Танец Хаоса. Поступь бури

- Это конец, - в который раз уже пробормотала Эней, качая головой и не веря в то, что только что слышали ее уши, видели ее глаза. Не желая в это верить. В маленьком домике, где жила Старшая Дочерей Мани Нэруб дель Раэрн, не было почти ничего. Только циновка на полу, скрученное в скатку одеяло в углу да кувшин с водой. На окнах не висели привычные глазу белые занавески, призванные не пропустить внутрь насекомых, зев печи был плотно закрыт заслонкой, а бока ее стыли сыростью. Из-за этого в келье было почти так же холодно, как и снаружи, в холодной осенней ночи, полной ветра и тревожного шума Рощи внизу. Лишь в восточном углу на прибитой к стене простой доске стояла чаша с огнем Роксаны, кувшин с водой Аленны, берестяная коробочка с горстью земли Артрены и перо горлицы из крыла Реагрес. И взгляд сидящей на полу, скрестив под собой ноги, Нэруб дель Раэрн был обращен лишь на эту полку, немигающий, сосредоточенный, пламенный. Ее нисколько не тревожили широкие шаги, которыми Эней мерила помещение из конца в конец, не беспокоили ее пламенные речи. Нэруб молилась, не сводя глаз с атрибутов присутствия Небесных Сестер и Их Великой Мани. И сейчас это не вызывало у Эней ничего, кроме уважения. Старшая умудрилась сохранить веру в анай и их Богинь даже тогда, когда ее потеряла первая первых, воплощение Небесных Сестер на земле. Она верила, не смотря ни на что, и не колебалась, и Эней не могла не оценить это. Сама той веры не разделяла, потому что никогда не стремилась к тому, чтобы наполнить свою грудь присутствием Небесных Сестер, но уважала стойкость других в своих убеждениях и принципах. Если эта стойкость не приводила к безумию, разумеется, как случилось с ее родной мани. От отчаянья все внутри кровило, развороченное и обожженное, и Эней не было приюта и места нигде, куда бы она ни пошла, с кем бы ни говорила. Ей не становилось легче, казалось, делалось только хуже и хуже с каждым часом, будто что-то выгнивало внутри. Идти говорить с мани Эней в себе сил не нашла. Она просто не могла посмотреть ей в глаза и увидеть эту рассеянную полубезумную улыбку, услышать бред, что срывался с ее губ, внушенный ей одна Реагрес знает какими голосами. Это была уже не ее мани, а какая-то другая женщина, одержимая и страшная, которую Эней не знала, которой она откровенно боялась. Ничего не осталось от теплых рук, что когда-то качали ее и гладили по бровям, когда она боялась ночных зимних теней за окном. Ничего не осталось от глаз, что когда-то грели нежностью и заботой. Только безумие и ничего больше, и Эней больше никогда не хотела встречаться с этим безумием лицом к лицу. Кажется, Морико тоже подпала под ее влияние, потому что требовательно смотрела на Эней через толпу во время церемонии сложения полномочий, а после нее несколько раз подавала знак, что хочет поговорить с ней. Отойти от Держащей Щит, как охранница, она не имела права, и это спасло Эней, позволив ей не вступать в разговор, уйти, скрыться среди остальных сестер. Это походило на моровое поветрие, распространяющееся на тех, кто оказывался поблизости – так действовала сила и вера Держащей Щит, заражая всех, кто был рядом с ней, передаваясь от одного человека к другому. Теперь и Морико подхватила его, та Морико, которую Эней всегда считала родной, надежной и верной, к которой могла прийти с любой бедой, просто посидеть рядом и помолчать с кем-то, кто не гнал ее прочь или не смотрел сквозь нее, слишком занятый делами вечности, чем простой земной жизнью. Морико была последней, кто еще оставался у Эней, последней тонкой ниточкой, что связывала ее с родителями, с детством, с прошлым, в котором Эней ждали у теплого очага, в котором ее любили. И вот сейчас эта ниточка лопнула с такой чудовищной легкостью, что даже слезы на глаза не наворачивались, вымороженные опустошением. - Это не конец, дочь моя. Это только начало, - скрипучий голос Нэруб звучал вкрадчиво и отчего-то продрал Эней до самых костей, проскользнув ледяным прикосновением сквозняка к обнаженной коже. Эней вздрогнула, вскидывая голову. Длинная черная тень, отбрасываемая телом склонившей голову в молитве Нэруб, тянулась через всю пустую холодную комнату, и Эней стояла на самом ее краю, почти что у самого выхода из дома. Ей было темно и холодно здесь, но отчего-то она все же пришла именно сюда, бесцельно побродив по становищу и окрестностям после окончания церемонии, шарахаясь от других анай и не желая говорить ни с кем. - Я не хочу больше в этом участвовать, - хрипло проговорила она, качая головой и ощущая лишь опустошение внутри, усталое и равнодушное ко всему. – Не хочу видеть, что будет дальше. - Но ты не спрячешься от этого, дитя мое, - Нэруб повернула к ней голову совсем чуть-чуть, самую малость, глядя на нее краешком глаза. Сейчас он был совсем черным, и отблески пламени в чаше Роксаны облизывали радужку алыми языками. – Тебе некуда бежать. - Отчего же некуда? – криво усмехнулась в ответ Эней. – Мир-то большой, места в нем много. Найдется угол и для меня. - Зачем ты пришла ко мне? Вопрос был неожиданным, Эней казалось, что уж Нэруб-то точно сразу поняла все ее намерения. Она была очень умной женщиной, куда более умудренной, чем все остальные жительницы Рощи. - Попрощаться, старшая, - ответила она, опуская руки и глядя в спину женщины. – Поблагодарить за все, что ты сделала для меня. - Врешь. Эней выпрямилась, недоуменно глядя ей в затылок. Слово старшей поставило ее в тупик, потому она нахмурилась и спросила: - Почему ты думаешь, что я вру, старшая? Я и впрямь благодарна тебе за твою науку и участие, от всего сердца благодарна. - Не о том врешь. О твоей благодарности я знаю, дочь моя, чувствую. И точно так же чувствую и другое. – Нэруб повернулась к ней в полоборота, глаза ее на миг сверкнули, ловя отблески огня, а затем провалились во тьму, как и весь силуэт, четко очерченный светом от чаши Роксаны. – Ты не хочешь уходить, не хочешь бежать, поджав хвост. Коли хотела бы, так и сделала сразу же. Ты честная девочка с храбрым сердцем, ты не побоишься развернуться и уйти, коли тебе что-то не нравится. Но ты осталась здесь, ты пришла ко мне, ты мечешься и рвешь свое сердце, которому не все равно. Значит, не прощаться ты пришла. - Но что я могу сделать? – горестно пожала плечами Эней, вскидывая голову. – Я не Великая Царица, не первая разведчица, не жрица и не ведьма, к чьему слову бы прислушались. Я никто, и я ничего не могу изменить. - А вот это – уж точно неверная мысль, - покачала головой Нэруб, не сводя с нее пронзительного взора. – Ты – дочь Великой Царицы и Держащей Щит народа анай, рожденная сразу же после победы в Великой Войне, когда благодать и милость Небесных Сестер снизошли на нас, позволив побороть всесильного врага. Ты – дар Небесных Сестер своему народу и его будущее. - Я всего лишь разведчица, - покачала головой Эней, отступая на шаг назад и чувствуя горечь, переполняющую грудь. – Во мне нет, никогда не было и не будет ничего особенного. Я не хотела этого раньше, не хочу и сейчас. - А хотели ли мы того будущего, которое нам готовит наша Мани Небесная на земле? – спросила Нэруб, и ее слова хлестнули Эней по лицу, будто пощечина. – Хотели ли мы уничтожения нашего рода? Уничтожения наших детей, нашего будущего? Нет, мы этого не хотели, мое дитя, но разве нас кто-то спрашивал, чего мы хотим? Эней скрипнула зубами, уперевшись взглядом в пол и чувствуя себя погано, как никогда. Стыд жег изнутри, поднимаясь разгорающимся огнем все выше и выше. Имела ли она право сейчас стоять в стороне? Сейчас, когда ее мани творила что-то совершенно безумное со всем народом анай, когда из-за ее глупости страдали не только живые, но и те, кто даже еще и не родился на свет? Имела ли она право не вмешиваться? - В твоих жилах течет милость Небесных Сестер, она же бьется и в твоем сердце, дитя мое, - продолжила Нэруб, и Эней поморщилась, перетаптываясь на месте, не желая слушать все это, слишком больно было это слышать. – Они привели тебя в этот мир, чтобы ты несла Их волю. Ты была первой рожденной в Роще анай, первой дочерью Небесной Четы, которую нарекли именем, искупали во всех стихиях и поднесли даром для обитателей всех миров под Дланью Великой Мани Небесной. - Я не хотела этого, - упрямо едва слышно повторила Эней, ругая себя и ненавидя за то, что слова сорвались с губ. Но удержать она их все равно не смогла бы. – Я хотела быть простой анай, как и все остальные. Такой же, как все… - Не мы выбираем, кем нам родиться на свет, то выбирает лишь Небесная Пряха, - напомнила ей Нэруб дель Раэрн, и слова ее были жестокими и холодными, будто нож, втыкающийся Эней под ребра. – Лишь Ей ведомо, кто какой судьбе хозяин, лишь Она знает и видит все дороги, пересекающие этот мир. По Ее воле ты родилась дочерью первых Рощи, значит, ты можешь выдержать это. Значит, ты должна принять свою судьбу. - Моя судьба – быть ненужной, - горько сжала зубы Эней. … Ты рождена для великого дела, доченька, для великого пути. Мы с твоей мани создаем новый мир, и ты станешь первой ласточкой в его бесконечном небе. И все чудеса его, все сказки, все его загадочные тайны и ослепительные открытия, все безграничные просторы и бесконечные времена – все это будет твоим. Все это мы подарим тебе, когда дорога будет открыта… Басовитый, будто гудение шмеля, полный нежности голос ману растревожил все внутри, разбередил полузакрывшиеся раны. Траур племени по ней кончился, но не кончился траур самой Эней. Он никогда не кончится, ману, обещаю тебе. Потому что я никогда не прощу тебе твою ложь, а значит, быть нам с тобой вместе до самой смерти. Она криво усмехнулась, ощущая ожесточение и злость, подняла мрачный взгляд на Нэруб. - Моим родителям куда интереснее были несбыточные сказки, в которые они верили больше, чем в окружающую их реальность, - заговорила она, не в силах больше держать все это внутри себя. – И в детстве я верила в эти сказки всей душой, точно так же, как и они сами. В мир без смерти, в распахнутую перед нами вечность. В то, что там все будут счастливы, и что нужно просто подождать, пока все это придет, пока они все это создадут. И я ждала, честно, смиренно ждала, пока они сотворят свое чудо. А вокруг меня умирали от старостей и болезней, страдали от боли. Фатху погибла, сорвавшись с горного обрыва и свернув себе шею, и никакая бесконечность не спасла ее. Ману Далии умирала от болезни долго, мучительно и страшно, и даже сила Боевых Целительниц не смогла спасти ее. И что мне ответила на это ману? «Время настанет, жди». – Эней поняла, что распаляется, и что голос ее становится все громче и громче, но сейчас ей было все равно. Она слишком долго носила все это в себе и теперь, когда оно поднялось внутри черным валом яда, уже не могла все это удержать. – Я ждала, а люди вокруг умирали. Я ждала, и ничего не менялось. Изо дня в день этот их обещанный мир не приходил. Они могли заняться другими вещами, могли решать другие проблемы, могли обратить свой взор на то, что реально было осуществить. На реальную жизнь, здесь и сейчас! На Танец Хаоса, например, который можно было бы предотвратить, если они не пустили бы сюда Раду и Лиару дель Каэрос, не позволили чужим окунуться в Источник Рождения и получить возможность произвести на свет Аватару Создателя! На иноземцев, которых стало слишком много в наших краях, и это, в конце концов, закончилось тем, что кто-то из них отравил наш Источник, уничтожив нас! На собственное здоровье, бхара их раздери, которое они сами же и загубили! Вот, что она сделала в погоне за бессмертием – убила собственную жену! Убила саму себя! – Эней поняла, что кричит, не в силах больше сдерживать боль, мечется из угла в угол по комнате, неспособная устоять на одном месте. – В своем безумном поиске бессмертия она убила всех, кого любила, себя и свой народ! И ни разу, ни единственного разу не прислушалась к моим словам, сколько бы я ни пыталась объяснить ей, что это безумие, как бы ни пыталась остановить ее! - Я знаю, девочка, - со скорбью понимающе кивнула Нэруб дель Раэрн, опуская глаза. - Они променяли меня на глупую мечту, - едва слышно договорила Эней, опуская руки и разом теряя весь свой пыл, всю свою силу, так и подбрасывающую на месте еще мгновения назад. – Они уничтожили меня и мое будущее. Вот, что ждет меня впереди, старшая, вот какова моя судьба. Смерть и забвение навеки. В бескрайней мрачной пустыне собственной души брела она, не находя покоя, отдохновения, тишины. Наверное, по сравнению с этим смерть была куда более приемлемым вариантом. Просто забвение, в котором не будет ничего, что мучило бы и терзало. И как только слепая мани не смогла увидеть этого, не смогла понять? Как можно было выбрать борьбу с этим вместо смирения, если эта борьба все равно приводила в ту же самую точку? - Я понимаю твою боль, моя дорогая, маленькая, исстрадавшаяся девочка, - мягко заговорила Нэруб дель Раэрн, и ее слова слишком ранили, слишком глубоко впивались, так что Эней захотелось уйти отсюда, спрятаться от нее, не слушать. И при этом она не могла заставить собственные ноги сдвинуться с места, сраженная этой долгожданной и такой неожиданной лаской, которую совсем не умела принять. – Я не представляю, как ты пережила все это, как перенесла в своей груди такую чудовищную боль и несправедливость. Ни одно живое сердце не сумело бы справиться само с таким знанием, не разорвавшись на куски, и это значит лишь одно – Милосердная держит его в Своих ладонях, Милосердная хранит тебя, а вместе с Ней хранят и все остальные Небесные Сестры. Ты жива благодаря Их рукам, дитя, благодаря Их поддержке и заботе, потому что Они готовят тебя для великой цели. Той самой, ради которой ты родилась. Эней покачала головой, не в силах слушать это. Ей хотелось крикнуть Нэруб, что это неправда, и что она самая обычная, такая же, как все остальные. Что она не хочет великой судьбы, не хочет больше никакой цели, что она слишком ясно видела, что бывает, когда эта самая великая судьба и цель овладевают человеком. Но она не смогла и губ разжать, не посмела перебить старшую. Нэруб повернулась к ней и смотрела в глаза, снизу вверх, смотрела, не отводя взора. - Ты единственная осталась, кто может спасти наш народ, Эней дель анай. Ты, потому что Небесные Сестры избрали тебя, и ты единственная наша надежда. Посланница Небесных Сестер, Длань, несущая Их Волю. Если ты сбежишь сейчас и бросишь нас, никого не останется, чтобы защитить анай от безумия твоей мани, никто уже тогда ее не остановит, и она разрушит Источник Рождения, своими ли руками, руками ли своей сестры, которую поставит вместо себя Великой Царицей. Ты должна защитить анай. – Нэруб вдруг сменила позу, становясь перед Эней на колени, а потом поклонилась ей до самого пола, уперевшись лбом в циновки. – Пожалуйста, молю тебя, защити анай, Длань Небесных Сестер. Умоляю, защити, потому что кроме тебя – некому. - О, Реагрес, что же ты, старшая? – испуганно выдохнула Эней, падая на пол перед Нэруб и хватая ее за тонкие старческие руки, чтобы поднять с пола. Стыд, страх, переполняющая все тело слабость обрушились на нее, и неуверенность буквально выбила землю из-под ее ног. – Не кланяйся мне, старшая, ну что же ты? – лепетала Эней, неловко подхватывая Нэруб под руки, чтобы разогнуть из поклона, но та лишь плотнее прижималась к полу. - Помоги, Эней! – голос ее глухо дрогнул, в нем зазвучали слезы. Она вскинула голову, и Эней отшатнулась назад, упав на циновку. Потому что всегда спокойное и собранное лицо Нэруб искажала мука, в глазах сверкала боль, и слезы катились градом по ее щекам. Дрожащими старческими руками она потянулась вперед, касаясь коленей Эней, и вновь низко-низко склонила голову, рыдая: - Не оставь! Не погуби! Молю тебя! - Я помогу, старшая! – хрипло пообещала Эней, чувствуя, как внутри все обрывается, и всю ее переполняет лютый холод черного сердца зимы. – Только не плачь. Я прошу тебя, только не плачь! - Поклянись мне именем Великой Мани, - горящий взгляд Нэруб поднялся на нее, костистая рука вцепилась в запястье. – Поклянись, что не оставишь свой народ в беде! - Я клянусь именем Великой Мани, что сделаю все, чтобы спасти анай. Все, что угодно, - кивнула Эней, и морозный ураган выбил настежь створки ее груди, ворвался внутрь, парализуя все тело. Ей было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Но она сделала свой выбор, и отказываться от него не собиралась. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Нэруб искала что-то в ее взгляде, жадно, отчаянно. Наверное, она это обрела, потому что, в конце концов, успокоено кивнула и отпустила ее руку, разжав хватку на запястье и оставив темно-бордовый след на коже. - Я верю тебе, дочь моя. Я верю Небесным Сестрам, что говорят через тебя. Эней не знала, что ей сказать на это. Она вообще ничего не знала, опустошенная, сломленная, давшая слово, которое теперь связало ее по рукам и ногам стальными канатами. Всю свою жизнь она избегала связывать себя обещаниями, сторонилась людей, которые могли заставить ее это сделать. Не заводила близких отношений все потому же – не хотела обещать того, чего выполнить не могла, как когда-то в детстве пообещали ей ее родные, да так и не сделали, переломав всю душу верившей им дочери. И вот теперь, впервые за долгие годы, все-таки пообещала. Тишина стучала в ее висках, и долг тяжелым ярмом лег на плечи. Эней даже и не знала, что чувствует сейчас. Все эти слова о великой судьбе, вся ее борьба против того, чтобы быть особенной. Будто две черные волны поднялись внутри, столкнулись в реве бури и ярости и рухнули, поверженные собственной же мощью, не оставив ей ничего, кроме опустошения. Она не хотела власти и хотела ее. Она мечтала стать забвением и не могла опустить рук и позволить себе этого. Нэруб утерла иссушенной костлявой рукой глаза, а затем взглянула на нее с гордостью и благодарностью, от которых Эней захотелось провалиться сквозь землю. - Ты сделала правильный выбор, дочь моя. Я горжусь тобой. И я преклоняюсь перед твоей жертвой. - У меня никогда не было выбора, старшая, - покачала головой Эней, уже не чувствуя ничего: ни радости, ни горести. Лишь пустоту. - Разве это важно? – вздернула черные брови Нэруб. – Ты была избрана Ими, и ты пойдешь по Их пути. И лишь это имеет значение, мое дитя, лишь это. - Я не вижу никакого пути, - призналась Эней, сокрушенно покачав головой. – И одна я не справлюсь. - О, я обязательно помогу тебе, дитя мое, поддержу тебя и не позволю тебе упасть, так и знай, - с готовностью кивнула ей Нэруб, глядя в глаза. – Я стану твоей опорой и поддержкой, потому что такова воля неба. Потому что такова судьба, и иначе просто не могло сложиться. Эней благодарно кивнула ей в ответ, не зная слов, чтобы выразить всю свою признательность этой женщине. Они ведь вдвоем сейчас поднимались против всего безумия и хаоса, что несла Держащая Щит, против всего народа, что безоговорочно поддерживал ее. Это казалось почти безнадежным, и оттого так важна была для Эней поддержка хотя бы одного живого существа, вставшего на ее сторону. Нэруб смотрела на нее во все глаза и ждала чего-то, смотрела требовательно и сильно. Эней смешалась под ее взглядом, не до конца понимая, что ей делать сейчас, как реагировать. - Я здесь для тебя, дочь моя, - подбодрила ее старшая, будто протягивая ладонь помощи. – Что гнетет тебя, скажи? Я помогу всем, чем смогу. - Я не знаю, что мне делать теперь, старшая, - честно призналась Эней со вздохом. – Я просто не знаю, как остановить все это безумие. - Мы не должны позволить ей разрушить Источник Рождения, это самое главное, - твердо проговорила Дочь Мани, глядя на нее. – Да, он может быть заражен чужим влиянием, но это еще не значит, что это заражение нельзя отчистить. Зачем сразу уничтожать? Многие из Способных Слышать живут под светом Небесных Сестер уже долгие сотни лет, и их знания безграничны. Нужно дать им шанс вывести заразу из Источника. А если это не смогут сделать они, нужно попросить помощи Боевых Целительниц, жриц, в конце концов. Когда Рада и Лиара дель Каэрос пришли в Рощу, они рассказывали о том, что одному из низинных ведунов удалось уничтожить жилу Черного Источника, лежащего за Семью Преградами. А раз он может уничтожить, значит, может и знать рисунок очищения, не так ли? Небесные Сестры оставили нам множество возможностей, которые не увидела Держащая Щит. Но раз не увидела она, почему бы нам самим не воспользоваться ими, исправив ее ошибки? - Да, старшая, - кивнула Эней, устало соглашаясь со всеми ее словами. По крайней мере, они звучали куда разумнее всего, что наговорила ее мани этим утром. – Если есть шанс все исправить, его нельзя упускать. - Ты говоришь мудрые вещи, дочь моя, - склонила голову Нэруб, но протестовать Эней не дала, продолжив: - И раз так, то и действовать будешь мудро. Со слов Держащей Щит я поняла, что это Вэйнэ дель Каэрос принесла информацию об отравлении Источника, а значит, она может знать подробности, которыми Держащая Щит с нами не поделилась. - Но Вэйнэ пропала, ты же знаешь, старшая, - хмурясь, взглянула на нее Эней. Воспоминание о среброволосой ведьме вызывало внутри смешанные чувства. Эней не хотела того, что произошло между ними, но и жаждала тоже, и это было самым противным во всей этой ситуации. Она стыдилась случившегося, и коли была бы ее воля, предотвратила все это… наверное. Мысли и чувства смешались, наталкиваясь друг на друга, она была слишком вымотана сейчас, чтобы рассуждать о том, что произошло между ними с Вэйнэ. Одно она знала твердо – ни капли сожаления не было внутри из-за ее исчезновения. Нимфа ушла, и Эней стало легче после этого, пусть даже это и стоило жизни одной из сестер Каэрос. Конкретно для нее эта смерть ровным счетом ничего не меняла. В ответ на ее слова Нэруб лишь невозмутимо кивнула. - Да, Вэйнэ пропала, но спутники ее все еще здесь. - Спутники? – нахмурилась Эней, не понимая, что она имеет в виду. - Именно. Те, кто были с ней по ту сторону мира, кто появились вместе с ней из Источника Рождения. Ты же сама принесла весть об их появлении своей мани, дочь моя, помнишь? Эней кивнула, рассеяно вскинув брови. Она прекрасно помнила тот день, разведчиц, что передали ей весть, удивление на лице Морико, когда она принесла ей новости, сутолоку в лагере и бесчувственное тело Вэйнэ, которое проносили мимо нее на носилках. Тогда-то она впервые разглядела нимфу по-настоящему, поразившись тому, насколько красивой она стала с момента их последней случайной встречи на одном из торжеств в становище Рощи. И сейчас поморщилась, жалея лишь о том, что не может навсегда забыть об этом. - Вместе с Вэйнэ дель Каэрос в Рощу прибыли также Элана дель Лаэрт, вельд по имени Игдар и двое сальвагов. – Нэруб дель Раэрн выдержала небольшую паузу, а потом негромко со значением добавила: - И насколько я знаю, одна из этих сальвагов давно очнулась и способна рассказать подробности произошедшего, но Держащая Щит не дозволяет ей этого сделать. - Как это? – нахмурилась Эней. – Они же все под надзором в гостевом доме, старшая, или я ошибаюсь? - Не все, - покачала головой Дочь Мани, настойчиво глядя Эней в глаза. – Насколько мне известно, сальваг Ильяни очнулась одновременно с Вэйнэ и все это время находится в присутствии Держащей Щит. - Ильяни? – растеряно повторила за ней Эней, не понимая, как относиться к сказанному. - Именно так, дочь моя, - кивнула Нэруб, а затем недоуменно вздернула брови. – Это имя о чем-то говорит тебе? Ты знаешь ее? - Да, знаю, - кивнула Эней, часто моргая и пытаясь сложить все кусочки головоломки в одно целое. – Вэйнэ говорила, что Ильяни – ее сестра, какая-то очень далекая родственница из одного из становищ Каэрос. Выходит… она лгала? - Она лгала не только в этом, дитя мое, – успокаивающе пожала плечами Нэруб. – К тому же, у тебя очень доброе сердце, а недобросовестные люди всегда пользуются чужим простодушием, чтобы лгать и обманывать. В этом нет ничего удивительного. Странное дело, но эта информация буквально огорошила Эней, и она застыла, не зная, что и думать. Впрочем, теперь становилось понятно, почему Ильяни казалась ей такой загадочной и необъяснимой, столь непохожей на остальных анай. Эти ее белоснежные волосы, длинные, почти до талии, анай ведь такую длину никогда не носили, даже те из них, что собирались идти в касту жриц. Ее невнятный выговор, слишком внимательный взгляд голубых, будто лед по весне, глаз. То, как она клонила голову в сторону, как шумно втягивала в себя воздух. Эней до того не слишком обращала на все это внимание, списав на родственность Лэйк дель Каэрос, которая была сальвагом по крови, а вот теперь по-настоящему задумалась. И еще ощутила нежданный негаданный укол грусти и обиды, обжегший изнутри усталое сердце. Почему Ильяни не сказала ей ничего? Ведь она смотрела так открыто, смотрела в глаза, и Эней почему-то с самого начала хотелось смотреть на нее в ответ, пусть даже Вэйнэ и постоянно мешала тому, заслоняя ее от девушки. Почему она обманула? - Нужно поговорить с ней, - рассеяно пробормотала Эней, глубоко ушедшая в свои мысли, и только уверилась в своем решении, когда Нэруб одобрительно кивнула: - Правильно, дочь моя. Поговори с ней. Потребуй с нее ответа, она не посмеет солгать тебе, ведь ты – Длань Небесных Сестер, а сальваги повинуются воле Великой Мани. И как только ты узнаешь правду о том, что случилось, мы начнем действовать. - Хорошо, старшая, - кивнула Эней, утверждаясь в правильности своего решения, а потом подняла глаза на Дочь Мани: – Я приду к тебе завтра с утра и расскажу обо всем, что узнала. И мы вместе решим, что делать дальше. - Это правильное решение, дочь моя, - одобрила Нэруб, долгим взглядом глядя ей в глаза. – Я хочу, чтобы ты знала: ты все делаешь верно. Великая Мани избрала тебя для великой цели, и Она не ошиблась в своем выборе. Я горжусь тобой, дитя мое, и благодарю тебя от всей души за твою неоценимую жертву. - Ну что ты говоришь, старшая, - смущенно отвела глаза Эней. – Какая уж тут жертва? Если бы не ты, ничего бы этого не было. Странный это был вечер, спутанный, тяжелый. Множество тревожных дум тянули на сердце, и Эней было холодно и неуютно выходить в черную штормовую ночь за дверью пустой кельи Старшей из Дочерей Мани. К ночи поднялся ветер, и его нервные, резкие порывы качали деревья в долине, с яростью срывали с них листья, закручивая по ветру и расшвыривая в стороны, гнули стволы, заставляя огромные криптомерии неподатливо сгибать гордые головы, уступая властной поступи осени. На Эней они бросились с той же яростью, пихая ее под крылья, толкая в спину, вцепляясь в ее волосы. Ветра несли с собой мелкое крошево ледяного дождя, капли с силой били по обнаженной коже, иссекая ее почти как крохотные льдинки в пургу. Эней призвала Аленну, прося Ее милости, укрываясь в Ее ладонях от болезненных ударов дождя. Но волосы и одежда все равно промокли к тому моменту, как она спустилась на дно Рощи Великой Мани, поборов злобные одичавшие ветра. Час был не слишком поздний, но из-за собачьей погоды никого из обитателей на улице видно не было. Горели во тьме окошки в домах, светились разноцветные фонарики, скрипя и качаясь на ветру. Галька захрустела под ее ногами, когда Эней, закутавшись в крылья, зашагала к дому Держащей Щит народа анай. Положенные церемонии давно уже кончились, и мани сейчас, должно быть, отдыхала, проводя последнюю ночь под крышей их с ману дома. Чтобы никто из ее охранниц не заметил Эней, она приземлилась с задней стороны дома, там, где в небольшой пристройке жили Морико с Раеной, а в последние недели – Вэйнэ и Ильяни. У двери Эней замешкалась, скрипнув зубами и мрачно разглядывая влажные от дождя доски. Ей до смерти не хотелось встречаться с охранницами мани и хоть о чем-то с ними говорить, это причинило бы слишком много боли, а на сегодня Эней уже и без них нахлебалась по горло. Можно было бы, конечно, дождаться утра и подкараулить Ильяни, когда та пойдет на прогулку к реке или на встречу с Нави, двоюродной сестрой Эней, с которой они очень дружили. Наверное, так было бы лучше всего. Да только слишком глубоко боль запустила когти в ее измученное сердце. Отчего-то особенно горько было из-за Ильяни, из-за ее лжи, которая саднила внутри, тянула и тянула засевшей и загноившейся занозой. Можно было бы сейчас уйти в свой дом, завернуться в одеяло и до утра таращить глаза в темноту, гадая, почему она солгала. Почему смотрела таким внимательным, таким требовательным взглядом, будто это Эней сделала что-то не так, будто это она обижала ее. А можно было просто постучать в дверь и решить все прямо сейчас. На сегодня с меня хватит. Эней стиснула зубы и несколько раз ударила кулаком по доскам двери. Стук получился негромким, но достаточно требовательным, чтобы его расслышали даже сквозь шум дождя. Несколько мгновений она просто стояла, глядя на занавешенное окно слева от двери, за которым теплился свет. Какой-то силуэт заслонил этот свет на мгновение, выглядывая в окно, и Эней непроизвольно выпрямилась, а затем дверь со скрипом распахнулась наружу, и на пороге показалась Ильяни. Она была одета в вязаный свитер и простые домашние штаны, плечи кутала в теплый плед. Длинные серебристые волосы стекали на ее плечи, мягкие, будто лунные лучи на воде. Синие глаза взглянули на Эней все с тем же странным выражением: требовательным, пристальным, чего-то ждущим. Эней не успела даже ни о чем подумать. При взгляде на Ильяни внутри сразу же взметнулась боль, и она выпалила: - Почему ты не сказала мне, что ты сальваг? Несколько мгновений Ильяни смотрела на нее, хмуря серебристые брови, а затем буркнула, потянув на себя дверь в явном намерении ее закрыть: - Потому что это не твое дело. - Нет, мое! – Эней ухватилась за дверь, не дав Ильяни захлопнуть ее у себя перед носом, и та непроизвольно оскалила зубы в ответ, издав горлом низкое предупреждающее рычание. Но сейчас у Эней не было сил терпеть чужое отторжение, потому она рванула дверь на себя и решительно поднялась по ступеням, проходя в комнату и едва не отталкивая Ильяни в сторону. – Я никуда не уйду, пока ты мне все не расскажешь, - твердо и тихо проговорила она, выпрямившись перед волчицей во весь рост и глядя на нее сверху вниз. Ильяни нахмурила брови, сердито сверкая на нее глазами, но эффекта это не возымело. Тогда она завернулась в плед и проворчала, отступая назад: - Дверь закрой. Холодно. Пытаясь разобраться в переполнивших грудь при виде Ильяни чувствах, Эней все же послушно прикрыла за собой дверь и окинула глазами небольшое помещение. Она не единожды бывала здесь, и ей всегда нравился маленький уютный угол, в котором пахло домашним теплом и любовью. Знакомые резные фигурки стояли на полках на стене, теплый бок печи прогревал воздух, на маленьком столике у дальнего конца комнаты аккуратно выстроились пустые после ужина тарелки. Одинокая свеча стояла в изголовье узкого топчана, на котором расположилась Ильяни, подтянув под себя ноги. Эней отстраненно удивилась книге, лежащей раскрытой на покрывале. Эту книгу она знала очень хорошо, едва не до дыр затерла ее в детстве. Приключениями Иды Кошачьего Когтя зачитывались едва ли не все маленькие анай, восхищенно грезя о великой славе и силе. Неужели Ильяни сейчас это было интересно? Сама волчица, бросая на Эней хмурые взгляды, завернула плечи в плед с таким видом, будто была совсем не рада ей. И сесть тоже не предложила. Что ж, вряд ли по сравнению со всеми переживаниями минувшего дня, это могло так уж сильно задеть ее. Эней привычно вытянула из-под топчана маленькую табуретку, на которой обычно любила сидеть Морико длинными зимними вечерами, вырезая из дерева простые свистульки, поставила ее напротив топчана и уселась сверху, лицом к Ильяни. А потом вновь спросила, настойчиво глядя ей в глаза: - Почему ты обманула меня, Ильяни? Почему не сказала, что пришла с Вэйнэ с той стороны Источника? - Потому что ты не спрашивала меня об этом, - буркнула та, отводя глаза. – И потому что главная самка запретила мне говорить с другими, пока я не вспомню, что там произошло. Я даже Гайтана не могла пойти проведать, чтобы другие ничего не заподозрили, приходилось по ночам красться. Думаешь, мне это все нравилось? – голос ее стал обвиняющим, и Эней ощутила себя неловко, подрастеряв часть своей уверенности. Но она должна была узнать правду, затем и пришла ведь сюда. Она обещала Нэруб все это узнать, это было важно. - А сейчас ты вспомнила? – спросила Эней. Несколько мгновений Ильяни молчала, сверля ее сердитым взглядом голубых глаз. Странные они у нее были, вроде и человечьи, а вроде и звериные совсем, дикие. И как только Эней того не заметила с самого начала? Может, потому ее так и интриговала Ильяни, что она видела в ней слишком много иного? - Немного вспомнила, - дернула плечом Ильяни так, будто это было совсем неважно. Взгляд ее стал еще более настороженным. – А отчего интересуешься? - Ты же слышала, что сегодня сказала бывшая Держащая Щит народа анай, - терпеливо отозвалась Эней, уговаривая себя сдержать так и хлещущую из глотки ярость. Она не знала, на чьей стороне Ильяни, не знала, как она отреагирует, если узнает, что Эней не одобряет деятельности собственной мани. И Эней очень не хотелось испортить с самого начала и то, что они задумали с Нэруб дель Раэрн, и отношения с волчицей тоже. Потому, подбирая слова, Эней продолжила: - Если Источник Рождения уничтожат, анай не смогут больше рожать детей. Я тревожусь из-за этого и пытаюсь понять, насколько сильна угроза для всех нас. - О, это очень опасно, Эней дель анай, - серьезно поглядела на нее Ильяни, и недоверие в ее глазах слегка притухло. – Можешь мне поверить, Асхэ сделала с Источником очень дурную вещь. И если мы не уничтожим его раз и навсегда, он уничтожит нас. - Но что там случилось? – настойчиво подалась вперед Эней. – Ты же была там, ты все видела. Расскажи мне, прошу тебя, Ильяни. Волчица поежилась, пошевелилась на месте, подтягивая на плечи плед. Вид у нее был, как у зверя, перетаптывающегося от тревоги с лапы на лапу. Ее невозможно голубые и прозрачные глаза поднялись на Эней, и она заговорила, отрывисто, невнятно, с трудом подбирая слова. - Женщина с глазами змеи встретила нас в горах по ту сторону звездного колодца. Она много говорила, много обещала, клялась, что поможет. Вэйнэ поверила ей, потому что беспечна, как щенок, что сует нос к дикобразу, не чуя опасности. Но Асхэ и нас всех околдовала, не только ее. Она отвела нас к другому звездному колодцу за морем тумана, держала нас в своей власти, чтобы мы делали то, что нужно ей. – Ильяни оскалилась и зарычала, горько качая головой, но продолжила говорить: - У Вэйнэ она выведала много чего, в том числе и то, что у нас тоже есть звездный колодец. И отправила нас через него сюда вместе со своей отравой. Так и заразила всё, потому и нужно его закрыть. Иначе здесь все станут как тот дух, что напал на меня. Мертвыми, безликими и белоглазыми под ее рукой. - Дух? – переспросила Эней. Ильяни говорила странно, ее слова сложно было как-то трактовать и понимать, и смысл их не сразу доходил до ее сознания. - Да. Будто из пепла сплетенный, - Ильяни поежилась, взгляд ее затуманился, направленный в одну точку. – Он напал на меня в горах, рвал когтями, полными тьмы. У него было много лиц и ни одного сразу, он убил бы меня, если бы Вэйнэ не вступилась. Она спасла мне жизнь, потому я должна ей. – Взгляд у нее стал мрачным. – А еще потому, что теперь она знает мою тайну. Что я могу менять шкуру на человечью. – Ильяни вдруг подняла глаза и посмотрела на Эней с обвинением и обидой. – Ты тоже теперь знаешь, Эней дель анай. Не говори никому. Не будет добра, мои сородичи погонят меня, если узнают. - Я не скажу, Ильяни, - пообещала Эней, чувствуя, как заскребло под ложечкой. – Но об этом уже известно в Роще. Мне сказали об этом другие. Боюсь, ты не сможешь сохранить этот секрет. Лицо Ильяни изломал оскал, и она рыкнула, сокрушенно покачав головой и опустив плечи. Вид у нее был таким разбитым, будто весь ее мир в мгновение ока рассыпался на осколки. Эней стало жаль ее, и она подалась вперед, стараясь звучать как можно более успокаивающе: - Ты можешь остаться с нами. Никто не погонит тебя прочь отсюда. Ты сможешь жить среди нас. Ильяни вдруг оскалила зубы в жесткой улыбке, глядя Эней в глаза. - Коли вы свою главную самку прогнали, так почему меня не погоните? Я не верю вам больше, Эней дель анай. Вы глухие, и слышите Песню только тогда, когда разрушаете ее. А так не должно быть. Раздражение взметнулось внутри Эней, и она непроизвольно вскочила с табуретки, едва не отбросив ее в сторону. А затем воззрилась на Ильяни, буквально кипя от негодования: - Да неужели же ты не понимаешь, что она натворила? Это она все разрушила! Это она в угоду своему безумию разрушает все, чего касается! Она убила мою ману, она призывает уничтожить Источник Рождения! Оставить анай без будущего! Она должна уйти! - Я вижу только, что она единственная из всех вас живет в Песне, и только ей Песня подчиняется, - твердо проговорила Ильяни, и взгляд ее, казалось, обвинял в чем-то Эней. – И она права в том, чтобы разрушить Источник. Это нужно сделать, иначе все умрут. - Но мы и так умрем, если не сможем рожать детей! У нас не будет будущего! – вскричала Эней, просто не понимая, какие слова подобрать, чтобы вразумить эту упрямую женщину. Наверное, она не понимала из-за того, что была сальвагом. Звери вообще не понимали ничего, кроме своей звериной жизни, которая начиналась ни с чего и ничем не кончалась. У анай же во всем этом был смысл! По крайней мере, Эней всегда хотелось в это верить. - Пока жива стая, живо и будущее, - спокойно отозвалась Ильяни, разглядывая ее в упор. – Один сородич может пасть, но его заменит другой. Много всяких бед бывает на свете. Долгие зимы, засухи, падеж дичи – все это приносит голод и гибель детенышей. Порой они не рождаются годами, но стая живет. И рано или поздно, беда проходит, и детеныши снова рождаются. А если не будет стаи, то и детенышей уже тоже не будет никогда. – Эней заморгала, сконфуженная ее странными косноязычными рассуждениями, и Ильяни договорила: - Стая сильна в единстве. И все знают, что не стоит гнать вожака, когда на пороге зима. Потому что только он может провести стаю через все это. - А если вожак заведет стаю в беду? Если это все – его вина? Засухи, голод, зимы, все это – его вина? Зачем тогда нужен такой вожак? – зло спросила ее Эней. - Такого не может быть, - пожала плечами Ильяни, и Эней в ответ только горько засмеялась. А волчица удивленно вскинула брови и поглядела на нее, будто не понимала, что здесь смешного. – Как все эти вещи мира могут быть виной вожака, Эней дель анай? Он ведь не может никак на них влиять, он просто ведет стаю через это все. - Ты не поймешь, - покачала головой Эней, чувствуя горечь и опустошение, будто все окончательно и бесповоротно разрушилось. Но она все же не сдержалась и поглядела в глаза Ильяни, добавив: - Мне очень жаль, что ты не поняла. Глаза волчицы сощурились, и в них мелькнула обида. Она набычилась и поглядела на Эней с укором. - Пойми, Эней дель анай. Главная самка делает правильно, что уничтожает Источник. Мы погибнем, если она этого не сделает. Ты не сможешь спасти свою стаю, если попытаешься остановить ее, наоборот, ты ее уничтожишь. Тебе нужно просто прислушаться к Песне, и тогда ты поймешь. Она поет в твоем сердце так же, как и в моем, и я слышу ее, значит, можешь и ты. Попробуй сделать это, и все твои сомнения рассеются, как облака после грозы. - Время Песен прошло, Ильяни, - мрачно буркнула Эней, поворачиваясь к ней спиной и направляясь к двери. – Пришло время битв. Она уже почти дошла до двери, когда голос Ильяни внезапно остановил ее простым вопросом, таким же безжалостным, как обхватившая капкан нога: - Зачем ты пришла сегодня сюда? Выведать, что я видела с той стороны звездного колодца? Эней ощутила стыд, внезапно поднявшись в ней раскаленной алой волной. Он перемешался с ожесточением, злостью, горечью от всего происходящего и теперь жег, будто сок гори-травы, попавший на обнаженную кожу. Сама не понимая, почему, она обернулась к Ильяни и взглянула ей в глаза, требовательные, очень-очень честные. Она смотрела, как смотрели звери, прямо, будто даже не умела обмануть. И не заслуживала того, чтобы обманывали ее. - Да, я пришла за этим, - кивнула ей Эней, а затем добавила, не в силах солгать под этим взглядом: - А еще потому, что ты обидела меня, солгав о том, кто ты. - Почему обидела? – часто заморгала Ильяни, удивленно глядя на нее. - Я не знаю, - честно призналась Эней, точно так же глядя в ответ. И впрямь, что такого было в том, что Ильяни скрыла от нее свое происхождение? Они ведь были никем друг другу, они едва друг друга знали, да и то, благодаря Вэйнэ. Отчего же тогда внутри так жгло и болело после всего этого глупого скомканного бессмысленного разговора? Ильяни ничего больше не сказала, только вновь неловко завернулась в плед, не спуская с Эней внимательного взгляда. А та вдруг ощутила себя совершенно лишней здесь, все напутавшей и испортившей, все разрушившей. - Доброй ночи, - буркнула она, разворачиваясь и уходя прочь. Дверь хлопнула за ее спиной, отрезая тепло и тишину домашнего очага, и ледяные капли воды секли по щекам, пока она брела в сторону дома, в котором спала в последние недели. Назвать его своим язык у нее не повернулся.