Мир, дружба, жвачка

"Мы с тобой Еще немного - и взорвемся"

- Чё, реально тут курить собрался?.. - Определенно. Держа сигарету зубами и прищуриваясь от лезущего дыма, Змей дотягивается до ноги Рыжего и по-свойски подтаскивает ее за щиколотку к себе. Рыжий ловит дежавю. - Так что, Шанечка? Предпочитаешь просто пялиться на меня? - Завались, а? - вяло отзывается Мо, флегматично показывая средний палец. - Хотя, я бы тоже посмотрел. На тебя. Змей в ответ на фак сладко ухмыляется и посылает воздушный поцелуй. Кончик его языка проходится по тому месту, где недавно была сечка, исчезает, мелькнув в уголке рта. - Ты... пиздец, - не находит слов Гуаньшань. И продолжает пялиться на то, как Шэ Ли приоткрывает свои мягкие губы, округляя их, позволяя дыму медленно выплывать плотным облаком. О, да нет же, слушай, все в порядке - губы эти хотелось разбить примерно с той же силой, с какой хотелось и засасывать до синевы. Так чего он загоняется?.. Чем был недавно напуган? Это же нарушающий личные границы, плевавший на любые правила Змей. С ним можно все. Его можно трогать. Его можно ударить. Он не против разбитого лица, если ты ненавидишь его в определенный момент, если ты зол, если он это и спровоцировал. Он не против есть с твоих рук, когда ему этого захотелось, и не важно, какой будет твоя реакция на облизанную им твою ложку или пальцы, с которых он заберёт последний, как известно самый вкусный кусок, обхватив ртом аж до второй фаланги. Его присутствие всегда говорит за него: я здесь, невыносимо живой, посмотри на меня, реагируй на меня; а ты видишь меня во сне? В каких именно? Расскажи. Дааа, расскажи мне. Дрочишь на меня? Я не против. Расскажи тоже. Почиркав несколько раз зажигалкой вхолостую, Змей встряхивает ее и, наконец, подпаливает вторую сигарету, не докурив предыдущую. Она дымит в его пальцах в опасной близости к коже, пока он гладит кончиком безымянного проступающую синюю венку на ноге Шаня. Гладит капиллярную сетку на особенно тонкой коже ближе к подошве. И Рыжему приходится прикусить изнутри щеку, сдерживая невыносимое желание попросить. Попросить сделать вот так еще. Погладь. Тебе ведь тоже нравится. Легким касанием ладони по изгибу ступни или лучше как тогда, языком. По самым чувствительным, почти с оголенными нервами, местам. Погладь - тело незамедлительно отзовется спазмом удовольствия, до боли в паху, таким, что рука непроизвольно тянется сжать яйца. После той ночевки он провел достаточно времени рассматривая засосы, и где?.. - на ногах, блять. Сидел за столом, рассредоточено глядя в пособия, положив на колено локоть, а на него голову, и трогал расцветшие отметины у себя на голени и бедре. Благо, что никому не придется объяснять откуда они взялись - под спортивками не видно. Текст перед глазами расплывался и двоился, цифрам и алгебраическим символам зажилось на страницах веселее. Страницы вместо решений заполнялись заштрихованными клеточками, кружочками, треугольниками вписанными в клеточки... И он, с нажимом проводя по каждому багровому следу, в какой-то момент вынужден был сомкнуть веки, поддаваясь, чувствуя, как у него встает. С каждым прикосновением, с каждым кровоподтёком все крепче. Звонок телефона настырный, как абонент на том конце, он просто игнорирует. Второй, такой же долгий, и сообщение "ну и хули трубу не берешь?", пришедшее следом, - тоже. Да как бы тебе сказать... Ли не брезгует поднятым с пола яблоком. Придирчиво осмотрев его, съедает, с хрустом отламывая куски. Глядит при этом на Рыжего пристально, не моргая. И Рыжий тоже неотрывно следит за его действиями. За тем, как Шэ Ли поднимается, рассекая собой сизые наслоения дыма и сцапав первый попавшийся предмет - небольшую каменную шкатулку, тушит в ней окурок, без зазрения совести вывернув ее содержимое на подоконник. "Шпульки", - возникает вдруг в голове, откуда-то Гуаньшань знает это слово. Из-за прикрытых светлой челкой змеиных глаз, он кажется спокойным и незаинтересованным, несмотря на лихорадочный румянец, расползшийся по его щекам. Но Шань-то как никто другой знает, как тот умеет "гасить" свой жадный до любых эмоций и ощущений взгляд, готовясь к броску ли, вылизывая ли этим взглядом до самого нутра, - просто чуть опускает ресницы, затаиваясь. Пряча под ними живой блик, от чего глаза его превращаются в желтый ископаемый янтарь, свет в котором загустел и засахарился; замедляя свои и без того неспешные движения. И Рыжий восхищен своей неебической проницательностью! Ему теперь будто бы открыт и понятен его дружбан почти полностью: его уловки, его желания. Только не забыть бы все это завтра на отходняках, пока собственный организм будет ему мстить, и будет он блевать раз за разом при попытке хоть что-нибудь съесть. Но, чтоб его, он в курсе, чьи руки будут его держать, не давая нырнуть башкой в унитаз. - Свали нахуй, не хочу я курить, - Шань упрямо крутит головой, уворачиваясь. Это Змей нависает над Рыжим, затянувшись и задерживая дым в лёгких, упирается в комод за его головой. Намереваясь курить одну на двоих по-цыгански. Очень легко схватить его сейчас за пояс джинсов и дернуть на себя. - Не ругайся, ириска. А то велика вероятность, что на хуй сейчас отправишься ты, - с мертвенной серьезностью произнеся эти слова, Шэ Ли со смешком выпускает дым через нос, податливо опускаясь на колени рядом, тянется к нему. И Рыжий не успевает даже двинуться вперёд, только жадно открывает рот. Мир, в котором существуют поцелуи, помимо сбивающих с толку прикосновений и похабных шуток, появился у них внезапно. Предстал, как мемный барыга: "Псст, ребятки, не хотите ли отменной дряни?" Отказаться не возникает даже мысли. И Шань рад почему-то, с какого-то неведомого хрена рад, что может позволить себе хотеть, чтобы его всего облизали. Чтобы бесстрашно и бесстыдно продолжали. Рад, что у него теперь есть такой понятный вектор, в который можно вложить все свое раздражение. Поэтому: поцелуи. Развязные, затягивающие и долгие. Такие, будто они всегда знали, как именно им хочется. Крепкие, заставляющие задыхаться, злиться и вцепляться друг другу в волосы и руки, оставляя синяки в желании перехватить инициативу. А когда глубокие, то медленные, в которых можно поддаться и почти кончать, пока тебе засовывают язык по самые гланды. Змей как слышит. Отлипает от горячего рта, давая немного вздохнуть, задает риторический вопрос: - Не знаешь, почему мы не делали так раньше? - и впивается Рыжему в шею, слизывая выступивший чистый соленый пот. Вдыхая такой знакомый запах душистого перца, молочной сладкой сдобы, накрепко смешанный с его телесным. Губы его нещадно жжет, щиплет мелкие ранки. - Расскажи, чем ты занимался тут, пока ждал меня. - Да бля щас, разбежался, - обморочно выдыхает Шань, не успевая переводить дух между сладкими спазмами у себя внутри и засосами Ли. Он определенно рискует завершить сегодняшний день с тепловым ударом и отвалившимся к херам членом. - Хотел меня, да? Рассказывай. Хотел ведь. Я же все равно не отстану. О да, эта сволочь не заткнется - тому хочется пошлостей и он их обеспечит, кто бы сомневался. Хоть Мо и сам за словом в карман никогда не лезет, но то, что срывается со Змеевых уст с его фирменной интонацией, не идет ни в какое сравнение с матом. - Самомнение свое придержи, заебал. Рывком он перетягивает Шэ Ли к себе на колени, без промедления расстегивает пуговицу на его джинсах, его и свою ширинки, чтобы хоть немного ослабить давление. Оттягивает плотную резинку черных боксеров, оголяя более светлую, но все равно золотистую кожу и влажный от смазки член. Мо как бы уже видел... Но ничто не мешает с удовольствием оценить его снова. Он красивый. Змей, скотина, весь красивый, как в целом, так и в частности. И Рыжий отдает себе отчёт, как звучало бы это, будь оно произнесено вслух, но, ебаное все, он так и просится в рот. И вот же ирония - фраза о том, что жизнь его к такому не готовила, как раз тут не актуальна. Жизнь, сука, как раз долго готовила его к этому. Это случилось бы все равно. Раньше или позже. Сейчас нет того полумрака как прошлый раз, и Шэ Ли явно кайфует от того, что его так прямо разглядывают, ничто его не смущает, собственно, как и раньше. Ерзает задницей на бедрах, прижимаясь вплотную, давая крепче сжимать себя. Чужой стояк ощущается просто каменным. Когда Рыжий обхватывает его, двинув на пробу рукой, в ухо ему стелется срывающийся полушепот: - Рыжий, а знаешь, стань вдруг я тобой, я бы лапал тебя - себя так, как захотел. Делал бы это глядя в зеркало, вот как ты недавно тут стоял... Прижимаясь к нему плечом или лбом, - Змей дразняще прихватывает зубами Шаню нижнюю челюсть и под нею, подбираясь к губам и продолжая уже в них. - Дышать близко, чтобы оно запотевало, проводить по нему языком, - и он лижет припухшие от несдержанных поцелуев губы Рыжего, - а еще прикасался бы бедром или всем боком, чтобы пробирало от холодного. Из-за дрожи, прокатившейся по телу, Ли напряженно замолкает на полуслове и Рыжий машинально пережимает его член у основания, прекращая любые движения, свободной рукой зарывается в волнистые волосы, болезненно натягивая пряди. И какое-то время они просто дышат, замерев, уткнувшись друг в друга, пока смазка капает с венчика Рыжему на руку. Капли ее стекают по костяшкам тягуче как мед. Зрелище это совершенно невыносимое, побуждающее творить такое, о чем раньше даже не думал, но сейчас нет и тени стыда и сомнения. Мо не заморачивается, все делает как себе. Замедляясь, проскальзывая пальцами по самой вершинке то с нажимом, то нежно, распределяет по стволу все сладкое и скользкое. От чего можно стиснуть кулак покрепче, проходясь вверх, так, чтобы до звезд в голове, раз за разом держать его и себя на грани. Змей облизывается, привычным движением пробежав языком по изогнутой линии губ, от которого Шаня сейчас в очередной раз бросает в жар - оно ведь всегда такое, совсем не показушное, но пиздец чувственное, потому как Ли олицетворяет собой это явление. Добиваясь стона, он оставляет собственнические засосы на изгибе шеи и плечах Мо, безжалостно растягивая ворот его кофты. С каким-то особым упоением кусается, добывая из Шаня резкие выдохи, почти вскрики, и тут же зализывает следы своих зубов. Явно даже не задумывается о том, как все это безобразие потом расцвет и что с этим Шань будет делать. Гладкая белая кожа под его руками то и дело берется мурашками, реагируя на прикосновения. Пересчитав ребра, по изгибу талии Змей опускает руку ему на пах, трогая через тонкий хлопок твердую плоть в опасной близости от металлической молнии замка. Дразнится, очерчивает головку по расплывшемуся мокрому пятну на ткани. Кое-кто здесь готов спустить даже без прикосновений... Обхватив горячую руку на своем члене, задавая более резкий темп, он продолжает: - Вот так дрочил бы, глядя на тебя - на свое отражение, задевая холодную поверхность зеркала, чтобы на нем оставались следы, а потом... Потом кончить на него, да, Рыжий? Понравилось бы тебе так? - Да твою м-м... блять, - только и может несвязно материться. Решает, что все, хватит. Хватит с него. Сталкивает Шэ Ли со своих колен, тянет за собой, кое-как поднимаясь. Лишившись опоры, Змей валится на тот самый единственный в этом помещеньице стул, игнорируя скрип тонкого дерева. Сдвигаясь для удобства на самый край сиденья, смотрит прямо и нагло, чуть запрокинув голову. В размазанных, несмотря на солнечный свет, зрачках его горит знакомая готовность на все, граничащая с безумием, и откровенная похоть. Блики на открытой влажной головке и серебряных кольцах на руке, которой он придерживает прижимающийся к животу член. Жгучие лучи обливают его целиком, будто совершая какую-то изощренную ласку, а он даже не щурится. Змея как она есть... Просто это Мо из-за плотного марева возбуждения, которое почти спекло ему мозги, не видит его третьего века. Вот сейчас они с небольшим рассинхроном скользнут по глазным яблокам вслед за качнувшимися ресницами. Не отрывая взгляда от совершенно неприкрытой вызывающей позы, от вылезших через дыры в дениме согнутых колен, туго натянувших ткань, Рыжий одним резким движением снимает с себя худи. Бросает его комом на пол и опускается на корточки между этих охуенных широко разведенных длинных ног, грубо дергает Шэ Ли за бедра еще ближе к краю стула, ближе к себе. Теперь-то Змей горячий и тоже задыхающийся, мстительно отмечает Шань, проводя ладонями по его крепкому животу, гладит по рельефу пресса и косым мышцам. Змей пахнет так, будто, сука, всю жизнь питался только цветочной росой. Пахнет всеми летними дождями, которые они собрали, промокая под ними и разбивая последнюю обувь, всей вольной солнечной пылью, ветром поздней весной на больших и тайных улицах их огромного города... От первого ощущения приходится тут же выпустить головку изо рта, чтобы едва успеть сдержать стон. Только так - вновь стискивая челюсти. Скольжение между губ оказывается слепяще-возбуждающим, хотя казалось бы куда уж сильнее. Хочется его весь и сразу... Но Мо не дурак, конечно, сразу в горло и не пытается. Перехватывает аккуратно, обводя языком венчик, пока ногтями другой руки безотчетно с треском проводит по джинсе. Прежде чем опять склонить голову, видит, как Ли прижимает запястье к расшибленному носу, стирая свежую кровь над верхней губой. Движения выходят неспешные, будто нарочно тягучие, но это просто Рыжий как в медленном раскаленном аду и не смог бы быстрее, - ему самому сейчас охуеть как. Он опускается ртом до середины, и давление скользом на нёбо и вглубь заставляет его замереть, осторожно выдохнуть носом. Совершая обратное движение, с ходу ловя кайф от непривычного ощущения, обхватывает губами плотнее. Блять, вот лучше не думать, что он делает... Мягко соскользнуть с головки, пройтись языком по уздечке, а самым кончиком по уретре, собирая новые прозрачные капли, и снова и снова снизу вверх. Оставляет пару поцелуев мокрыми губами под пупком, дразня сорванным дыханием. Облизывает член, втягивает его крепче и, приноровившись, понемногу ускоряется. И он не знает откуда в нем это - вот так бесстыдно кому-то отсасывать, терпя спазмы удовольствия внизу живота. Кому-то, господи боже, Змею, так, чтобы самого штырило, просто делая то, что безумно хочется. Змеево бедро под его ладонью напряжено до предела, и Гуаньшань гладит его, доходя до оголенного колена, перетянутого редкой джинсовой рваниной. Это чувствительнее и интимнее, чем если бы они были раздеты. Змей от этого вздрагивает и приглушенно стонет. Он то и дело мечется руками по Рыжиковым плечам и шее, осторожно дотрагивается до краешка полыхающего уха, явно сдерживая себя, чтобы не трогать рыжую голову. Едва коснувшись, костяшками убирает вязкие потеки с подбородка Мо, сквозь ресницы тот видит стиснутые кулаки Ли. В курсе, да, как хотел бы притянуть резко и крепко, чтобы томительная ласка превратилась вдруг в пошлейшее бесцеремонное действо. Со злостью, которая всегда тут как тут, и с некоторым неоспоримым превосходством в данной ситуации, Шань отталкивает тронувшую его руку и, возможно, он просто в край ебанулся, но заполошная угроза "вот только, бля, попробуй... только попробуй" незаметно приобретает совсем другую интонацию в его башке. "Попробуй, дааа, ну давай же", - и Змею, может быть, даже не грозила бы за это неминуемая мгновенная смерть. Двоякая эта мысль одновременно с раздражением приносит и наслаждение. Такое, которое ощущается во всем теле сразу - горячим облизывает бедра изнутри и снаружи, расцветает в пояснице, раскидывая жгучие плети по плечам до самых кончиков пальцев, перехватывает дыхание. Такое, от которого плавится все нутро, подталкивая еще ближе к тому, что кончит он сегодня в штаны. Слюноотделение справляется на заебись, так, что Рыжему приходится периодически отстраняться, сглатывая. Он опускается на пятки, упираясь коленями в пол, вытирает горящие губы рукой, не поднимая глаз. Чувствует на себе взгляд, но в ответ посмотреть не может, не провалившись от запоздалого стыда. Но он хочет, блять, хочет вновь мягко обхватить губами атласную головку и полностью взять ее, а затем и член почти до основания - он попробует - в свой рот. Очень хочет ощутить это еще и еще, облизывать, проскользить языком по пульсирующим венкам на твердом стволе. Хочет - и делает. Немного наклоняет голову вбок, чтобы член надавил на гладкую горячую внутреннюю поверхность щеки, скользя по ней и проникая глубоко настолько, насколько у Рыжего получается. Плохо соображая, только чувствуя всем естеством как замер Ли, и то, как много смазки, он не выдерживает, весь превратившись в спазм, посылает ту самую нужную вибрацию от короткого утробного стона. И когда в очередной раз он совершает движение вниз, то знает, что оно окажется последним. Не реагирует на тихое "Шань!", ни на руку, вцепившуюся в плечо. И когда Змея молча выламывает в оргазме, он только плотнее сжимает губы и рефлекторно глотает, слыша после резкий вдох, стон... Дрожащие выдохи. Медленно вынимая изо рта, он позволяет оставшимся каплям спермы тягуче вытечь по своим губам вперемешку со слюной. Дальше Мо не знает, как он оказывается втиснутым куда-то в угол между окном и вешалкой и прижатым спиной к Змеевой груди, настолько быстро это происходит. У него стоит так, что кончит он прям вот сразу, как Змей дотронется до него. Но тот совсем не спешит этого делать. С нажимом гладит его живот и талию, плавно перемещая руки ниже, немного стягивает джинсы, и пальцы стискиваются на бедрах до боли, оглаживают выступающие подвздошные кости. Ладони ползут обратно вверх к груди будто укачивая и замедляя, гипнотизируя этими размеренными движениями, погружая в магический ли, наркотический ли трип еще глубже. Процарапывает ногтями по шее, хищно цепляется за ключицы, резко смыкая зубы на надплечье, и Шань давится ругательствами и издает другие замечательные звуки, которыми его переполняет. Дергается, когда пальцы неосторожно задевают соски, поэтому Змей специально задерживается на них, трогая едва-едва и обводя вокруг. Облапывает везде, где может достать, наслаждаясь никуда не съебывающим горячим телом в своих руках. Невыносимо медленно, тщательно, удовлетворяя свою потребность в тактильности, потребность в прикосновении к прекрасному. И Мо в данный момент себя примерно так и ощущает, чем-то сотворенным без ошибок и оговорок, литым из искрящего вещества. Его надолго не хватит, ясное дело. Ему хочется в голос. Поэтому он откидывает голову Ли на плечо, расцепляя стиснутые зубы и позволяя себе дышать не сдерживаясь, шипеть, выдыхать рвано вперемешку с матами. Доверяя. Доверяя и, блять... это так хорошо, что Ли хочет остаться в этом моменте навсегда. Не отпускать, сжимать, пока не проломятся ребра, пока не впитает его в себя. Кладет левую ладонь на так бесстрашно открытое горло и сдавливает, не опасно, но ощутимо. Перед глазами у Рыжего сразу расплываются темные пятна, окаймленные пылающим, как плавящаяся кинопленка, пока правая Змеева рука наконец крепко обхватывает его стояк и с садистской медлительностью туго ведёт вверх-вниз, даже толком не сняв белья. Змей может быть и хотел бы загнаться по поводу того, что чувствует, но его слишком занимает восторг, пока он выцеловывает плечи в редких веснушках по отметинам своих укусов и шею вдоль позвонков. От первого - губами по мягкой щетине - до отчетливо проступающего седьмого. Хотел бы снова и эти влажные приоткрытые губы, как угодно: пальцами, языком... Но только жадно смотрит, проводя рукой ото лба по рыжим волосам, оттягивая их назад. Змея срывает вниз. Он опускается на колени, припечатав поцелуи в нескольких местах на спине перед собой, и дергает плотную резинку боксеров Гуаньшаня так резко, что ткань обжигает белую кожу. Проходится языком по отпечатавшемуся красному следу, лижет влажную поясницу... Не нежничая кусает за правую ягодицу. Так, что Рыжий резко оборачивается, матерясь и заходясь частыми вдохами. Но рука его, вопреки обыкновению, тянется не оттолкнуть, а укладывается Змею на голову, путаясь пальцами в пепельных прядях, - и он кусает еще раз, заставляя вскрикнуть, ставит поверх крепкий засос. Еще один. И еще. Запутанный всеми этими прикосновениями, подыхающий от солнечного света, балансирующий на самой грани оргазма, Рыжий позволяет с собой это все творить. Не объебанной частью сознания ему дохуя интересно, как Ли разрывается от вседозволенности. Зализывая следы своих зубов, Змей бы мог, да, мог бы сейчас провести языком между его ягодиц, мокро и медленно, и не один раз, с силой удерживая за бедра, не давая отстраниться. И тебе понравится до крупной дрожи, очень понравится... Но решает не пугать его. - Ли, чтоб тебя... - Рыжий облизывает губы. Приоткрывает в наслаждении их шире, яркие, истерзанные, когда проводит по своему члену левой рукой, размазывая влагу. - Взялся дрочить, ну так дрочи, еб твою! - Погоди, детка, - совершенно севшим голосом просит Ли, перехватывая руку Мо. Просит? И без того пошлятская "детка", звучит сейчас хуже некуда. Тем более не в приказе. - Повернись ко мне. Не выпуская из правой волос Шэ Ли, по сути держась за его голову, Рыжий с трудом разворачивается, точнее, скорее разворачивают его. Теперь светлые пряди легко касаются, щекотят его живот, посылая острые импульсы под сверхчувствительную кожу. Ли все делает быстро: крепко всасывает влажную налившуюся головку и так же быстро выпускает ее изо рта под разочарованный рык сквозь зубы, поднимается на ноги. За несколько бесконечных мгновений до того, как мозги вскипят как сахарный сироп, превращаясь в карамель, до того, как кончить Змею в ладонь, Рыжий замечает их смутное отражение в двойном пыльном оконном стекле, четкое - в ростовом зеркале, размытое - на глянцевой двери шкафа, искаженное - в гнутом металле вешалок для одежды: на всем, что может отражать. Он упирается лбом в шершавую поверхность стены, хватается за одну, другую шелковую шмотку, проскальзывая по прохладной ткани. Нервные окончания его взбесились: пожалуйста, еще больше резких контрастов! Сильнее, блять, крепче ладонь с окольцованными пальцами на его горле. В глазах у него бликующая предобморочная круговерть и горячая грудь Шэ Ли за его спиной, язык, вылизывающий шею. Рыжий притягивает Шэ Ли к себе за патлы и утыкается в них, вдыхая малиновый запах нагретых солнцем его волос. Обессиленно откидывает голову через подставленное предплечье, упираясь макушкой в стену. Ресницы его трепещут. - Ты ебливая скотина. В курсе, да? - он слабо улыбается. Со взглядом "смотри как могу", Змей высовывает язык и напоказ широко ведет им по своей ладони, слизывая сперму, облизывает пальцы - указательный, потом средний. Они по очереди, а потом оба сразу скользят по его языку и на все три фаланги исчезают у него во рту, зацелованные губы смыкаются у самых костяшек, и он медленно, максимально медленно, вытягивает их блестящими от своей слюны. - Заебись скилл... Я уже понял, как ты умеешь, - Шань едва шепчет, не в силах оторвать взгляда от этого невероятно похабного представления в пяти сантиметрах от своего лица. В горле у него пересохло и саднит, неимоверно хочется пить. Он сухо сглатывает. - Мне че-то херово... А это Змей и сам видит. Успевает подхватить поползшего вниз Рыжего, опускается вместе с ним на пол. Укладывается, полностью подминая под себя, заключая в объятья, практически закинув на себя его ноги. Держит мягко, крепко и удобно, подложив ладонь под не раз отбитый за сегодня затылок. Рыжий дышит поверхностно и часто, на лбу и под глазами у него выступили бисерины пота. - Хуясе тебя мажет, - почти что с восторгом произносит хрипящим голосом Змей, завороженно глядя в медовые, на разнотравье, прозрачные глаза, - зрачки в них бесоебит, они то расширяются, то сужаются до крошечных размеров. Точнее, лицо Шэ Ли находится настолько близко к лицу Гуаньшаня, что правильнее сказать, что смотрит он поочередно то в левый его глаз, то в правый. Взгляд Мо при этом устремлен сквозь него, будто перед внутренним взором у него сейчас происходит нечто масштабное и прекрасное. Рождаются и гаснут целые миры. - Эй... Охуенное занятие у него, сам бы посмеялся, - рассматривать Рыжего как под микроскопом и не отхватывать за это. Как бы призывая его сфокусироваться, он поглаживает большим пальцем по его выгоревшей брови. Склоняется еще ближе: - Эй, Рыженький, - в самое-самое ухо, с удовольствием отмечая, как белое плечо осыпает мурашками и как поднимаются тонкие волоски на предплечье, - пойдем умоемся, м? Никакой реакции. Только острые ресницы чуть опускаются и широко распахиваются снова. Его воспаленные губы так близко, что невозможно не смотреть на них, не изучать каждую трещинку, не хотеть их, не возвращаться мысленно к тому, что эти губы делали с ним недавно. Делали неумело, но так хорошо. Так что, было бы преступлением не потрогать их. Все еще действует негласное разрешение "везде и как угодно", поэтому, конечно, он трогает. Забирается указательным пальцем в его рот, открывая его, облизывает нижнюю губу Рыжего и засасывает ее так сильно, будто это перезрелая ягода, которая должна лопнуть от лишнего нажатия, и отпускает, любуясь результатом. Гуаньшань от этого действия только тихо вздыхает, прихватывает зубами заалевшую мокрую от Змеевой слюны губу, - и больше никаких действий, даже не хмурится. И этого достаточно чтобы взбеситься. - Сука ж ты такая... Рыжий! - резче произносит Ли, чуть приподнимаясь над ним на одной руке. - Слышь, подъем! Поднимайся, бля, или я тебя сейчас трахну. И - о да, у Рыжего сводит челюсти, и ладони, до этого расслабленные, стискивают руки Ли. Живот и бедра напрягаются под ним, и Змей только сильнее вжимается в него, снова чувствуя сладкую тяжесть внизу живота. Шань зажмуривается, вновь привычно сводя брови к переносице и резко открывает глаза. Полыхнувшая радужка в них такая, блять, охуенно чистая и прозрачная, будто свежая незастывшая смола. Змей притирается еще теснее, вынуждая шире развести колени, жадно следит, как с горем пополам Шань фокусируется на его лице разнокалиберными зрачками. - Да я тебя сам трахну, - еле ворочая языком, сдавленно отзывается он под его весом. - Прекрати, блять, а то у меня опять встанет. На это и расчет. Не понял, что ли? Шэ Ли хочется остаться под магией замкнутого пространства. Не выходить отсюда. Остаться за гранью хоть какого-то намека на стыд. Хотя погоди, что это, вообще? Он давно и безвозвратно потерян. Тыльной стороной ладони проводит по лбу Гуаньшаня, утирая лихорадочный пот, дотягивается до бесформенного оранжевого комка его худи. Ладонь из-под рыжего затылка не убирает. - Пойдем. Водичку поищем и все такое. Между тем, солнце лениво, но наконец-то утаскивает прочь свои ядовитые щупальца. В гардеробной настает не полумрак, конечно, но блаженная визуальная тишина. Рыжий дышит ровнее.