Танец Хаоса. Поступь бури

Серыми дорогами шла она, и тени вокруг нее поднимались, образовывали целые картины, разыгрывали сражения и спектакли, танцевали и падали без сил, смеялись и плакали, любили и теряли, чтобы снова найти, а потом точно так же опадали в небытие, превращаясь в ту же серость, что и породила их. Ни одна из картин не трогала ее, они просто проходили мимо, проскальзывали по самому краешку зрения, как бывает, когда спишь, и смутные, путанные, слишком быстрые сны сменяют друг друга один за другим, оставляя после себя лишь ощущение усталости или какие-то обрывки, тонкие ниточки памяти, клочки недогоревшей бумаги, обуглившиеся по краю, из которых уже невозможно воссоздать ничего, а до конца не спалишь – не разводить же для этого целый костер. Она искала что-то… наверное. Иначе зачем она была здесь? Безымянный зов тревожил все в груди, звал ее, заставлял идти вперед мимо этого калейдоскопа теней, мимо чужой памяти, а может, и ее собственной, мимо видений, которые могли иметь смысл, а могли не значить ничего. Она вглядывалась в них, как всматриваешься в маленькие пылевые вихри, что волочит ветер теплым летним днем по проселочной дороге, и под ее взглядом они рушились и рождались вновь, такие мелкие и незначительные в своей бестолковой суете. А она шла дальше и искала, искала… Не эти бледные отпечатки и слабые лунные отсветы, нет. Она искала иное. Узел. Нарыв. Что-то, что полно боли – только протяни руку, коснись самым кончиком пальца, и оно лопнет, исторгая из себя наружу зловонный гной муки, вины, совершенных ошибок, непрощенного зла, недосказанных слов, оборванных, перепутанных путей. Она не хотела искать этот узел, она так страшилась найти его! Но иной дороги у нее не было, и он тянул, тянул обещанием облегчения, которое придет следом за ослепительной болью, следом за ледяной резкостью удара, которым рука рока отсечет от нее ее прошлое. Как она просила об этом! Чтобы ее освободили от этой памяти и вины, от этого кромешного ужаса, протравившего ядом, как кислота серебро, всю грудную клетку. Но для этого нужно было вновь подойти к нему вплотную, распахнуть глаза так, чтобы не смели жмуриться от страха, и погрузить собственную голову в раскаленное горнило кипящего прошлого. Для этого нужно было… Вель! Где ты? Где ты, моя душа? Когда было страшно по-настоящему, ей всегда хотелось спрятаться. В теплые руки мани, что могли уберечь от ночных гроз и зимних бурь, в непоколебимую тень ману, которой нипочем были даже самые страшные из ночных кошмаров, облекшиеся плотью. В монолитный покой взгляда Великой Царицы, под светом которого растворялась даже самая тонкая и изворотливая ложь, способная терзать сердца людей. А когда она обрела собственную душу и отыскала путь – в бездонные колодцы глаз Вель, за которыми лежала вечность, ради которой и благодаря которой они и были когда-то рождены в красоте обещания и завораживающем величии замысла. И сейчас ей было так страшно, так невыносимо страшно, что руки беспомощно опускались, а из зажмуренных глаз текли слезы. И ноги, ноги отяжелели, отказываясь делать хотя бы шаг вперед. Она отчаянно искала хоть какой-то иной путь, только бы не шагать навстречу тому, что звало ее. Только бы не видеть того, что так стремилась забыть. Но этого пути не было и быть не могло, а она должна была это сделать сама, она знала это, и поэтому Вель не откликалась на ее зов. Не было больше места, чтобы укрыться, не было угла, чтобы спрятаться. Не осталось ничего, за что можно было бы цепляться, не осталось ни одного щита, которым можно было бы заслониться. Всего этого и не было с самого начала, как бы она ни старалась убедить себя в обратном. Потому что как ты защитишься от того, что рождается в твоей собственной груди? Как ты откажешься видеть, если даже за закрытыми веками всплывают грозные призраки прошлого, будто черные облака ревущей над краем мира бури, что несется к тебе кипящим шкваловым воротом, чтобы вот-вот обрушиться прямо на твою голову? Как ты защитишься от себя самого и своей памяти? Просила ли я о том? Просила ли о том, чтобы вспомнить, или о том, чтобы забыть? О чем я просила, Великая Мани? Я совсем ничего не помню больше! Выставив перед собой ладони, брела она в темноте, среди серых теней, будто потерявшийся котенок едва слышно поскуливая в надежде, что Вель найдет ее. Что кто-нибудь найдет ее. Хоть кто-нибудь. Железные кандалы стискивают запястья. Железные цепи окольцовывают лодыжки, и только делаешь шаг вперед, как что-то за спиной, в полусвете угасающего прошлого, немого и неумолимого, с неимоверной силой оттаскивает тебя обратно. Нужно шагать. Нужно. Она не понимала, были ли это ее чувства или чувства Вель. Она не видела до конца. Цепи казались такими осязаемыми на ее руках, что она поднесла к глазам запястья только для того, чтобы убедиться – ничего на них нет. Как и на ногах, что брели по дороге, по которой должны были, обязаны, но так боялись. Наверное, это все-таки не она рвалась из пут. Ведь она наоборот шагала навстречу узлу памяти, чтобы найти в себе силы взглянуть в него. Нужно просто двигаться. Эти цепи мешают, так мешают! Эти кандалы тянут назад, и поэтому каждый шаг не дает плодов, потому лишь отбрасывает к тому, с чего все начиналось. Нужно вырвать эти цепи, любой ценой порвать их. Нужно было понять, что мучает ее. Она знала это, она знала, что должна была вспомнить, и уже почти смирилась с этим, почти отважилась раскрыть глаза. Прошлое лежало впереди нее, совершенное раскрывалось в будущем, и круг замыкался. Как звено цепи. Я не смогу ничего сделать, пока это держит меня. Эта мысль была их общей. Впрочем, остались ли у них еще какие-то раздельные мысли? Осталось ли у них еще хотя бы что-то, счастливое ли или горькое, что не было бы разделено на двоих? Страх бесконечным фитилем нервно и тревожно горел в ней, приближая ее с каждым мгновением к тому, от чего она так бежала, к чему шла. В груди горело и жгло, в груди все разворотило, и ни одного живого места не осталось там. Как не осталось для нее больше места в мире, где она могла бы укрыться. Как не осталось места и дела больше нигде. Все кончилось. Руки берутся за цепи, наматывают их на запястья. Это просто цепи, просто связь, просто прошлое, что так тяготит меня. Это то, что догоняет меня, моя судьба, мой рок, моя память, мое прошлое. Если я хочу шагнуть в будущее, мне нужно вырвать себя из прошлого. Впереди что-то темнело. Будто нарыв, вздувшийся от дурной крови, полный боли, ярости, страха. Она стояла прямо возле него с сияющим мечом в руке. Нужно было просто рассечь этот нарыв, рассечь собственную загнившую память, чтобы из нее хлынула тягучая боль, и болезнь прошла. И осталась лишь свобода. На одно мгновение они взглянули друг на друга через тысячи лет, через тысячи шагов, что разделяли их, сросшихся воедино и стоящих так близко, так близко! Вель, до предела напрягающая руки и ноги со вздувшимися от напряжения черными жилами, пытающаяся вырвать из тьмы за своей спиной стальные, нерушимые, неуязвимые цепи. Данка, занесшая сияющий меч стремления над собственной памятью, лежащей перед ней закольцованной тропой, завороженной тайной, полной боли. Мгновение они смотрели друг на друга, и Данка впервые за вечность одинокой муки купалась в блаженной свежести и исцеляющей нежности ее взгляда. А затем началось движение, и все исчезло. Она открыла глаза, глядя в высокое осеннее небо над своей головой, и несколько мгновений просто молчала, остро переживая этот оборвавшийся миг контакта. Будто что-то дали ей и что-то отняли, но оно при этом всегда было в ней и ни на миг не исчезало. Оно всегда грело, оно всегда горело, оно без конца шептало ей сказки о золотом «завтра», в которое нужно просто шагнуть. Просто занести ногу и шагнуть, навсегда забыв о том, что было раньше. Я тоскую по тебе, Вель. И я так полна тобой. Разве может существовать что-то подобное одновременно? В голубом утреннем небе над ее головой высоко-высоко застыли длинные белые полосы облаков. Будто легкие прозрачные ленты, которыми убирала влюбленная до одури Реагрес длинные мягкие волосы Аленны, будто похожие на лесные паутинки тонкие шали, которыми закрывала Ее плечи, стремясь согреть на изломе осени в преддверии первого дыхания холодов. Низкое солнце скрывалось где-то за остекленевшими деревьями, таясь от ее взгляда, ледяное и равнодушное, недовольное и тоже желающее уснуть поскорее под белой шубой наступающего снега. Твердая земля под спиной казалась совсем каменной, прихваченной морозом, скованной им и лишившейся дыхания и движения. А травы, что поднимались вокруг, оделись в стекло и серебро и теперь плакали, истекая прозрачными чистыми слезами, пытаясь растопить их влагой, разжалобить очерствевшее в зиму тело породившей их мани-земли. Данка пошевелилась, с трудом ощущая собственное тело. Руки и ноги онемели и казались совсем чужими, пальцы закололо, когда от неловкого движения по ним устремилась животворящим ручейком теплая кровь ее сердца. Под головой ее было что-то жесткое, а сверху укрывало простое шерстяное одеяло, все поседевшее от инея. Его тонкие ледяные иголочки поломались, когда Данка с трудом села, опираясь руками о колкую, острую, примерзшую землю, и бездумно огляделась вокруг себя, опустошенная странными видениями и долгими грезами, в которые ушла, сама не помня, как. Вокруг поднимались деревья, оцепеневшие от первого ночного заморозка. Листья их, пожелтевшие и порыжевшие, застыли в ледяном, кристально чистом воздухе, боясь шелохнуться. И ветер щадил их в этот миг, задремав у теплых корней, среди душистых мхов, в темных, усыпанных листвой дуплах. А может, и его тоже сковало первое дыхание зимы? Седые травы вокруг напоминали волчью шерсть, жесткую, топорщащуюся, но уже начали поддаваться прикосновению солнца. Еще несколько мгновений, и они вспыхнут россыпью алмазного крошева, в котором преломляется небесное золото, и весь лес засияет. В последний раз перед тем, как черный зверь зимы выберется из своего логова, побежит по миру вприпрыжку, щелкая зубами заморозков, осыпая с клыкастой шкуры пригоршни снега, своим рычанием закручивая его в лютые кусачие метели да вьюги. И из его черных глаз взглянет на землю сердце зимы. Данка вздохнула, чувствуя, как холод входит в ее грудь вместе с дыханием, да так и остается там. Дороги назад не было, она уже пришла, как бы ни пятилась, как бы ни пыталась увернуться и убежать, зажмуриться и не смотреть. Мир дышал вокруг нее, и оставалось лишь подняться и шагнуть вперед, каким бы страшным ни был этот последний шаг. Рви эти проклятые цепи, моя любимая! Рви их в клочья, с мясом выдирай их из себя, как бы больно это ни было! Иначе нельзя. - Дань? – голос Меф был хриплым со сна, но она скорее ощутила его, чем услышала. В груди что-то тихо-тихо поднялось и опало, как едва колышется край листа, который в первый раз робко тронул еще совсем слабый ветер. Травы вокруг качнулись, и слезы сорвались с них вниз, покатились все быстрее и быстрее к черствой и замерзшей земле. Данка улыбнулась, хоть и не хотела того совсем. Среди этих трав, обросшие инеем так, что и не различишь с первого взгляда, спали ее Спутницы. Кострища видно не было, да оно и не нужно было тем, у кого огонь тек по жилам. Первой среди них всех Данка открыла глаза, и Меф ощутила это, пошевелившись под своим одеялом. Рассыпалось серебро ворохом инея, растворилось в воздухе, прогорая солнечными искрами, и Меф села рядом, заспанно моргая и глядя на нее. - Светлого утра, - поприветствовала ее Данка, чувствуя ледяное дыхание зимы у себя внутри. Страха больше не было, но вместе с собой он забрал и все остальное, оставив лишь холодную пустоту. Распахнутые настежь ставни и пустой дом, приветствующий бурю. - Как ты? Все в порядке? – Меф потерла ладонью глаза, часто моргая и пытаясь проснуться. - Да, - кивнула Данка, прислушиваясь к самой себе. Можно, конечно, было назвать это и так, хотя бы, чтобы не пугать Меф. По правде говоря, ни о каком порядке речи не шло просто потому, что в ней больше не было ничего, что можно было бы упорядочить. Просто растущее с каждым мгновением предчувствие. – Где мы? – не став заострять на этом внимание, спросила она. - На пути к Дерану посреди какого-то леса, - пожала плечами Мефнут, слишком внимательно разглядывая ее. После паузы она спросила: - Ты помнишь что-нибудь, что было вчера? Помнишь, как потеряла сознание? На миг Данка затихла, восстанавливая в памяти то, что было до серых дорог и сияющего меча в руках. Память разворачивалась неохотно, как моток старой веревки, слежавшейся и распадающейся на нити, стоило только попытаться его размотать. Но среди ее неясных теней всплыли и обрывки воспоминаний, что начали возвращаться к ней. И она кивнула Меф вновь. - Да, помню. С трудом конечно, - она кривовато улыбнулась, неловко пожимая плечами. – Даже и не знаю, плохо это или хорошо. Несколько мгновений Мефнут с ожиданием смотрела на нее, и Данка чувствовала в себе ее сомнения. Наверное, она хотела что-то спросить или узнать, но, в конце концов, решила не начинать утро с этого. Только кивнула и твердо проговорила: - Давай-ка я соображу тебе чего-нибудь горячего. Голодная небось, вчера ж не ела. Данка благодарно улыбнулась ей, тронув кончиками пальцев за плечо, и это, кажется, слегка смутило Меф. Вдвоем они, стараясь не шуметь, завозились с завтраком, но долго пробыть в одиночестве все равно не получилось. Одна за другой анай вокруг просыпались, разбуженные их возней, и утру пришлось начаться вовсе не с тихой умиротворяющей тишины. Первое, что сделала Батара дель Лаэрт, это заставила поочередно всех сумевших соединиться с Черным Источником Способных Слышать проверить Данку и убедиться, что с ее здоровьем все в порядке. Никакие уговоры, что достаточно будет одной проверки, на нее не подействовали, и Данка прекрасно понимала, почему. Привыкшая командовать Батара сейчас ощущала себя уязвимой и ничтожной, потому что растеряла всю свою власть не только над Источником, но и над другими ведьмами, и осталась совершенно одна перед лицом собственной неспособности обучиться чему-то другому и никчемности для Аватары. Естественно, она с двойным жаром пыталась контролировать происходящее, естественно, вмешивалась во все с куда большей энергией. Все начинали суетиться и спешить, когда им становилось страшно, Данка знала это лучше всех. Поддавшись внутреннему порыву, она подалась вперед и мягко накрыла руку Батары своей, как только последняя из ведьм отчиталась о проведенной проверке. Способная Слышать даже вздрогнула и растеряно взглянула на нее, в один миг лишившись всей своей непреклонности. - Благодарю тебя за твою заботу обо мне, зрячая. Мне ценно, что ты тревожишься. Остальные собравшиеся вокруг разожженного Меф огня Роксаны так и застыли, кажется, и вовсе забыв, как шевелиться. Да и сама Батара окаменела, явно не понимая, что ей дальше делать и говорить. В конце концов, проморгавшись и кое-как справившись с собой, она как-то не очень уверенно улыбнулась Данке самым краешком рта, одновременно с этим насупливая вечно недовольные черные брови Дочери Воды: - Молодые женщины нуждаются в том, чтобы за ними присматривали, Данара дель анай. Ибо бывают чересчур порывисты и самоотверженны в своем желании проявить себя, а потому бездумно лезут в самое пекло. Кто-то должен сдерживать их, чтобы они не свернули себе шею. Слова ее сейчас были произнесены с особым весом и достоинством, но оттого только сильнее смахивали на оправдание. Элия дель Нуэргос только выразительно приподняла брови и нагнулась к котелку, чтобы размешать в нем побулькивающую кашу. Остальные деликатно отводили глаза и старались занять себя какими-то мелкими делами, лишь бы не смотреть на отчаянно старающуюся сохранить лицо первую. Чтобы немного подсобить ей это сделать, Данка заметила: - Разумеется, зрячая. И никто, кроме тебя, не справится с этим лучше. Особенно в грядущие дни. – И пока Батара дель Лаэрт двигала челюстью, пытаясь понять, похвалили ли ее и если да, то почему вообще это сделали, обвела взглядом остальных собравшихся: - Кто-нибудь из вас знает, далеко ли нам до Дерана? Я не очень хорошо помню вчерашний вечер и на свои ощущения опираться не могу. Не дав всем остальным и слова вымолвить, ответила ей Натаб. Глаза ее искрились обожанием, ее едва ли не подбрасывало на месте от желания действовать. Она даже слегка раскачивалась взад-вперед, положив руки на колени, с таким видом, будто готова была вскочить с места и бежать в указанном Данкой направлении в любой миг. - Недалеко, нерожденная мани! Ночью я разведала местность. Лететь нам не больше часа, я видела огни на горизонте, и уверена, что это становище Деран! - Вот и хорошо, - кивнула Данка, чувствуя странную скованность. – Чем скорее мы будем там, тем лучше. В присутствии этой женщины всегда было так. Натаб проявляла слишком большое рвение в желании помочь, граничащее с фанатизмом. И с некоторого момента у Данки начали закрадываться подозрения насчет нее. Возможно ли, что первая первых что-то проглядела и отправила ей на помощь одну из Дочерей Мани, с которыми разумные люди старались не иметь дела? Но ведь взгляду Держащей Щит покорялись даже миры тонкие и бескрайние пространства звезд. Так как же тогда она могла не увидеть, кого именно отправляет на подмогу одной из Аватар? Позавтракали они быстро, и все это время Мефнут сосредоточенно поглядывала на нее из-под насупленных бровей, но так ничего и не спросила. Самой Данке о том говорить не хотелось. Стоило только припомнить хищный кровавый отблеск на ледяной стали, как все в ней сразу же отдергивалось от этого образа, будто мотылек от огонька свечи. Да только его сияние точно так же манило, заставляя Данку снова и снова чувствовать в себе медленно приподнимающую седую голову память. Что-то важное было в том воспоминании для них обеих, но она не могла вспомнить, что именно. Никак не могла. К тому моменту, как она раскрыла крылья, отдавая себя ветрам, солнце уже одолело первый ночной заморозок. Ледяные тиски разжались, стекая сверкающей влагой по стеблям и листьям, с деревьев капало, будто ночью прошел дождь. Воздух был прохладным, но солнечные лучи быстро прогревали его последней осенней лаской. И почему-то в нем отчетливо читался тонкий запах дыма. Под ней потянулись поля, рощи, перелески, умытые золотом и багрянцем, расцвеченные осенними красками. Дремлющими котами ложились холмы с круглыми спинками, на которых пятнами разлеглись леса. Густые ели единственные чернели хлопьями сажи среди золотой листвы, что стала совсем прозрачной и едва ли не звенящей под властным дыханием ветра, налетающего с севера. Летать было так хорошо, так славно после долгих дней на земле! Когда-нибудь я подниму тебя в небо, любовь моя, и покажу тебе, как рождается над краем мира рассвет. Как купаются в небе жаворонки и пьют золото просыпающегося солнца и лазурь отступающей ночи. Как неспешно, неторопливо пересекают его барашки-облака, сталкиваясь друг с другом, исчезая и вновь появляясь по воле Смешливой. Когда-нибудь, когда снова смогу коснуться твоей руки. - Дань, смотри! – позвала ее Мефнут. Она позволила себе еще одно мгновение в тишине, вспоминая, как ночные тени ложились на длинные ресницы Вель, как вбирал ее зрачок в себя тонкое пламя свечи, и как утро рождалось на самом его дне искрами нежности, первым отблеском чуда. А затем открыла глаза и проследила взглядом за рукой Мефнут. Впереди на одном из холмов стоял город, и желтая лента пыльной дороги пересекала его пополам, уползая вдаль, под своды осеннего леса с его северной стороны. Со всех сторон его опоясывала крепостная стена, сработанная из толстых бревен, единственные ворота в ней с южной стороны стояли накрепко закрытыми. С такого расстояния Данке еще не были видны люди на улицах, но она уже видела черепичные крыши – однообразно серые, почти что наскакивающие друг на друга, а между ними – ни единого просвета зелени. А над городом тянулся черный дым, поднимался столбами из разных точек, смешиваясь в густое облако, которое ветер тянул на юго-запад почти что над самой крепостной стеной. Они летели выше, на такой высоте запах уже не ощущался, но стоило Данке махнуть рукой остальным, чтобы снижались, как едва заметная вонь прорезалась в воздухе, с каждым взмахом крыльев усиливаясь. Пахло горелой плотью, и тревожное предчувствие сжало сердце Данки, наполнив его болью. Чем ближе они подлетали, тем неспокойнее ей становилось. Тупо заныли виски, и боль в них с каждым мгновением усиливалась, обручи стянули затылок и шею. Данка знала, что это значит; головная боль всегда возникала у нее, когда поблизости находились Рабы, и поднимающиеся к небу черные столбы дыма были лишь очередным подтверждением их присутствию. - Сдается мне, мы опоздали, - мрачно проговорила Меф, словно эхо ее собственных мыслей. - Надежда еще есть, - не согласилась с ней Данка. Тревога в груди росла, поднимаясь темной волной и лишая ее сил, но просто так сдаваться она не собиралась. Великая Мани не привела бы их сюда, если бы шансов переломить ситуацию не осталось. Данка чувствовала, что оказалась здесь не зря, пусть даже эта мысль вызывала внутри глухой беспричинный страх. Я на земле твоей, мани моя. Там, где тебя оставила твоя мани, чтобы ты встретила ману. Там, где столько боли довелось пережить твоему сердцу, столько унижений и страха, для того, чтобы захотеть уйти к ней навстречу. Чтобы захотеть понять и изменить. Так дай же мне сил, родная моя, чтобы и я смогла пройти через все, как прошла когда-то ты! Дай мне сил справиться, мани! - Может, лучше будет, если я одна туда слетаю, погляжу, что к чему, а ты подождешь меня у ворот? – уточнила летящая рядом Мефнут, мрачно разглядывая быстро приближающиеся стены внизу. По ним двигались люди, их явно заметили и теперь показывали руками в их сторону, о чем-то переговариваясь. - Нет, пойдем вместе, - качнула головой Данка. – Я… - Осторожно! – рявкнула Меф, в тот же самый миг с силой отталкивая ее в сторону. Рядом что-то громко свистнуло, кто-то закричал. Данка на мгновение потеряла опору в воздухе, беспомощно забила крыльями, пытаясь восстановить равновесие, и ей удалось это далеко не сразу. Даже несмотря на перелет через весь Роур по пути к Вель, практики с крыльями у нее было все же куда меньше, чем у полноправных сестер, а в последнее время и подавно. С грехом пополам управившись и кое-как укрепившись в воздухе, она завертела головой по сторонам, пытаясь понять, что происходит, но в тот же миг Мефнут схватила ее за руку и потянула за собой. - Уходим! В сторону! – рыкнула она, почти что волоча Данку следом, и ей не оставалось ничего иного, как подчиниться. - Щиты выставляйте, раззявы! Чего ждете? – разъяренно кричала за ее спиной Батара дель Лаэрт. – Ни в чем на вас нельзя положиться! - Что происходит? – выдохнула Данка, пытаясь на лету обернуться и взглянуть назад. Над головой вновь что-то свистнуло, и Мефнут выругалась, увлекая ее резко вверх. - Они стреляют по нам, вот что происходит! – прорычала она в ответ, хлопая крыльями со всей возможной быстротой. – Проклятые бхары открыли огонь! - Но почему? – удивилась до глубины души Данка. - А я почем знаю? – огрызнулась Меф. – Сейчас отлетим подальше, чтобы голову тебе не прострелили, а потом попробуем разобраться. Они поднялись на несколько десятков метров вверх, но к тому моменту стрелы уже перестали лететь в них. Мефнут, ворча, отпустила ее руку, и Данка обернулась. Батара отчаянно ругалась и костерила как могла Способных Слышать, но те все-таки собрались и подняли щиты, прикрывая себя и их с Меф. Данка видела черные выпуклые круги из самой ночи, соткавшейся в воздухе перед ведьмами, и то, как с другой стороны бьют в них одна за другой стрелы, отскакивая прочь и падая вниз. Некоторые из стрел горели, рассыпая вокруг алые искры. - Да что же это? – в удивлении пробормотала она, глядя вниз. На деревянной крепостной стене над запертыми воротами стояло несколько десятков человек в черно-рыжей форме Мелонии. Повинуясь указаниям одного из них, они вскидывали луки и выпускали одну волну стрел за другой в направлении Данки. Мерный дребезжащий звук разрезал воздух, он доносился из деревянной башенки справа от ворот. Данка разглядела там силуэт человека, который отчаянно колотил в колокол, и стоило только звуку расплыться над затянутым дымом городом, как на стену полезли и другие солдаты, спеша присоединиться к атаковавшим их лучникам. - Они не особенно дружелюбны, эти низинники, - Меана дель Нуэргос мрачно поглядела на Данку, отвернувшись от других ведьм. – Может, припугнуть их разок молнией, чтобы прекратили сопротивление? - Нет, лучше усильте мой голос, я обращусь к ним, - попросила Данка. - Шиала, сделай, - мотнула головой Батара, и в следующий миг Данка увидела и ощутила, как черные жгуты энергии проникают в ее глотку и ледяной хваткой сжимают связки. Чувство это было не слишком приятным, но сейчас Данка не обратила на это никакого внимания, сразу же заговорив. - ПРЕКРАТИТЕ ОГОНЬ! Я АВАТАРА СОЗДАТЕЛЯ И Я ПРИШЛА ПОМОЧЬ ВАМ! ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ И МОИМ СПУТНИЦАМ ВОЙТИ В ГОРОД, И МЫ ПОМОЖЕМ ВАМ СПРАВИТЬСЯ С РАБАМИ И ИСЦЕЛИТЬ ЗАРАЖЕННЫХ! Несколько мгновений солдаты колебались, и некоторые из них даже опустили луки, растеряно глядя на своего командира. Тот крикнул им что-то, вскинув руку, а затем поднес к лицу какую-то железную конусовидную штуку и закричал в нее, отчего голос его, пусть и совсем тихий на таком расстоянии, стал слышен Данке. - Это вы принесли беду в наши края! Из-за вас люди болеют – так сказали жрецы! Подите прочь отсюда! А если не уйдете подобру-поздорову, мы вас всех перебьем, ведьмы бессмертные, так и знайте! - ВЫ НЕ СПРАВИТЕСЬ С РАБАМИ БЕЗ МОЕЙ ПОМОЩИ! – настойчиво заговорила Данка. - МАРЬ ПРОДОЛЖИТ РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ, ЗАРАЖАЯ ВСЕХ ВОКРУГ! ПРОПУСТИТЕ НАС В ГОРОД, И МЫ ОСТАНОВИМ ЭПИДЕМИЮ! У СПУТНИЦ ЕСТЬ ЗАЩИТА ОТ МАРИ, У НАС ЕСТЬ СРЕДСТВО ВЫЛЕЧИТЬ УЖЕ ЗАБОЛЕВШИХ! ПОЗВОЛЬТЕ НАМ ПОМОЧЬ! - Пошла ты на рягду, бхара бессмертная! Вали обратно в свою помойную яму и сиди в ней хоть до скончания веков! – рявкнул в ответ мужчина, опустил железный конус и скомандовал что-то своим бойцам. В следующий миг в воздух вновь взвились стрелы, чиркая по поверхности черных щитов перед ведьмами. - Да что происходит? – пораженно выдохнула Мефнут рядом с Данкой, часто моргая и глядя вниз, на тонущие в дыму стены Дерана. Данка и сама ощущала глубокое удивление и совершенно не понимала, что происходит сейчас. Да, их часто встречали без особого энтузиазма, не верили им и на порог не хотели пускать. Но еще ни разу не было, чтобы их пытались обстрелять и гнали прочь с такой злобой. Да и ситуация сейчас была явно из ряда вон. Вряд ли костры в городе запылали по какой-то иной причине, да и виски у Данки ломило так, что перед глазами едва ли не круги шли. Рабы совершенно точно были в кольце городских стен, но никто Данку со Спутницами туда, судя по всему, пускать не собирался. - Похоже, они не намерены вести переговоры, - бесцветно констатировала Элия дель Нуэргос, слегка повернув голову к Данке и держа перед собой щит. – Какие будут приказания? - Вдарь по ним ветром для начала, - с мстительным удовлетворением скомандовала Батара. – Смети со стены, и поглядим, может, сговорчивее станут. - НЕТ! – оборвала их Данка, и голос ее грохотом разнесся по небу над городом. Она не могла сдаться и отступить сейчас, у нее не было дороги назад, но и начинать все с насилия она тоже не собиралась. – НИКТО НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЕТ, ПОКА Я НЕ ПРИКАЖУ, - обратилась она к Батаре, и та, поколебавшись и сморщившись, без особой радости кивнула. А Данка вновь заговорила, глядя на защитников города: - ПОВЕРЬТЕ МНЕ, У ВАС НЕТ ИНОГО ВЫХОДА, КРОМЕ КАК ВПУСТИТЬ НАС! РАБЫ НЕ ОСТАНОВЯТСЯ, ВЫ НЕ СМОЖЕТЕ НИЧЕГО ПРОТИВОПОСТАВИТЬ ИМ, И МАРЬ ЗАРАЗИТ ВСЕХ В ПРЕДЕЛАХ ГОРОДСКИХ СТЕН! ТОЛЬКО СПУТНИКИ СПОСОБНЫ ПРОТИВОСТОЯТЬ ЕЙ, ТОЛЬКО МЫ МОЖЕМ ВАС ЗАЩИТИТЬ! Я ПРОШУ ВАС, ПОЖАЛУЙСТА, РАДИ ВАШИХ ДЕТЕЙ ДАЙТЕ МНЕ ВОЙТИ В ГОРОД, И Я ПОМОГУ ВАМ! КЛЯНУСЬ КРОВЬЮ СВОЕЙ И ИМЕНЕМ МОЕЙ МАНУ, ЧТО НЕ ПРИЧИНЮ ВАМ ВРЕДА И НЕ СДЕЛАЮ НИЧЕГО ДУРНОГО! ТОЛЬКО ПОЗВОЛЬТЕ ПОМОЧЬ! Командир вновь поднес к губам коническую железяку и вместо ответа прокричал грязное ругательство. А его подопечные и не думали прекращать стрелять, пусть даже и видели, что это не приносит никакого результата. Стрелы лишь отскакивали от щитов и падали вниз, одна за другой. - Данара, это глупо! Никто из них не будет тебя слушать, - сообщила ей Меана дель Нуэргос с таким видом, будто перед ней была бестолковая запутавшаяся в собственных ногах Младшая Сестра. – Когда ребенку нужно вырвать зуб, он вопит и упирается, но это не значит, что его протесты нужно слушать. Это пойдет лишь ему на пользу. Так что дай нам сделать, что нужно, и через пару минут мы будем внутри городских стен. - Я СКАЗАЛА – НЕТ! – повторила Данка, добавляя в голос силы и в упор глядя на Меану, которая уже колебалась, совершенно точно колебалась, намереваясь нарушить ее прямой приказ. – НА ЭТОТ РАЗ НАСИЛИЯ НЕ БУДЕТ. Я НЕ ДОПУЩУ, ЧТОБЫ ВНОВЬ ПРОЛИЛАСЬ КРОВЬ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ? ДОСТАТОЧНО УЖЕ ВСЕЙ ЭТОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖЕСТОКОСТИ И ГЛУПОСТИ! ХОТЬ РАЗ ДАВАЙТЕ ПОПРОБУЕМ СДЕЛАТЬ ПРАВИЛЬНО, ТАК, ЧТОБЫ ПОТОМ НЕ ПРОКЛИНАТЬ САМИХ СЕБЯ ЗА КАЖДЫЙ ВЗДОХ! – Батара дель Лаэрт тоже открыла было рот, чтобы начать спорить, но Данка вскинула ладонь в предупреждающем жесте, и вновь заговорила, обращаясь к людям внизу: - МЫ НЕ ХОТИМ НИКОМУ ЗЛА, МЫ НЕ СДЕЛАЕМ ВАМ ДУРНОГО, КЛЯНУСЬ ВАМ! МНЕ НЕ НУЖНА ВЛАСТЬ, Я НЕ СОБИРАЮСЬ ЗАБИРАТЬ ВАШУ ЗЕМЛЮ ИЛИ ЖИЗНИ, Я ХОЧУ ЛИШЬ ПОМОЧЬ ВАМ!.. Она ощутила энергетический удар за мгновение до того, как он обрушился на них. Будто нож, что с бешеной скоростью скользит по воде, вспарывая ее гладкую поверхность и заставляя оба края расходиться в стороны, на них неслось что-то, что Данке показалось похожим на молнию. С ревом оно врезалось в щит в руках Элии, да с такой силой, что отбросило ее на несколько метров назад. - С ними зрячий! – рявкнула Батара. – Мы должны атаковать, Данара! - ОСТАНОВИТЕСЬ! – вскричала она изо всех сил, пытаясь предотвратить все это. – Я НЕ БУДУ СРАЖАТЬСЯ! ОСТАНОВИТЕСЬ! И в ответ ей снизу, с земли послышался такой же громогласный голос, усиленный энергией Источников: - УХОДИТЕ ПРОЧЬ, СЕТОВЫ ТВАРИ! НАМ НЕ НУЖНА ПОМОЩЬ ОТ ПРЕДАННЫХ ТЕНИ! ВЕЛИКИЙ ЖРЕЦ ОБЪЯВИЛ ВАС ВНЕ ЗАКОНА, И МЫ НЕ ПУСТИМ ВАС В НАШ ГОРОД! А ЕСЛИ ПОПРОБУЕТЕ ПРИЗЕМЛИТЬСЯ – ПОЗНАЕТЕ ГНЕВ ГРОЗАРА ГРОМОВЕРЖЦА И СПРАВЕДЛИВУЮ КАРУ ЭЛЬВЫ КРАСНОЙ! Данка замерла, чувствуя себя так, будто ее ледяной водой с ног до головы окатили. Неужели он говорил правду? Неужели Великий Жрец в Васхиле все же выступил против Вель, объявив войну Аватарам Создателя? Но это же было настоящим безумием! Они вновь отказываются от твоей помощи, как тогда, когда Хорезмир Проклятый объявил Мелонъяр Тонал неподвластным Танцу и Аватарам. Ты помнишь, к чему это привело? Помнишь, что ты сделала? Гнев и ужас сражались в ней, будто два голодных пса за брошенную кость. Все повторяется, как я и боялась. Все повторяется точно так же, но что же мне делать?! - Я тебе сейчас покажу гнев Грозной, низинник! Вот уж его ты точно не избежишь, так и знай, - прошипела Батара, но отдать ей распоряжение Данка не дала. Кое-как справившись с собой, она прохрипела: - МАРЬ НЕВОЗМОЖНО УДЕРЖАТЬ ИЛИ ОСТАНОВИТЬ, ОНА ПОЖРЕТ ВСЕХ ВАС ДО ЕДИНОГО, ЕСЛИ ВЫ НЕ ПОЗВОЛИТЕ НАМ ПОМОЧЬ. ПРОЙДЕТ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ, А ТО И ЧАСОВ, И В ДЕРАНЕ НЕ ОСТАНЕТСЯ НИКОГО ЖИВОГО, ТОЛЬКО ХОДЯЧИЕ ТРУПЫ. А ДАЛЬШЕ ЭТА ЗАРАЗА РАСПРОСТРАНИТСЯ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ… - ПОШЛА ПРОЧЬ, ПРОКЛЯТАЯ ВЕДЬМА! – перебивая ее, крикнул жрец. – НАМ НЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ! С НАМИ БОГ! - ТАК УЖЕ БЫЛО КОГДА-ТО, ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД, КОГДА ПАЛ ОСТОЛ ИНЬЯР! ЕГО ЖИТЕЛИ ТОЖЕ СЧИТАЛИ, ЧТО СМОГУТ СПРАВИТЬСЯ САМИ, НО ЧЕРЕЗ СУТКИ В ГОРОДЕ НЕ ОСТАЛОСЬ НИ ОДНОЙ ЖИВОЙ ДУШИ! МАРЬ НЕ ЩАДИТ НИ ЖЕНЩИН, НИ СТАРИКОВ, НИ ДЕТЕЙ, И НЕ СТАНУТ ЕЙ ПРЕГРАДОЙ НИ КРЕПОСТНЫЕ СТЕНЫ, НИ ЦЕРКОВНЫЕ! - ГОРИ В БЕЗДНЕ МХИРА! – рявкнул жрец, и огненная волна ударила в растянутые ведьмами щиты, но они удержали ее. А Данка договорила дрожащим голосом, молясь, всей собой молясь о том, чтобы Великая Мани помогла ей и на этот раз, чтобы она оказалась права в своем нежелании силой заставить этих людей принять ее помощь. Сколькие заплатят жизнью за мое нежелание решать все силой? Скольких я потеряю? Небесная Мани, дай силы Мефнут вернуть их всех назад! - Я БУДУ ЖДАТЬ ВАШЕГО ОТВЕТА В РОЩЕ ЮЖНЕЕ ГОРОДА И ПРИДУ ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ. МОЛЮ ВАС ЛИШЬ ОБ ОДНОМ: НЕ МЕДЛИТЕ! ВРЕМЕНИ СЛИШКОМ МАЛО, МЫ НЕ МОЖЕМ ЕГО ТЕРЯТЬ! ЭТО МОЖЕТ ПОГУБИТЬ ВСЮ СТРАНУ! - ТЫ ПОГУБИШЬ НАС СО СВОЕЙ ПРОКЛЯТОЙ ЛОЖЬЮ, БЕССМЕРТНАЯ БХАРА! УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ, И ПУСТЬ ТВОИ ЧЕРНЫЕ БОГИ РАЗОРВУТ НА КУСКИ ТВОЮ ДУШУ! Данка не стала ничего отвечать ему, только махнула рукой Шиале, и ледяные тиски исчезли из ее горла, отпустив связки и позволив нормально дышать. Взглянув на Батару, она устало проговорила: - Отступаем. Давайте спустимся в ту рощу и подумаем, что делать дальше. - Данара, нужно бить сейчас! – настойчиво заговорила дель Лаэрт, глядя на нее сверкающими глазами. – Ты сама сказала, у нас мало времени! Как мы будем останавливать эту заразу, когда весь город обратится? - Мефнут споет им, и марь уйдет, - Данка без особой надежды взглянула на Спутницу, и та в ответ сжала зубы и решительно кивнула. Только бы это сработало, Великая Мани! Только бы помогло! - А что, если Мефнут не справится? – на этот раз к Данке обернулась Меана дель Нуэргос, сердито сверкающая зелеными кошачьими глазами. – Она никогда раньше не исцеляла разом такое количество людей, у нее может не получиться. Разумнее было бы ударить сейчас, нерожденная, сломить сопротивление стражи, взять становище и силой вылечить людей. - Мы не знаем, сколько у них жрецов, - вновь попыталась Данка. - Полагаю, один-два, вряд ли больше. Становище небольшое, - деловито сообщила Батара. – Даже в Рамоне истинных жрецов было всего пятеро. - Мы справимся с таким количеством, - поддержала обеих Элия, выжидающе глядя на нее. Перед глазами на мгновение помутилось, и Данка пошатнулась, теряя опору в воздухе. …Я открываю глаза и вижу пепел, кружащийся в воздухе, будто снег. Вижу обожженные древки изодранных знамен, заляпанных сажей. Вижу изрубленные тела, истекающие скованной морозом кровью. Вижу землю, что никогда не даст плода, небо, что никогда больше не родит солнце. Вижу старую боль, прячущуюся под новой тканью, все ту же боль, слишком знакомую, зовущую меня по имени… Опять это видение было с ней, опять она смотрела глазами Элонор на дело рук своих, снова и снова. Холод спаял всю грудную клетку, проткнув ее насквозь ледяной иглой страха, и теперь этот страх сочился наружу, полз по ней, будто извивающаяся змея, жалил, жалил без конца. - Я не начну с насилия в этот раз! – голос сорвался, и Данка поняла, что почти кричит, не контролируя себя. Батара, Элия и Меана окаменели, глядя на нее с непроницаемыми лицами, и от этого становилось еще хуже. Конечно, они думали, что она неспособная маленькая девочка, которая не может ничего решить сама, конечно, и вот теперь получили своим мыслям подтверждение. Нужно было взять себя в руки, нужно было сосредоточиться и вновь обрести покой, но перед глазами у нее кружился серый пепел, который подхватывал ветер и взметал к небу, швырял во все стороны в ледяной зимней ночи. А может, и не ночи вовсе. Может, это дым заволакивал все небо, делая день сумрачным и болезненно-желтым, когда ослабевшее от духоты солнце не могло пробиться вниз, увидеть, что происходит на горькой и безысходной земле, обогреть своих детей, утешить их. И сквозь него багрово поблескивали ледяные ножи, и обожженные древки изодранных знамен безвольно торчали в небо. Она прикусила губу, чтобы не закричать, чтобы хоть как-то взять себя в руки. Черный дым тянулся внизу по ней над землей, скрывая силуэты людей, и с каждым мгновением его становилось все больше. - Я не начну с насилия, - с трудом хрипло пропихнула она слова сквозь сведенное горло, держась за эту мысль с неистовой силой железной хваткой человека, зависшего над пропастью. – Мы уходим и будем ждать их решения. И когда они придут за помощью – поможем им. - Они не придут за помощью, Данара! Они – напыщенные гордые дураки, ты же слышала сама! – вскричала Меана дель Нуэргос в ярости, указывая рукой на городские крыши внизу. – Они умрут, все они, еще до заката, если ты сейчас ничего не сделаешь! Ты должна заставить их принять помощь! Ты должна вылечить их сейчас же! Они смотрели на нее, все смотрели. Мефнут, сжавшая зубы, решительная и совершенно открытая ей сейчас, будто распахнутое окно. Натаб, почему-то улыбающаяся во все лицо и бормочущая молитвы. Батара со своими сверкающими глазами, Элия с приподнятой в удивлении бровью, Меана, чьи плечи ходили ходуном от ярости, остальные ведьмы, глядящие испуганно и тревожно. Они ждут, что я решу все это. Но что я могу сделать? Обрушиться со всем своим гневом на этот город? Перебить его защитников, чтобы спасти его жителей? Убить одного ради десятка, десять ради сотни, сотню ради тысячи? Великая Мани, где же Ты сейчас? Почему Ты не говоришь мне, что я должна сделать? Почему не показываешь, что будет правильным? Данка изо всех сил зажмурилась, чувствуя, как собственное сердце отсчитывает одну секунду за другой. А когда открыла рот, чтобы им ответить, в висках ее заломило с неистовой силой, и на одно мгновение ей показалось, что сам ее череп раздвоился, двумя полукружьями наложившись друг на друга. Мир на мгновение померк перед глазами, и она просела в воздухе на несколько метров, но вовремя спохватилась, открывая крылья. Ведьмы встревожено двинулись к ней, Мефнут подхватила ее под руку, но Данка уже ничего не видела. Перед глазами все расплывалось в серую пелену, и она падала, падала глубоко внутрь. Туда, где в ее собственной груди горели тысячи золотых искр, мерцая то ярче, то тише. И одна из них ринулась навстречу, обратившись огромным золотым диском, что объял все, а затем Данке стало плотно в ее собственном теле, в чужом теле, которым она стала. Простота, отдача, открытость. Распахнутые ладони, чистота белого листа, квадрат солнечного света из окна на полу. Пушистый котенок, жмурящийся под весенним ветром. Авьен. Данка чувствовала ее в себе самой, саму себя в ней, стоящих так близко, приникших так плотно, почти сливающихся по тонкой грани касания. Авьен мягко звала ее, тянула за собой, будто за руку вела, и ощущение плотности стало еще сильнее. Данка как будто втискивалась во что-то, где для нее было очень мало места, влезала всем телом в иное тело, казавшееся неудобным, менее удобным, чем ее собственное. А когда она утвердилась в нем, ощутив будто отражение луны на воде руки и ноги, голову, собственное положение в пространстве, глаза открылись, и перед ними прояснилось. Они с Авьен сидели в общей зале какой-то гостиницы, и перед ними за столом сидел молодой мужчина с темными волосами и носом без переносицы, одетый в темно-зеленый кафтан с золотыми иглами шитья по рукавам и горлу. Голову он держал вскинутой, подбородок выставил вперед, а темные глаза слегка прижмурил, и во всей его позе читалось превосходство, ленивое пренебрежение к окружающим, тщательно сдерживаемое раздражение. Данка наблюдала за его лицом, а губы тела Авьен в этот момент зашевелились, и она сквозь вату в не-своих ушах услышала ее негромкий монотонный голос, тщательно, с большим трудом проговаривающий слова: - Нерожденная, перед тобой лорд Расан до’Альдер. Он требует от меня последовать за ним в Латр, чтобы представлять твои интересы в столице. Милорд, вы находитесь в присутствии Аватары Ниеры. - Это какая-то шутка? – выгнул бровь мелонец, оценивающе оглядывая лицо Авьен. – Вы меня разыгрываете? - Аватара смотрит моими глазами, - прошелестела Авьен, а затем отступила, передавая контроль над своим телом Данке. Стало чуточку легче, перед глазами прояснилось. Теперь она видела четче, слышала лучше. Говорить чужими губами было, правда, все же очень тяжело, но выбора у Данки особого не осталось, так что она с трудом заговорила, пробиваясь к контролю над телом через связь с отступившей в сторону Авьен, будто протаскивая нитку сквозь десятки слоев наложенной друг на друга ткани: - Я слушаю вас, милорд до’Альдер. Зачем Авьен понадобилась вам в Латре? Несколько мгновений лорд неуверенно рассматривал ее, а затем принужденно рассмеялся: - Если это глупая попытка заставить меня повторить уже сказанное, то попомните мое слово, корона узнает об этом. - У меня мало времени, милорд, - проговорила Данка. Чужие губы чувствовались совсем холодными, как и тело Авьен, ушедшее в глубокий транс, чтобы уместить два сознания в одном мясе, но при этом поддерживающее связь с реальностью. Говорить сквозь нее действительно было сложно, к тому же, Данка не была уверена до конца, что сейчас происходило с ее собственным телом. Кажется, кто-то держал ее на руках, и это было не слишком хорошо. Батара могла в ее отсутствие устроить какую-нибудь глупость, поэтому решать все нужно было быстро. Настойчиво глядя на до’Альдера, она повторила: - Зачем вам понадобилась моя Спутница? Несколько мгновений носатый лорд еще всматривался в лицо Авьен, будто желая в чем-то убедиться, а потом кашлянул и сухо сказал: - Я уже сообщил миледи Авьен свои условия. Корона готова оказать содействие Танцу Хаоса, позволит вам набирать в ряды Спутников граждан Мелонии, бороться с Рабами и не присоединится к обвинениям церкви в вашу сторону. А вы за это прибудете в Латр, чтобы защитить центральную провинцию страны от эпидемии. Или она, раз уж она является вашей правой рукой. - В Латре появились Рабы? – спросила Данка, лихорадочно обдумывая его предложение. Отдаться самой в руки Эвилид или отдать ему Авьен? Сет с одной стороны и гибнущий Деран с другой. Что она должна была выбрать? Почему именно сейчас все это рухнуло на нее одновременно? Великая Мани, где Ты?! - На тот момент, как я покинул его, Рабов в городе не было, но это не отменяет условий короны. Поддержка взамен на прибытие в Латр вас самой или вашей ближайшей Спутницы. В противном случае вашу деятельность в Мелонии мы будем вынуждены приостановить. О, разумеется, он угрожал, и на данный момент он и впрямь мог это делать. Что было у нее в противовес всей мощи мелонской короны? Несколько десятков Спутников и ненависть всей страны к эльфийке, которая в прошлом своем рождении дотла сожгла эту землю. Деран самым непосредственным образом только что продемонстрировал ей наглядно, как именно мелонцы относились к ее помощи. Но если сейчас она позволит ему пасть, падет вся Мелония, а следом за ней и весь мир. Нет у меня никакого выбора. Вообще никакого, и Сету это прекрасно известно. Он знает, что я не могу позволить Аватару Хаоса уничтожить эту землю. Великая Мани молчала, и никто сейчас не мог решить за нее. Так что Данка поглядела в глаза Расана до’Альдера и тихо спросила: - Как скоро вы сможете прибыть в Деран? Мне нужно войти в город. После этого я пойду с вами в Латр.