Танец Хаоса. Поступь бури

Тело было звенящим, прозрачным и таким мягким, что по сравнению с ним пуховая перина показалась бы разбитым вдребезги дорожным мощением. Влажные волосы Крол зачесала назад, отяжелевший короткий хвост на затылке мазал по белоснежной ткани формы, оставляя темные разводы. А еще хотелось есть, так хотелось, что хоть вой, и желудок время от времени тихонько урчал, требуя еды, а Китари в ответ на его рулады только посмеивалась, будто довольная кошка. И Крол ощущала смущение. Ей было так… уязвимо. Озноб пробежал по спине вдоль позвоночника, и она передернула плечами, чтобы прогнать противное чувство, уставилась на себя в зеркало еще пристальнее, изо всех сил стараясь сохранить каменное выражение лица. В груди все дрожало перепугано и так мерзко, что хотелось кричать, а с другой стороны – звенело мощно, сладко, правильно. Ей хотелось убежать из этой комнаты, от этой женщины, от себя самой, потому что каменные стены, что так много лет защищали ее от всего, рассыпались прахом, и она переживала страх уязвимости каждой ниточкой собственной души. Ей хотелось остаться здесь, навсегда, в руках Китари, позабыв обо всех своих стенах и страхах, позабыв о боли, которая все еще была здесь, хоть и стала куда слабее. Не веди себя, как малолетняя дура. Стены были все еще здесь, о да, она еще не уничтожила их полностью. Поправляя белый воротник и застегивая последнюю пуговицу на белой форменной куртке Спутницы, Крол поднимала их, отстраивала их вновь по кирпичу, возводя до самого неба. Ничто не имело значения, и эта минутная слабость – тоже. Никто не мог ее ранить, пока она не позволяла этого сделать. И Китари никогда не причинила бы ей боли, никогда бы не воспользовалась ее уязвимостью, никогда не попыталась бы подчинить ее себе, будто дрессированного зверька, не знавшего, чего ожидать в следующую секунду – ласки или удара. Это время осталось позади и никогда больше не вернется, это Крол знала твердо, и знание это было таким же монолитным, как и стены, что защищали ее. Но ты так привязалась к ее рукам. Разве можно отдавать другой столько себя? На мгновение золотые пальцы дрогнули, но Крол чуть приподняла голову, глядя в глаза своему отражению и прогоняя прочь неуверенность, безжалостно давя ее и уничтожая, покуда ни следа ее не осталось внутри. Прошло уже много лет, она знала себя и по-настоящему узнавала себя вновь и вновь в улыбке и отражении зрачков Китари, и в этом не было места страху, сомнению, неуверенности и недоверию. Тем более после того, что с ними случилось по ту сторону Белого Источника. Оглядев себя еще раз, она осталась довольна увиденным. Ни следа слабости и неуверенности не осталось на лице, ни следа того, чем она становилась в умопомрачительных руках Китари, того, что не должна была во всем мире видеть ни единая живая душа. Она принялась натягивать перчатки, купленные по дороге в Кевир, чтобы скрыть золотое свечение собственных ладоней, когда ощутила, как руки Китари обвивают ее талию, а сама она приникает к ее спине и прижимается щекой к лопаткам. Глядя над ее плечом, Китари улыбнулась ей, и ласковые морщинки в уголках ее глаз заставили сердце Крол на мгновение дрогнуть в груди, вновь сорвавшись с хода, как птица, что под ударом бродяги-ветра теряет опору в воздухе. - Ты такая красивая, - промурлыкала Китари ей в плечо, целуя его, и Крол с трудом удержала стены, по которым стремительно побежал зеленый плющ, впиваясь корнями в едва заметные щели между камнями, расшатывая их с унизительной быстротой, заставляя непробиваемый камень трескаться и крошиться, будто сухую хлебную корку. А Китари даже не заметила того, улыбаясь и с наслаждением прижимаясь щекой к спине Крол. – Самая красивая женщина во всем мире. Что же ты делаешь с моим сердцем, девочка? Зачем же ты так целуешь его? Крол улыбнулась ей, пряча в тени ресниц эту невыносимую дрожь. - Ты, котенок. И краше тебя нет никого. Роксана видела, это было правдой. Сами Небесные Сестры сотворили эту женщину, наполнив звездным песком ее глаза, заплетя в ее волосы весенние ветры, лаской летней ночи исцеловав ее губы и придав им вкус жасмина. И когда она целовала, ничего не оставалось внутри Крол, кроме бездонного неба, кроме звездных троп, на которых их души двумя серебряными птицами танцевали друг с другом, обнимая так крепко, приникая так близко. Мир зашатался вокруг нее, накренившись, стремительно падая, падая… Крол поправила воротник в последний раз и отвернулась от зеркала, глядя на Китари сверху вниз, обвивая ладонями ее тонкий стан. Даже так, сквозь ткань перчаток ее кожа жгла пальцы. Они так остро помнили прикосновение гладкого бархата к подушечкам, едва ощутимого шелестящего движения, с которым ладонь скользит по нежному изгибу спины, повторяя бесстыдные поцелуи лунного света, наблюдающего за ними сквозь прозрачный потолок. Не удержавшись, Крол обняла ее, привлекая к себе, зарываясь лицом в ее влажные после купания волосы, чувствуя ее запах, такой сильный, такой родной. Ни разу в жизни ничей запах она не читала так четко и ясно, как ее. Голова кружилась, и губы сами начали целовать ее кожу возле уха, Крол и не понимала совсем, что происходит, дурея все быстрее и быстрее. Эта женщина не оставляла ей выбора, не оставляла ни единой мысли, ни капли сопротивления, ни единой возможности убежать. Да разве же я бегу от тебя? Разве же вообще можно убежать от тебя? - Ну что ты делаешь? – тихонько промурлыкала она, и у Крол по спине вновь хлынули мурашки вместе с россыпью ее негромкого бархатистого смеха. Ладони Китари чувствительно сжали ее плечи сквозь ткань формы, и Крол ощутила себя немного устойчивее, чем раньше. Ловить кого-то в свои руки было куда проще для нее, чем падать в чужие. - За нами же еще не пришли, - так же тихо ответила она, пробуя губами на вкус тонкий пушок волос у нее на виске возле уха. Китари давно не стриглась, и волосы у нее уже отрасли куда длиннее, чем обычно носили Воины. Но ей очень шло, куда больше, чем короткая стрижка, и Крол все глаза проглядела, исподволь любуясь ей. - Ты же говорила, что устала, - полушутливо пожурила ее Китари. - Говорила, - согласно подтвердила Крол, неторопливо оглаживая ладонями ее спину. – Но ты-то не устала, моя маленькая. Так что… - Ну нет! – Китари отстранилась от нее, положив ладони ей на предплечья, взглянула с лукавым блеском на дне зеленых глаз. – Сегодня была особенная ночь для меня, и я хочу запомнить это ощущение. Позволь мне насладиться им, моя волчица. Крол улыбнулась в ответ, с трудом держа свою фальшиво-уверенную маску. Ее слова падали так глубоко, они были такими личными, такими чрезмерными, что Крол почти что задыхалась от них, как выброшенная на берег рыба. Никто никогда так не говорил с ней, так просто, так доверчиво, так искренно. Ей приказывали, ее ломали, ее просили и умоляли, а потом снова отталкивали и дразнили, ее изводили, - о, это Саин умела делать лучше всех! – а в случае с остальными, она просто не чувствовала ничего, кроме голода, который не могли утолить ничьи глаза и губы. Но никто и никогда не открывал перед ней свое сердце, никто не был с ней так откровенен, как Китари, и это подкашивало ей ноги. Придет день, и я научусь это принимать. Я открою тебе свою душу и перестану вздрагивать от ласкового слова, как от удара. Обещаю тебе, моя маленькая, золотая, бесценная девочка. Вслух она так и не смогла сказать ничего, язык будто к гортани прирос и не поворачивался. Китари была свободна, как ветра, Китари ничего не страшилась, и порой Крол едва ли не завидовала ей в те моменты, когда сама теряла дар речи, сраженная ее распахнутым наружу сердцем. С тихим смешком, Кит подалась вперед и коснулась ее губ легким поцелуем, а затем выпорхнула из ее рук, оставив на кончиках пальцев медленно затухающее ощущение потери. - Думаю, они вот-вот уже придут за нами. Так что пора бы и мне одеться. Крол проводила ее глазами, взглядом целуя всю ее от аккуратных развернутых плеч вдоль соблазнительного изгиба спины и бедер вниз по бархатным длинным ногам до маленьких розовых пяточек, так легко ступающих по полу, а потом закрыла глаза, выпивая это ощущение до дна, позволяя ему прорасти в груди, заполнить ее всю изнутри. Она хотела, чтобы эта женщина всегда оставалась на внутренней стороне век, будто раз и навсегда впечатанная татуировка. Чтобы глаза ее никогда не видели больше ничего, кроме ее таинственной, манящей и переполняющей жаждой красоты. Китари принялась собирать разбросанную по полу возле кровати одежду, то и дело поглядывая на Крол из-под ресниц и улыбаясь уголком губ. О, она все чувствовала, конечно, они ведь были связаны. Пряча смущение и изо всех сил держа лицо, Крол принялась неторопливо проверять запрятанные во внутренние карманы формы метательные ножи, что носила с собой. Желудок вновь громко заурчал, и она ощутила, что краснеет, поспешно отворачиваясь от Китари и слыша, как ее тихий смешок пробегает по затылку, топорща на нем короткие волоски, заставляя их вставать дыбом. В высоком зеркале, висящем на стене, двигался ее обнаженный силуэт, маня плавностью движений и мягкостью форм, и Крол поняла, что еще совсем немного, и она наплюет на весь их званый ужин. И тогда уже слуги могут сколько угодно колотить им в дверь и просить прийти на прием. Вряд ли их хоть кто-нибудь услышит. Будто в ответ на ее мысли во входную дверь негромко постучали. В зеркало Крол видела, как Китари с легкостью подхватывает с их постели сплетенное из тончайшей шерсти покрывало и заворачивается в него. Втянув носом внезапно ставший горячим воздух, она шагнула к двери и приоткрыла ее – ровно настолько, чтобы стоящий по ту сторону Галаим видел лишь ее глаза. - Прошу прощения за беспокойство, Даганалин, - бестрепетным, почти хрустальным голосом пропел он. – Владыка Илион ждет вас вместе с Навитайэ и другими Спутниками в своих покоях. Я провожу вас, как только вы будете готовы. - Нам нужно еще пару минут, спасибо, - буркнула в ответ Крол, кивая ему и прикрывая дверь перед его носом. Вряд ли эльф начал бы таращиться на полуобнаженную Китари – выглядел он так, будто эта сторона взаимоотношений ему была вообще никоим образом не интересна, - но предоставлять ему такую возможность Крол все равно не собиралась. Ее девочка собралась не слишком быстро, вместо белоснежной формы Спутницы решив натянуть на себя те странные тряпки, что носили местные эльфы, на поверку оказавшиеся и впрямь одним единственным длинным куском полотна. Оно отыскалось на кушетке возле бассейна рядом с пушистыми полотенцами, мягкое на ощупь, текучее, будто шелк, и Крол в очередной раз невольно залюбовалась, как засветились от восторга глаза жены, когда она поняла, что это за отрез ткани. Китари долго возилась, пытаясь закрепить его на плечах тем же образом, как делали эльфийки, и к тому моменту, как они покинули свои покои, в коридоре уже собрались остальные члены отряда. Наемники являли собой все терпение мира, смирно ожидающее у двери и молчаливо осуждающее их медлительность. А Заины вот видно не было, и Крол нахмурилась. Куда в итоге понесло рыжеволосую ведьму, решившую прогуляться по дворцу? И сколько им придется ждать ее возвращения, чтобы вместе идти к Владыке? Галаим оглядел Китари невыразительным взглядом, будто и не заметил того, что она одета по местному, а затем предложил им всем следовать за собой. - А как же Росянка? – спросила у него Крол. – Мы не будем ее ждать? - Говорящей с Тенями нет в ее покоях, так что ждать ее бессмысленно. Полагаю, она присоединится ко всем вам чуть позже, - бесцветно отозвался Галаим. Крол не слишком-то понравилось, как он это сказал, но спорить она не стала. Что-то не так было с этой ведьмой, и в этом стоило разобраться в ближайшее время, пока ее козни не завели их всех в беду. Эльф вел их чудными коридорами дворца, что были целиком источены узорами, и глаза разбегались вокруг, не в силах вместить в себя сразу всю эту диковинную инаковость. Темными полосами проступали из салемата углубления резьбы, и Крол поражалась тому, как аккуратно, тонко и изящно выполнены художниками сюжеты. Вот крохотная птичка сидела на заснеженной веточке, и в нескольких легких штрихах Крол чуяла ледяное дыхание зимы, топорщившее тонкие перышки. Вот ручеек сбегал с каменистого склона, спрыгивая с одного порога на другой, и потоки воды, казалось, светились изнутри, а сквозь них просматривались даже мелкие камешки на дне извилистого русла. А с другой стороны поднимались ледяные горы с заснеженными вершинами, и над ними парил, разбросав огромные свободные крылья, орел, внимательно вглядываясь цепкими глазами в собственную тень на земле. На эту картину Крол особенно загляделась, чувствуя, как внутри поднимается тоска по дому. Давно уже она не видела гор, слишком давно. Ее тянуло туда, к холодному запаху снега, к прозрачным, будто капля воды, ночам, к сумрачным ельникам и одиноким вершинам, на которых танцевала, укрываясь снежными вихрями, Синеокая Небесная Пряха. Несмотря на всю красоту вокруг нее, ей хотелось домой. Вместе с Китари. Кадиль Медведь о чем-то добродушно приглушенно загудел, обращаясь к жене, Крол слушала отстраненно, не вникая в смысл их слов и думая совсем о другом. В этом краю они завязли надолго, тут уж ничего не попишешь. И чем все это закончится, она тоже знать не знала, потому как за всю свою жизнь по горло наслушалась разговоров о Танцах Хаоса и Конце Мира. И оттого тихая печаль стискивала в когтях сердце. Будут ли они такими же, когда однажды вернутся в родной дом? Останутся теми же, кем ушли оттуда, и как встретит их этот дом? Не покажется ли вдруг слишком маленьким, слишком душным? Крол вдруг осознала, что никогда не спрашивала о том ману: как она вернулась с войны. Многие ведь так и не смогли сделать этого, оттого так и ждали Танца Хаоса, оттого так и рвались в поход за Эрванский кряж. А вот ману это удалось, хоть Крол так до конца и не осознала, как она это сделала. Сердцем чувствовала разницу между ней и теми из ветеранов, кто с лихорадочным возбуждением во взгляде и голосе твердил о том, как это было, ждал, когда это случится снова. А вот спросить ее саму так времени и не нашла. Наверное, все дело было в них с Миланой и в мани, в том, что Лэйк было куда возвращаться и зачем. Когда придет и мое время идти домой, я спрошу тебя обо всем, ману. Попрошу научить. Лэйк не была многословной или чрезмерно заботливой, как иные родители погодок Крол, скорее уж наоборот. Но она каким-то потрясающим образом умела с помощью одной-другой сухой фразы вправить им с Миланой мозги на то место, где они и должны были располагаться, и Крол беспрекословно верила ее слову во всем. Коридор из салемата, по которому они шагали, наконец закончился, уперевшись в высокие двери из светлого дерева, казалось, целиком состоящие из резьбы и больше напоминающие паутинку на ветру, чем преграду перед входом в покои. Ни охраны, ни слуг возле них не было, но Галаим застыл перед ними, остекленевшим взглядом глядя на резьбу и не шевелясь. Тишина пала на коридор вместе с медленно осыпающимися в бесконечность мгновениями, наемники недоуменно переглянулись, разглядывая его спину, и тихий шепот Кадиля Медведя прозвучал чересчур громко: - Он ключ, что ли, потерял? Отчетливый запах раздражения поплыл в воздухе, и Галаим, даже головы не повернув, ответил: - Я жду позволения войти, Спутник Кадиль. Владыка и светлейший заняты разговором. - А они вообще знают, что мы здесь? – уже нормальным тоном спросил Кадиль, и в голосе его звучало такое явное опасение, что запах раздражения Галаима стал еще сильнее. - Я их предупредил о нашем приходе. Крол полуобернулась через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кадиль с выразительным лицом крутит у виска, а Китари изо всех сил сдерживает улыбку, покачиваясь рядом с ним с пятки на носок. Отчего-то жена испытывала симпатию к этим немытым, вызывающим, хамским, самоуверенным болванам-наемникам и часто защищала их от Крол, когда те окончательно допекали ее. С одной стороны это было даже приятно – Китари защищала их, прекрасно понимая, что именно они в ситуации столкновения с Крол пострадают сильнее, а значит, признавала ее авторитет и силу. Но с другой стороны могла бы и не вставать на их сторону. Хотя бы потому, что лично Крол считала их поведение вызывающим и неправильным. Галаим двинулся так неожиданно, что Крол даже вздрогнула. Просто стоял без движения, замерший как каменная статуя, а потом вдруг поднял руку и распахнул перед ними дверь, отступая в сторону и позволяя пройти. Не став ничему дивиться, она первой шагнула в комнату, вскидывая голову и принюхиваясь к запаху, что наполнял ее. Ярость, потрескивающая, как воздух, вокруг разорвавшей его молнии, белая ярость, от которой само пространство дрожало вокруг, звеня от напряжения. Светлое помещение представляло собой небольшой зал, рассчитанный не более чем на дюжину человек. Стены украшали вырезанные из салемата стволы лавианов, и оттого сейчас казалось, будто они оказались посреди лесной рощи, которую густой пеленой застелил туман, пронзенный золотыми лучами восходящего солнца. В центре зала стоял длинный приземистый стол из светлого, почти белого дерева, которое едва виднелось под множеством тарелок, блюд, подносов и чаш, ломящихся от яств. Со всех сторон его окружали странные сидения без спинок, а на двух противоположных концах стояли два высоких кресла, больше всего смахивающие на троны, с высокими спинками, вырезанными в виде ледяных кристаллов. В них расположились Ренон и Владыка Илион, в упор глядя друг на друга через стол такими острыми взглядами, что о них порезаться можно было. Когда они вошли, Илион перевел взгляд своих глаз на Крол, и она едва не просела в коленях, с трудом удержавшись от вздоха. Седое, мрачное, всклокоченное, жестокое время смотрело на нее из его глаз, безжалостно сминая ее, и в одно мгновение Крол рывком ощутила все сразу: собственную молодость и краткость отмеренной ей жизни, собственную глупость и неопытность, неспособность, малодушие на фоне равнодушных жерновов времени, перемалывающих мир год за годом. Немыслимая толща прожитых лет смотрела на нее из глаз Владыки Лесного Дома, и под ее давлением трещал по швам сам воздух, сжимаясь, сплавляясь, пригибаясь все ниже к полу, почти растягиваясь брюхом по гладкому салемату. Крол ощутила, как навалилась на плечи тяжесть, как ее собственные кости внезапно стали слишком острыми для ее тела, для мяса, которое теперь весило, едва ли не столько же, сколько весь Серый Зуб вместе взятый, и держать его вертикально становилось с каждым мгновением все труднее. В следующий миг взгляд Илиона скатился с ее лица, и мука резко кончилась, заставив ее с присвистом вздохнуть. Только теперь она сумела рассмотреть черты его лица. Будто вылепленное из алебастра тонкое лицо, не имеющее на себе прикосновения ни единой эмоции, светло-зеленые, почти белые, лишайниковые радужки с темно-серым ободом, пепельные волосы, спадающие на плечи гладкой волной. Что-то в нем едва заметно напоминало Ренона, демонстрируя, что перед ними близкие родственники, но этого было так ничтожно мало, и оно было таким поверхностным, что Крол почти сразу же отмела это сходство прочь. Владыка являл собой самое сердце ревущей ледяной бури, напротив которого застыл, пригнувшись к земле, разъяренный, ощеривший зубы волк, неспособный поразить эту роковую бестрепетную власть сил куда больших, чем вся его жизнь вместе взятая, но все равно скалящий зубы и отказывающийся эту власть признавать. Они были слишком несравнимы друг с другом, чтобы Крол могла бы представить себе их поединок. Даже несмотря на то, что этот поединок разворачивался прямо сейчас у нее же перед глазами. - Добро пожаловать во Дворец Печали, Спутники Аватар Создателя, - проговорил Владыка негромким голосом, и будь на его месте кто-то другой, Крол бы пришлось прислушиваться, чтобы расслышать его слова. Но такая власть была в звуке, проходящем сквозь его гортань, что она застыла на месте, пригвожденная к полу каждым тщательно проговоренным слогом, каждым звуком, что, будто гвоздь, вколачивал ее в пол. – Край Утренней Звезды приветствует вас и предлагает вам свое гостеприимство. - Благодарю, Владыка, - с трудом прохрипела Крол, склоняя перед ним голову и едва ли не слыша, как хрустят позвонки в ее шее под давлением его взгляда, вновь перешедшего на нее. - Вы пришли не все, - проговорил Владыка, скользя взглядом по лицам собравшихся, словно лучом просвечивая их насквозь, до самых костей. – Где Говорящая с Тенями? - Она собиралась осмотреть дворец в одиночестве, Владыка, - отозвалась Крол, поражаясь тому, с каким трудом ворочается во рту язык. Гортань пересохла, будто она не пила уже несколько недель, и волны слабости накатывали со стороны, грозя сбить ее с ног, смести, как сметает осенний ветер последние листья с осиротевших веток. - Галаим, поищи нашу гостью, - проговорил Илион. Просто проговорил, но это звучало, как непреложный приказ, и у Крол возникло ощущение, что неповиновение ему будет грозить смертью, причем немедленной. Потому что воля эльфийского Владыки была так сильна, что могла бы переломать даже самый крепкий хребет, сопротивляющийся ей. – А вы – присаживайтесь и угоститесь дарами, посланными нам всем Небом. Должно быть, вы устали и проголодались с дороги. Крол подавила нервный смешок. Под тяжестью его взгляда вряд ли смог бы есть даже умирающий от истощения человек, не то, что все они. Это чем-то походило на то, как смотрели первые первых – в их присутствии на плечи тоже давила немыслимая тяжесть, а их глаза напоминали провалы в бездонное небо. Да только это небо было теплым и манящим, бархатным, и в нем прятались первые ветры и шлейфы звездной пыли, и загадочные разливы туманностей, и новорожденные любопытные глазки звезд, заботливо укрытые бесконечной, неописуемой, неуязвимой нежностью, укрывающей плечи надежнее любой брони. Взгляд же Владыки напоминал острые ледяные щипцы, схватившие Крол за горло и сдавливающие, сдавливающие его, пока она барахталась в этой хватке, беспомощная и неспособная никак освободиться. Получив приглашение к столу, наемники едва ли не бегом бросились в сторону Ренона, чтобы сесть как можно дальше от Владыки, и Крол прекрасно их понимала. Да только ей самой они выбора не оставили, заняв три свободных стула по обе стороны от молодого князя, а значит, и свободными остались еще три, расположенные ближе к Илиону. Посадить возле него Китари означало бросить ее ему на растерзание, так что Крол, сжав зубы, уселась сама, оказавшись прямо по его левую руку и закрывая от его невыносимого взгляда свою маленькую девочку. Белоснежная тарелка перед ней выглядела насмешкой, как и хрустальный кубок, в гранях которого переламывался приглушенный свет салемата, рассыпаясь водопадом искр. Тишина в помещении была давящей, будто бы поглотившей все остальные звуки мира. Владыка Илион хлопнул в ладоши, отчего белоснежные рукава его одеяния медленно и как-то очень неестественно сползли ниже, оголяя тонкие запястья цвета покрытого инеем мрамора, и из боковой двери в зал скользнули три тонких силуэта эльфов в белых одеждах. Крол едва могла поднять глаза от тарелки, вдавленная в стол тяжестью его присутствия, да ей и не хотелось особенно смотреть по сторонам, хотелось одного – как можно скорее уйти отсюда. Но она все же краешком глаза разглядела этих троих. Двое молодых мужчин и женщина принесли с собой музыкальные инструменты – арфу, тонкую длинную оправленную в серебро дудочку и маленькие цимбалы, с легкостью уместившиеся на коленях у одного из них. Усевшись на оставленные специально для них сидения, они заиграли легкую, медленную музыку, которая в звенящей тишине зала звучала неестественно правильно, как-то чрезмерно искусственно, будто железная сеть, наложенная на журчание ручья по камням и искажающая его мягкий шепот. Владыка Илион поднял бокал, и из-за его спины выступил еще один молодой эльф, подливая в сверкающий хрусталь что-то золотисто-прозрачное, отчего по воздуху поплыл запах мягкого летнего вечера с легкой кислинкой надкушенного яблока. Крол уже даже не удивилась, когда из-за ее спины тоже почти бесшумно выступил еще один бессмертный, наполняя и ее собственный кубок тем же самым напитком. - Много лет я хотел посмотреть на потомков гринальд, которые отказались стать всего лишь еще одним осколком былого величия и кануть во тьму где-то на задворках некогда могучей империи. Да не просто не исчезли, но еще и сумели отразить первый удар вновь вернувшегося из небытия Врага. – Лишайниковые глаза, такие светлые, что казались едва ли не белыми, задумчиво смерили сначала Крол, потом Китари. Взгляд этот был неприятным и едва ли не протыкал ее насквозь тончайшей иглой из самого света. В даре Роксаны закололо, и Крол не удержалась от гримасы, потерев его кулаком. Илион в упор взглянул на нее. – Полагаю, что-то из вашего прошлого вы все-таки сумели удержать, да еще и приумножили, как я вижу. - Не совсем понимаю, о чем вы говорите, Владыка, - проворчала в ответ Крол, изо всех сил заставляя себя смотреть ему в глаза. Остальные Спутники молчали, уткнувшись взглядами в свои тарелки, пока похожие на бледные тени бессмертные накладывали им какие-то кушанья и подливали напитки в бокалы. Мрачный Ренон сидел в кресле нахохлившись, будто согбенный временем ворон, в упор глядя на своего родственника. Китари как-то сжалась рядом, втянув голову в плечи, и отвечать Илиону оказалось просто некому, кроме нее. Вольторэ, чтоб тебе пусто было! Нашла, кого отправить на переговоры! Ох, Огненная, как меня от этого всего с души воротит! - Я говорю о Единении, которым владели и продолжают владеть гринальд. Оно есть и у вас, насколько я могу судить, - глаза его на мгновение стали совсем белыми, будто радужка без следа растворилась в пожравших ее белках, и остались только две крохотные черные точки зрачков, похожие отчего-то на острия игл. В следующий миг их бледный лишайниковый цвет вернулся, и Илион слегка склонил голову набок. – Разве что вы изменили его природу, развив отдельные способности и вовсе отказавшись от других. Это весьма любопытно. Полагаю, вельды тоже владеют чем-то подобным? - Вы говорите о силе нашей крови? – с трудом прорвалась через его туманные объяснения Крол. Владыка не сделал ни единого движения: не моргнул, не кивнул, просто продолжая все с тем же спокойным ожиданием смотреть на нее, как смотрят на какое-нибудь животное, наблюдая за его повадками. Крол передернуло, и она без особого желания проворчала: - У нас есть дар Небесных Сестер, а у вельдов – дар Братьев, позволяющий им управлять своими макто. О Единении же я никогда ничего не слышала. - Я бы посмотрел на Талугу, коли кто-то сказал ему однажды, что его проклятых потомков сумели подчинить себе смертные, - усмехнулся Илион. - Так чего ж не посмотришь? – через стол с насмешкой спросил его Ренон, и слово хлестнуло, будто хлыст. – До Драконьих гор отсюда не так уж и далеко, а там дорогу у Анкана можно спросить. Авось и проведет тебя кто. Я бы и сам тебя отвез, да у меня дел чересчур много в последнее время. - Может, и погляжу, - спокойно отозвался Илион, глядя на него через стол. – Как только сюда приедет Ахель. - Она сюда не приедет, - почти по слогам просипел Ренон, ухватившись за ручки кресла так, что у него побелели пальцы. В таком состоянии Крол его еще никогда не видела. Ярость буквально щерилась на его губах вместе с белоснежными клыками. В ответ Илион рассмеялся, легко и непринужденно, отхлебнув после этого из кубка, и более сильно выразить презрение к услышанным словам, на взгляд Крол, не смог бы никто. - Все уже решено, мой мальчик, - спокойно проговорил Илион, отставляя прочь кубок с чарующей плавностью движений, за которой скрывалось уничижительное превосходство. – И как бы ты сейчас ни кричал, толку от твоих криков не будет. - Это мы еще посмотрим, - голос Ренона дрожал от плохо сдерживаемого рыка, прорывающегося сквозь стиснутые зубы. - Я уже сказал тебе, этот вопрос решен, - безмятежно отозвался Илион. Ренон отшвырнул в сторону кубок, и Крол вздрогнула от звука, с которым разбился на осколки тончайший хрусталь о казавшуюся каменной стену из салемата. Музыканты не обратили на его жест никакого внимания, продолжая играть беспечную тихую музыку, не моргнули и глазом бессмертные подавалы, стоящие за их спинами и ожидающие, пока гости очистят свои тарелки и бокалы. У Крол голова закружилась от ощущения неправильности, что царило сейчас здесь. От того, как трясся от ярости великий Алеор Ренон Тваугебир, дрожа всем телом, навалившись на рукоятки своего кресла и не сводя пылающего взора с Владыки Илиона. И ей захотелось оказаться где угодно, только не здесь, когда Илион со скучающим видом поднял со стола вилку с ножом и принялся неторопливо надрезать лежащий на его тарелке неизвестный плод, продолговатый и алый. - Прекрати истерику, мой мальчик, - буднично проговорил он, не поднимая глаз от своего занятия. – От того, что ты кричишь и бьешь бокалы, ничего не изменится. Ахель приедет сюда, потому что договор уже заключен. Не заставляй меня напоминать тебе о твоем долге. Это чересчур унизительно даже для тебя. Только лишь подчеркиваемая нежной мелодией тишина стала настолько трескучей, что Крол закрыла глаза, с трудом перенося все это. В груди кололо так, будто кто-то маленький и злобный, схватив в руки длинную иглу, с затаенным злорадством втыкал ее прямо в дар Роксаны, раз за разом, все глубже и глубже. Никогда она еще не ощущала ничего подобного, не говоря уже о том, что ровным счетом не понимала причины их разногласий. Да и не хотела понимать, сказать по чести. Последним, что ее в жизни интересовало, были внутренние дрязги эльфов Лесного Дома. У нее задача была простой и понятной – дойти до сердца Годваг Гивир и уничтожить Лепесток Фаишаля, пока его не прибрал к рукам проклятый Тваугебир, и теперь, по сравнению с атмосферой этого ужина, данная задача казалась ей плевым делом. Будто вторя ее мыслям, Ренон прохрипел сведенным судорогой горлом: - Ты забрал себе власть, на которую не имел права, и я не оспаривал того ни единым словом. Ты принимал решения, с которыми я был не согласен, но я не лез тебе под руку и никогда не пытался отговорить тебя от них. Единственным, на чем я всегда настаивал, была лишь моя свобода. И сейчас, когда пришло время великого рубежа, когда настал Конец Мира, ты и ее отнимаешь у меня. Если тебе так нужен этот союз, сам и женись на проклятой девке, а меня уволь. Уволь, иначе… - Что иначе? – склонил голову набок Илион, глядя на него своими невыносимыми глазами. – Убьешь меня и займешь трон? Наемники даже не дышали, кажется, во всяком случае, Крол не слышала звука их дыхания, только тяжелое сипение, что вырывалось из ходящей ходуном груди Ренона. Китари рядом вскинула на нее быстрый взгляд, и Крол предупреждающе покачала головой. Это были игры Владыки и наследника трона, они не касались Аватар, не касались их Спутников и уж тем более не касались самой Китари. Пусть даже она и симпатизировала Алеору, непонятно за что впрочем, пусть тут и творилось что-то, что очень не нравилось самой Крол, все равно. Это. Было. Не. Их. Дело. - Успокойся, мой мальчик, - посоветовал Ренону Илион, возвращаясь к нарезанию плода на своей тарелке с безмятежным видом. – Иначе тебе придется занять трон, который ты так ненавидишь, и стать наконец тем, кем ты должен был стать с самого рождения. Мы уже все обсудили, и выбор ты сделал, так что не имеет смысла верещать, противясь своей судьбе. - Ты не оставил мне никакого выбора! – выдохнул Ренон. - Почему же? – со вздохом посмотрел на него Владыка. – Танец Хаоса – ты хотел участвовать в нем, ну так участвуй. Я дал тебе войска, деньги, свободу действий. А взамен попросил лишь одну, в общем-то, не слишком обременительную услугу. Ахель не дурна собой, умна, расчетлива. Себан делает ставку на нее, ее брат слишком одержим жаждой мести. Рано или поздно она станет Владычицей Речного Дома, а значит ваш союз будет лишь номинальным, но нерушимым свидетельством единства эльфийского народа. Так чему же ты так противишься? - Ты продал меня! – Ренон в ярости сорвался с места, нависая над столом. – Как потаскуху деревенскую при первой же возможности прибрать к рукам еще больше власти! Если бы не проклятый Лонтрон, если бы не предложение Себана, тебе бы и в голову не пришла идея союза с Эллагаином! На что ты надеешься? Стать вторым Королем Солнце? Создать империю, подобную его, захватить земли всего Этлана, когда Танец Хаоса закончится, и оставшиеся после него развалины будет легко прибрать к рукам? Так вот, ты прокололся, старик! В твоих жилах нет царской крови, ты не Дитя Солнца и не Владыка Древности, ты всего лишь временщик, занявший чужое место лишь потому, что его законному владельцу оно ни на кой ляд не сдалось! И Себан обманет тебя точно так же, как обманул всех остальных, с кем до того заключал договоры, оставив ни с чем на руинах того, что ты мнил вершиной мира! В Илионе зашевелилась ярость, Крол почувствовала это внутри собственных потрохов, в которых начало расти немыслимое давление. Будто ее сжали в гигантском кулаке и давили, давили, по капле выдавливая из нее весь сок. Китари рядом изо всех сил зажмурилась, будто ей было больно, и, кажется, это и впрямь было так. Илион не отводил колкого взгляда от лица Ренона. Медленно отложив на стол вилку с ножом, он сцепил пальцы в замок и едва слышно приказал: - Сядь на место. - Или что? – рявкнул Ренон, скаля на него клыки, будто зверь. – Заставишь меня силой? Попробуй. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а Крол с трудом дышала, сжимая пальцами столешницу и борясь за каждый вздох. Грудную клетку сжало так, что раскрыть ее, чтобы глотнуть воздуха, стало немыслимой задачей, сравнимой с тем, чтобы поднять на своих плечах каменную глыбу. Приятная музыка продолжала все так же плыть в тихом помещении, струиться безмятежными водами ручья, но отчего-то теперь резала ей уши, будто неумолчный погребальный звон. А потом Илион разомкнул губы и тихо проговорил: - Ты женишься на Ахель, мой мальчик. В день осеннего равноденствия, когда она прибудет в этот дворец, я лично соединю ваши руки. А на утро после того ты уедешь отсюда туда, куда захочешь, и я не призову тебя до последнего дня Танца Хаоса. – Взгляд его переместился на Крол, и перед глазами зарябило, будто ей в лицо тыкали горящей головней. – Аватары Создателя получат полную поддержку Ваэнохана, его войска, ресурсы, всех бессмертных до последнего. Мы встанем под знамена нерожденных, принесем присягу и откроем границы для беженцев, что захотят укрыться здесь от войны. Мы выступим вместе с ними против Сети’Агона, Великого Жреца Церкви Молодых Богов, наших союзников гринальд или любого, на кого они укажут. Порукой тому мое слово. Наверное, Крол должна была обрадоваться всему этому? Только вот ее голова так кружилась, а сердце болело, что она с трудом удерживалась в сознании, цепляясь почти бесчувственными пальцами за столешницу. И совершенно не понимала, что сейчас происходит и почему. Ренон в отчаянии закричал, ударив двумя руками по столешнице с такой силой, что ближайшие к нему тарелки подпрыгнули, а столовые приборы звякнули, сползая по столу. Оттолкнув от себя кресло, он черной молнией метнулся прочь из зала, грохнув дверью за спиной с такой силой, что отчетливая дрожь прокатилась по полу из салемата под ногами Крол. И сразу же стало легче. Давление спало, будто его не было, и Крол шумно вздохнула, вновь обретя способность это делать. Тело ощущало измождение после отступившей боли, каждая поджилка тряслась, только в груди так и продолжала колоться ледяная игла, воткнутая так глубоко, что дальним своим концом, казалось, царапала Крол позвоночник. Илион приветливо улыбнулся Спутникам за столом, поднимая свой бокал. - Прошу вас простить моего непутевого племянника. Он все еще продолжает бороться против судьбы, ради которой был рожден, а ведь все мы понимаем, насколько это бессмысленно. – Глаза его вонзились в лицо Крол, будто жало осы. – Так что же, выпьем за наш союз, дорогие гости! Надеюсь, вам понравится ваше пребывание в Ваэнохане, пусть оно и продлится чуть дольше, чем вы предполагали. Я обещаю с лихвой возместить все ваши неудобства из-за этой небольшой задержки. Руки дрожали так, что она с трудом подняла и удержала бокал, но под взглядом Илиона отказаться пить было просто невозможно. И даже вкус пьяного прохладного лета, что влился ей в горло, не смог смягчить ощущения, будто ее удавили.