Паучья пряжа

Став ярлом, Балгруф, сын Аудхильд, получил изобильное наследство — такое, что не каждый в руках удержит. Холд — от отца. Проклятье — от мачехи. Даже невесту — от старшего брата. В первые дни времени ни на что не хватало, но позже, уладив дела — те из “срочных” и “неотложных”, которые таковыми и правда были, — Айрилет с побратимом смогли наконец… не отдохнуть, нет — но хотя бы перевести дух. Когда у них вышло взглянуть на случившееся со стороны, многое, что прежде казалось туманным или вовсе необъяснимым, получило обоснование... тёмное и испорченное, как и душа госпожи Сигрдривы, но в своей простоте — почти примитивное. Прядильщица, обратившись к Балгруфу и его отцу через уста Айрилет, обмолвилась, что жена ярла Нелкира совершила на Вебранда, третьего из детей Аудхильд, Тёмное таинство… И если подумать, сопоставить даты, подвязать в цепочку разрозненные, как казалось, события, то получается, что Сигрдрива сделала первый ход как раз тогда, когда старший из пасынков собрался жениться. Пока он не успел наплодить детей и не оттеснил ещё больше её, Сигрдривы, волчат от ярлова престола, нужно было начать игру, но не спешить поднимать ставки. Покушаться на наследника она с наскоку не стала — и заказала Тёмному братству следующего по старшинству сына. То, что в пожаре, унесшим жизнь Вебранда, погибла и Дагни, старшая ярлова дочь, было, скорее всего, случайностью — и причиной тому, что дальше Сигрдрива действовала самостоятельно. Фротара отравили ядом, настоянным на собачьей мяте: дешёвые зелья, повышающие мужскую силу, делают из неё же, и многие травятся… Яд Сигрдрива добавила в бутылку вина, которую Фротар собирался распить с любовницей — вот только свидание их расстроилось, и Тамикой тот угостил не девку, а младшего брата. Так умер Хеймир, старший из сыновей Сигрдривы... А дальше? Дальше всё окончательно вышло из-под контроля. В одном Балгруфова мачеха преуспела: детей Фротар Нелкирссон после себя не оставил. Невеста у него была всем на зависть: Гуннхильд Рука Закона, кровь от крови рифтенских ярлов, да ещё и в родстве со Снегоходами — одним из самых богатых и влиятельных кланов Скайрима. Ради такого брака и Фротар, и ярл Нелкир готовы были прождать столько, сколько потребуется, чтобы Гуннхильд вошла в возраст — и невестина родня тоже не видела выгоды торопиться. Суженные часто встречались, сердечно общались... может, и не любили друг друга без памяти, но питали искреннюю приязнь — не всем так везло в договорных браках. Фротар, взрослый мужчина, имел любовниц на стороне, но был осторожен и незаконных отпрысков не оставил: угроза их с Гуннхильд будущим детям расстроила бы помолвку куда вернее добрачных связей. Сигрдрива, впрочем, решила взять всё в свои руки: сначала траур по младшим сестре и брату на долгие месяцы отодвинул свадьбу, а потом и смерть жениха — поставила под угрозу весь замысел... Не отменила, нет: младшим братьям наследовать от скончавшихся старших невест или вдов — обычное дело. Вот только в том, что случилось в Вайтране, не было ничего обычного — и родственники Гуннхильд не горели желанием отпускать её в этот замаранный смертью город. Балгруфу пришлось попотеть, но он был упорным, союз — слишком давним, и слишком много подарков за эти годы успело перейти из рук в руки, а проблем — решиться по-родственному. Ещё немного щедрых подарков, решённых проблем и Балгруфовой настойчивости — и старая договорённость снова вступила в силу, а у Драконьего предела появилась молодая хозяйка. Поначалу пришлось непросто, верно… но, пусть они и стукались лбами, властная, боевитая нордка Айрилет скорее понравилась. Балгруфу — тоже: они с женой превосходно ладили днём, и ещё лучше — ночью. Забеременела Гуннхильд быстро и разрешилась в срок, здоровым крикливым мальчиком. Балгруф был счастлив, — а как иначе? — и рождение первенца их ещё больше сблизило. Ребёнка назвали Фротаром: тот был дорог обоим, и это, наверное, было по-особенному приятно — пусть “через посредника”, но позволить ему стать ярлом Вайтрана. Второй раз Гуннхильд понесла почти сразу — и переносила почти на неделю. Роды были в разы тяжелее, чем первые, она едва не сгорела от лихорадки, но, молодая, по-нордски крепкая, выкарабкалась, и — то ли ради клановых чар, то ли из мрачного чувства юмора — предложила Балгруфу назвать их дочь Дагни. Шло время, и шёпот Клинка всё не умолкал, рвался сквозь установленные ярлом и его посестрой защиты. Айрилет знала, что будет, если они не справятся: о безумии, переполнившем Крипту Сердец, верные не забыли и тысячу лет спустя. Тогда Клинок попал в руки невежественному альтмеру: искушаемый силой, тот быстро лишился рассудка и умертвил всех своих учеников... Договор с Прядильщицей оберегал Вайтран долгие годы, но, нарушенный, обернулся проклятием: стоит дать слабину, и повторится то же, что в Ривенспайре. Об Эбонитовом клинке, и сделке с Мефалой, и том, как важно для Балгруфа заиметь не меньше, чем трёх детей, Гуннхильд не сказали — она была слишком нордкой, слишком упрямой и верной своим богам и не поняла бы подобной связи с даэдра... Она была кем угодно, но только не дурой: того, как Балгруф намекал, что хочет большую семью, а Айрилет следила за её циклами, вполне хватило. В недостатке старания Гуннхильд с мужем никто не мог упрекнуть, но забеременеть в третий раз она не могла два года, и когда пошёл третий, задумалась, не следует ли обратиться к богам. Дурное предчувствие поселилось у Айрилет под рёбрами, но волновать побратима или его жену она не хотела. Обратиться к богам — не самая плохая идея… Мантика — домен Азуры, но вовлекать в это дело другого Князя Айрилет побоялась, и потому решилась искать милости у Прядильщицы. Зелье, облегчающее переход, пить было тревожно: в храме их натаскали на основные рецепты, но Айрилет не алхимик, а здесь — тоже собачья мята, с чьей ядовитостью в Драконьем пределе знакомы не понаслышке... О чём подумают, если она ошиблась и всё же отравится? Тоже попробуют всё списать на повышающее потенцию зелье?.. Быстро, до безобразия быстро тревогам не остаётся места: нить за нитью обрывается то, что связывает Айрилет с Нирном — нить за нитью она вплетается в Спиральный моток. Когда-нибудь, когда смерть настигнет её на Арене, она не уйдёт в Снорукав, но останется здесь навсегда, и план её Князя, свитый из укрощённых пороков, станет ей домом. Когда-нибудь — но не сейчас. “Где обладатель души моей?” — ищет-тянет за ниточки Айрилет и перебирает Моток прядь за прядью. “Много чести, смертная — претендовать на такую встречу”, — не-звучит ей ответом. В храме их натаскали на то, чтобы видеть-распознавать доверенных княжеских слуг не-глазами, и потому Айрилет знает, что отвечать. “Госпожа Рузозузалпамаз, — обращается она со всем почтением, — Вам известно, зачем я здесь. Ярл Балгруф уважает Договор и чтит обеты, что взяли на себя его предки. Но нам нужно знать, свободна ли от порчи его жена, и если нет, то как ей помочь. Без этого Договор не исполнить". Будь Айрилет здесь телом, то, может, услышала б смех, а так — скорее угадывает, читает в том, как вздрагивают и натягиваются нити. "Третий ребёнок нужен, — соглашается паучиха. — Но чрево его жены способно родить ещё многих. Пусть не сдаются: Госпоже им мешать нет никакого смысла". Айрилет не успевает поблагодарить: её обрывают — и вкидывают на Нирн — грубо, бесцеремонно… но, зная, на что способна Рузозузалпамаз, гневиться не получается. За покой Айрилет заплатила втридорога, но с превеликой радостью поделилась им с побратимом. Гуннхильд о связи с даэдра они, конечно, не говорят; Балгруф пытается успокоить жену иначе, но та, как и всегда, слишком упряма — и слишком верна своим богам. Гуннхильд спросила совета у рун, и руны ответили: если поедет в Рифт, искать наставлений у тётки, это будет во благо Вайтрана. Переспорить её не получилось даже у мужа; Гуннхильд наказала Айрилет беречь детей и отправилась в путь... ...А через месяц вместо неё в город вернулись дурные вести: госпожа отправилась за благословением к жрице Мары, живущей отшельницей в Велотийских горах, попала под обвал и... не выжила. Ей было двадцать три года — чуть старше, чем Балгруфу, когда они с посестрой познакомились... — Ну что, мой ярл, к кому теперь будем засылать сватов? — спросила его Айрилет, выждав ещё месяц. Как бы им ни было горько, а третий ребёнок — по-прежнему нужен.