Танец Хаоса. Поступь бури

Дождь наполнил неумолчным шелестом чашу безымянной долины, принадлежащей Великой Мани. Он шел и шел, хлестал сверху тугими струями днем, успокаивался, становясь тихим и сонным к ночи, проливаясь сверху отдельными каплями и наполняя воздух сырой холодной взвесью. Он смыл листья с тех редких лиственных деревьев, что отваживались вскидывать гордые головы под густым тенистым пологом гигантских криптомерий. Он наполнил реку Аленны, раздув ее и сделав нервной, шумливой, ворчливой. Он пропитал густые мхи до самого донышка, превратив их в подушку из воды – только наступишь сверху, и из-под сапога сочатся наружу густые капли с запахом земли и перегноя. Совсем скоро должны были ударить холода – приходило время для них, и Морико все гадала, отчего же еще зима не обрушилась на этот край злыми кусачими ветрами и вымораживающими кости ночами. Она будто ждала, ждала кануна Ночи Мертвых, чтобы после него разгуляться во всей своей красе. Чтобы сжать мир в железных тисках, заморозить его непререкаемой мощью на долгие месяцы, пока ростки упорства не пробьются сквозь оковы немощи и не разрушат их, подарив миру новую жизнь. Вот и сейчас дождь тихо шлепал по крыше маленького дома, стекал по окнам, шуршал там, снаружи, обратив ветви могучего клена у дверей в жилище Держащей Щит черными скрюченными печальными пальцами, протянутыми к небу в безымянной мольбе. В комнате было совсем тихо, только в печи потрескивали угли, да приглушенно клацали спицы в пальцах жены. И настроение сегодня отчего-то было совсем не праздничным. О, они все сделали, как положено, поминая своих ушедших. Весь день и всю ночь в центре становища горели огни, жрицы пели и танцевали во славу Артрены, уходящей в землю до следующего года, уводящей на небо души близких, чтобы они точно такими же всходами рано или поздно проросли из земли Данарских гор. Целая череда маленьких деревянных лодчонок потянулась по реке Аленны вниз, унося на своих палубах крохотные огоньки – маячки для пришедших повидаться мертвых, чтобы те могли следом за ними уйти обратно на небо. Все было сделано хорошо и правильно, как того требовал обычай, но Морико все равно с души воротило, и неясная тревога ныла и ныла внутри, не желая затихать. Они с женой тоже отпраздновали – за скромным столом, подальше от громких гуляний и празднеств всего племени. Тошно было видеть во главе церемонии Нэруб дель Раэрн, пропевающую благословения Великой Мани с исступлением одержимой, и ее товарок, оттеснивших прочь остальных анай с ревнивой нетерпимостью, будто лишь они одни имели право, настоящее чистое право чтить Небесных Сестер. И дождь, тугими ледяными копьями бьющий с неба, стал лишь еще одним знаком того, как неугодно было все происходящее Великой Мани на самом деле. Морико помнила, как это было в прошлые годы. Чистое синее небо и легкая золотая дымка последней листвы на фоне глубокой задумчивой зелени криптомерий. Улыбка на лице Держащей Щит и ее протянутые к земле руки, к которым будто бы тянулись цветы и травы, как живые желая прильнуть и напиться ее нежности. Полная до краев чаша хмельного меда в сильных руках златоокой Великой Царицы, из которой та давала напиться всем, чтобы разделить с каждой радость встречи и печаль прощания. Трескучие смолистые костры до самого неба и огромные яркие звезды, подглядывающие сквозь пушистые кроны криптомерий. Бирюзовая вода широкой реки, по которой тихо-тихо бегут в немыслимую даль огоньки, разгоняющие прочь темноту ночи и освещающие путь. Как мы посмели все это потерять? Морико устало вздохнула, глядя на свои бессильные ладони, не сумевшие удержать единственно важное для нее, ладони, из которых незаметно выскользнула золотая ниточка сказки, и теперь, сколько ни ищи ее среди темной прошлогодней травы, все равно не сыщешь. И некого было в том винить, кроме самого себя. Некого, как и всегда. - На тебе лица нет, - прозвучал над головой тихий голос жены, и Морико вскинула глаза. Раена смотрела на нее не с жалостью, не с болью, но с молчаливым пониманием. Отчего-то именно сейчас бросилось в глаза густое серебро ее волос. А ведь когда-то, кажется, еще вчера, Морико пропускала сквозь пальцы мягкую солнечную кудель, напитанную светом. Куда все ушло и отчего? - Это неправильно, - хрипло проговорила она, качнув головой и чувствуя правоту своих слов. – Все, что сейчас происходит, - неправильно. - Я знаю, - кивнула Раена, откладывая прочь вязание и поднимаясь с места. Шаги ее были легки, так же легки, как и много лет назад. И поскрипывание топчана, когда она опустилась рядом с Морико на клетчатый шерстяной плед, тоже до боли знакомым. Как и теплая рука, что мягко легла на плечи, обняла, притягивая к себе с неназойливой требовательностью, которая всегда так нравилась Морико. Теплые шершавые губы жены коснулись веска, и Морико прикрыла глаза, наслаждаясь этой простой лаской. - Все совсем не так, как должно быть, любовь моя, - заговорила Раена, и Морико прислушалась к ней, ловя каждое слово. – Наше прошлое осталось позади, оно закончилось в тот миг, когда ушла Великая Царица. Но вспомни, что тебе сказала тогда Держащая Щит. Она родилась, Морико, а не умерла. Она родилась, а значит, вместе с ней родилось и будущее. Так отчего же ты грустишь тогда, отчего плачешь? - От несправедливости того, что происходит, - хрипло проговорила Морико, в бессильной ярости хрустя кулаками. – От того, что так не должно быть! - Но так ведь всегда бывает, моя милая, - продолжила жена, и ее теплая ладонь легко коснулась коротких волос на темени Морико, огладила голову. – Когда рождается новое, все старое должно умереть. Все должно быть разрушено, и оно борется, борется так отчаянно за свою правоту. Как первая весенняя оттепель. После нее обязательно будут еще морозы, лютые метели и холода, - так зима ожесточенно бьется с непрошенной нежностью за свое право и свою власть. Но стоит только воздуху потеплеть, а снегу – отяжелеть под первой лаской солнца, как мы сразу же безошибочно понимаем – все скоро изменится. И пусть лютуют бури, пусть бушуют ветра, все равно. Весна уже торжествует вместе с поднимающимся в небо щитом Огненной, и ничто ее не остановит. Ничто не способно этого сделать. - Я знаю, - тяжко вздохнула Морико, чувствуя свои плечи неподъемными, а тело таким изможденным. Но ярость, что клокотала внутри, была колкой и острой, слишком острой для того, чтобы просто бессильно сгорбиться. – Но я не могу так, понимаешь? – она вскинула голову, глядя в глаза Раене. – Не могу просто смотреть на все это. Это отвратительно! Этого не должно быть! - Конечно, не можешь, - просто согласилась с ней жена. – Именно поэтому ты и делаешь то, что делаешь. Как и я. Как и все те, кто всей душой предан Держащей Щит. Мы боремся, мы сражаемся вместе с ней, разве не так? - Мы ничего не делаем, - сокрушенно покачала головой Морико. – Просто сидим и ждем выборов царицы, а Нэруб в это время забирает себе власть. И никто не пытается ее остановить, все только в ладоши от радости хлопают! Слепцы! - Мы делаем так, потому что Держащая Щит сказала: так должно быть. Вспомни, Морико, - Раена настойчиво подалась вперед, заглядывая ей в глаза. – Вспомни, что она говорила нам! Нужна лишь вера, глубокая и непоколебимая вера. Вера в нее, в ее дело, в новое рождение Великой Царицы. Она сказала нам: этого будет достаточно, это лучшее, что вы можете сделать, самое правильное и важное. Тогда не сомневайся в ее решениях и ее слове. - Я не сомневаюсь. - Сидеть больше было невмоготу, и кипящая внутри ярость подбросила Морико на ноги, заставив вырваться из теплого кольца рук жены и заходить по комнате, меряя такое знакомое пространство шагами раз за разом. – Я ни на один миг ни единожды не усомнилась в том, что она делает все верно, ты знаешь это, - не глядя на жену, проговорила Морико, хмуря брови и все не зная, как ей подобрать правильные слова, чтобы это болящее в груди наконец-то утихло. Не понимая, что ей делать с ним. – Но сидеть на месте и смотреть, как эти проклятые бешеные суки рушат все, что они с таким трудом строили, я тоже не могу! Не могу и все! - И что ты собираешься делать? – спросила Раена. - Ооо, что бы я хотела с ними сделать! – хрипло выдохнула Морико, закрывая глаза и чувствуя злое алое блаженство, застилающее внутренний взор. – Я бы хотела выволочь эту старую крысу из ее гнезда за волосы и бросить в грязь посреди становища, хлестать ее плетьми, покуда места живого не останется, а потом погнать прочь, лишив имени и рода! А еще лучше – совсем зарубить, чтобы следа ее на земле не осталось! Несколько мгновений стояла полная тишина, а потом жена тихо проговорила: - Ты же понимаешь, что это невозможно? Что никто не позволит тебе этого сделать? Что ты просто бессмысленно погибнешь, если поступишь так? - Понимаю, - проскрежетала сквозь стиснутые зубы Морико, и это было самым горьким. Потому что это действительно было так – Роща подпала под влияние Нэруб. С каждым днем здесь рос страх и благоговение перед одержимой старухой, провозгласившей себя Голосом Великой Мани и Всех Небесных Сестер, несущей Их Волю и Слово. Каждый день она собирала жителей Рощи на площади перед домом Держащей Щит и вещала о тех видениях, что присылала ей Великая Мани, на взгляд Морико, больше походящих на бред воспаленного разума. О будущей славе и силе анай, о величии и гордости, победе и господстве над миром. О грязи, которую несут с собой перемены и контакт с низинниками, о чистоте и правде седой древности и заветов предков, о необходимости священной войны против неверных. И Эней, та самая Эней, которую Морико качала на руках когда-то, только поддакивала ей, качая головой и одобряя каждое ее слово. И хмурилась, глядя на окружающих сестер странным взглядом, каким мог бы смотреть кузнец на лежащую перед ним заготовку, раздумывая, что бы ему сковать из нее. Теперь ее называли Дланью Великой Мани и считали главной в Роще, обращаясь к ней за советом, как раньше обращались к первым первых. Теперь ее люди охраняли вход в жилище Держащей Щит, не позволяя этого делать Морико с Раеной и другим охранницам. Теперь у нее нужно было спрашивать разрешения увидеться с Держащей Щит. Разрешения! - Сходи к ней, - твердо проговорила Раена, и Морико вздрогнула, осознав, что стоит посреди комнаты, сжимая кулаки до хруста в костяшках. Она вскинула взгляд на жену, та смотрела в ответ уверенно и ровно. – Сходи к Мани и поговори с ней. Спроси ее, что тебе делать. Только она знает истину, только она видит, что ждет нас впереди. Она скажет тебе, чем помочь. - Да, - кивнула Морико, чувствуя, как внутри становится самую чуточку легче, словно глубоко воткнувшиеся в сердце шипы чуть-чуть ослабляют свой нажим. – Да, ты права, родная. Я схожу прямо сейчас. - Не торопись обратно. Я все равно не сплю, так что дождусь тебя, - вымученно улыбнулась Раена, и жалость болезненной ноткой застонала внутри Морико. После того, как Держащую Щит отселили прочь из ее же собственного дома, их обеих ночами мучили кошмары, и Морико уже и не помнила, когда в последний раз проспала всю ночь без пробуждений в поту и криках. Раена предпочитала не спать допоздна, чтобы вымотаться и не видеть снов, но это тоже не очень-то помогало. - Постарайся отдохнуть, - кивнула ей Морико, прекрасно понимая бессмысленность фразы, и Раена вымученно кивнула в ответ. Накинув на плечи осеннее пальто, она вышла из дома. Стояла теплая и сырая ночь, последняя теплая ночь этой осени – Морико знала это, а откуда, и сама бы не смогла сказать. Земля под ногами совсем раскисла, сапоги чавкали в грязи, пока она, завернувшись в пальто, брела по темному становищу. Шевельнулись часовые у входа в дом Держащей Щит, за окнами которого было темно и стыло, потому что его хозяйку выгнали из него, со всеми возможными почестями и льстивыми речами, разумеется, но, в конце концов, просто выгнали. И теперь эти двое, сумрачные и чужие, охраняли одна Реагрес знает от кого пустой дом, скорлупку, в которой уже не было драгоценного ядра. Морико лишь криво ухмыльнулась и побрела прочь. Откуда-то издали, от храма Великой Мани и Всех Небесных Сестер, слышалось заунывное пение жриц, что должны были славить Богинь до рассвета. Но не было на небе чудных небесных цветков, которые раньше запускали Способные Слышать, не было танцев и людского смеха гуляющих допоздна сестер. Почти все окошки домов, мимо которых проходила Морико, лежали во тьме, только редко-редко кое-где мерцали свечи да горели разноцветные фонарики, отмечающие жилища рожениц. Да и они сейчас выглядели скорее насмешкой, чем символом истиной радости зарождения новой жизни. Сквозь тишину и моросящий дождь Морико дошла до самого края становища, а от него направилась еще дальше – к пещере, вырубленной в скале, той самой, что раньше была жилищем Великой Царицы. Во времена до Великой Войны, времена, когда чете первых запрещалось появляться на людях из-за боязни заразить их своей святостью и лишить этим жизни и здоровья. На этом тоже настояла Нэруб, ибо статус Держащей Щит теперь был именно таким – она покинула свое место после смерти Великой Царицы, а значит, должна была отныне находиться в уединении и не контактировать ни с кем. Еще одна насмешка, злая и жестокая, еще одна страшная ложь для той, кто одним своим присутствием мог исцелять сердца и вселять в них радость и великую веру. Перед узким черным входом во тьму стояли две одетые в белое разведчицы. Морико немного знала их – Орлиную Дочь Вэнге и Клинка Рассвета Алию, они были из молодых, из числа тех, кто сочувствовал идеям Дочерей Мани. При ее приближении обе женщины напряглись, выпрямляясь, а глупая Вэнге еще и руку положила на рукоять долора с таким видом, будто готова была в любой момент пустить его в ход. Пару лет назад за такую неслыханную дерзость Морико бы хорошенько отхлестала ее по щекам и отправила на бессрочные грязные работы, но теперь времена изменились. Теперь оскорбления стали повседневностью, а власть – плетью. - Доброй ночи, - буркнула Морико, остановившись перед охранницами. - Доброй, - сухо ответила Алия, а Вэнге только вскинула свой широкий подбородок и прищурила острые темные глаза: - Зачем пришла? - Поговорить с Держащей Щит, - ответила Морико. - Она больше не Держащая Щит, ее имя – Старица, - недобро глядя на нее, отозвалась Вэнге. – И Длань запретила кого-либо пускать к ней. - Я состояла при ней охранницей последние тридцать лет, а Эней нянчила на руках, - тихо проговорила Морико, склонив голову и молча глядя в глаза Вэнге, - и я войду в эту пещеру, а ты, если хочешь, можешь попробовать меня остановить. Из оружия при ней сейчас был лишь долор, но и этого будет довольно, если понадобится. Девчонка скрипнула зубами, вся подбираясь от ярости, но на Морико это не произвело никакого впечатления. Таких она за свою жизнь навидалась вдоволь, и все эти угрозы ее ничуть не трогали. Видимо, ощутив повисшее в воздухе напряжение, Алия примиряющее проговорила: - Ты можешь войти, Морико. Она еще не спит. Вэнге метнула на нее яростный взгляд, но Морико проигнорировала это и просто зашагала вперед мимо них, буркнув под нос: - Она вообще не спит. Она грезит. За спиной ее началась тихая перепалка, да только слушать все это она не стала. Просто прошагала сквозь узкий вырубленный в скале коридор, больше похожий на вход в склеп, и постучала в толстую дверь, перегораживающую проход. Внутри что-то мягко-мягко откликнулось, будто перышком сердце тронули, и Морико, улыбнувшись знакомому и до боли родному ощущению, потянула дверь на себя. Жилище первых было огромным и роскошным, ровно таким, какое и подобало иметь первым среди анай, больше всего напоминая храмовый зал. Высоченные потолки, испещренные символами народа и отдельных Богинь, факелы, наполняющие помещение густым запахом ароматных масел и дыма. В нишах вдоль стен выстроились чаши со стихиями Богинь, а в центре ее виднелось опаленное углубление для возжигания ритуального огня. Ни мебели, ни предметов быта здесь не было, лишь холод и стылая, сгущенная тишина, какая бывает в черных каменных червоточинах глубоко под землей. Морико непроизвольно поежилась – тяжесть камня давила на нее, вжимала в землю. Постаравшись этого не замечать, она прошла через зал к неприметной двери в его дальней стене, рассеяно поклонившись чашам со стихиями Богинь, воздух над которыми дрожал. Вторая дверь привела ее в жилое помещение без окон – просторную комнату с мебелью и печью, в которой было уже куда теплее. И все равно от стен и пола тянуло холодом, а воздух был сухим и спертым, трудным для дыхания. Но все это отступило прочь, стоило ей увидеть Мани. Сердце в груди дрогнуло от облегчения, и Морико упала к ее ногам, склоняя голову к самым носкам стоптанных старых туфель, в которых она ходила в последние годы. - Свежего ветра тебе, Мани, яркого солнца, - прошептала она, чувствуя себя так, словно наконец-то после долгих-долгих лет скитаний возвратилась домой. Тепло разгоралось под ребрами, такое знакомое и привычное, но потускневшее в последние дни вдали от нее, и от этого сейчас было донельзя хорошо. - Дитя мое, какая радость видеть тебя! – прозвучал над ее головой такой знакомый голос, сильный, будто бы сдавленный в узких стенках горла и не способный во всю мочь вырваться на свободу. Морико вскинула голову и застыла. Глаза Держащей Щит были совершенными иными, не такими, как у других существ. Два провала в вечность смотрели на нее, два окна в бескрайнее небо, в которое можно падать и падать без конца и так и не коснуться дна. Карие, теплые, будто высушенное на солнце дерево, они сияли двумя лучами с лица, черты которого расплывались перед взглядом Морико. Странное дело, она вроде бы видела, что Держащая Щит стара, очень стара, дряхла и немощна. А прямо сквозь эту иссушенную маску как будто бы проступали другие черты – сияющие торжествующим золотом тонкие мазки совершенно иного лица. Такого, какого не могло быть в мире. - Как ты здесь, Мани? – выдохнула Морико, поднося к губам ее тонкую иссушенную руку и целуя пергамент кожи. – Ты же ненавидишь камень после Кулака Древних! Как ты выдерживаешь все это? - О, да разве же это камень, дитя мое? – Держащая Щит засмеялась, брызнули солнечные искры из ее невозможных глаз. – Это просто горы и ничего кроме них. Просто кости земли, в которых я укрылась, которые хранят меня. От меня и самой остались одни лишь кости, потому нам вполне уютно вместе. - Ты очень похудела, - проговорила Морико, оглядывая ее тело. Рука казалась тонкой палочкой, на которую намотана кожа, острые плечи виднелись сквозь белую ткань балахона. Согбенные, скрученные вперед плечи, будто Держащая Щит держала на своей спине само солнце. – Как твоя спина? Как твои боли? Кто-то помогает тебе с ними? – допытывалась Морико. - Да, мне прислали девочку по имени Архаб, она помогает мне со всем. Чудесная девочка, только совсем слепая, - взгляд Держащей Щит потускнел. – Ну да сейчас такое время, дитя мое, время слепцов. - Прости, что мы не с тобой! – Морико уткнулась теменем в ладонь Держащей Щит, чувствуя, как горькие слезы подступают к горлу. – Прости, что мы позволили тебя забрать! Мы ничего не могли сделать, Мани! - О, я знаю, дитя, я знаю, - ладонь мягко вывернулась из ее рук, легла на волосы, начала гладить ласково и тихо, едва касаясь. Вся кожа головы Морико покрылась мурашками, и тихое облегчение заскользило по телу. Она закрыла глаза, всем своим существом наслаждаясь этими прикосновениями, впитывая их, будто задыхающийся от жара полуденного солнца легкое дуновение прохладного ветра. А Держащая Щит тем временем продолжила говорить: – Нет твоей вины во всем произошедшем, и даже не думай винить себя. Ты делаешь ровно столько, сколько можешь сделать в этой ситуации, как и все мы. Просто бывает так, что действия не дают результата, а труд – плодов. - Почему, Мани? Как такое может быть? – спросила Морико, вскидывая на нее глаза и вновь чувствуя себя ребенком, крохотным и совершенно счастливым ребенком, пусть и очень усталым, согбенным грузом прожитых лет, но все же таким же любопытным. - Потому что в мире действуют разные силы, дитя мое, - улыбнулась ей Держащая Щит. – Потому что каждой вещи свое время. Если семя прорастет в середине зимы среди лютых холодов, оно, разумеется, погибнет. Его время – часы солнца и рассвета, часы беззаботной красоты весны. И виноваты ли холода в том, что не дают ему прорасти? Или холода не позволяют этого сделать, чтобы оно раньше времени не погибло? – улыбка ее стала лукавой, как у девчонки, решившей загадать загадку. – Как ты считаешь, дитя? - Я не знаю, Мани, - покачала головой Морико. – Возможно, оба варианта. - Конечно, оба, - кивнула Держащая Щит. – В мире не бывает только хорошего и только плохого, не бывает только бед и только радостей. Бывает лишь подходящее время для того, чтобы что-то произошло, и время неподходящее. Сейчас темная половина года, темная часть времени, и все дурное, разумеется, выходит на поверхность и являет себя. Точно так же, как в светлую половину года являет себя благое и светлое. Коли мы не позволили бы чему-то из них происходить, что бы случилось? Ничего хорошего, скажу я тебе. - Ты права, Мани, - склонила голову Морико, чувствуя, как муть внутри нее медленно успокаивается, оседает, перестает так больно жечь и колоть. Поразительно, как мало нужно было для того, чтобы это случилось! Всего лишь оказаться под ее взглядом, в ее присутствии. Здесь и сейчас все беды и горести казались теперь Морико такими ничтожными, глупыми и бессмысленными. Здесь, где текла истинная сила, где происходило настоящее волшебство, где мир был простым, как протянутая ладонь ребенка. - Я очень рада, что ты пришла ко мне сегодня, дочь моя, - сменила тему Держащая Щит, и в голосе ее слышалось удовлетворение и деловитая готовность – те нотки, которые каждый раз так ждала услышать Морико. Они означали, что сейчас начнутся чудеса, каких и помыслить сложно, удивительно простые и оттого невероятные. – Сегодня особенная ночь, сильная Ночь, ночь излома. Сегодня все это так близко к нам, совсем рядом, достаточно лишь руку протянуть и дотронуться. Хочешь увидеть все это со мной? Я могу показать тебе. - Хочу! – с жаром вскинула глаза Морико. – Научи меня, Мани! Я так хочу помочь тебе во всем! - Вот и славно, - лукавство золотыми рыбками на дне илистого пруда плескалось в глазах Держащей Щит. – Тогда смотри на меня и гони прочь все свои мысли. Я передам тебе тишину и покажу то, что ты пришла увидеть. Ее глаза были совершенно нечеловеческими, но Морико послушно взглянула в них, открываясь внутренне и начиная тянуться ей навстречу. Это было так легко – будто бежать, распахнув руки, по поросшему ромашками и земляникой склону, будто отдавать свое тело воле ветров, распахивая крылья и ложась на потоки, как на самую мягкую перину, самую надежную скалу. И отогнать назойливые, бесконечно изводящие ее мысли тоже было легко – под взглядом Держащей Щит они просто полыхнули иссушенным пергаментом и опали золой прочь. Тишина упала на Морико, густая, обширная, однородная тишина, заполнившая все ее существо и сделавшая его единым со всем окружающим. И из этой тишины глядели на нее два глаза. Она почти не моргала, вглядываясь в глаза Держащей Щит, боялась моргать, чтобы не упустить ни мгновения. Ее взгляд изменился, сложно было сказать, как именно, но теперь Держащая Щит не просто смотрела внутрь Морико. Теперь она позволяла Морико смотреть через себя, как через окно. В тот, другой мир, о котором так много говорила, мир бессловесный, текучий и переливающийся, будто разогретая ртуть. Зрение начало меркнуть, но это не пугало Морико, так уже случалось, когда она тянулась вместе с Держащей Щит к чему-то незримому и огромному, протянувшемуся над миром насколько хватало неба. Цвета выцветали перед глазами, обращаясь то чернотой, то белизной, и Морико чувствовала, как ее глаза перестают видеть обычно. Как приходит к ним рваными перебивками, отрывками, хромающими попытками другое зрение, то самое, о котором говорила Мани. Потому что ее лицо тоже неуловимо менялось, каждое мгновение становясь иным. Тени и свет меняли его черты, то утончая, то огрубляя их. Сотни людей Морико видела в этом лице – мужчин и женщин, которых никогда в своей жизни не встречала, темнокожих и светлокожих, с раскосыми глазами и круглыми, молодых и старых. И глаза Держащей Щит тоже поминутно меняли форму и величину, перестраивались, то разгораясь ярче, то таинственно мерцая из глубоких глазниц. Одно было неизменным – взгляд. Он пронзал Морико насквозь интенсивностью, и смотреть на него было больно. Но куда хуже – вовсе не смотреть. Он прожигал ее через глаза до самого донышка и там с могучей властностью подхватывал золотые удила ее души и натягивал их до самого неба, заставляя все ее существо напрягаться в одну стрелу, в одну сверкающую нить, протянутую между бескрайней безымянной ширью вверху и отяжелевшим и совершенно неспособным шевелиться телом внизу. И ей казалось, что по этой нити бегут огненные языки, выжигая ее изнутри, вычищая ее, выправляя то, что было сломано и скорчено, ставя на место то, что она считала давным-давно потерянным или перепутанным навсегда. Она испытывала радость от этого прикосновения, бесконечную благодарность и преданность за помощь. Она испытывала чистый восторг ребенка, широко открытыми глазами наблюдающего Красоту. - Иди за мной, - едва слышно прошептала Держащая Щит, ее губы чуть-чуть дрогнули, выговаривая слова, но Морико услышала. Стало очень-очень горячо в спине, так горячо, будто прямо в глубине ее мяса полыхнули с двух сторон от позвоночника две раскаленные докрасна спицы. Ее поволокло вверх по ним неудержимым порывом, приливной волной, которую не остановят ни волнорезы, ни ветра. И ударило о сжатую стальной пружиной точку в темени, что горела как огонь и была слишком узкой, чтобы протиснуться в нее. Сияющий раскаленный узел, в который Морико вдавливало поднимающейся снизу мощью. Невозможность, невыносимость, от которой хотелось закричать во всю глотку, захотелось… Ослепительное солнце заливало своими лучами омытый росой сад. Он затих в безветрии, подставляя листья и лепестки долгожданным лучам, и алмазные россыпи капель подожгли его весь преломленным светом. Воздух был свеж и сладок, его можно было пить и насыщаться этим, и Морико дышала, дышала так, как никогда в своей жизни, обратившись в одно прозрачное облако, наполненное его сладостью. В центре сада была квадратная площадка с аккуратными разноцветными клумбами, в которых благоухали цветы, а между ними – дорожки, посыпанные мягким-мягким почти белым песком, в котором утопали ноги. Она шла вперед по этим дорожкам, а рядом с ней шла Держащая Щит, и Морико чувствовала ее всем телом. Высокую, куда выше себя, тонкую, но при этом широкоплечую. С огромными глазами и почти полным отсутствием рта, с головой, укрытой солнечным светом вместо волос. Сотканную из сгущенного солнечного света, что стал ее плотью и кровью, в одеянии из рассветных лучей, осевших на ее плечи тончайшей пеленой. Но это точно была она – Морико узнала бы ее где угодно и в каком угодно обличье. Она повернулась и поглядела вперед, и Морико тоже поглядела вместе с ней – там, среди клумб и песчаных дорожек стоял стеклянный дом. Он был прозрачным и полным солнца, просто кубом среди зелени, цветов и света, и внутри его кто-то был. Морико шагнула вперед, ближе, стараясь рассмотреть, кто же это. Что-то вроде стола возвышалось в центре стеклянного дома, и за ним, прилежно склонив головы, будто ученицы над партой или мастера над изделием, трудились четверо. Их соединяла в одно существо одна золотая пуповина, и лица их постоянно менялись так, что Морико не могла разглядеть их в деталях. Она лишь видела их образы и их взгляды, обращенные на столешницу, на которой растянулась чудная и очень красивая карта мира. Все на ней было – миниатюрные горы и шумящие под ветром леса, синие ленты рек и серебристые разливы морей, и желтые ленты дорог, и туманные очертания городов, и стяги, белоснежные стяги на весеннем ветру, реющие так высоко, что никакая сила не смогла бы сбить их оттуда. А за их спинами стояла она, и стоило Морико увидеть ее, как ноги под ней подогнулись, и великая благость наполнила все ее существо блаженством такой долгожданной, такой невыносимо радостной встречи. Она повернулась в полоборота, белоснежная, как пики Данарских гор, древняя, как их корни. Тонкая и широкоплечая с глазами лунами в пол-лица, бестрепетная, как морозная тишина среди непокоренных вершин. И улыбнулась Морико так знакомо, чуть прищурившись лучиками морщинок в углах глаз. - Дитя мое. Тихий голос позвал издали, и Морико пошевелилась, едва слышно застонала, совершенно забыв, как контролировать выходящий из горла звук. Под спиной было жестко, а руки и ноги совсем онемели. Кажется, она уснула? Или нет? Приглушенный свет вернулся к раскрытым глазам, из теней выплыли очертания незнакомого помещения, а следом за этим – лицо Держащей Щит. Она улыбалась, мирная и такая знакомая, совсем-совсем тихая, будто теплая летняя ночь. - Что случилось? – хрипло пробормотала Морико, чувствуя, как пересохло в горле и на губах, как онемело тело, из которого на время ушла душа. Она и впрямь лежала на полу, хотя совершенно точно помнила, что начинала тянуться навстречу Держащей Щит сидя. Глаза казались свежими изнутри, будто кто-то промыл их прохладной ключевой водой. - Это ты мне расскажи, - откликнулась Держащая Щит. – Что ты видела? Стаей вспугнутых птиц поднялись, заметались внутри нее образы, картинки, расплывчатые видения. - Тебя, Мани, - отозвалась Морико, часто моргая и глядя сквозь пространство в попытке уловить их смысл. – Только ты выглядела иначе. - Как? – склонила голову та, ожидая ответа. - Ты была очень высокой и тонкой, очень широкоплечей с огромными золотыми глазами и волосами из солнца, - не веря в то, что видели ее глаза, отозвалась Морико, совершенно сокрушенная вновь вернувшимся к ней отголоском переживания, что было таким диковинным, таким непонятным. – Ты состояла из силы и была одета в сгущенный солнечный свет. - Вот как, - усмехнулась Держащая Щит. - Это правда, Мани? Почему ты так выглядела? – удивленно воззрилась на нее Морико. - Потому что таким будет мой облик в мире, который придет. Широкая грудь, чтобы вместить огромное сердце, и большие глаза, сквозь которые видна душа. Все мы будем выглядеть так, когда придет наше время, - затуманенный взор Держащей Щит манил золотыми искрами. - Это… смерть? То, что будет после нее? – неуверенно спросила Морико. - А разве это было похоже на смерть? – улыбнулась Держащая Щит, и собственный вопрос показался Морико смехотворным и совершенно неуместным. – Что еще ты видела? – вновь настойчиво взглянула на нее Мани. - Рассветный сад, полный цветов, и стеклянный дом в его центре, - проговорила Морико, поражаясь парадоксальности увиденного. Такое она бы сама выдумать просто не смогла, это уж точно. – И в этом доме были четыре женщины, которые трудились над миром. Я видела… видела карту, реалистичную, будто земля с высоты птичьего полета, только очень-очень маленькую, которая лежала перед ними на столе. И они что-то делали с ней… Кто это был, Мани? - Полагаю, те самые женщины, что должны однажды сломать Кровавое Колесо. Четыре ипостаси Великой Мани, четыре ее формы и силы, - задумчиво отозвалась Держащая Щит. - Ты тоже там была и видела их? Ты помнишь это? – выпалила Морико, во все глаза глядя на нее. - Ну конечно, дитя мое, - кивнула та. - И ты знаешь, кто они? – с замиранием сердца спросила Морико. - Знаю, - спокойно подтвердила та, и Морико выдохнула, чувствуя, как с дикой скоростью колотится в клети ребер сердце. – И как видишь, они уже работают. Они делают все так, как должно, все это время, не покладая рук. И мы с Тиеной направляем их шаги. - Ее я тоже видела! – Морико не сдержала улыбки, вспоминая этот взгляд, что согревал ее всю жизнь с самого первого дня, как кряжистая молчаливая сестра пришла драться за звание первой среди Нуэргос. Тогда ее глаза тоже были полны золота, но оно скрывалось очень глубоко, и лишь упрямые его искры поднимались наружу сквозь пронизанную солнцем зелень радужек. Теперь они сами были двумя солнцами, наконец-то расколовшими вековечную горную тьму и взошедшими на поверхность. Но разве же что-то менялось от того? – Что она делала, Мани? – подалась Морико вперед, ощущая чистый детский восторг. – Помогала им? - Да, именно так, - подтвердила Держащая Щит, улыбаясь. – Тиена стоит за их плечами и ведет их, она показывает им, что надо делать, помогает по мере сил. Дело движется, дочь моя, и это ответ на тот вопрос, с которым ты пришла ко мне. Даже когда тебе кажется, что все потеряно, что ничего не происходит, и надежды нет, не верь глазам своим. Открой их пошире и смотри вглубь вещей, только так ты увидишь их истину. - Разве я могу? – неловко пожала плечами Морико. – Я всего лишь разведчица, мое дело махать клинками да беречь твою жизнь, Мани. - А что же тогда мы с тобой только что делали? – рассмеялась Держащая Щит. – Это ты смотрела, дитя мое, это ты искала и нашла. Отчего бы тебе не мочь? Все это могут, если захотят, только большинству не хватает духу в себя поверить. Морико кивнула, принимая слова Держащей Щит и ее правоту. Она и впрямь видела все это, собственными глазами видела, как бы парадоксально ни выглядели все эти вещи, какими странными они бы ни казались. Она до сих пор ощущала на коже тепло от прикосновений солнечных лучей и свежесть дыхания, переполняющего всю ее грудь. Разве такое могло просто привидеться? - А что это за место, Мани? – вновь вскинула она взгляд на Держащую Щит. – Где мы с тобой были? - Это место, где творится работа, дитя мое. Место, где удобнее всего формировать вещи реального мира, чтобы они реализовались в подходящее для них время. Тиена находится там постоянно, следя за тем, чтобы вещи развертывались, как должно, организуя их. Это один из верхних миров, дитя мое, тот, что ближе к Истоку всего. - А много их, Мани? – чувствуя невыносимое любопытство, спросила Морико. - Много, - кивнула Держащая Щит. – Двенадцать слоев и множество миров для каждого из них вдоль бесконечной лестницы, соединяющей небеса и бездну. Соединяющей все в одну точку. - Ты была во всех из них? – Морико уселась на пол и аккуратно подтянула к груди колени, чувствуя, как кровь начинает вновь приливать к конечностям, и онемение отступает прочь. Тело ощущалось каким-то совершенно однородным и переполненным радостью, звоном обновления и свежести, какого она не чувствовала, пожалуй, уже много-много лет. - Да, - просто ответила Держащая Щит, констатируя факт, который ее, похоже, нисколько не задевал. Взгляд ее погрузился внутрь, став задумчивым и нездешним. – Мы искали с Тиеной ответ на вопрос, что делать, искали его как вверху, так и внизу, ибо иначе невозможно его отыскать. Для того нам пришлось пройти всеми дорогами, что существуют в мире, и некоторые из них были полными горечи, а другие сочились счастьем, будто зрелый плод. На острых пиках одиночества, в черных безднах отчаянья, на пустынных берегах вечности, в золотых садах радости, мы искали ответ. – Она вдруг усмехнулась. – И все это ровным счетом ничего не значило, хоть и означало все, потому что мы нашли его совершенно в ином месте. - Где? – выдохнула Морико. - Вот здесь, - одна рука Держащей Щит ущипнула другую, прижав сморщенную дряблую кожу. Она смеялась, и смех ее был полон муки. – Ответ не в немыслимых далях света и не в бездне страдания и тьмы. Ответ в этом теле, что застряло посередине и никак не может выбрать между смертью и бессмертием. Ответ замурован прямо здесь, в базальте памяти наших клеток, ведущей нас к истоку всего. К первому движению в бесконечной тьме, к первому вздоху среди тишины. - И каков он, Мани? – Морико наслаждалась, глядя в переполненное светом лицо Держащей Щит, из грубых дряхлых черт которого прорастало золотое существо с огромными глазами и грудью, способной вместить сердце всего мира. Существо, которое она видела собственными глазами. - Смерти нет, моя девочка, - с бесконечной добротой прошептала ей Держащая Щит. – Это самая большая ложь, которую знал этот мир. Смерть – это не закон, необходимость или неизбежность, смерть – это выбор. А значит, можно выбрать иначе. И если ты захочешь этого, я покажу тебе, как. Тишина помпезной пещеры больше не была чужой и стылой для Морико, как не была давящей и громада горы. Не имели значения горести и беды, что обрушились на Рощу, и вся ложь, исторгаемая Нэруб, была ничем иным, как хлопьями грязной пены, что тащат вниз по течению вздувшиеся от осенних дождей сердитые волны. Она стояла на пороге двери в огромную ослепительную Тайну, лукавую и таинственную, манящую, простую и при этом бесконечно мудрую. И крохотная ручонка с ямочками вместо костяшек уже взялась за слишком высокую для нее дверную ручку, вытягивая все тело в нить, соединяющую небо и землю, золотую растрепанную макушку со старательно толкающими маленькое тело вверх мысочками ног. Морико никогда еще не была больше ребенком, чем сейчас, в этот самый миг. - Покажи мне, Мани, - смеясь от счастья и обливаясь слезами облегчения, шепотом взмолилась она. – Научи меня не умирать.