Мертвец

      Солнце медленно скрывалось за горизонтом и сумерки всё сильнее сгущались над лесной чащей. Ещё совсем недавно в подобный час лес буквально разрывало бы от мириадов шорохов, пощёлкиваний, угуканий, стрекотаний и всех прочих признаков ночной жизни.       Да… Жизни…       Как же много её было повсюду. Деревья, кусты, бесчисленные норы и гнёзда. Казалось даже, что за каждой отдельно взятой травинкой скрывался какой-нибудь мелкий жучок, занимающийся своими жучиными делами и вливающийся в общий поток дышащей и движущейся природы. Подлинное дыхание жизни пронизывало всё вокруг, создавая и поддерживая столь привычный и оттого незаметный в быту мировой порядок. Нечто куда более возвышенное, чем глупые людские морали и законы. Нечто куда более монументальное, чем существующие веками королевства и их сменяющие друг друга короли. Нечто, на фоне чего любая когда-либо придуманная разумной расой и пересёкшая бессчётное число тысячелетий идея становилась в один ряд с бессмысленным карканьем дикой вороны.       Жизнь.       Столь ёмкое и столь всеобъемлющее слово.       Пронизывающая всех и каждого, она выглядела неодолимой в своей основе. На дне ли глубочайших впадин океана, на склонах ли высочайших гор мира, но жизнь всегда находила свой путь и всегда же отстаивала своё право быть. Своё право покорять и выдерживать любые даже самые суровые испытания. Жизнь всегда оставалась несокрушимой для любых возможных напастей и угроз.       До сих пор.       Жизни больше не было.       Птицы больше не насвистывали мелодий, свивая гнёзда в кронах цветущих деревьев, а змеи больше не шипели, таясь в густых зелёных кустарниках. Им на смену пришёл монотонный безжизненный шелест увядающих листьев, что под натиском холодного ветра друг за другом срывались в последний полёт.       Скрывающийся во тьме хищник больше не преследовал уставшую и готовящуюся ко сну добычу, а редкие ночные пчёлы больше не стремились к ближайшему цветку-медоносу. Им на смену не пришло вообще ничего.       И лишь скрипучий треск веток, что ломались под весом проходящих по ним крупных животных, по-прежнему наполнял бескрайние лесные просторы. Хоть самих животных более нигде и не осталось, этот сигнал чьего-то живого присутствия всё так же нарушал близкую к замогильной тишину. Редкий, слабый, но всё ещё уходящий в пространство сигнал. Несмотря ни на что, в этой обители тотального запустения продолжал тлеть слабый огонёк жизни.       Живое существо. Кто-то или же что-то неизменно продолжало двигаться вперёд, не позволяя гибельному покою окончательно подчинить это загнивающее зелёное царство.       Лишённое всякого желания биться это существо тем не менее почему-то продолжало цепляться за мёртвым грузом тянущее его к земле оружие. На шее существа, вопреки нескольким повреждённым звеньям, всё ещё медленно покачивался закованный в золото рубин, хоть смысла его хранения оно уже и не помнило. Не видя ничего далее вытянутой руки, существо с необъяснимым упорством перебирало негнущимися ногами, утратив всякое понимание того, куда или зачем оно двигалось.       С другой стороны, оно всё ещё помнило своё имя. Лориан. Так звали это существо. Но имело ли существо право и дальше называться этим именем? Тот, кого называли Лорианом умер. Уже дважды. Первый раз в Столице, когда мать до последнего сражалась, чтобы спасти его, и когда и его, и её жизни оказались оборваны увенчанным черепом клинком. Второй раз в этом самом лесу, во время сражения с полчищем живых мертвецов. В обоих случаях парень по имени Лориан без каких-либо прикрас или преувеличений встретил свою смерть.       И всё же его дважды убитое тело не останавливаясь шло вперёд.       Но кому теперь принадлежало это тело? Подпадало ли вообще то существо, что в данный момент контролировало руки и ноги Лориана, под определение «кто», или же теперь к нему было применимо только слово «что»? Лёгкие продолжали вдыхать и выдыхать воздух, а сердце всё так же ритмично билось, разгоняя кровь по организму и поддерживая таким образом в нём жизнь. Но чья это было жизнь? Что за существо всё никак не желало умирать, когда его убивали?       Кто вернулся вместо Лориана?       У существа были все его воспоминания, хоть большую часть из них и заволакивала сейчас чёрная дымка. Существо знало и любило всё то, что знал и любил Лориан, хоть сейчас большая часть из этого и была разрушена и уничтожена. Существо было и являлось Лорианом, хотя Лориан никак не мог быть и являться существом.       Лориан мёртв. А нечто иное продолжало жить.       Существо не походило на других вернувшихся с того света мертвецов. Оно не разлагалось, не подчинялось приказам фигур в чёрном, не желало уничтожить всю окружавшую его жизнь, от которой, впрочем, и так уже практически ничего не осталось. Существо просто шло, не зная зачем и уж тем более не зная куда.       Существо, как и Лориана когда-то, терзали жажда и голод, а скопившаяся в мышцах усталость грозила вот-вот окончательно свалить его на землю. Состояние, свойственное любому человеку или эльфу, что уже очень долго продолжал свой путь, не прерываясь на еду, сон или хотя бы банальное справление естественных для любого живого существа потребностей.       А существо определённо было живым. Хоть оно и было мертвым.       Неразрешимое противоречие.       Существо отчаянно хотело найти выход, узнать ответ на этот и другие терзающие его вопросы, но сколько бы сил оно ни прилагало, решение так и не находилось. Оно уже даже не было уверено в том, что этот Лориан на самом деле когда-то существовал. Возможно, вся та жизнь, которую Лориан считал своей, были лишь миражом. Всего-навсего блаженный сон, приснившийся некоему существу, никогда по правде не имевшему ни имени, ни названия.       И существо просто шло вперёд. Без малейших отголосков знания или понимания. У него не было цели, которую оно хотело бы достичь, как и не было истока, который оно хотело покинуть. Лишённое всякого смысла пустое движение в неизвестном направлении, способное длиться до скончания веков. Раз уж существо не могло умереть, значит, и двигаться оно могло бесконечно?       А какая часть этой бесконечной вечности уже миновала?       Существо точно видело, как заходило и восходило солнце, но понятия не имело, сколько раз это происходило. Один, два, три, пять, десять, пятнадцать, двадцать, пятьдесят, сто, тысяча, сто тысяч? И сколько времени занимал такой солнечный цикл? Часы? Сколько часов? А что такое «час»? Или «минута»? Вроде, были ещё какие-то «секунды»? Что означали все эти слова? Их использовали, чтобы измерять время? Тогда что есть «время»? Про время говорили живые, которые не хотели рано умирать, но существо уже умирало. Чем бы ни было это «время» касалось ли оно существа теперь? И касалось ли оно его раньше? Но если…       Очередной виток не ведущих никуда мыслей прервался, когда оголённое левое плечо существа кольнуло несколькими слабыми очагами боли. Кое-как сфокусировав на пару секунд плавающий взгляд, существо осознало, что шаркнуло плечом по толстому стволу дерева, из-за чего содрало с себя немного кожи. Едва различимые тёмные полоски проступили на его руке, начав при этом пульсировать лёгким жаром.       Постояв недолго в безуспешных попытках осмыслить произошедшее, существо продолжило свой путь как ни в чём не бывало.       Солнце в очередной раз полностью передало небосвод в распоряжение лун и звёзд, отчего царивший в округе мрак теперь принял бледноватый оттенок. Приутих и ветер, забрав с собой тот приглушённый шелест, что хоть как-то разбавлял давящую со всех сторон тишину. Абсолютно всё покинуло одиноко бредущее существо, которому точно также оставалось лишь кануть в забвение.       Шаг.       Ещё один.       И следующий за ним.       И тот, что был после.       Сколько ещё осталось?       И сколько их уже было?       Шаги в неизвестность всё продолжались, и с каждым новым из них связанных мыслей в голове существа становилось всё меньше. Будто вместе с последними жалкими крохами сил, что оно тратило на движение, утекали и все оставшиеся частички его разума. А может, существо просто само решило перестать мыслить, душа все возникающие измышления в самом их зародыше. Оно и само не знало, как всё обстояло на самом деле. Существо об этом уже и практически не думало. Оно вообще практически ни о чём не думало.       Однако, по мере того, как остатки сознания существа всё больше погружались в непроглядную черноту, окружающее его пространство, напротив, становилось всё светлее и светлее. Лунное сияние, что ранее лишь придавало тьме ночи немного иной окрас, теперь стремительно наращивало силу, открывая взгляду гораздо большие пространства. И интенсивность сего странного явления только увеличивалась.       Даже полностью утратившему связь с реальностью существу пришлось начать как-то реагировать на происходящее. Сперва чуть ощутимо подняв голову и перестав смотреть исключительно под ноги. Затем вялой сменой направления, ибо оно смогло различить поваленное впереди дерево, что несколькими метрами далее преграждало дорогу. А после существо и вовсе начало жмуриться и прикрывать глаза, поскольку привыкшее ко тьме зрение не успевало подстраиваться под быстро усиливающуюся яркость света.       В какой-то момент всё засияло настолько, что существу пришлось бросить две никчёмные железки, за которые всё ещё цеплялись его пальцы, и закрыть ими глаза, падая вместе с тем на колени. Странная, но приятная прохлада обдала существо по ногам, и, когда боль в ослеплённых глазах поутихла, а взор вновь начал проясняться, существо обнаружило себя посреди неглубокого пруда. Очень широкого (существо медленно покрутило головой, и до любого из берегов было не меньше десяти метров), но до смешного неглубокого. Толщина водяной прослойки над устилавшей дно галькой составляла примерно две сложенные друг на друга ладони. Пруд вполне можно было бы назвать лужей, если бы не его протяжённость и ещё одно сильно выбивающееся обстоятельство.       Вода в пруде светилась.       Существо подняло голову к небу, пристально уставившись на единственную луну, затмевавшую собой большую часть неба, после чего снова опустило глаза к пруду. Ровно то же серебристо-белое сияние. Идеальное отражение. Пальцы существа без малейшей команды со стороны хозяина потянулись к этой чистейшей сияющей жидкости, достигнув которой мгновенно и сами очистились от всей скопившейся на них грязи. Последняя просто испарилась, словно побоявшись осквернить своими нечистотами сиё волшебное место.       Затем и вторая рука существа нырнула в обволакивающие воды пруда, образовав вместе с первой подобие чаши, которую существо подняло перед собой. Ручейки незапятнанной серебряной влаги бурно стекали сквозь щели в его пальцах, побуждая как можно скорее начать пить. И дрожащие ладони уже двинулись навстречу ко рту, как существо резко их остановило.       Оно не хотело пить.       Несмотря на разъедающую изнутри жажду, существо не желало утолять её. Оно и набирать эту воду в руки не хотело. Не хотело, но почему-то сделало.       «Почему?» — сформировался в голове существа чёткий вопрос.       — Пей, — сотряс воздух чистый и звонкий голос.       — Зачем? — вопросило существо хрипло и сдавлено, подняв глаза на неведомо откуда взявшийся перед ним образ.       Да, это был именно образ. Не имеющий чётких очертаний, сотканный из ниспадающих с небес лунных лучей, парящий над колышущейся водной гладью и являющийся настолько прекрасным, что любые восхваляющие песни лишь послужили бы оскорблением.       — Чтобы восполнить силы, — ответил образ мягко, как и подобало прекрасной женщине, которую он и воплощал.       Вместе с тем отзвучавшие слова были преисполнены неподдельной силой и уверенностью, отчего в существе зародилось едва сдерживаемое желание немедля исполнить сказанное.       «Красивая», — пускай и безучастно, но таки отметило про себя существо, рассматривая её развивающиеся безо всякого ветра белоснежные волосы.       Окажись здесь и сейчас Лориан, он наверняка бы утратил дар речи от одного только взгляда этих пронзительных бледно-голубых глаз.       Но Лориан уже давно был мёртв.       — Зачем? — вновь поинтересовалось существо, воды меж сжатых ладоней которого осталось меньше половины от изначально набранного.       — Дабы ты мог достичь своей цели, — не переменив ни тона, ни выражения на своём идеальном лице, сообщила лунная леди.       Глядя на её переливающееся серебром платье, существо всё силилось отыскать те грани, что отделяли его от её серебром же отливающей кожи.       — Зачем? — в третий раз задало вопрос существо.       — Ради спасения, — прозвучал ему ответ.       И что-то изменилось.       Не в божественном женском образе, что оставался столь же неземным и недосягаемым.       Но в припавшем ко дну водоёма грязном существе, для которого, казалось бы, ничего уже не имело значения.       Однако это слово… Спасение… Оно что-то всколыхнуло в нём. Что-то, что теперь с яростным усердием начинало скрежетать в глубине его потухшей души. Там, во тьме умиротворяющей бездны, вновь проснулось нечто, чему отчаянно захотелось обрести волю. Захотелось что-то сказать.       — Спа… се… ни… е… — прерываясь, по слогам проговорило существо. — Спасе… ние… — повторило оно уже увереннее, обратив взгляд к почти опустевшим ладоням. — Спасение, — твёрдо сказало существо. — Ха, — издало оно тихий смешок. — Спасение, — быстро молвило оно растягивающимися в улыбку устами. — Хаха, спасение, — задрожало существо, посмеиваясь. — Хахахахахаха, — залилось оно откровенным хохотом. — Спа… хаха… Спас… хахахаха… Спасение… хахахахахаха! — всё громче и громче хохотало существо, наблюдая за всё уменьшающимся содержимым ладоней. — Хахахахахахаха! Спасение! Хахахахаха! Спа… хаха!.. Спасен!.. хахахахахаха! — от надрывного гоготания у существа заболели бока и свело некоторые мышцы, но оно всё продолжало. — Спасение! Хахахахахахаха! Спасение! Хахахахахаха… Спасение?! — рявкнул Лориан, стерев из голоса любые проблески веселья.       Он стиснул кулаки, расплескав все остатки серебряной жидкости, и со всей доступной злостью ударил ими по каменистому дну пруда.       — Спасение?! — буквально полыхая от гнева, посмотрел Лориан лунной леди в глаза. — О каком, к демонам, спасении ты говоришь?! — снова впечатал он кулак в камень. — Они все мертвы! Все! — повторил свой удар Лориан. — Мама! Лина! Стэн! Вилли! — перечислял он, сопровождая каждый выкрик очередной попыткой разбить земную твердь. — Брат Виррус! Солдаты! Горожане! Даже я! — нанёс он последний, самый сильный, удар. — Я тоже умер!.. — со значительно меньшим запалом проговорил Лориан, глядя, как серебряная чистота пруда у его рук стремительно отступала под натиском свежей крови. Чёрной крови. — Должен был умереть… — заливаясь слезами, прошептал он.       — Но ты выжил, — констатировала лунная леди. — Ты не можешь умереть.       — Но почему?! — подняв к ней взгляд, взмолился об ответе Лориан. — Почему все умирают, а я… я остаюсь… — безвольно понурил он плечи.       — Ты хочешь умереть? — во всё той же чуждой переменам манере задала ему лунная леди встречный вопрос.       И стоило Лориану это услышать, как внутри него всё замерло.       Хотел ли он умереть? Хотел ли он одним махом покончить с этим ожившим ночным кошмаром? Было ли это возможно?       — А вы… — дрожащим голосом заговорил Лориан. — А вы можете?.. — осторожно вопросил он.       — Ты этого хочешь? — снова потребовала от него лунная леди.       Да.       «Да» было самым простым и самым напрашивающимся ответом из всех возможных. Всё уже кончено. Его дом, его друзья, его семья, он сам… Всё уже было мертво. Не было никакого смысла и дальше цепляться за… Да даже цепляться было не за что. Ничего не осталось.       Кроме разве что…       На миг Лориан подумал об отце, но пережитый опыт буквально заставил его убить в себе эту надежду. Он тоже наверняка был уже мёртв. Или умрёт потом. Все умирают. Всё умирает.       И тем не менее…       — Нет, — очень тихо сказал Лориан. — Не хочу… Не знаю! — крикнул он, вцепившись руками в волосы и с силой потянув за них вниз. — Не знаю я… — вновь перешёл он на шёпот, смотря в измученные глаза своего собственного отражения. — Я просто хочу, чтобы всё закончилось. Я не могу так… Не могу больше… Почему именно я? — всхлипнул Лориан, обронив капли слёз в пруд. — Почему я?.. И почему все?.. Чем мы это заслужили? В чём?.. В чём мы виноваты? — всё продолжал и продолжал задавать он вопросы. — Это несправедливо…       Внезапный прилив тепла окутал Лориана, и он понял, что его обняли. Лунная леди. Ничего не говоря, не издав ни единого шороха. Обняла.       Так приятно…       Расслабив измученное тело, Лориан полностью отдал себя во власть этих божественных объятий.       Какие же мягкие у неё были руки… Спустившиеся с небес бархатные облака, не иначе. И этот витающий вокруг неё аромат… Столь знакомый… И столь родной…       — Мама, — с трудом справляясь с вялотекучестью мыслей, пробормотал Лориан. — Прости меня, мам. Прости меня, пожалуйста, я не хотел… Не хотел тебя…       — Тшш, — прервали его, нежно погладив по волосам.       — Я устал, мама, — прижался Лориан к ней чуть плотнее. — Я так устал…       — Спи, дитя моё, — вновь погладили Лориана, отчего сердце его наполнилось небывалым спокойствием.       — Нет, — едва-едва покачал он головой, — я не могу. Там монстры, мам. Там везде монстры. Они хотят…       — Ничего не бойся, — перебил его стирающий любые тревоги голос. — Тебя никто не тронет.       — Правда? — до последнего не мог поверить Лориан, удерживая, что было сил, накатывающее забытье.       — Спи спокойно, дитя моё, — тёплые пальцы коснулись его щеки и вмиг развеяли все оставшиеся сомнения. — Отдыхай. Тебе ещё столь многое предстоит сделать.       — Хорошо, мама, — бросил всякие попытки сопротивляться Лориан, всё глубже погружаясь в заветную дрёму. — Но, пожалуйста, не уходи никуда больше, — всколыхнул он последние искорки угасающей воли. — Не оставляй меня… одного…