Паучья пряжа

Потеплело внезапно, в разгар Начала морозов, когда день Госпожи уже минул, и Айрилет по привычке готовилась к долгой и злой зиме. А та будто решила свернуть на полпути, и вместе с ней застряла на перепутье природа: вроде и листья осыпались, а духота — почти летняя. Айрилет томится предчувствием: не дурным, но безрадостным — тревожным, вязким. Всё уже давно — тревожно и вязко; как перед грозой, когда поминутно косишься на небо и гадаешь: когда же? когда?.. Но гроза не приходит. Всё, что им достаётся — прогорклая рифтенская сырость и утро — стылое, прелое, с ноткой гнильцы, что стелется по земле; к обеду воздух прогреется, а пока от воды тянет хладом. Дженасса уезжает в Маркарт, ведомая новым контрактом — довольная, не чувствующая ни вязкости, ни тревоги. Телдрин — зовёт Айрилет выпить в “Пчелу и жало”, и в его глазах она видит то же самое — тоску по тому, чему в их языке нет имени. — Я не хочу больше... так, — признаётся Телдрин, когда пустеет их первая бутыль медовухи. — Болтаться, как говно в проруби. — Дженасса тебя не поймёт. — А ты — понимаешь? — Тебе нужна цель, — кивает Айрилет. — Мне — тоже, но мне не достало времени, чтобы понять, какая именно. Ты меня опередил… Ты уже понял, верно? Куда зовёт тебя сердце, Телдрин Серо? — Вернуться в Блэклайт, когда накоплю достаточно денег. Я хочу помочь — моему городу и нашей земле — так, как умею. Телдрин не говорит, что у него на уме, а Айрилет — не давит и только спрашивает: — Ты уже давно откладываешь? — Да. Дома есть мер, которому я доверяю. Я отправляю деньги ему. Они беседуют ещё две бутылки (в общем зале) и вечер (в снятой для этого комнате); говорят о любви, и потерях, и неизбежных обидах, и понимают, что вместе проводят время — вот так — не в последний раз... но всё равно прощаются. Как прежде уже не будет. "Может, нам стоит учиться любить друг друга не так, как нам хочется, а так, как нам друг от друга нужно?" — думает Айрилет. Может, это ей говорят усталость и мёд — и ложное лето.