Полдень

Шел второй день сборов Сакуры во Дворец. Довольно быстро решился вопрос о включении ее имени в семейный реестр клана Хатаке и теперь барышне Хатаке оставалось только выполнить свой долг, отправившись служить Владыке Поднебесной. Госпожа Рин проявила несвойственную ей заинтересованность процессом, она сама выбирала и складывала вещи в сундуки, которые будут отправлены с Сакурой во Дворец. В некотором смысле это было ее приданное, поэтому женщина особенно трепетно относилась к тому, что ее воспитанница будет носить и чем будет пользоваться за девять лет пребывания за высокими стенами Запретного города. Сегодня торговцы привезли множество серебряных украшений в поместье Хатаке, чтобы госпожа Рин могла выбрать лучшее для Сакуры. Золото было запрещено носить служанкам, а статус девушки был давно определен, поэтому ничего иного кроме серебра и не рассматривалось. Женщина внимательно изучала каждую вещь, отбраковав большую их часть, пока Сакура смирно сидела в углу комнаты, не принимая участия в выборе. Наконец, отобрав пару безделушек, хозяйка поместья опустилась на колени возле девушки и аккуратно поменяла скромные серьги-кольца на недавно проколотых ушах на изящные серьги с блестящими серебряными бабочками. При каждом движении головы крылья бабочек мерцали подобно звездам на ночном небосводе. Пожалуй, это была единственная стоящая вещь из всего того, что приволокли с собой торговцы. — Цветку нужны бабочки, — Рин аккуратно провела кончиками пальцев по щеке Сакуры, — тем более такому прекрасному цветку, — женщина тепло улыбнулась уголками губ. Сакура в миг засмущалась и растерялась, ибо сегодня ее впервые назвали красивой. Она удивленно захлопала глазками, кончики ее ушей запылали. Раньше она только и слышала, что ее называли уродкой, тварью, господин Какаши вовсе прямо высказал свое мнение относительно внешности Сакуры, поэтому девушка была убеждена в том, что обладает весьма скромным внешним видом. Ей думалось, что если ей и удастся когда-то привлечь внимание Наследного принца, то, разумеется, достигнуто это будет не из-за внешней красоты, а скорее из-за ее преданности и верности господину. Иных достоинств девушка в себе не видела. Сакура оглядела главный зал госпожи Рин, который был полностью заставлен тканями, керамикой, подушками, одеялами и шкатулками с серебром. Девушке стало вдруг как-то не по себе от всего этого великолепия. Она пришла в поместье Хатаке, имея лишь одну нефритовую шпильку, а покидала ее, забирая с собой столько всего. И дело было здесь не в щедрости Какаши. Собрать богатое приданное для приемной дочери являлось желанием госпожи Рин. — К-как … — голос Сакуры задрожал, — как я могу отблагодарить Вас за Вашу доброту? Женщина улыбнулась. Для нее не было большой проблемой выяснить даже у самых доверенных слуг супруга, откуда прибыла ее воспитанница и кому она служила ранее. Но заинтересовалась она девушкой только в тот день, когда застала ее на берегу пруда. Впервые она встретила кого-то, кто, как и она противился воле Небес, возжелав то, что не было ей предназначено. Женщина видела в ней свое отражение и жалела лишь о том, что не стала для этой потерянной души настоящей поддержкой, не научила тому, что помогло бы ей в будущем. Госпожа клана Хатаке решила немного открыться Сакуре, показав, что ей известно прошлое девушки: — Дитя, ты не обязана мне ничем, — Рин встала и закрыла двери за слугами, что унесли украшения, которые не угодили утонченному вкусу женщины, — Благодарить стоит господина Хатаке, — она медленно подошла и протянула руку Сакуре, помогая девушке подняться на ноги, — Он так добр, что приютил столько женщин Учиха в своем поместье. — Столько? — лишь задав вопрос, Сакура осознала, что согласилась с госпожой Рин и выдала себя. Это было опасно. Но барышня Хатаке не подозревала, что раскрытие ее истории было куда менее опасным для главы клана, чем история ее госпожи. Она не знала, что сейчас перед ней под маской достопочтенной хозяйки поместья, законной супруги главы клана Хатаке стояла последняя вдовствующая принцесса Учиха. — Это длинная история, но я уверена, что не длиннее твоей, — женщина легко подхватила девушку за руку и повела ее за собой во внутренние покои, куда не дозволялось входить посторонним, в комнату скрытую от чужих глаз и лишних ушей. Пройдя в глубь покоев, Рин усадила Сакуру за маленький, низкий столик из сандалового дерева, который предназначался для игры в го (прим. автора: го — китайская настольная игра). Однако женщина, судя по всему, никогда не использовала его по назначению, ибо на столике сейчас бесцеремонно расположились чайник и две маленькие пиалы из тончайшего белого фарфора. Одна из пиал была перевернута вверх дном и ею, очевидно, давно не пользовались. Эта грустная картина лучше всего описывала одиночество госпожи. Сердце Сакуры больно кольнуло. Рин аккуратно перевернула пиалу и налила своей гостье чай. Она бы предложила закуски и была более гостеприимной, но не хотела звать служанок. Ей хотелось вдоволь наговориться, услышать историю Сакуры от нее самой и разделить с ней ее боль. Какаши может и не думал об этом, когда отдавал проблемную девчушку на воспитание своей законной супруге, но судьбы женщин были весьма похожи. Каждой из них волей Небес была предначертана не самая счастливая судьба, с которой они не захотели мириться, возжелав недостижимое благо. Однако Рин все же ошиблась, сказав, что ее история будет не длиннее истории приемной дочери. Возможно, дело было в плохом образовании Сакуры, но ее повествование оказалось достаточно пресным и не богатым на детали. Госпоже приходилось то и дело уточнять некоторые моменты, а порой и самой говорить за девушку, поскольку ей было известно почти все кроме того, что чувствовала сама Сакура. Бывшая служанка не могла ничего скрыть от хозяйки поместья, но тем не менее неожиданное внимание женщины казалось ей подозрительным. Девушке, воспитанной за стенами Холодного дворца, мало верилось в искренность со стороны взрослых. — Дитя, твоя судьба теперь крепко связана с судьбой клана Хатаке. Нет более ни тебя, ни твоей удачи и несчастья. Есть только клан. Блага, что ниспосылают нам Небеса, мы делим друг с другом, так же, как и беды, — начала госпожа словами, которыми днями ранее Какаши закончил свою речь, включив Сакуру в семейное древо, — Дела клана будут отражаться на тебе, как небосвод отражается на глади озера, и наоборот твои дела прошлые и будущие будут влиять на судьбы всех, кто находится под властью господина Хатаке, — прервалась женщина, беря воспитанницу за руку и вглядываясь в ее ясные зленые глаза. Каждое ее слово ощущалось тяжелым грузом на сердце девушки. Она никогда не собиралась и не желала становиться частью большого клана, не хотела нести груз ответственности за тех, к кому практически ничего не испытывает. Это неожиданное возвышение было встречено бывшей служанкой с непониманием, а не с ожидаемой благодарностью. Но она ясно понимала, что хотела донести до нее госпожа Рин: «Нет более твоих и моих тайн, твоих и моих дел. Впредь я буду хранить твои слова глубоко в своем сердце, ибо ты — моя семья». Однако, если один хранит тайну другого, то это нельзя назвать равноправным союзом, тот, кто знает, всегда сильнее, поэтому женщина крепче сжала ладонь Сакуры и перешла на тихий шепот: — Милое дитя, пусть я являюсь твоей матерью всего два дня, но все же позволь исполнить свой материнский долг и преподать тебе урок. Девушка немного смутилась. Рин была так близка, что ее дыхание можно было ощутить кожей. Сакура немного замялась, отвлекшись на то, как блестящие каштановые волосы госпожи, свободно струившиеся по ее плечам, упали на гладкую поверхность стола, однако собравшись она кивнула, слабо представляя на что соглашается. Оговорившись, что уроки судьбы самые страшные и обязанность любой матери состоит в том, чтобы уберечь свое дитя от несчастья, госпожа Рин начала свою историю. Не смотря на то, с каким благородством женщина держалась на публике, оказалось, что она никогда не принадлежала к знати, а происходила из богатого купеческого рода Нохара. Имея достаточно низкое происхождение простолюдина, ее отец стремился породниться с благородными семьями, воспитывая единственную дочь как настоящую аристократку. Благо в провинции, где обосновалась семья Нохара, было достаточно обедневших дворян, готовых «разбавить» свою благородную кровь в обмен на роскошное приданное. Однако господин Нохара был не из простых богачей, готовых выбрать первого попавшегося жениха с древней родословной, а его дочь имела свободный нрав, желая самой выбирать будущего супруга. Отчего процесс сватовства затянулся на несколько лет. На самом деле, Рин уже давно выбрала своим будущим супругом друга детства, сына опального столичного генерала Сакумо Хатаке, но ее отец не мог отдать свою дочь в семью преступника. Так бы споры в семье Нохара и продолжались вплоть до того времени, как Рин выйдет из возраста замужества, но в один день глава семьи слег с неизлечимой болезнью. Потому господин Нохара решил, что до того, как покинет этот мир, он обязан пристроить свою дочь в хорошую семью и выбрал для нее, как ему казалось, самое лучшее, договорившись о браке с семьей наместника провинции, принадлежавшей к боковой ветви императорского клана Учиха. Кровный принц Обито Учиха являлся не самым выдающимся представителем своего великого рода. Он был скорее зеркальным отражением своей семьи, отличаясь от них наличием умеющего сострадать сердца. Он также являлся давним другом как Рин, так и Какаши, что, как рассудил господин Нохара, было хорошим фундаментом для крепкого союза. «Они втроем росли вместе и если она полюбила одного, то другого тоже полюбит», — думал мужчина. А Рин оставалось лишь подчиниться воле умирающего родителя. Указ Его Величества Императора Мадары с разрешением на вступление в брак Обито Учиха и Рин Нохара был прислан в последние дни осени, когда земля уже промерзла, а снег еще не скрыл ее наготу. Роняя горькие слезы под красным покрывалом, Рин вступила в поместье наместника и получила наивысший титул, на который только могла претендовать, став супругой принца. Однако ни ей, ни кому-либо другому на шумной свадьбе не было ведомо, что к этому времени Император почил, а Императорский внук Учиха Итачи, зарезав большую частью правящего клана, направляется вместе со своим верным слугой Хатаке Какаши за головами оставшихся Учиха, имеющих хоть толику власти в провинциях. Обито не пришел в покои супруги в их брачную ночь. Его тайная любовь к Рин была столь сильна, что, получив от Какаши письмо о том, что войска наследника трона, пересекли границу провинции, он поехал им на встречу. Юный принц обменял свою голову на жизнь драгоценной супруги и на следующий день красный паланкин покинул поместье наместника, а Рин вошла в полуразрушенный дом семьи Хатаке, где еще не успели снять белые траурные ленты после прощания с генералом. Так начался ее брак. — Я лила слезы по дорогому другу и благодарила Небеса за то, что они даровали мне спасение и я сделалась супругой Какаши, — улыбнулась госпожа, заканчивая свой рассказ, — Однако откуда мне было знать, что то были не Небеса, а воля Обито, — голос женщины задрожал, — Судьбе было угодно, чтобы я как верная жена оставалась подле мужа до последнего, но я охотно пошла за Какаши, скрываясь от людских глаз и не ведая стыда. Рин тяжело вздохнула и налила чай в свою пиалу. Она немного отпила, явно стараясь унять волнение. — Я приняла руку, протянутую господином Хатаке, я горячо любила его, но для него я навсегда осталась женой лучшего друга, погибшего от его же руки, вечным напоминанием об утрате — женщина отвернулась в сторону от Сакуры, — Как видишь, дитя, я получила все, чего желала, — она опять грустно улыбнулась. Рин так и осталась супругой принца. Какаши осыпал ее драгоценностями, безмерно уважал, но не смел коснуться и подола ее платья. Судьба жестоко наказала девицу, посмевшую избежать предначертанного, подарив ей «счастливый» брак и длинную жизнь вместе с любимым. — Через три дня ты войдешь во Дворец, дитя, — Рин смахнула слезинку и бросила по-матерински нежный взгляд в сторону воспитанницы, — волей Небес тебе предначертано служить и не желать более того, а иначе ты бы не вернулась обратно. Человек может сколько угодно противиться, но помни, что, кто хочет, того судьба ведёт, кто не хочет, того тащит, — женщина легонько подправила прядь волос, упавших Сакуре на лицо, обращая к своим последним словам особое внимание, — Человек должен ценить только то, что в его власти, и быть равнодушным ко всему, что ему неподвластно. Барышне Хатаке показалось, что боги смеются над ней, раз за разом повторяя урок. Но, если раньше Сакуру поучала Мей, слова которой не отзывались в душе девушки, то сейчас перед ней сидело живое воплощение поломанной судьбы. Становилось очевидно, что Небеса показывают ей пути, по которым она может пойти. Первый путь пролегал там, где девушка за свое нежелание мириться с судьбой лишалась жизни или здоровья. Второй путь даровал Сакуре все, чего она хотела, но извращал ее желания, заставляя страдать от исполнения своей заветной мечты подобно Рин. Третий же путь был возможен только если девушка примет предначертанное и смирится с тем, что в мире есть то, что неподвластно воле человека. Дни в заботах пролетают так быстро, что порой люди не ощущают, как времена года сменяют друг друга, так что же говорить про две недели, что были отведены барышне Хатаке на сборы. В назначенный день евнухи и служанки, определенные сопровождать Сакуру на отбор, прибыли в поместье. Девушке надлежало по началу пройти церемонию отбора, поэтому бывшую рабыню, одетую в скромную по меркам дворян платье, следовало везти по Дворец без лишних вещей. Под шум дождя барышня Хатаке, заботливо укрываемая красным зонтиком законной матери, проследовала до самых зеленых ворот поместья. Госпожа Рин шла следом за своей подопечной, боясь, как бы та не испачкала подолы юбки до того, как сесть в паланкин. Дойдя до выхода, Сакура остановилась под тенью широкой крыши врат. Хозяйка поместья приблизилась к девушке, она подправила воротник ее блузки и провела ладонями по плечам и рукам «дочери». Хотелось так многое еще сказать, научить, на сердце женщины было столько сожалений, а потому слова застыли на ее губах. Слуга главы клана передал слова хозяина о том, что пришло время прощаться. Сам он не явился на проводы, не желая покидать теплых объятий одной из своих многочисленных наложниц. Сакура, не в силах более тянуть время отъезда, сложила руки перед грудью в малом поклоне, обхватывая левый кулак правой рукой, и произнесла: — Матушка, берегите себя. Ваша дочь покидает дом. Уходить, не произнеся ни слова, было бы некрасиво, а говорить более того, что уже сказано, было бы лицемерием. Поэтому Сакура снова поклонилась и намеревалась уйти, но Рин задержала ее. — Дитя, ты можешь писать мне, — вдруг произнесла женщина. Девушки не могли видеться с родными и выходить за пределы Дворца без высочайшего дозволения, но писать домой и получать письма было возможно. Сакура однако не обернулась и не стала отвечать на слова Рин. Послушно дослушав она села в богато украшенный зеленый паланкин. Каждый миг, проведенный подле госпожи, каждое ее ласковое слово медленно отравляли сердце Сакуры, принося невыносимые мучения человеку, не привыкшему к заботе. Зеленый паланкин удалялся все дальше от поместья Хатаке, пока вовсе не растворился за стеной летнего дождя. А женщина продолжала смотреть в сторону Дворца. — Прощай, дитя, — одними губами прошептала она, переступив порог дома, когда за ее спиной с грохотом закрылись тяжелые двери.