Мир, дружба, жвачка

       - Слышь, Рыжий, свали, мне поссать надо. - А меня нахуя будишь? Или мне тебе подержать, может? У Змея от короткого смешка сокращаются мышцы пресса. Шань чувствует это напрямую, потому что, оказывается, лежит на нем головой. Вспоминает, что уснули они внезапно, будто их накрыли колпаком, под которым кислород закончился за считанные секунды. Под щекой у него сбившаяся складками футболка и теплая кожа. Конечно, Змей никуда не уходит ни вечером, ни на следующий день. Когда отпускает его, прекратив зажимать у стены, Шань так стремительно выходит из комнаты, что нечаянно опрокидывает по пути стул, больно ударившись о его колесо. Ему просто позволили ретироваться, он это ясно понимает. Если бы Змей хотел иного, обязательно бы так и сделал, обернул бы все это подъебками на полусерьёзе либо тихой злой руганью с выворачиванием суставов. Хотя разница в этих действиях Рыжему уже практически не заметна, потому что, блять, от них ошпаривает нервы не меньше, чем от того, что они только что устроили. Добро пожаловать на новый уровень долбоебизма, можно принимать поздравления. Пытаясь успокоиться, Мо несколько минут стоит на кухне в какой-то прострации, взявшись за ручку холодильника. Потом открывает его и так же рассеянно смотрит на полки. Он как-то не в курсе, как теперь себя вести. Когда сначала твой отбитый друг исполняет хуевый эквилибристский трюк при непосредственном участии публики в его лице, а потом вы лижитесь как оголодавшие. Чтобы чем-то занять себя, Рыжий на автомате моет кружки, которые были в раковине, потом для разнообразия даже пытается втыкать в материал по учебе. Но когда понимает, что перечитывает один абзац раз в шестой, решает, что, бля, да никак он не будет реагировать на это. Ничего такого не произошло. Ну подумаешь, кому-то (обоим) сорвало разок гайки, с кем не бывает. Так ведь?.. Захлопывает конспект и идёт обратно в комнату, где Змей, по всей видимости, снова стек на кровать и обманчиво затих. - Ты жрать будешь? Змей, конечно же, будет. *** Не обмолвившись больше и парой слов, они, не глядя друг на друга доедают вчерашние запеченные овощи с рисом. Сидят поодаль, на безопасном расстоянии: Змей на полу, привалившись спиной к кровати, а Рыжий - усевшись на ней по-турецки, положив на колени подушку как импровизированный столик, хотя тарелку все равно держит в руке. Эту же подушку устраивает потом под бок, немного расслабившись, когда Шэ Ли с его молчаливого согласия роется в компе на предмет чего бы посмотреть. После делает шаг обратно к кровати и впервые за это время смотрит на Шаня прямо. Смотрит без привычной блуждающей полуулыбки. Тому некуда деваться, поэтому он выдерживает взгляд, постепенно нахмуриваясь. - Что? - раздражение Мо вскипает молниеносно, когда зрительный контакт и молчание затягиваются. Нехрен настораживать, да. Повымораживав своим взглядом еще немного, Змей медленно наклоняется и резко выдернув подушку у него из-под бока, произносит ровно: - Двигайся. Слегка подталкивает оторопевшего Рыжего, забираясь рядом с ним. Устраивается поперек кровати, как раз со стороны головы. Шань медлит немного, потом, мысленно распослав все подальше, просто опускает голову Шэ Ли на ребра в районе солнечного сплетения и смотрит на монитор с начальными титрами фильма. А потом что-то случается с пространством, временем или атмосферой - он отключается через минуту, будто его обесточили, и просыпается в том же положении, лежа головой у Змея на животе. Мягко оттолкнув не понявшего спросонья, что к чему Рыжего, тот поднимается, отыскивает на полу телефон. 3:42. Ночи будто и не было: не успев стать полностью темным, небо снова светлеет и в комнате такой же полумрак с пробивающимся красным, как на закате. Какой-то замкнутый круг. Может они попали в какой-нибудь лимб и теперь будут вынуждены проживать один и тот же отрезок времени снова и снова? Шань решительно не согласен на такое. Если Змей помер-таки вчера, то какое он-то имеет к этому отношение? Он не подписывался торчать с ним вечно... Прогоняя ерунду из башки, Рыжий с наслаждением вжимается щекой в прохладную часть подушки. Пахнет собственным шампунем, но немного иначе, едва уловимо сладкой солнечной малиной. Вот так вот, значит? Ягодки, значит, блять? Зажмуривается до разноцветных пятен под веками, закрывает лицо ладонями. Челюсти сами собой стискиваются, будто пытаясь сдержать наползающий на шею, щеки и лоб жар. Да и хер с ним, со злостью думает Рыжий, отнимая руки от лица и невидяще вперившись в потолок. *** День они проводят в праздности, в новообретенном общем лимбе, практически не выходя из комнаты. Замкнутые в ней плотной душной пасмурностью, сменившей истеричные краски утра, а после - начавшимся ливнем, из-за которого не видно даже соседних домов. Кажется, если он продлится еще хотя бы час, город непременно уйдет под воду. Втыкают в игровой стрим, передавая друг другу пластиковый контейнер с салатом, случайно соприкасаясь пальцами. Пьют из чайных чашек, будто компот, фруктовое вино, которое притащил вчера Змей. Рыжий видит, что он борется с собой, чтобы не прикрыть глаза и не провалиться в дрему вот прям так, сидя на полу, откинув голову на кровать. Он и сам тоже, если сейчас моргнет чуть медленнее, то уже не выморгнет. Будто они заболели ебаной нарколепсией. Рыжий как-то раз видел картины одного художника-прерафаэлита, и слово "праздность" первым возникло как ассоциация к ним. Люди на них были мягкими, здоровыми и расслабленными, никуда не спешили. Имели руки, не знавшие труда, и круглые плечи. Они наслаждались моментом со всей ответственностью и чистотой восприятия, в полной гармонии с окружающим миром. И те, в чьем обществе им суждено находиться во веки веков, в растянутом до скончания времен мгновении, похоже, были им очень даже приятны. У них двоих конечно немного по-другому. Их мягкость к себе, друг к другу и к остальным тщательно скрывается за отборной бранью. Здоровы они только отчасти, но пока имеют достаточный ресурс, чтобы его не задумываясь тратить. Красота их подчеркнута не шелковыми одеяниями, а драными шмотками, которыми они меняются и забывают друг у друга: джинсами в обтяжку или мешковатыми трениками, мягкими худи не по размеру и растянутыми футболками со своим личным едва уловимым запахом, десятками ссадин и кровоподтеков разной степени тяжести на их сияющей чистой коже. Но насчет расслабленности Шань не уверен, своей так уж точно. Расслаблен и спокоен здесь только Змей, вальяжно раскинувший длинные ноги. Рыжий почти ненавидит его в этот момент. За то, что примораживается взглядом то к его запястью с браслетом, то к профилю. Ко рту, к родинке на шее, к плавно двинувшемуся кадыку, когда тот пьет, снова к губам, тем более, что он знает, под нижней есть прокол, и его хорошо заметно, особенно, если смотреть близко... Не то чтобы он раньше не видел или не смотрел на него, или не прикасался никогда. Просто теперь будто и без того взвинченным его нервам добавили остроты восприятия, а Змею - подкрутили резкости. Рыжему плевать с высокой колокольни, сочли бы прерафаэлиты их красивыми или нет, но иногда у него аж свербит сомкнуть зубы посильнее у Змея на надплечье в ответ на причиненную боль, а не просто ткнуть наугад кулаком. И он уверен, если Ли решит снова приложить его башкой о стену, то он обязательно так и сделает. А пока что, незаметно, как ему кажется, возвращается взглядом к тревожным дорогам его вен, на которые хочется нажать пальцем, перекрывая ход крови, прослеживая ее движение, и вновь к губам, которые вдруг произносят: - Продолжишь так смотреть - и я за себя не отвечаю. Пойман с поличным. Взгляд на Гуаньшаня устремлен такой, после которого бьют в табло. Обладателю взгляда либо сам обладатель. Но это даже хорошо - заводит с пол-оборота, швыряя в кровь адреналин. Поэтому, Рыжий на импульсе бросает себя вперед, чуть не падая с кровати, сгребает Змея за футболку и что есть силы дергает к себе. Но вместо того, чтобы оказать сопротивление, его вдруг хватают обеими руками за шею и тянут к себе, а не от себя, и упираться тут приходится уже Рыжему, который совсем не ожидал такого поворота. - Рыженький, да просто скажи, что хочешь целоваться, ну, - пугающее выражение исчезло с лица Шэ Ли так же быстро как и появилось, теперь он почти веселится. Делает захват крепче, сместив одну руку на плечи. Вот так балансировать становится совсем тяжело. Вроде как ты стараешься держаться и отталкивать одновременно. - А ты заметил, что мы разговариваем одними угрозами, окриками и междометиями? - оскалив зубы, интересуется не к месту Шань, не давая свалить себя на пол. - Заебись общение. Так они и стоят уперевшись лбами как два барана, ровно до тех пор, пока вдруг не отрубается электричество. Сбитые с толку резко наступившей тишиной, перед погасшим монитором, парни переглядываются. Рыжий не успевает даже моргнуть, как Змей, воспользовавшись секундным замешательством, опрокидывает его на кровать. Кажется, что собирается усесться сверху, но только подталкивает, заставляя подвинуться. Немного затупив из-за резкой смены места действия, Рыжий наблюдает, как Ли перелезает через него и устраивается на другом краю кровати, прислоняясь к стене. Ноги его оказываются лежащими поверх и поперек Змеевых бедер, а прохладные пальцы крепко хватают Шаня за щиколотку, удерживая на месте, когда он хочет согнуть и убрать левую ногу. - Оставь так, - сжимая сильнее, тянет назад. Да и похуй. Действительно, похуй. Оказавшись в горизонтальном положении, Шаню становится лень реагировать на это все и он даже не замечает, как закрывает глаза, прислушиваясь к раскату грома вдалеке. Не замечает он и того, как отключается. Опускает сначала руку, нашаривая на полу чашку, допивает одним глотком из нее их слабенькое винишко, ставит на ощупь обратно - и засыпает. И снится ему чужая оранжевая планета, окутанная пылью. За короткое время он успевает смотаться по нескольким мирам: еще ему снится небо, полное мерцающих звезд, падающих комет и зависших в нем в томительной предгрозовой тишине НЛО. Снится, что ему двенадцать, и он, приняв правила чьей-то игры и поверив в нее, лезет вслед за товарищем по разбитым кирпичам, обдирая колени и локти. Подгоняемый воображаемым страхом, чуть не пища от восторга и реальности опасности, падает, и уже сидя на земле, подогнув под себя одну ногу, он хватается за ушибленную, говорит: - Я не могу больше идти, кажется, я вывихнул лодыжку... Из-под его рук по ноге растекается в стороны, как кровь, темный до черноты синяк. Содрогнувшись, Рыжий резко открывает глаза. Сколько прошло времени? Змей все так же держит руку на его ноге, той самой, которую он только что повредил во сне. Вот сейчас он переместит руку к пятке, и неровный край страшного кровоподтека покажется из-под его ладони. - Плохой сон? - пристально смотрит в глаза, но Рыжий заставляет себя прервать зрительный контакт и опустить взгляд туда, где чужие пальцы ожили и теперь зачем-то стягивают с его ноги носок. Спросонья, секунду назад быв в другом времени и месте, с трудом верится, что никакой жуткой гематомы нет в помине нет. - Позволь узнать, - заносчиво начинает было Мо, устраивая поудобнее голову на подушке, - какого хрена ты делаешь? Тем временем, пальцы медленно стекают по косточке, проходятся сбоку стопы, оглаживая взъем, и невесомо пробегаются по кончикам аккуратных пальцев на ноге. - Глажу твою ногу, - Змей чуть перемещается, подтягивая ногу Рыжего ближе, крепче обхватив второй ладонью. - Это я вижу, блять, капитан очевидность. Нахера? - Хочу. Имеешь что-то против? - Да, бля. - Нет. Гуаньшань только поджимает губы. И ведь никого из них не удивляет подобный диалог. - Рыжик, ну давай. Скажи: "Змей, поцелуй меня". Или тебе слабо, да? - Пошел ты со своим "слабо"! - Рыжий загорается как спичка. Всегда. И вот сейчас ничего не стоило бы оттолкнуть Змея ногой, которую он так необдуманно прислонил ступней к своей груди. Но Рыжий почему-то этого не делает. - Это тебе слабо не лапать меня все время. - А тебе нравится, - и смуглая на контрасте с кожей Мо рука, нахально ползет вверх по бедру, ныряя под край штанины шорт. - Угу, пиздец как, - Рыжий умоляет свое раздражение не покидать его в такой момент. Только, блять, не сейчас. - Как ты заебал своими выходками!.. - Да тебя же тащит от них, - Змей скалится, перехватывает летящий ему в лицо кулак, резко нависнув сверху, крепко прижимает его согнутую в колене ногу к своему боку. И Шань просто на все сто уверен, что за этими словами последует его это излюбленное бесячее "дееетка". Змей не был бы собой, если бы недовольство, психи и кулаки хоть чуть-чуть предостерегали его от каких-либо действий. Не обращает внимания он и на пальцы схватившие его за волосы, шепчет насмешливо в покрасневшее ухо: - Хах... Таааащит, детка. - Я тебе ебальник разобью, скажи только еще раз это. - Да ты прям как ириска, Рыжик, - и держит он крепко, но, сука, мягко. Как всегда, когда не хочет причинять боль нарочно, от Мо такое никогда не ускользает. - Такое же сладкое опасное дерьмо, которое выдернет все пломбы, хорошо если не вместе с зубами. Рыжий почти рычит, полыхая лицом и пытаясь вывернуться из-под Шэ Ли, но тот хватает и другую руку, дернувшую было его за челку, тянет к своему лицу, пережимая запястье. И наугад вдруг проводит языком по сжатому кулаку, смыкает зубы где пришлось - на ссаженных костяшках, на мягкой боковой части ладони около мизинца, под большим пальцем. И Рыжий замирает. Змей доволен, сейчас аж треснет. Беспроигрышная игра "поймай Рыжего и сделай с ним что-нибудь". Сбей с толку. Заставь прислушиваться к ощущением: плохо это сейчас или хорошо? Больно или ну его нахуй, давай сильнее. Бесконечная и самая лучшая на свете игра, от которой у хладнокровного Змея растекается огонь по всему его ледяному нутру и хочется притереться щекой к теплой шее с редкими веснушками, облизать сахарные ключицы своим раздвоенным языком. Приползать бесшумно, как к блюдечку с молоком, к животу под тонкой футболкой, задирать ее и вжиматься лицом в светлую до мраморности кожу. Вдыхать на полные легкие его запах, получать пиздюлей за это руками, которые потом почти ласково пройдутся там, где ударили. Чуть сместив руку, Змей больно прикусывает запястье Рыжего как раз на переплетении тонких венок, с нажимом проводит зубами по выступающим косточкам, горячими сухими губами мягко обхватывая их, медленно и беспорядочно передвигаясь с одной на другую по сбитым казанкам. И едва Шань расслабляет руку, Змей вбирает в рот его безымянный и средний пальцы. Рыжего переебывает контрастными ощущениями. Он сгибает пальцы, нажимая изнутри, сразу угадывая кончиками на едва ощутимые старые шрамы. Во рту у Змея горячо, внутренняя поверхность щек и губ будто шелковая. Так легко раскроить их об его острые зубы. Случайно. Или намеренно. Полуприкрыв глаза, Ли чуть поводит головой, позволяя выскользнуть пальцам между неплотно сжатых губ с характерным влажным звуком, и Рыжий, как завороженный, не дыша, делает обратное движение, чувствуя, как они скользят по мягкому языку вглубь. Раз за разом медленно исчезают между губ, пока зубы не смыкаются почти у самых костяшек, а легкие не напоминают, что нужно дышать. Хрипло выдохнув жизненно необходимый сейчас трехэтажный мат прямо в приоткрытые губы, - Змей не делает никаких движений, ждёт, нависнув сверху, - Рыжему на самом деле ничто не мешает наброситься на них сразу, но он сначала лижет цветущий фиолетовый синяк на его скуле, прежде чем засунуть язык настолько глубоко в его рот, насколько может. Змей стонет в поцелуй, и звук этот, низкий и дрожащий, отдается у Рыжего в горле, в голове, в груди, застилая все, покрывая мурашками руки и загривок, поднимая волоски дыбом. Мо вздрагивает от прикосновений: от пальцев на внутренней стороне бедра, от того, как руки срываются и с нажимом проходятся по его животу, забираясь под майку, от того, как твердый член давит на его собственный через слои одежды. Колено Рыжего, которое все это время Змей прижимал к себе, он отводит в сторону, чтобы крепче притереться и плавно качнуть бедрами, сладко проезжаясь по длине. Горячо припадая ртом, ведет языком по его горлу, длинно лижет шею по бешено бьющейся артерии, по яремной ямке - и резко отодвигается назад, сдергивает носок с правой его ноги. Ему необходимо облапать Шаня всего и сразу, почти с маниакальной концентрацией на деталях, почувствовать скульптурность природного творения. Ли процарапывает зубами по колену, облизывает давнишнюю ссадину на нем, гладит щиколотку, ухватив поудобнее, скользит языком по косточке около внутренней части стопы и по взъему от самых пальцев. - Эй... Ты решил меня до смерти зализать и сожрать? Глаза у Змея совершенно ненормально светятся, когда он останавливается, прижавшись щекой к голени. В них застыло явное "почему бы и да", но он делает над собой усилие и даже спрашивает: - Сейчас тоже не нравится? Привыкшего к Змеевым выходкам разной степени эксцентричности и извращенности, творящееся сейчас Рыжего если и пугает, то, наверное, не так чтобы очень. Рыжий с собой честен, ему охуеть как нравится. Но вот совсем не нравится свой полуистеричный смешок и смешавшееся с возбуждением ощущение, напоминающее азарт и опасность, которое туго сворачивается внутри, напрягая живот, осыпая мурашками бока и бедра. Заставляя то задерживать дыхание, то дышать часто и поверхностно. Шэ Ли четко улавливает - сейчас Шань не будет орать. Отталкивать - тоже. По крайней мере пока. Поэтому, не теряя времени, переключается на его живот, от чего и без этого болезненный стояк у обоих становится совсем уж невыносимым. - Змей, сука... - снова подает голос Мо, но тот его подводит, получается какой-то шепот с придыханием. Что за стыд. - Девчонок своих так облизывай, лады? Ну конечно, блять, лады, о чем ты говоришь. Уже взял и перестал, смотри. С таким видом Ли чуть поднимает голову, вскидывая взгляд. При этом подбородок его продолжает касаться раскаленной кожи живота как раз над поясом шорт. Подбородок, в который только что утыкался через ткань член и завязки, которые каких-то полчаса часа назад психовано затянули на два тугих узла и трогательный кривой бантик. Змей пытается развязать их, помогая себе зубами. Как там, "праздность - мать всех пороков"? Не в силах больше выносить эти легкие касания, Шань тянется помочь, но пальцы дрожат и не слушаются, задевая каждый раз то горячую щеку, то кончика носа, путаясь в мягких Змеевых волосах, от соприкосновения с которыми будто пробивает током. Как только послабившиеся шнурки позволяют, Змей слегка приспускает его шорты вместе с боксерами, едва высвободив истекающую головку, и тут же обхватывает ее губами. Проводит кончиком языка по венчику, медленно слизывая и размазывая смазку, обжигая дыханием. Его так и тянет прямо сейчас спиздануть что-то крайне тупое, вроде "Шанечка, ты течешь как девчонка" и поржать над тем, как его самого кроет и трясет, сказать Мо, что это ты, рыжая падла, виноват во всей этой фигне, в том, что с тобой хочется творить подобное, все из-за тебя. Конечно из-за него, который сорванно дышит, пытаясь сдерживаться, стоит попытаться взять чуть глубже. Так что подъебки точно подождут другого момента. Змей, помогая рукой, снова проходится губами по всей длине, мягко нажимая подушечкой большого пальца на вершинку, следом широко ведя языком снизу вверх, - и снова опускается ртом, вбирая до середины. Движения эти вытягивают из нутра у Рыжего протяжный стон, который если и можно сделать тише, то сдержать - совсем никак. Он не знает, хороший это отсос или хреновый, сравнить ему не с чем, но ему охуенно настолько, будто по всей вселенной размазало. Осмелев, он подается навстречу, но крепкие руки удерживают его бедра, не давая больше двинуться, тогда он вцепляется обеими руками в Змеевы волосы, с каждым разом невольно притягивая его голову ближе, но тот никак почему-то не пресекает это. И Шань не перестает смотреть на эти раскрасневшиеся щеки и на пунцовые влажные губы, скользящие на своем члене, и не слышит влажный звук, с которым Змей выпускает его изо рта, и как он пружинисто шлепает по собственному животу - ничего, кроме бешеного шума крови у себя в голове. Одного движения его руки следом оказывается достаточно, Рыжего срывает в оргазм, напрягая каждую мышцу почти до судорог, пинком зашвыривая сознание пульсировать среди недавно виденного во сне мерцающего неба. Не дав отдышаться, Змей порывисто отталкивает Гуаньшаня, дергает на нем майку выше и дрочит себе быстро и грубо, низко склонившись ко взмокшему рыжему виску, пылающему уху, упершись рядом рукой. Прижатый им Шань вонзается короткими ногтями в его колени, не может оторвать взгляда, как темная блестящая головка мелькает в крепко стиснутом кулаке, плавится в жаре исходящем от его тела. Руки его снова судорожно хватаются за волнистые волосы, рванув еще ближе - и Змей кончает, приоткрыв в сиплом выдохе свои воспаленные мягкие губы на которых снова разошлись потревоженные ранки. Шань рефлекторно облизывается - капли спермы достали аж до лица, забрызгав живот и майку. - Блять, детка... - Вот заткнись нахуй, умоляю. С еле-еле возвращающейся ясностью ума Рыжий отстраненно думает, что недавно надеялся остановить всю эту странную ебанину. Так вот нет, нихера он этого не хочет. Пусть все так и будет. И еще у него даже хватает сил мысленно показать фак воображаемым господам прерафаэлитам, сокрушенно покачивающим головами, мол, не имели мы ввиду ничего подобного под словом "праздность". Пусть все так и будет. Они будут красивы хоть в старых шмотках, хоть в шелке, понятно? Отбитые напрочь или здравомыслящие, злые друг на друга и в синяках или залитые перемешавшейся своей спермой, как сейчас. Слизнув прозрачную каплю с ключицы Мо, Змей утыкается горячечным мокрым лбешником в его плечо. Никто из них даже не заметил, что электричество давно дали и настольная лампа горит, как болотный огонек, только едва рассеивая плотный душный воздух в комнате.