Полдень

Ночь была длинной не только для Наследного принца. Шум дождя был почти неслышен в темной, сырой подземной тюрьме и о том, что творилось снаружи было трудно узнать, ибо окон тут не было. Спертый воздух отравлял легкие, запах гниющей соломы, служившей заключенным постелью, перемешанный с вонью фекалий и мочи, резал глаза. В этом, недостойном благородного человека, месте на полу сидел красноволосый мужчина в дорогих доспехах. Перед ним на низком столике стояла миска с рисом, который уже доедали вечно-голодные крысы. Его клетка не была заперта, но он послушно занимал свое место. Побег равнялся убийству всей его семьи, поэтому трудно было ожидать от мужчины чего-то иного кроме полного смирения. Послышались шаги. Связка ключей звенела в руках стражников, идущих за обитателем подземной тюрьмы. Никто не хватал господина Узумаки, не вел его по узкой лестнице вверх, не ставил на колени перед Императором. Он все сделал сам. Смерть давно уже не пугала генерала, он ждал ее, а потому порой уходил с поля битвы с легким разочарованием, ибо она опять ускользнула от него. Учиха Итачи сидел на высоком кресле, опираясь одной рукой на свой тяжелый двуручный меч. Его взгляд был опущен, а длинные волосы упали на лицо. Он устал. Государственные дела утомляли его сильнее, чем пеший поход или затянувшееся сражение. За спиной Императора словно тени безмолвно стояли главный евнух и лекарь Кабуто. Узумаки поднял глаза на своего Господина. В комнате, освещенной дюжиной свечей, стояла гробовая тишина. Казалось, воздух застыл, с каждой минутой молчания дышать становилось все сложнее, никто не смел и шелохнуться без дозволения Императора. Владыка Поднебесной медленно поднял голову, всматриваясь в лицо пленника подземной тюрьмы. - Встань, Нагато, - обратился Государь к генералу. Его негромкий, но вместе с тем властный голос прорезал тягучее пространство тишины и будто эхом, отразившись от стен, ударил по барабанным перепонкам присутствующих. Ослушаться было практически невозможно. Узумаки немедленно повиновался. Мужчина поднялся с колен, его руки безвольно повисли у туловища, а плечи поникли. Пару месяцев в темнице, конечно, не могли сломить волю генерала Империи, но поубавили пыл и остудили горячий нрав мужчины. Генерал был высокомерен и, ослепленный гордыней, запамятовал, что все, что у него есть, он получил от Императора. Гордыня помутила его рассудок, и он ослушался своего покровителя, а неповиновение – страшнейший грех в глазах монарха. Учиха прощали убийства и даже бессмысленное насилие ради забавы, но ослушаться их было нельзя. В ту снежную ночь Узумаки позабыл простую истину, которую предыдущий Император гвоздями вбил в голову его отца, и казнил без дозволения Государя более тысячи крестьян, участвовавших в восстании. Их жизни в сумме не стоили бы и одного его парадного доспеха, но разочарование Повелителя обошлось клану Узумаки слишком дорого. Император встал и медленно, почти неслышно, как и подобает опытному воину, подошел к Нагато. Приблизившись он протянул руку к подбородку генерала и, слегка приподняв его лицо, попылся вглядеться в странные грязно-фиолетовые глаза преступника. От столь пристального взгляда по спине мужчины пробежала ледяная волна мурашек. Он давно уже не испытывал страха, но всего один взгляд двадцатилетнего юнца заставил его вспомнить, какого этого, когда все твое тело будто цепенеет, кровь застывает в жилах, а время начинает течь медленно подобно смоле, стекающей по коре. Казалось, это мерзкое, липкое чувство страха было уже давно позабыто и атрофировалось вместе с совестью и состраданием, но нет. Узумаки ошибся. Вдруг он осознал, что смерть – это не самое ужасное, что мог с ним сотворить царственный убийца. «Милость» Государя могла быть куда страшнее смерти. «Ты сожалеешь?» Не выдержав взгляда Императора, генерал опустил глаза, Владыка Поднебесной принял его ответ и вынес приговор. Государь спокойно обошел Нагато и одним взмахом меча перерубил своему подданному ноги по самое колено. Генерал с грохотом свалился на деревянный пол и его алая кровь фонтаном брызнула на белоснежную кожу лица молодого Императора. «ААААААА!!!», - истошный крик мужчины наполнил все пространство. Для того, чтобы перерубить обе ноги взрослого мужчины одним махом, требовалось немало сил и сноровки. Если бы Узумаки увидел этот идеальный срез, то он бы восхитился кровавым зрелищем, но все выглядело иначе, ведь в этот раз речь шла о его собственной плоти. Мужчина недолго надоедал Государю своим жалким видом. Кабуто и Сасори рванули со своих мест и поспешили вынести тело господина Узумаки в соседнюю комнату. Когда крики наконец прекратились, в окровавленную комнату вошла женщина. Она двигалась медленно, брезгливо обходя лужи крови, боясь испачкать белоснежный подол своей юбки. - Госпожа Узумаки, - обратился Император к незнакомке, - Вам следует хорошо присматривать за своим супругом. Война отобрала у него ноги, но Мы всегда будем ценить его преданность, - закончил говорить Владыка Поднебесной, все еще удерживая в руках окровавленный меч. Молодая женщина, на лице которой застыл тихий ужас, изящно встала на колени, будто не замечая под собой, потихоньку стекающую в половые щели, кровь. Она сложила ладони вместе и, вытянув их перед собой, поклонилась Повелителю: - Ваша милость безгранична, Ваше Величество! – голос предательски дрогнул. Колени женщины задрожали: кровь, на которой она стояла, была еще теплой. Она нервно сглотнула, пытаясь сохранить самообладание, но тошнотворный металлический запах ударил ей в голову, от чего госпожа Узумаки потеряла равновесие, но упасть ей не дала сильная рука Императора. - Конан, - прошептал Итачи имя женщины, - Мы хотим, чтобы он жил, - тихо озвучил свое желание Государь, - иди, - приказал он, подняв ее с пола. Юбка была испорчена. Учиха проводил госпожу взглядом и уселся обратно на свое место. Неожиданно для него в комнату вошел евнух Майто Гай. Он не участвовал, как правило, в «подобных» делах и редко наведывался в такие моменты к своему Хозяину, но в этот раз, что-то вынудило его явиться на место кровавого суда. - Ваше Величество, - осторожно обратился евнух к Хозяину, пройдя вглубь помещения, - сегодня в Императорском саду была найдена полуобнаженная служанка Наследного принца, - с нотками грусти в голосе сообщил Майто Гай. Девушек во Дворце было не счесть, порой некоторые из них, по своей глупости, как считал Император, привлекали внимание мужчин, что было запрещено, ибо женщины Дворца являлись образцом нравственности и обязались хранить целомудрие. Все связи с мужчинами жестоко наказывались и этот случай не должен был стать исключением. Итачи тяжело вздохнул и нахмурился. Что же такого случилось, что сам евнух Майто Гай прибежал доложить об обычной связи стражника и служанки? Заметив недовольство Императора, слуга уточнил: - Девушка клянется, что лекарь Кабуто обесчестил ее, а она всего лишь выполняла поручение своего господина. Талантливый лекарь, появляющийся раз в поколение, у Государя был один, а девушек во Дворце было многие тысячи. Исход очевиден и не стоил внимания Владыки Поднебесной. Не первый раз уже Кабуто позволял себе лишнего в «общении» с прекрасным полом. Удивляла лишь сила воли девушки, что посмела донести на главного лекаря Императора. Большинство предпочитало молчать о своем «позоре». «Что ж, она сама навлекла на себя беду» - Сто палок, - озвучил приговор Государь. Казалось бы, это были всего лишь удары палками, но столько их количество приравнивалось к избиению до смерти. В лучшем случае, если повезет, она могла остаться просто калекой, без возможности ходить. В худшем случае ей придется долго и мучительно ждать своей смерти где-нибудь на холодном полу сарая, изнывая от жажды и голода. Получив разъяснения Майто Гай ушел приводить в исполнение приговор своего Господина. Столкнувшись в узком темном коридоре с лекарем Кабуто, евнух презрительно плюнул в сторону, на что насильник лишь расхохотался: - Неужели на этот раз мне попалась твоя девочка? – он поднес длинные кривые пальца к своим губам, - Знаешь, она мне понравилась. Я буду рад увидеть ее вновь, - он широко улыбнулся и неестественно склонил голову набок, - Уверен, смерть будет ей к лицу, - закончив, он вновь рассмеялся. Ему хотелось продолжить свои насмешки над наивным евнухом, но Император сегодня, как назло, был очень нетерпелив. Заставлять его ждать – затягивать петлю на своей шее, а потому лекарь лишь махнул рукой и растворился во тьме коридора. Начиная с того дня, как стало известно о беременности наложницы, все пошло не так как того бы хотел Саске. Утреннее весеннее солнце не грело Наследного принца, который начал свой день с лицезрения изувеченного трупа служанки прямо посреди главного двора Западного павильона. Ее бездыханное тело приманивало ворон, которые уже выклевали один глаз и сейчас пытались оторвать из раны кусок ее красного мяса. Под трупом не было лужи крови, а значит принесли тело уже после смерти. Это успокаивало всех обитателей дворца. Но увечья, нанесенные девушке, просто шокировали. Трудно было определить, что именно стало причиной ее смерти, так как в этом месиве было практически невозможно отделить место одного удара от другого. Ее били сильно, так чтобы точно не выжила и не мучилась. Саске стоял на лестнице у входа в свои покои и в его голове крутилась все одна и та же мысль: «Он так угрожает мне?» Все обитатели Западного павильона собрались во дворе, ибо им было положено смотреть на то, чем они могут стать, если посмеют «соблазнить» высокородного господина. Находившаяся за принцем, Сакура первой нарушила долгое молчание: - З-за что? – в ее маленькой голове не укладывалось, за какую провинность можно было получить такое наказание. Она никак не могла понять, как можно было кого-то «соблазнить». Неужели хрупкая девушка может подчинить своей воле дворянина и творить с ним все, что душе угодно? Неужели эта милая служанка, ни разу не заводившая даже разговоров про мужчин, могла просто так ворваться в личное пространство господина Кабуто? Сакура испуганно смотрела на спину своего господина, прижав ладони к груди и ожидая, что тот каким-либо образом прояснит для нее ситуацию. Ведь нельзя же просто так избить девушку до смерти? Не так ли? Но ответа не последовало. Единственный правильный ответ уже прозвучал из уст евнуха из отдела наказаний, чьи подчиненные и доставили сюда тело. Не в силах смотреть на пир ворон, рабыня нетерпеливо сорвалась с места: - Ну отпугните же вы их! – она выхватила у одной из девушек метлу и начала ею размахивать, - Она же была одной из нас! – голос предательски обрывался и дрожал. Оплакивала ли она бедную служанку, с которой за два года не перемолвилась, наверное, и парой фраз или видела в ней свое будущее? - Кто-нибудь, накройте ее! – продолжала кричать Сакура, отгоняя наглых птиц. Но все лишь безучастно наблюдали за действиями рабыни, не смея и сдвинуться со своих мест. Девочка, краснея от злости и безысходности, бросила метлу, убежав в кладовую за циновкой. Она осторожно развернула его, накрывая труп, стараясь не смотреть на изувеченное тело служанки, на ее посиневшие губы и жуткую пустоту в том месте, где раньше был глаз. Сакура почти физически чувствовала каждую рану, в нос бил сильный запах крови и мочи, но она завершила начатое. Не в силах справиться нахлынувшими на нее чувствами, она упала на колени, наконец, давая волю слезам. «Им всем все равно?» Рабыня подняла заплаканный взгляд в сторону Наследного принца, ожидая, что тот поддержит ее, но он лишь равнодушно бросил: «Вынесите тело», и ушел в свои покои. Излишнее внимание к персоне покойной служанки и истерики Сакуры вывели его из себя. Ситуация его бесила, ибо он теперь в каждом происшествии видел тайные знаки и намеки от Императора. Какое послание кроется за трупом во дворе Западного павильона? Все хорошо, если это всего лишь упрек, мол следи за своими подчиненными, но куда опаснее, если это угроза. А угрожать Повелитель мог либо ему, либо его близким, которых, по правде сказать, было не так уж и много. От друга он давно «избавился», но от Нее все еще не мог, хотя и стоило бы, ведь, возможно, Она была куда большей его слабостью нежели мальчишка Узумаки. Этой ночью Сакура не дежурила у постели наследника трона. В своей крошечной, холодной комнате, сидя на невысокой тахте, служившей ей кроватью, рабыня лишь молча смотрела на мерцающий огонек масляной лампы. Такой роскоши как свечи ей не положено по статусу. - Кхм… могу я войти? - неожиданно в комнату зашла Мей, в руках она держала, хранившееся в шкафу принца, теплое одеяло. Ей и хотелось бы, как обычно, съязвить, отругать девочку за излишнюю вольность в общении с хозяином, но она не могла, только не сегодня. Мей тихонько, молча подошла к постели рабыни, положила на нее одеяло и села рядом с девочкой. Сакура неуважительно сбросила с ног обувь, прижала колени к груди и повернулась спиной к гостье, устремив все свое внимание на танцующий огонек, на что женщина лишь подсела ближе и со спины обняла девочку. Этим вечером она не была строгой, ворчливой главной служанкой, она была всего лишь женщиной, что всем сердцем оплакивала жестокую и бессмысленную смерть. Во Дворце трудно было сблизиться с кем-то, почти никто не мог разделить твою скорбь, и никто точно не стал бы оплакивать твою смерть. Но время, проведенное вместе, не могло не оставить следов на сердце даже такого холодного человека как Мей. - Я умру? – вдруг неуверенно спросила Сакура. Перед ее глазами сейчас совсем не свет масляной лампы, а образ изувеченной служанки. В ней она легко может представить себя. Вспоминая о своих словах, прикосновениях и взглядах, обращенных на Наследного принца, девочке казалось, что костлявые руки смерти уже почти сомкнули пальцы на ее шее, ведь ее было за что наказывать. - Да, - прямо ответила ей Мей, шумно выдыхая и прикусывая нижнюю губу, она бы не хотела быть той, кто расскажет девочке об участи рабыни, - но если ты найдешь покровителя, господина, что сможет защитить тебя, то смерть твоя не будет напрасной, дитя, - Мей нежно погладила девочку по голове, ее голос дрожал. - Хах… значит, я могу выбрать только между бессмысленной и осмысленной смертью, - грустно рассмеялась Сакура, запрокидывая голову и заставляя Мей убрать свою ладонь, лишние прикосновения по сути чужого человека ей ни к чему. В груди щемило, а к горлу подкатывал ком, предвещая о волне слез, которую скоро уже будет невозможно сдержать. - Ты можешь уважать хозяина, но любить тебе не позволено, - продолжила женщина, утыкаясь лбом в плечо Сакуры, - не вздумай возлечь с Наследным принцем, - почти шепотом произнесла она. По щеке рабыни скатилась одинокая слеза, но она тут же грубо ладонью вытерла ее, оставляя розовый след на бледном лице. Просидев в обнимку пару минут, Мей ушла, оставляя девочку наедине со своими мыслями. «Что мне делать, если я уже люблю его?» Сакуре сейчас так хотелось уткнуться лицом в одеяло, беззвучно заплакать, проклиная свою судьбу. Но она лишь глубоко вздохнула и впервые, наверное, смогла проглотить свою обиду и слезы. Она ведь и до слов Мей знала обо всем и все прекрасно понимала. И, конечно, ей стоило благодарить богов за то, что они подарили ей такого замечательного хозяина, а не страдать от того, что он для нее недосягаем. Ей повезло. Безусловно, боги были к ней милосердны. Просить большее – грех. В отличие от других девушек, обитающих во Дворце, Сакура не задумывалась даже о том, кому посвятить свою жизнь. С восьми лет девочка не знала иной семьи кроме Наследного принца. Ее родная семья обменяла девочку на три серебряные монеты. Свою цену Сакура помнила до сих пор. Девочку отдали во Дворец во времена кровавой расправы юного Императора над кланом Учиха, когда головы служанок рубили так часто, что тела не успевали отдавать родственникам, а потому просто сжигали. Костры тогда почти не погасали под красными дворцовыми стенами. Куда милостивее было отправить дитя в публичный дом. Но ее отец и мать поступили иначе. Ни одна служанка, ни один евнух не заботились о детях, попавших по Дворец. Каждый был озабочен в первую очередь своей безопасностью, своим выживанием. Поэтому многие малыши просто умирали от болезней и голода. Никому не было до них никакого дела. И только Наследный принц, к которому была назначена Сакура, несмотря на кажущуюся холодность и отстраненность, действительно переживал о своей рабыне. Единственным хозяином и господином Сакуры, мог быть только Саске Учиха. Она была готова умереть за него, правда, пока мало понимала, что это значит. И абсолютно точно не хотела оказаться на месте забитой до смерти служанки. Ее мысли постоянно перескакивали от «я готова отдать за него жизнь» к «я так боюсь боли». Подростковый максимализм, приправленный жертвенностью и влюбленностью, порождал самые трагичные фантазии о будущем рабыни. Потом за подобные мысли ей, конечно, станет стыдно и даже немного смешно, но пока разыгравшееся воображение молодой девушки только усиливало ее тревогу о грядущем взрослении. Какой бы умной и смышлёной не была Сакура, ей было трудно справляться со своими чувствами и эмоциями, что очень сильно опускало ее в глазах других. Она не просто не могла скрыть своих мыслей от окружающих, но и выражала и переживала их излишне ярко и сильно. Вот и сейчас молодая рабыня, позабыв обо всех приличиях, схватила масляную лампу и выбежала из своей комнатушки в направлении покоев Наследного принца. В кромешной тьме двора тусклый огонек лампы позволял видеть лишь на шаг вперед, поэтому, несмотря на волнение, Сакура шла очень медленно, боясь наткнуться на стену или споткнуться о лестницу. Отчего-то вдруг ее сердце кольнуло странное чувство тревоги, будто господин звал ее и остро в ней нуждался. Отгоняя от себя плохие мысли, девочка убеждала себя в том, что ей хотелось просто посмотреть на него. “Я гляну одним глазком, а после тут же уйду”, - тихо прошептала она, уверенно шагая во тьму. Поднявшись по ступеням ко входу в покои принца, Сакура обнаружила у самого порога мирно спавшего на своем посту евнуха, с ног до головы закутанного в старое, дырявое одеяло. Мальчик не впустил чужака даже в холодный зал для приемов. Без труда пройдя мимо такой “бдительной охраны”, рабыня зашла в опочивальню хозяина Западного павильона. В комнате стоял странный удушливый запах, который был не знаком девочке, и не горела ни одна свеча. Принц не гасил на ночь все свечи с тех пор как были открыты врата Западного павильона, а потому отсутствие света показалось рабыне довольно странным. Девочка подошла к постели хозяина и нашла недалеко от нее напольный подсвечник, но с удивлением для себя обнаружила, что большая свеча, обычно используемая как ночник, не была просто погашена, она оплавилась до самого основания. Использованный наполовину материал, как правило, заменялся на новый и отправлялся в комнату главной служанки. “Неужели они забыли заменить свечу?” – подумалось Сакуре, но даже так свеча должна была бы еще гореть. “Только я забочусь о Его Высочестве подобающим образом, какие же они служанки, если не могут даже ...”, - не успела закончить мысль девочка, как какая-то черная тень схватила ее за ногу, от чего рабыня с криком отпрыгнула в сторону. Ей, привыкшей к мышам и крысам, обитающим в кладовой Западного павильона, не были страшны неожиданные прикосновения чужих лапок и хвостов, она знала, что эти твари боятся ее сильнее чем она их. Но в этот раз ее коснулось животное побольше дворцовых грызунов. -Ухооодиии, - прошипело “чудовище” до боли знакомым, но хриплым, лишенным силы голосом. Сакура тут же встала на колени и аккуратно положила лампу на пол. Рука, схватившая ее, безвольно лежала на полу. Девочке не нужно было подносить лампу к загадочной тени, чтобы понять, кто это: - Ваше Высочество, вы решили меня напугать? – кокетливо прищурилась рабыня, ожидая колкого ответа и небольшого выговора за непослушание, но принц молчал. - Ваше Высочество? – переспросила Сакура, наклоняясь ближе к мальчику, лежащему лицом вниз, но тот и не дрогнул. - Ваше Высочество?! –испуганная девочка, наконец перевернула тело наследника трона, - Нет! Нет! Помогите! Кто-нибудь, помогите! – изо всех сил начала кричать она, обнаружив, что хозяин ее не подает признаков жизни.