт возьми! Отказаться. А теперь уже поздно. Черин заворожено следит за ходом спектакля, а Квон не менее заворожено следит за высокой широкоплечей фигурой в военной форме, молча расхаживающей по сцене. Сначала он думает, что ошибся. Ну, с кем не бывает, особенно, если учитывать тот факт, что он все время, без конца думает об этом человеке. Но потом, чем больше Джи вглядывается, как черноволосый актер, играющий, кажется, брата главного героя, ходит, как пожимает плечами, как наклоняет голову к плечу, тем больше убеждается в том, что перед ним сам Чхве Сынхён собственной персоной. Джиёну хочется провалиться куда-нибудь под землю. Ему следовало бы сразу догадаться, кто стоит за этой внезапной билетной благотворительностью, но, видимо, на тот момент он не был способен на логические умозаключения. Да к тому же он понятия не имел, что Сынхён играет в театре. «Но ничего... Ничего, - убеждает он сам себя, неосознанно вцепляясь в подлокотники кресла. - Слава Яйцам, он молчит... Пока он ничего не говорит, все будет в порядке». И тут Сынхён, будто услышав его мысли, прекращает молчать. Когда до мучительной боли знакомый низкий голос разносится в идеальной акустике зала, заползая, кажется, во все закоулки, парень вздрагивает, чувствуя, как по коже табунами пробегают мурашки. Черин восхищенно прицокивает языком, а Джи осознает, что температура его тела разом подскакивает на несколько градусов. Сынхён говорит о любви. И смотрит на него. В упор. Джиён хватает губами воздух, жуя его, но не глотая. Это все как-то чересчур для него сегодня, его не интересуют байки про чувства от того, кто даже не позвонил ни разу за эти несколько дней. - Я в уборную, - сорвавшимся голосом шепчет он Черин на ухо и выходит, кажется, на самой кульминации действия. Холодная вода освежает голову, но ненадолго. Юноша смотрит на свое отражение в зеркале и не понимает, как может быть таким идиотом. - Зачем? - шепчет он, опускаясь на локти и бессильно свешивая голову вниз. - Ну зачем это?.. Он лезет рукой в карман пиджака и выуживает оттуда пачку сигарет. На стене красным по белому написано «не курить», и Джиён, застонав, быстрым шагом идет к выходу. На улице льет как из ведра, но ему уже плевать. Джи решительно выходит под льющиеся с неба потоки воды, безуспешно пытаясь прикурить сигарету, прикрывая ее второй ладонью. - Блять... - сигарета летит в лужу, Джиён задирает голову вверх и, щурясь, всматривается в свинцовые тучи, словно бы ища ответ на мучающий его вопрос: - Сколько можно издеваться надо мной?... - Он опускает голову, разбрасывая в стороны тяжелые капли воды с волос, и, искренне желая забыть обо всем на свете, медленно плетется вдоль по улице. Актриса, чтобы заполнить молчание внезапно-пугающего экспромта Чхве, переводит тему: - Мне знакомо это чувство, но я люблю вашего брата и верна только ему. У Сынхёна внутри все обрывается, он понимает, что происходит у его героя из пьесы, и делает настолько вымученное выражение лица, что зал аж ахает. Правда, все эти чувства совсем по другому поводу - Джи уходит, и Топ осознает, что больше никогда его не увидит. Если честно, сцена похожа на дешёвый бульварный роман: герой не любил, а когда потерял – полюбил и бегает теперь как собачонка. Но, даже если так, Топ побежит, потому что слишком много ждал от него и так мало давал в ответ. - Я рад за брата, у него будет замечательная жена, - бурчит Чхве и, разворачиваясь, стремительно убегает со сцены под аплодисменты. Тут же за кулисами режиссер хватает его за грудки и трясет что есть мочи. - Что ты делаешь? Что ТЫ делаешь?! – только и повторяет он. Сынхён с трудом отцепляется, кажется, оторвав на старой военной форме пару пуговиц, и делает глубокий вдох: - То, чему вы учили - вживаюсь в роль отвергнутого любимой, но я не собираюсь сдаваться! – больше ничего не сказав, юноша выбегает из здания через черный ход. Он слышит отдаленным эхом вопль: «Уволю!», но на этот раз ему как-то все равно; есть в жизни что-то важнее работы. Сынхён бежит так быстро, как никогда еще не бегал. На улице ливень, и спустя мгновение Топ сразу промокает, хлюпая сапогами по лужам, он обегает здание, направляясь к главному выходу из театра. Трудно дышать, сердце стучит от волнения как потерпевшее, глаза не могут найти нужную ему спину, а потом… - Я не договорил! – кричит он что есть сил. - Я тебе не все еще сказал, куда ты свалил? – Голос Сынхёна грозно бабахает среди облаков покруче любого грома. Медленно, все больше промокая, Сынхён настигает Джиёна и останавливается в трех метрах от него. Это все действительно напоминает какой-то дешёвый бульварный роман. Джиён замирает, стоя прямо посреди глубокой лужи и осознавая, что не в силах развернуться и встретиться с ним взглядом. - Да, это верно. Ты, мягко выражаясь, не договорил, - тихо шелестит Квон, не узнавая свой собственный голос. - Тогда я продолжу, - решительно отвечает Топ и, смахивая капли с челки, делает еще один шаг навстречу, - мне жаль, что мою глупость ты принял за отказ. Мне жаль, что мои действия были расценены как эгоистические. Я… - Ты просто не приходил, не звонил, не писал... А, нет! - Джиён наконец разворачивается, поднимая кучу брызг. Дорогущие ботинки напрочь испорчены, но не больше, чем сам Квон испорчен сейчас внутри. - Погоди-ка, ты же писал. Что-то вроде: «Отличный спектакль, приходи»... Черт! - Джи закусывает губы, часто моргая, когда вода попадает в глаза. Мокрая ткань неприятно облепляет ноги, и ему просто очень хочется домой. - Блин, Сынхён, я понимаю, что тебя, наверное, мучила совесть, раз ты сейчас стоишь передо мной под этим проливным дождем, но... Я ничего от тебя не требую, честно. Сынхён смотрит на него, испуганно округляя глаза, и, нервно сжимая кулаки, продолжает: - Знаешь, я всегда притягивал к себе взгляды. Всем нравились или моя внешность, или мой голос, мои черты лица или манеры. Вот только никому не нравился настоящий я – тот, кто внутри меня. Там живет маленький мальчик, он очень глупый и всегда совершает ошибки, а еще он коллекционирует игрушки и играет в театре, представляя себя заколдованным принцем... – Топ неловко кашляет и спешит продолжить, пока Джиён его не перебил: - Меня девушки бросали из-за этого, с криками «ты такой безголовый, ненавижу тебя», я злился, не понимая, что такого на самом деле сделал? Но когда опоздал на работу и уехал от тебя в этой дикой спешке, я понял, что они имели ввиду. Понял, что действительно безголовый. Ведь я не записал адрес. Я даже телефона твоего не записал! И фамилию твою я не знаю! И вообще ничего о тебе не знаю, кроме места работы и переводов всех тату на твоем теле, - у Сынхёна рвутся связки, он кричит, стараясь донести так много, но в спешке совершенно не знает, с чего ему начинать рассказывать. Черные мокрые волосы настойчиво прилипают ко лбу, но юноша не обращает на этот факт никакого внимания. Джиён растеряно молчит, думая, что дождь сейчас играет с ним слишком злую шутку. Наверное, за шумом ветра и стуком капель ему только чудится то, что он так хочет услышать, а на самом деле Чхве говорит и имеет в виду что-то совсем другое. Но Сынхён, и правда сейчас произносит именно это. Джи неосознанно делает шаг вперед, чувствуя, что теряется окончательно, а Чхве, морщась от ветра, продолжает: - Наверное, все выглядит так, будто я дёшево оправдываюсь, я не снимаю своей вины, да, меня мучает совесть, но лишь за то, что я дурак! И тот мальчик внутри меня очень извиняется. Потому что понимает: ты так же повелся на обложку и так же разочаровался в начинке, как и все другие. Я лишь хотел попросить прощения. Осознавая, что ты не захочешь меня слушать, ни на работе, ни где было еще... - Он нерешительно добавляет в конце: - Я просто хотел, чтобы ты увидел, как я играю… Хотя бы таким обманом, хотя бы один раз. Джиён стоит, и сердце в его груди отплясывает какую-то дикую Джигу-дрыгу. Ему хочется отмотать время чуть-чуть назад и послушать все еще разок. - Ты мог бы просто подойти, черт тебя дери, - тихо произносит Джи, подступая еще на один шаг ближе. В ботинках хлюпает вода, но вода в обуви - это не так плохо, как вода в груди, - я ждал как дурак. Хоть какого-нибудь знака... - Да... Я когда тебя около бара с девушкой увидел, совсем голову потерял, ну что я, в самом деле, не изверг же мешать вашим отношениям, - Сынхён стыдливо отводит взгляд, но замечает, что Джи подходит к нему все ближе. Они уже оба насквозь промокли. Топ ежится от холодного ветра, а может, от страха, ведь сейчас время говорить правду, но в любом случае, он горд, что осмелился на это. Джиён иронично выгибает брови: - Это была моя коллега, Отелло, и она как раз хвасталась мне, что выходит замуж. А... Мне, если честно, - продолжает Джиён, - было совершенно насрать, кто ты там, принц или лягушка, или вообще киборг с другой планеты. При учете того, что большую часть нашего странного знакомства я считал тебя просто самодовольным засранцем. Хм, можешь думать, - Джи поджимает губы и прячет ухмылку за свисающими мокрыми волосами, - что я не разочаровался. Ты и в самом деле хренов самодовольный засранец. - Засранец? – расстроенно переспрашивает Сынхён. - Возможно, только засранец очень туп на самом деле и не сразу сообразил, что у него есть чувства, совершенно непонятные и пугающие. - Расскажи, - голос Квона наконец-то возвращается к обычному тембру, - расскажи мне об этом. На мгновение Сынхён размышляет, стоит ли себе позволять подобное поведение, но потом вспоминает, что его считают засранцем, и уверенно делает последний шаг навстречу, крепко прижимая Джиёна к себе и утыкаясь носом ему в шею. Хоть они оба мокрые, Топ все равно ощущает еле уловимый аромат кожи Квона, так полюбившийся ему. - Расскажу, только мне нужно закончить спектакль, я устал все ломать вокруг себя. Ты только не уходи, - почти шепча робко добавляет он, - пожалуйста... Джиён стоит под ливнем в его объятиях, боясь пошевелиться, он осторожно поднимает одну руку, поднося ее к голове Чхве, но в самый последний момент останавливается, так и не дотрагиваясь до черных волос. - Скорее всего я пожалею об этом, - вздыхая, бурчит он и легко отодвигает Сынхёна от себя, подталкивая его в сторону театра, - иди давай, только умоляю, прекрати на меня пялиться со сцены. Это смотрится чертовски жутко! - Постараюсь, но не обещаю, - счастливо улыбаясь, Топ заглядывает на прощание в карие глаза, - блин! Я реально как дурак, сбежал прямо со сцены… К тебе, - он смеется, а Джи смущенно отводит взгляд. Больше не нужно слов, пока Сынхён в состоянии оторваться от Джиёна, юноша бежит через холл прямо в зал и пробирается вдоль стенки на сцену. За кулисами паника. Один актер пропал, режиссеру плохо, другие актеры в растерянности, потому что подошел момент второго диалога Сынхёнова персонажа. - Но где же брат?! – пытается разрулить ситуацию главный герой. Его невеста истрепала весь веер от волнения и теперь просто обессиленно пожимает плечами. Сынхён, шумно хлюпая мокрыми сапогами, выпрыгивает из зрительского зала прямо под прожектор ближе к середине сцены. В этот же момент Джиён как раз плюхается в свое кресло, обдавая Черин холодными брызгами. - Господи, Квон! Тебя где носило? - шепотом возмущается девушка, отряхивая платье. Джи улыбается ей улыбкой чеширского кота и кивает на сцену. - Я курил. Хэй, смотри, это кульминация. Черин озадаченно смотрит на Джиёна, потом переводит взгляд на актера, только-только выбравшегося на сцену, и ее лицо вытягивается в глубокомысленной «О!». - Брат твой здесь, мокрый, но счастливый! – громко произносит Топ, отдает честь рукой и подмигивает, так чтобы зрители не видели. Главный герой, конечно, злится, это отлично подстегивает его диалог: - Да какого черта! - Ну, не стоит при даме ругаться, - обрывает его Топ, целуя ручку девушке. Рука его тоже мокрая, и актриса брезгливо трясет ей, скидывая капли. - Ты где ш… Носило тебя где? - Я под дождем трусцой побегал и понял одну простую вещь, - драматическая пауза, - там где чувств не нужно, они почему-то есть! – Сынхён хихикает, осознавая, какую чушь несет. Ему хочется показать максимум того, на что он способен, он играет интонацией и мимикой так, как никогда еще не играл. Потому что, скорее всего, это его последнее выступление, потому что Джиён смотрит, и Топ кожей ощущает его взгляд. Главный герой придумывает, как вырулить безумие Чхве, наигранно фыркая: - Так ты пьян, о боги, извинись сейчас же перед Мидлен. - Прошу простить, сударыня, я свинья и вас не достоин, - снисходительно кланяется Сынхён в ответ. Джиён хихикает, придвигается к Черин и доверительно сообщает ей: - Он и правда свинья, хотя довольно достойная. Наговаривает. Черин округляет глаза и машет на Джи рукой, прося не мешать смотреть. - Все в порядке, не серчай, любимый, - обратилась к своему жениху та самая Мидлен, радуясь уже тому, что актер здесь, и сценарий потихоньку выравнивается обратно в отрепетированное русло. Все постепенно решилось, и знакомый текст было даже приятно слышать. Главные герои по сюжету остались вместе, а персонаж Сынхёна уехал в другой город служить своей стране. Кажется, у Топа поднималась температура. Все плыло перед глазами, и было невыносимо жарко. Но все равно юноша был собой доволен: это лучшая импровизация, которая ему удавалась. - Допрыгался? – рычит режиссер за его спиной, когда актеры проходят за кулисы. Сынхён оборачивается и тут же виновато кланяется, складываясь в поясе в девяносто градусов. - Мне жаль, что я принес столько проблем. Я пойму любое ваше наказание. - В следующем спектакле будешь играть строго по сценарию! - Любое… Кроме этого, следующем?! – Чхве выпрямляется и не верит своим ушам, если честно, он успел уже смириться с тем, что его уволили. - Ко мне подошел критик и сказал, что я просто гений, если заставил мокрых актеров вылазить на сцену и отыгрывать столько пьяного отчаяния от неразделенной любви. Говорит - это был «высер», но чертовский хороший. Я не одобряю твои действия и буду следить за тобой в два раза пристальнее. НО! Главную роль я тебе давно задолжал. Молодой актер все еще не верит, все чересчур похоже на сказку: сохранена работа, новая роль и Джи вроде бы его не ненавидит, хотя головная боль и легкий холод от мокрой ткани остужают его фантазию, намекая на то, что она уже почти стала реальностью. - Спасибо… - скромно отвечает Топ и кланяется еще раз. - Иди переоденься, горе, надеюсь, она того стоит, - ворчит режиссер, наклоняя голову к плечу. Сынхён иронично повторяет движение режиссера, так же наклоняя голову. - Стоит, и, кстати, это он. – Пока мужчина соображает, что бы на это ответить, Чхве, гордо выставив подбородок вверх, проходит в свою гримёрку и замирает, увидев там Джиёна. Квон, мягко улыбаясь, поднимается со стула ему навстречу и лохматит рукой свои мокрые волосы. - Но... Как тебя? - Сынхён удивленно приподнимает брови, и Джи останавливает его взмахом руки. - Как ты думаешь, сколько насквозь мокрых парней ошивается вокруг театра? - он улыбается и вертит в руках кисточку для нанесения грима. - Просто сказал, что я твоя подружка... Шутка. - Джиён нервно проводит пальцами по жесткой щетине кисточки. - Играл ты, кстати, феерично. В лучших традициях модерн-постановок, - он хихикает, - эффект «5D», я думал, прыгнешь в зал, чтобы по рукам пойти. Топ снова замирает как статуя, глупо улыбаясь, ему действительно приятно слышать похвалу от Джи. Хоть Сынхён и мастерски все испортил: месяцы репетиций, потраченные нервы, силы, все разрушено за одно мгновение и только по его вине. Джиён прикусывает нижнюю губу и с большим трудом переводит взгляд со своих рук на лицо растерянного Чхве. - Знаешь, перед тем, как ты скажешь мне то, что задолжал, позволь... Позволь мне высказаться сначала. Ты, черт побери, был первым моим парнем. Я до сих пор не могу поверить, что променял упругие женские попки на то, чтобы в попку имели меня, но... Я ни секунды не жалел об этом решении. Вернее, - он осекается, - жалел, конечно, последние дня три, но это все из-за одного идиота, который не хотел давать мне ни одной малейшей подсказки, куда двигаться дальше. Джиён неловко отбрасывает волосы назад и смотрит прямо ему в глаза: - Я хочу сказать, что я, конечно, ненавижу тебя, Чхве Сынхён, но не настолько, чтобы не хотеть быть с тобой, - он краснеет. - Ну, в смысле, если бы вдруг... А, щет! Джиён окончательно теряется, оглушительно чихает и замолкает, наконец-то отводя взгляд. - Я... - начинает Топ после паузы, - очень счастлив сейчас, - ласковым баритоном произносит он, - что ты позвонил в эту богом забытую компанию секса по телефону. Это безумие - радоваться такому, но я радуюсь, дурак, да. - Он взмахом руки привлекает внимание Джиёна к себе: - Мне бы хотелось, чтобы ты позволил быть с тобой, вечно. Джиён чувствует, как у него пунцовеют даже уши, но он уже не в силах оторваться от таких притягательных темных глаз Чхве, они манят и гипнотизируют. «Голос, губы, руки... Теперь и глаза. Ты и правда попал, Квон Джиён. Ты и правда попал». - Простынешь, идиот, - невпопад шепчет Джиди, доставая из внутреннего кармана пиджака чудом оставшийся сухим носовой платок и осторожно промокая им виски Сынхёна. Чхве иронично хмыкает: платок, разумеется, спасет двух промокших мужиков от простуды. - Ты всегда такой заботливый? Мне нравится, - он робко касается его губ, тех самых, сладких и желанных. Прижимается сильнее, целуя требовательнее, и слышит, как между ними негромко хлюпает одежда, - надо снять с себя мокрое, заболеем. - Прямо здесь? - наигранно удивляется Джиён, но послушно стягивает с себя отсыревший пиджак. - Там, наверное, Черин меня обыскалась... Впрочем, кого он обманывает? Это беспокоит его не больше, чем информация о том, что в созвездии Енотовой Шкуры прямо сейчас взрывается очередная сверхновая. - Прямо здесь. Ты снова очаровательно пахнешь, - Сынхён медленно нашептывает слова ему на ушко. Джи притягивает Топа к себе поближе, позволяя платку плавно упасть на пол. Он понимает, что его квартира никогда уже больше не будет так отвратительно воздействовать на него. Потому что Сынхёну она нравится, и потому что Сынхёну нравится его запах, который, видимо, нельзя больше назвать запахом одиночества. Еще он думает, что нужно будет познакомить их с Гахо и, судя по времени на часах, с лужей Гахо и кучкой Гахо, а может, и не одной. Но свинюшка-хён наверняка придумает, что с этим сделать. Карие глаза лукаво смотрят на Чхве из-под влажных ресниц. - Абонент снова в сети... Звонок за ваш счет? Сынхён хитро улыбается в ответ, проводя пальцами по губам Джиёна, потом целуя его шею и ключицы. - Мне, пожалуйста, безлимитный абонемент, ведь... - Топ толкает Джи в кресло, ставя между его ног колено и облокачиваясь на кресельные ручки, - я планирую пользоваться вашими услугами еще очень долго... И часто. Одежда уже вся на полу, а пальцы Чхве скользят по коже Квона, обрисовывая тату с прежним интересом. Топ обязательно узнает всю ценность этих надписей для Джиёна, у них теперь достаточно времени друг на друга. Джиди вздрагивает в радостном предвкушении и закрывает глаза, когда чужие горячие губы касаются его собственных. По позвоночнику пробегает волна возбуждения, ударяясь о кожу где-то под коленями. Он с трудом отрывается от Сынхёна и тихо шепчет, многообещающе улыбаясь: - Услуга... Подключена. _____ От авторов: спасибо большое всем за поддержку! Всем, кто помогал с текстом или просто читал его. Отдельное спасибо Филлу за заявку и идею. Последняя глава далась нам тяжело, нам тоже грустно расставаться с этими героями, но они навсегда останутся в нашем сердце, как и ваши комментарии) Спасибо вам всем <3 Зы: для всех новая глава, в качестве бонуса ~