***
— Огнегрив! — Чей-то голос произносил его имя, но там, где был Огнегрив, всё ещё было темно. Кто пытался с ним заговорить? Это должно было быть частью этого странного кошмара; это не могло быть реальным. Он должен был вернуться в ту коробку, или, может быть, ничего этого никогда не было. Может быть, он вернулся в Грозовое племя, и все, что произошло после пожара, было его бредом. Это должно было быть так, это было то, что имело смысл. Голос снова заговорил: — Огнегрив, вставай! Он почувствовал, как нос упёрся ему в плечо. Он отпрянул, свернувшись калачиком. Значит, голос, по крайней мере, был настоящим, но что еще? — Это я! Пушинка! Огнегрив, вставай! Пушинка? Удивление пронзило Огнегрива, как молния, всё было настоящим. Воин заставил себя открыть глаза и на мгновение прищурился, когда в них ударил ослепительный свет. Огнегрив несколько раз моргнул, пытаясь прояснить зрение. Когда ему это удалось, воин понял, что все еще находится в гнезде двуногих. Это было совсем не то гнездо, в котором его лечили Резчики, это было похоже на одно из гнезд, в которых они на самом деле жили. Конус по-прежнему висел у него на шее, и ему было трудно поднять голову. Он все еще был в клетке, в которую его положили раньше, но верхняя половина отсутствовала. Огнегрив издал стон, двигаясь на голос Пушинки. Царапина на боку болела, когда он двигался, напоминая ему обо всем, что произошло. Глаза воина округлились, когда он увидел ученицу. — Пушинка! Огнегрив неуверенно поднялся на лапы и неуклюже подошел к ученице. Он хотел прижаться к ней носом, но понял, что не может. После нескольких неловких минут раздумий Огнег поднял лапу и положил ее на плечо Пушинке. Он быстро оглядел молодую полосатую кошечку, вдыхая ее запах. От неё больше не пахло тошнотой, вместо этого она довольно сильно пахла двуногими. Так вот что с ней случилось? Должно быть, её держали двуногие, пока он был у Резчика. По крайней мере, они воссоединились и могли отправиться на поиски племени Ветра и Песчаной Бури. Он спросил: — Что случилось? Ты в порядке? — Та двуногая, что схватила нас, — кивнула Пушинка, — это её гнездо. Я была здесь. Огнегрив отвернулся, оглядывая окрестности. Они были в большой палатке в гнезде, они стояли на большой шкуре недалеко от каменного строения. Он чувствовал слабый запах пепла, исходящий от него, вызывая дрожь по спине. Вдоль одной из стен логова было несколько дыр, покрытых двуногим льдом. Было также несколько различных поверхностей, некоторые из которых были деревянными, в то время как другие выглядели так, как будто они были сделаны из шкур. Не было и следа Двуногих. — Что с тобой случилось? — Огнегрив повернулся к ученицы от её вопроса. — Что это за штука у тебя на голове и почему у тебя голый бок? — Пушинка обошла его сбоку, он почувствовал, как она обнюхала место царапины. — Что это за черная штука? Это похоже на паутину? — Что? — Тревога вспыхнула в Огнегриве — что за черная штука? — Она завернута на твою рану, — ответила Пушинка. — Я думаю, что это держит его вместе? О, это, конечно, объясняло напряжение, которое он испытывал на этой ране. Двуногие что-то туда положили. — Я был у Резчика, — объяснил Огненное сердце. — Они также работают как своего рода лекари для кошек – Двуногие-целители? Я...я не знаю ... они помогли мне с боком и надели эту штуку мне на шею. — Чтт? — Он почувствовал, как нос пернатого коснулся белого предмета. — Это был Резчик? Она привела нас к Резчику? Нас? Значит, Пушинка тоже была там? Это объяснило бы, как ей стало лучше, но почему двуногая вернула её в свое гнездо, а не его? Не потому ли, что он поцарапал её, как сказал домашний? — Это конус, что-то вроде ошейника. Двуногие думают, что я буду возиться с раной, поэтому они наложили её. Если бы он понял, что в ране была черная паучья нить, возможно, он бы так и сделал. Огнегрив сунул морду в сторону ученицы, снова обнюхивая ее. Под запахом двуногого он чувствовал запах ученицы. Он расслабил плечи, ведь у Пушинки был тот же запах. — Ты тоже там была? Что случилось? — Ты замерз в ящике, — объяснила Пушинка. — она посадила нас в чудище и привела к Резчику. После этого мы расстались, не знаю, куда они тебя унесли, но меня привели в эту белую берлогу, воткнули что-то острое мне в ногу и загривок, а потом заставили что-то съесть. Губы ученицы скривились, как будто она все еще чувствовала вкус того, что дал ей двуногий. — После этого двуногая принесла меня сюда. Она заставляла меня есть то же самое, что и другие двуногие, но больше ничего. Через несколько дней я почувствовала себя лучше. — Это трава Двуногих, — мяукнул Огнегрив. — Они и меня заставляли есть. По крайней мере, с Пушинкой было все в порядке. Пока она здесь, Огнегрив сможет снять с себя эту штуку и вытащить их обоих отсюда. Оттуда они могли бы выяснить, как добраться до остального племени Ветра. Пушинка кивнула: — Гарри сказал, что это было лекарство. — Гарри? — Растерянно повторил Огнегрив. — Это домашний, который живет здесь — она дернула серебряным ухом в сторону двери. — Сейчас его здесь нет, двуногая выпустила его наружу. Чувство надежды одолело Огнегрива, здесь жил домашний, и он должен был знать окрестности. Этот кот может указать нам направление реки, и мы сможем вернуться в племя Ветра! Я смогу вернуться к Песчаной Буре!Chapter 64.
16 января 2021 г. в 18:11
Было темно, Огнегрив ничего не видел. Это заставило его грудь сжаться. Он почти ничего не слышал; все звуки были заглушены, когда он поднял лапу над головой. Всё, что он чувствовал – это запах шкуры под ним, она почти касалась его морды, едва щекоча нос, когда он приступил к своей задаче. Рана на боку болела, а спина была напряжена из-за положения, в котором он находился. Он почувствовал, как напряглись его плечи.
Он положил лапу на часть конуса, слегка расплющив его под весом лапы. Как только он убедился, что не потеряет равновесия, воин поднял другую переднюю ногу. Он положил её на другую сторону конуса, прижимая хрупкую белую штуковину к земле точно так же, как и другую. Как только Огнегрив закрепил их обоих, он переместил свои ноги в лучшее положение. Пожалуйста, пусть это сработает.
Огнегрив приподнял верхнюю часть тела, конус скользнул вверх по шее, пощипывая мех. Он заставил себя идти дальше, пытаясь снять эту нелепую штуку с шеи и головы. Часть воротника была остановлена, как и в те разы, когда он пробовал это раньше, ушами. Воин все время дергал головой, отчаянно пытаясь прижать уши. Каждый раз, когда ошейник впивался в них, ему было больно, и в то же время он впивался в шею прямо под мордой. Она почти душила его, когда он пытался её снять. Он издал шипящий звук боли. Разочарование из-за этой штуки наполнило его, как двуногие смогли его снять и почему он не мог?
Воин продолжал дёргаться, отчаянно пытаясь снять конус. Он почувствовал, как что-то внезапно коснулось его плеча, паника наполнила Огнегрива от этого прикосновения. Он оторвал лапы от конуса, его передняя часть подогнулась, пока он брыкался. Он поднял голову, чтобы посмотреть, что его коснулось. Свет заполнил его зрение, и глазам потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть. Белый ошейник закрывал большую часть его зрения, запах ударил его, когда он смотрел на синюю шкуру вместо серебряного забора, который обычно был перед ним. Это был Двуногий.
Он услышал, как двуногий издал что-то похожее на мурлыканье, смущение разогрело шкуру воина, когда он понял, что это значит. Над ним смеялся Двуногий. Появилась одна безволосая лапа, двуногий буркнул что-то, оттягивая ошейник назад. Огнегрив поморщился, когда конус ущипнул его за мех на обратном пути вниз по шее.
Двуногий почесал его по макушке, прежде чем убрать лапу. Волны разочарования и унижения накатывали на воина. Огнегрив скривил губы и пробормотал:
— Может быть, мне стоит снова тебя поцарапать!
Теперь он ясно видел перед собой открытую коробку. Огнегрив заставил себя поджать передние лапы. Он быстро двинулся к отверстию, когда чья-то лапа прижалась к его груди, отталкивая его назад. Огнегрив разочарованно зашипел. Он инстинктивно открыл рот, чтобы укусить лапу, которая была заблокирована ошейником. Он поднял одну лапу, вонзив когти в какую-то шкуру на передней лапе. Она не сдавалась, удерживая воина, когда он попытался обойти её, так как забор был близко. Она быстро выскользнула наружу, и забор был надежно закреплен снаружи коробки.
Огнегрив сердито посмотрел на двуногого, когда тот отвернулся от него, он вонзил когти в шкуру под собой. Унижение осветило его шкуру, он был в плену у каких-то вонючих двуногих. Они все время смазывали ему глаз, заставляли глотать эти маленькие белые камешки, и он даже не мог избавиться от зуда за ухом.
Он знал, что двуногие помогают ему по-своему, но он ненавидел это, он ненавидел всё это. Конечно, его кашель практически прошел, и рана на боку, казалось, заживала хорошо – насколько он мог судить. Он уже давно догадался, что двуногие сняли мех с его бока вокруг раны. Между царапиной на его слепой стороне и конусом вокруг шеи, закрывающим обзор, он не мог видеть ее, но чувствовал, как холод серебряных стен вокруг него касается мягкой кожи вокруг раны.
Вся эта ситуация была похожа на то, как будто его снова держали в плену, это была другая ситуация, но было так много параллелей. Он всё ещё был вынужден оставаться в одном пространстве, только удаленном для того, что было у двуногих для него в тот раз. Он был вынужден жить и спать прямо рядом с тем местом, где он делал грязь, его губы скривились при мысли о синей коробке в нескольких шагах от него. Как всё это было недостойно!
Это место было больше, чем его тюрьма в Грозовом племени. Он мог больше двигаться, и двуногие держали его в чистоте, чего он не мог ожидать в Грозовом племени, и он не пострадал, но всё ещё был беспокойным. Ему нужно выбраться отсюда, к Пушинке и племени Ветра. Он понятия не имел, с чего начать, потому что Пушинка пропала, а племя Ветра давно ушло с того места, где их смыло.
Его мысли вернулись к Песчаной Буре, он не был уверен, сколько времени прошло с тех пор, как он и Пушинка были отделены от племени Ветра. Что, если у нее будут котята без него? Он должен быть там для нее – для котят – он должен вернуться в племя.
Огнегриву снова снились кошмары, более жестокие, чем прежде. Двуногие пытались помочь ему, они лечили его своими странными травами, но тревога этой ситуации была постоянной. Давление в груди не ослабевало последние несколько дней, и он был на грани того, чтобы что-нибудь случилось. Его кошмары становились всё хуже, до такой степени, что воин не спал предыдущие две ночи.
Огнегрив взглянул на два камня рядом с собой, поднялся на лапы, прежде чем приблизиться к тому, у которого была вода. Давление, которое образовалось на его груди, когда он впервые прибыл сюда, немного усилилось, воин сделал вдох, чтобы успокоиться. Он оттолкнул дразнящий голос, эхом отдававшийся в его голове. Я не домашний, это не делает меня таковым. Он присел на корточки, лакая затхлую воду. Его губы скривились от её вкуса, прежде чем он отвернулся.
Огнегрив взглянул на палки, удерживающие забор перед ним закрытым, он уже несколько раз пытался их убрать, но безуспешно. Однажды двуногий увидел, как он пытается освободиться, и что-то на него надел. Его хвост раздраженно дернулся, возможно, он был ближе к тому, чтобы открыть засов, а теперь новая штука сделала это еще труднее. По крайней мере, они не причинили ему вреда за попытку побега.
Он чувствовал запах корма, который ему дали, его желудок застонал при мысли о том, чтобы съесть еще. Огнегрив уже ел пищу домашних раньше, он ел её не так давно. Раньше он был пойман в ловушку двуногими, но тогда он умирал с голоду. Не в силах охотиться и в бегах. Он застрял, это было правдой, но каждый раз, когда он откусывал кусочек этой коричневой каши, в его голове начинал звучать голос. Он издевался над ним за то, что он оказался в такой ситуации, за то, что был вынужден полагаться на двуногих. Не то чтобы еда имела для него какой-то особый вкус. Пахло хорошо, но каждый укус был похож на поедание пепла.
Огнегрив лёг, воротник впился ему в шею, когда он положил голову на то, что должно было быть мягкой шкурой под ним. Белая штука блокировала то утешение, которое могло бы быть от шкуры. Он мог слышать, как Резчик ходит снаружи коробки, он мог попытаться снова снять эту нелепую штуку с шеи, как только двуногий исчезнет.
Теперь он был один, два домашних, которые были здесь, когда Огнегрив проснулся, вскоре ушли. В то время было приятно побыть в компании, но теперь прошло уже несколько дней, и никто больше не приходил к Резчикам. У него не было никаких признаков Пушинки, и вероятность найти ее, казалось, уменьшалась с каждым днем.
Даже если Огнегрив каким-то образом доберется до реки, он никак не сможет пойти по следу двуногого. Запах племени Ветра тоже был бы смыт. Все они, вероятно, решили, что он и Пушинка мертвы. Он мог только надеяться, что ученица каким-то образом сбежала от их похитителей и нашла дорогу обратно в племя. А пока ему придется подождать, пока он сможет выбраться отсюда.
Огнегрив поднял голову на звук разговора двуногих, он повернул голову, наклонив ухо к серебряной ограде позади него. Конус имел тенденцию заглушать звуки позади него, к большому разочарованию Огнегрива, но он мог сказать, что они приближались.
Тревога пронзила воина, когда он услышал, как позади него открылась ограда, он повернулся на звук, чтобы посмотреть на двуногих, прежде чем на него положили две лапы. Он почувствовал, как одна из лап схватила его за шкирку, и Огнегрив замер. Воспоминания и чувства всплыли вновь, как и каждый раз, когда двуногие делали это с ним. Его дыхание становилось все тяжелее,а зрение расплывалось. Нет, стой! Мы уже сделали это сегодня!
Для чего еще они могли вытащить его из ящика? Страх наполнил его, когда ему в голову пришла мысль, что он у Резчика. Все, что Синяя Звезда рассказала ему, когда он был всего лишь котенком, промелькнуло у него в голове. Неужели они собираются это сделать? Одну переднюю лапу положили под него, и он вонзил в неё когти, когда его вытаскивали из ящика. Сердце Огнегрива бешено колотилось в груди, ему нужно было убраться подальше от двуногого.
Двуногий крепко прижимал его к себе, и у него не было никакой возможности стащить его. Огнегрив зашипел, извиваясь из хватки. Ему нужно было уйти, нужно было бежать.
Двуногий отвернулся от своей шкатулки, на серебряной поверхности которой он лежал раньше, было что-то вроде трубки. Страх наполнил воина при виде его, там было отверстие с серебряной сеткой, которая выглядела так, как будто собиралась закрыть его. Неужели его посадят туда? Там было тесно. Слишком тесно. Дыхание Огнегрива становилось все хуже, грудь сжималась все сильнее, а зрение затуманивалось, пока он продолжал бороться. Это было меньше, чем его тюрьма в Грозовом племени, и, похоже, в ней даже не было места, чтобы развернуться.
Он слышал, как двуногий издает какие-то звуки, приближаясь к штуке. Огнегрив продолжал пытаться вырваться из хватки резака, когда его подтащили к клетке. Его зрение ухудшалось, слух ухудшался. Он услышал, как сам издал протестующий вопль, когда его голова была опущена вниз и он застрял в маленькой трубке.
Огнегрив быстро обернулся, стены сдавливали его, а неуклюжий конус мешал поворачиваться. Его ноги дрожали, и он рухнул на пол, когда смутно увидел, что сетка закрылась за ним. Нет! Слова застряли у него в горле, хотя двуногие не поняли бы его, даже если бы он заговорил. Ошейник невыносимо впивался в шею. Огнегрив свернулся калачиком, когда почувствовал, что клетка начала двигаться.
Кровь шумела в ушах, зрение ухудшалось с каждым быстрым ударом сердца. Этого не могло быть, это казалось нереальным, и все же это происходило. Иначе зачем бы ему это видеть? Чувствовать это? Неужели это был какой-то странный кошмар? Это не имело значения, воин ничего не мог поделать. Он застрял. Мир вокруг него погрузился во тьму, а он продолжал дрожать от страха.