Паучья пряжа

Вино из долины Нибен струится в бокалы вишнёвой венозной кровью — сколько бы лет ни прошло, а от образа не избавиться, каким бы постылым и пошлым он ни казался. Словно играешь в "не думай о белом гуаре" — чем сильнее пытаешься выгнать, тем настойчивей он возвращается. Бархатно-терпкое, с лёгкой горчинкой… Вино из долины Нибен делает мысли медленными, вязкими, а ум — созерцательным, и за неимением иных вариантов Айрилет созерцает Балгруфа. Он изменился за эти годы, обзавёлся новыми морщинами, но взгляд — такой же, как и при первой встрече. Прядильщица редко ошибается, составляя узор. Власть Балгруфу к лицу, он был рождён для неё — пусть и явился на свет младшим сыном своей матери. Сколько их было, детей предыдущего ярла — с десяток? В живых осталось лишь двое. Тяжесть не-смертного взгляда морозит затылок — даже сейчас, особенно сейчас! Прядильщица привечает Вайтран и не выпускает из паутины. Сколько поколений назад был заключён исходный договор, Балгруф и сам не знает, и до Сигрдривы никто об этом всерьёз не думал. — Пусть и в посмертии пауки пируют её душонкой! — зло и не-тихо поминают они покойную, и Айрилет снова прикладывается к бокалу. Мачеха Балгруфа — ещё один белый гуар... Хорошая, добрая женщина, так про неё говорили — не зная, что Сигрдрива решилась выполоть пасынков, чтобы расчистить поле для собственного сына. Не брезговала ничем, даже услугами Тёмного братства — и паутина со временем зазияла прорехами, отравляя город. Первыми пострадали те, кто нарушил завет — ярлова семья. Не сыпь другому курган, здесь так говорят? Сигрдрива, не вняв этой мудрости, потеряла детей и чуть было не погубила город... И потянулась ниточка: Эбонитовый клинок, направленный божественной рукой, призвал Балгруфа — до того, как Вайтран провалился в Обливион. Завет был восстановлен, да, но какой ценой? Прядильщицы слишком много под этими сводами: тень, что она отбрасывает на город, неистребима и тяжела, как Красная гора — даже слуги Хирсина с этим смирились. Балгруф же борется за каждую жизнь и всё равно проигрывает — двух жён схоронил, и будет ли третья? Айрилет, невесело улыбаясь, делает последний глоток — кровь недругов нибенийским вином дразнит язык и нёбо. Вина — неизбывная, дремучая — обхватывает горло.