Танец Хаоса. Поступь бури

Милана осторожно отогнула в сторону пушистую еловую ветвь, вглядываясь сквозь кованую решетку в огоньки, горящие в отдалении. Ночь скрадывала расстояние до поместья Дома Антир, смазывала очертания аккуратно подстриженных кустов и клумб в небольшом парке вокруг дома, больше напоминающего крепость. Только бледные полосы дорожек слабо виднелись во тьме, да и то, только потому, что были посыпаны белым гравием. - Как нам попасть в дом? – тихо спросил присевший рядом с ней на корточки Рудо. Сегодня вечером она взяла с собой только его. Нужно было двигаться быстро и бесшумно, поменьше болтать и получше драться, так что из всех ее спутников вельд единственный подходил ей в качестве напарника. Да и надо было признать, сработались они за последнюю неделю весьма неплохо. - Все входы хорошо охраняются, особенно центральный. Но через конюшню есть проход для слуг прямиком в здание. Пойдем там, - приглушенно проговорила Милана, восстанавливая в памяти планировку поместья Делайи, где ей доводилось бывать несколько раз, еще когда Бернард был жив. Вот уж не думала, что однажды это пригодится мне подобным образом! - А конюшню они не охраняют? – удивленно взглянул на нее Рудо. – На кой ляд тогда на всех остальных дверях охрану ставить? - Конюшня запирается изнутри, и в ней постоянно ночует кто-то из грумов, следя за лошадьми. Дэлая помешана на них и заставляет своих людей проверять их даже ночью, - поймав скептический взгляд Рудо, Милана ухмыльнулась: - Вы, небось, тоже со своими макто тискаетесь, пока никто не видит. Оттого и смахиваете на них нехило. - Я бы тебе сказал, с кем тискаетесь вы в таком случае с вашими-то рожами, да не буду. Расстроишься еще, расплачешься, а мне одному эту бабу через забор перетаскивать не больно-то хочется, - сверкнул насмешливым взглядом Рудо. - Тогда пошли, - посерьезнев, позвала его Милана и беззвучно полезла вверх по заборной решетке. Ночь сегодня выдалась черная, облачная, ветреная, последняя ночь перед наступлением темной половины года. Облака мрачной пеленой закрывали небо над их головами, стремительно неслись куда-то на запад, подгоняемые резкими нервными порывами ветра, и ни единой звездочке не хватало сил, чтобы пробить своими тонкими лучами этот слой, дотянуться призрачным светом до утонувшей во тьме земли. Впрочем, это играло им на руку – в такой темнотище и не заметишь еще два силуэта, мелькнувшие среди неверных, движущихся теней деревьев. Они уже миновали так патрулирующих территорию вокруг поместья стражников, оставшись незамеченными, будто ночные коты, подкрадывающиеся к помойке. Так это назвал Рудо, Милане не слишком-то понравилось это сравнение, но она смолчала. Перемахнув через забор, они, пригнувшись, быстро побежали к ближайшим кустам, стараясь держаться в тени деревьев. Дэлая любила зелень, и сад ее больше напоминал лес, чем регулярный парк, какими обычно окружали свои поместья бреготтские дворяне. Все ее многословные и переполненные самолюбованием объяснения по поводу редчайших экземпляров, свезенных сюда со всего мира, Милана, разумеется, пропустила мимо ушей, но сейчас эти самые экземпляры очень выручали их с Рудо, позволяя подобраться к самому дому незамеченными. Поместье Антир было огромным трехэтажным зданием, монолитным, почти как крепость Озерстраж, с узкими рядами окон, больше смахивающих на бойницы, утыканной острыми как копья шпилями крышей и массивным основанием из дикого гранита, каждая глыба которого была высотой по грудь Милане. Айрен объяснил, что дома знатных родов и имеющие государственное значение здания в Бреготте всегда так строили, чтобы дермаки не могли подкопаться снизу по тоннелям под Хмурыми Землями. Потому каждый манор, выстроенный в классическом для Бреготта стиле, мог использоваться и как крепость, усложняя продвижение противника по прибрежной территории столицы. И Милана одобряла подобную практичность ровно до того момента, как ей самой не приспичило взять одну из таких «крепостей» штурмом. А все потому, что даже будучи прижатым к стенке, посол гномов Шираз Нифон торговался как бес, и Милана очень скоро поняла, почему именно его Фризз Гранитный Кулак отправил в качестве дипломата в Бреготт. Уговоры на него не действовали, угрозы и просьбы тоже. Даже садах убеждения сработал только на первых порах: отойдя от первого шока, посол встряхнулся, будто мокрый барсук, и вновь принялся невозмутимо ворчать про свое, недобро глядя на нее черными глазами. Хэлла Натиф потом уже, после окончания беседы, пояснила ей, что на старые расы способности людей оказывают куда меньшее влияние, чем на самих людей, именно поэтому под Мембраной эльфов невозможно было призвать Теней, а глубоко в гномьих норах они и вовсе почти не подчинялись воле ведунов, ведя себя агрессивно и самовольно. Так что то, что посол гномов вообще о чем-то с ними договорился, уже можно было считать безоговорочной победой. А запросил он именно то, чем Милана не обладала – гарантии. - Я публично выступлю против Антира на коронации и поддержу Гаярвион Эрахир только в том случае, если вы мне докажите, что она удержит власть, - заявил он, недобро глядя на них из-под кустистых бровей. – Сбросьте Антира с крыши и сломайте ему шею, заставьте его отречься от власти, приставьте меч к его горлу – и я пошлю его к бхаре, а две наши роты – к орлиной девке. Но пока он в полной силе, пока народ и церковь за него, я и рта не раскрою. Клянусь Молотом Каменоступого. Потому за весь следующий день Милана и не присела, накручивая петли по Озерстражу и стараясь не попадаться на глаза страже, которая очень уж внимательно всматривалась в лица прохожих. Да еще и с этой стражей теперь ходили переодетые в солдатские тряпки жрецы с ведунами, которые, несмотря на это, легко узнавались издали по запавшим глазам и пронзительным взглядам. Дэлая дурой не была, явно смекнула, что Милана и ее Спутники могли изменить внешность. И раз уж не попались в расставленную ее сыном западню, то подстраховывалась, спустив на их поиски своих ручных псов. В том, что за этим всем стояла она, Милана ни мгновения не сомневалась. Мальчишка Антир был слишком молод и глуп, чтобы продумывать свои действия так далеко и тщательно. Если бы действовал он, в поместье Дома Гведар уже ворвались бы стражники, обвиняя Айрена в измене и выискивая среди его домочадцев переодетых Спутников, а его самого скрутили бы и поволокли в ту же темницу, где сидел Давьен Санти. Вместо этого сегодняшним утром лорд Айрен, как и все остальные представители знатных домов Бреготта, получил официальное приглашение на коронацию Эльгара, переданное слугой Дома Антир, явившегося в сопровождении охраны к главным воротам. Таким образом, Дэлая демонстрировала им, что нисколько не боялась провокации с их стороны на самой коронации, но ничего не имела против того, чтобы захватить их до нее. Уж точно порывистый, злой и завистливый Эльгар до такого не додумался бы. Но прятаться Милану учили с детства, равно как и выслеживать добычу, двигаясь бесшумно и незаметно. Потому она с легкость ускользнула от соглядатаев мальчишки-узурпатора и успела обойти всех своих союзников, сговорившись о совместных действиях. Кузнец Морвин пообещал ей предупредить верных людей и привести их на площадь перед южным мостом, по которому проще всего было попасть во дворец, и где в честь праздника устраивалась грандиозная попойка для горожан. Наемники Джен Итур Вануэль, а вместе с ними и другие, более мелкие сообщества, собирались в районе северного моста, а их предводитель Брайгель Трехпалый раздобыл себе приглашение на коронацию и в качестве сопровождения брал с собой полсотни крепких ребят, среди которых затесались и Говорящие с Тенями. Он не горел желанием о том распространяться, но, поглядев на Милану, нехотя признал, что в бреготтском отделении сообщества традиционно служило много ведунов, только во избежание неприятностей со стороны Великого Жреца это не слишком афишировалось. Откликнулись и послы, которых активно и вполне официально посещал на протяжении всей этой недели молодой лорд Айрен. Милана не слишком верила в то, что у него что-то получится, однако мальчишка умудрился и впрямь кое-чего добиться своими пылкими уговорами. О лояльности Хаянэ заявили посольства эльфов и ильтонцев, официально отказавшись прислать своих представителей на коронацию Эльгара, а люди Морвина быстро растрезвонили эту информацию по всему городу. Остальных убедить не удалось, и неудивительно: в Мелонии, как известно, правил один из Эвилид, Вольный Город Шардан всегда придерживался в отношениях с Бреготтом осторожной политики, будучи связан по рукам и ногам торговыми договорами. Оставались лонтронцы, но они договорились бы даже с козлом в чепце, коли он выступил бы против Аватар Создателя, потому к ним разговаривать Айрен даже не ездил. Правда, он упрямо твердил, что это было и необязательно. Как союзник Лесного Дома, Бреготт уважал и приветствовал, прежде всего, старые расы, и именно их поддержка для бернардинцев значила куда больше поддержки людских государств. В конце концов, никто из людей не сражался вместе с бернардинцами в Хмурых Землях, за исключением наемников; официальных частей, присланных другими странами, в составе охраняющих ров войск не было. А значит, даже в совокупности слово послов Мелонии, Шардана и Лонтрона значило куда меньше поддержки эльфов. Впрочем, в политических игрищах Милана была не слишком сильна, ее задача заключалась в другом. Неуступчивый посол гномов, сам того не ведая, подсказал ей одну дельную мысль, и теперь Милана намеревалась ее осуществить. Нужно было взять мальчишку за горло, но пока он прятался под защитой крепостных стен, они этого сделать не могли. Зато его мать вместо того, чтобы усердно молиться за благое правление сына в крепостной церкви Озерстража, задержалась в своем загородном поместье. Принесенные Улыбашкой слухи утверждали, что у нее завелся очередной любовник, и зная легкий нрав Дэлайи, Милана вполне могла в это поверить. Как и в то, что эти слухи распустила сама Дэлая, чтобы заманить Милану в поместье. Но другого варианта у них не было, и раз уж Милосердная предоставляла ей шанс захватить леди Антир и с ее помощью надавить на щенка Эльгара, заставив его отречься от своей затеи, Милана собиралась этим шансом воспользоваться. Оставался, правда, Эвилид, а вместе с ним и Гротан Кравор, но Милана здраво рассудила, что они предпочтут охранять Эльгара от возможных покушений, а потому вряд ли приедут погостить к его матери. Несмотря на свой незаурядный ум, Дэлая для них особого интереса не представляла, ведь на трон не имела ни малейших прав. И коли уж они отпустили ее из крепости в поместье, то значила она для них и впрямь немного. Или это была ловушка. Милана пригнулась за кустом, потянув за собой Рудо, когда мимо по дорожке прошел стражник, внимательно оглядываясь по сторонам. Следя за ним глазами, Милана дождалась, пока он свернет за угол высокой живой изгороди, образующей лабиринт прямо под окнами танцевального зала. Но если это была ловушка, то зачем здесь находилось столько охраны? В прошлый раз, когда она посещала Дэлайю, ее поместье охраняла максимум дюжина человек, а сейчас они с Рудо уже миновали не менее двух десятков, оставаясь незамеченными. Он первым легко и быстро перебежал дорожку, пригибаясь как можно ближе к земле, и Милана последовала за ним, замирая рядом в густых зарослях крупных алых роз и стараясь не обращать внимание на шипы, цепляющие за одежду и царапающие кожу. Манор громадой застыл перед ними, окруженный со всех сторон белой гравийной дорожкой; между ней и кустами, за которыми они прятались, не росло ничего выше травы, и все это пространство заливал яркий свет, вырывающийся из окон особняка. Немного правее виднелась дверь черного хода для слуг, возле которой стояли двое стражников в зеленых плащах дома Антир. В тишине до Миланы доносились обрывки негромкого разговора, приглушенный смех. Здесь они подобраться к дому не могли, и Рудо поманил ее за собой в сторону торца здания. Почти пластаясь по земле, они бесшумно перебрались до самого конца изгороди, двигаясь вдоль одной из садовых дорожек. Дальше идти было некуда – изгородь сворачивала вместе с дорожкой в сад. Они находились аккурат напротив восточного угла поместья, и с этой точки здание хорошо просматривалось с обеих сторон. На юго-западной дежурили давешние двое солдат, а вот с юго-восточной вместо рядов одинаковых ярко освещенных окон виднелись очертания тонущей во тьме большой каменной пристройки вовсе без них, и возле нее лениво бродил только один стражник с факелом в руке, то и дело позевывая. Со стороны конюшни тень была куда глубже, и шанс проскользнуть незамеченными у них имелся, но для этого нужно было как-то отвлечь охранника. - Есть идеи? – шепнула Милана, взглянув на вельда, и тот в ответ довольно ухмыльнулся: - Одна. Сейчас попробую дотянуться. - Дотянуться до чего? - не поняла Милана. - До лошадей, - вид у Рудо стал сосредоточенным, он насупился, не отрывал взгляда от темных стен конюшни впереди и говорил отрывисто и невнятно. – Я наездник. Дар Иртана дает возможность управлять животными. Вдруг ночную тишину нарушило резкое конское ржание, приглушенное каменными стенами постройки. Человек с факелом вздрогнул и остановился, прислушиваясь. К первой лошади присоединилось еще несколько, и Милана услышала приглушенное ругательство, сорвавшееся с губ стражника, когда он развернулся и направился за угол здания. Видать, там находилась дверь. - Отлично, - удовлетворенно шепнула она, ложась на землю и протискиваясь между колючими стволами кустов, стараясь не реагировать на шипы. – Он нам и дверь откроет. - Я ж не просто так с тобой пошел, - хмыкнул из-за ее спины Рудо. Нырнув в тень, куда не доставали лучи света из окон, они быстро перебежали открытое пространство и втекли в густую черноту под боком здания конюшни. Милана втянула носом воздух, стараясь определить, как далеко от них находился охранник. Человеком тянуло из-за угла, оттуда же донесся и тихий скрежет ключа в замке. Следом за ним послышался скрип дверных петель, и мужской голос сердито спросил: - Что у вас тут происходит? Ответа Милана не расслышала, но он явно последовал, потому что мужчина со вздохом пробормотал ругательство, а затем устало приказал: - Успокойте их. Ночь на дворе, не дай Грозар, миледи разбудят. Дверь со скрипом закрылась, задребезжал в замочной скважине ключ, а стражник с тяжелым вздохом направился в их сторону. Милана притаилась в темноте за углом, группируясь для удара и ожидая момента, чтобы напасть. Несколько долгих секунд сапоги приглушенно шаркали по дорожке, а затем пламя факела мазнуло гравий у нее под ногами. Несколько резких сильных движений, и все было кончено. Стражник успел только охнуть, а в следующий миг уже мешком рухнул на гравий, роняя факел. Рудо подхватил его и с силой воткнул в землю рядом с дорогой. Во все стороны брызнули искры, и пламя исчезло, погрузив их во тьму. Медленно затихающий шум в конюшне скрыл тихий шорох, с которым они оттащили стражника в самый темный угол у здания и оставили там. Лошади почти перестали ржать к тому моменту, как они стояли по обе стороны от маленькой дверки в двойных конюшенных воротах, которой пользовались служки, чтобы лишний раз не распахивать створки настежь. Рудо кивнул ей, и Милана громко застучала по крепким доскам. Откуда-то изнутри здания послышался недовольный голос, и спустя несколько мгновений ключ вновь загрохотал в замке, а затем дверь распахнулась. - Что… - только и успел проговорить конюх, как Рудо схватил его за шею и выволок из прохода, в который бесшумно проскользнула Милана, сразу же сгибаясь и прячась в тени за ближайшим стойлом и быстро окидывая помещение взглядом. Дверь в особняк на противоположном конце конюшни была закрыта, а возле длинного ряда стойл сейчас находилось еще трое заспанных конюхов. Один из них как раз запирал последнее стойло, а двое других поджидали его, чтобы вернуться в маленькую огороженную каморку, где по приказу Дэлайи поставили двухъярусные кровати для ночных дежурных. Рудо скользнул следом за Миланой в густую тень у крайнего стойла, которую отбрасывала груда мешков с зерном, наваленных один на другой едва ли не до потолка. На ее вопросительный взгляд он только смежил глаза в ответ, и они принялись ждать. Коридор конюшни хорошо освещался, а до конюхов было минимум метров двенадцать ходу. За это время, как бы быстро ни двигалась Милана, они успели бы поднять тревогу, а как раз этого им и не нужно было. - Ну и что он там копается? – раздраженно спросил один из троих конюхов. - Пойду погляжу, а вы ложитесь, - махнул рукой второй. Двое мужчин кивнули ему и, позевывая, побрели обратно к своей каморке, а Рудо жестом показал Милане, что возьмет на себя третьего. Дверь в каморку закрылась аккурат в тот момент, как конюх прошел мимо них к выходу из конюшен, и Рудо бесшумно выступил ему за спину. Милана с интересом проследила за тем, как он бил – хлестко и быстро, ребром ладони в основание черепа. Анай не использовали такой удар, предпочитая другие точки. Как только тело конюха с тихим шорохом сложилось на пол, они двинулись в сторону каморки. Впрочем, с ней возни оказалось еще меньше. На внешней стороне двери нашлись пазы для скобы, и Рудо тихо задвинул в них тяжелый железный лом, стоящий у стены неподалеку. Даже если конюхи поднимут шум, обнаружив, что их заперли, это только сыграет им на руку – привлечет сюда стражу со всего поместья, и они смогут незаметно протащить Дэлайю по коридорам наружу. Вдвоем они тихо прокрались к двери, ведущей внутрь особняка, и Рудо, приоткрыв ее, первым скользнул в здание. Милана вошла за ним, шумно втягивая носом воздух в попытке вынюхать чужое присутствие. Скудно освещенный масляными лампами коридор был пуст, приглушенные голоса доносились по нему откуда-то слева, с кухонь, судя по всему, если Милана правильно помнила расположение комнат. - Куда дальше? – одними губами шепнул Рудо. - Здесь есть черная лестница для слуг, ведет в покои Дэлайи, - коротко отозвалась Милана, направившись вправо по коридору. Мягкие ковры скрадывали звук ее шагов – Дэлая презирала циновки. - Лестница специально для слуг? – недоуменно переспросил Рудо. – А что они по общей ходить не могут? Милана хмыкнула. Она и сама задавала Дэлайе тот же самый вопрос теми же самыми словами, когда как-то приметила маленькую дверку в стене ее спальни, и миледи Антир смеялась так, будто Милана городила несусветную чушь. А потом с достоинством объяснила ей, зачем нужна эта лестница, и тогда уже Милана хохотала во всю глотку. - Чтобы глаза не мозолили благородным, - Милана обернулась к Рудо, ухмыляясь краешком рта. – А еще, чтобы ночные горшки выносили так, чтобы другие благородные, оказавшись в это время на лестнице, случайно в них не заглянули. - Потрясающе! – проникновенно проговорил Рудо. – Как хорошо, что я родился по ту сторону Эрванского кряжа, где отхожее место и спальня – это две разные комнаты. - Вот-вот, - покивала Милана, высовываясь из-за угла и оглядывая коридор. В тенях в его конце скрывался небольшой зал, уставленный плетеными корзинами – сюда сносили грязное белье из покоев обитателей поместья. Откуда-то со стороны доносился заливистый женский смех, приглушенные стенами звуки музыки. Должно быть, слуги плясали в отведенных им помещениях, встречая наступающий праздник. Им это было только на руку. Милана первой ступила на пологие ступени и принялась взбираться по ним вверх. Лестница, снабженная пологим пандусом, по которому можно было вкатывать тележки с тяжелыми вещами и утварью, прорезала особняк насквозь снизу вверх, а от нее на каждом этаже расходились в стороны узенькие коридоры, ведущие к жилым покоям. Освещалась она чадящими и мутными масляными лампами, а коридоры к покоям и вовсе тонули во тьме. Многими из них не пользовались десятилетиями за ненадобностью. Несмотря на умопомрачительное количество любовников, Дэлая строго следила за тем, чтобы чужие люди не задерживались в ее родовом гнезде, и обитала в нем вдвоем с сыном, тщательно оберегая свое уединение от множества менее знатной родни. Гостевые покои в ее поместье имелись в достатке, но подолгу занимались крайне редко – большая часть балов и званых вечеров, которые она давала для дворян, заканчивались тем же днем, и ночлег гостям не предлагался. Личные покои Дэлайи располагались в восточном крыле особняка на третьем этаже, занимая целую анфиладу просторных комнат. Дэлая считала себя натурой творческой, а потому ей требовалось собственная мастерская с огромным балконом и видом на сад, в которой она занималась живописью и художественной лепкой под руководством нескольких специально нанятых для того наставников. Имелась в ее распоряжении собственная ванна, целая комната, отведенная под гардероб, столовая, где она предпочитала принимать самых близких, роскошная спальня, кабинет, где она работала, зал, где занималась физическими тренировками, поддерживая красоту и молодость тела… Перечислять можно было и дальше, фактически, миледи Дэлайе принадлежал целый этаж, и она терпеть не могла вида слуг, следящих за порядком в ее покоях. Потому практически в каждом из помещений имелись потайные двери, соединенные длинным коридором. Судя по всему, у нее и впрямь сейчас находился любовник, потому что коридоры для слуг пустовали, и никто Милане с Рудо навстречу не попался. Дэлая любила разгуливать обнаженной и заниматься любовью там, где ей взбредет в голову, потому во время приезда гостей слугам строго настрого запрещалось подниматься на ее этаж без спроса. Едва слышно ступая по циновкам, Милана принюхивалась, пытаясь вынюхать приторно сладкий запах Дэлайи. Здесь им было пропитано практически все – миледи Антир любила духи, цветы и ароматические масла, и в ее покоях Милана практически полностью лишалась обоняния. Но сейчас она собрала все свои силы зверя и сконцентрировала их на собственных носу и ушах, чтобы еще издали ощутить ее присутствие. Захватить ее требовалось быстро и тихо, как и унести из поместья, а для этого они должны были действовать наверняка. Как и ожидалось, сильнее всего ею пахло в самом конце коридора, за последней дверью, где располагалась спальня. Беззвучно прокравшись к самой двери, Милана приложила ухо к доскам, смирив дыхание так, чтобы грохот сердца в висках не мешал ей слушать. Ни звука не доносилось с той стороны, ощущения присутствия кого-либо тоже не было. Только ровная полоса света ложилась на пол под ее ногами: Дэлая не жалела свечей, и ее комнаты всегда полнились мягким золотым сиянием. Выдохнув, Милана нашарила во тьме щеколду, отодвинула ее в сторону и толкнула дверь. Резкий свет ударил по глазам, ослепив на мгновение. Милана сделала шаг вперед и в сторону, освобождая проход для Рудо и оглядываясь. В спальне не было ни души, огромная кровать стояла нерастеленой, на шелковых темно-зеленых покрывалах не было ни единой складочки. Небрежно настеленные друг на друга волчьи шкуры укрывали полы. На них высились золоченые канделябры, покрытые густыми каплями оплывшего воска, и свет свечей отражался в зеркалах, покрывающих стены и потолок комнаты. Больше здесь не было ничего. Рудо приглушенно присвистнул, оглядываясь по сторонам, и, явно потрясенный, покачал головой. Милана испытала похожие чувства, попав сюда впервые, – одна лишь эта комната была раза в полтора больше, чем все жилище ее родителей. Поразительно, как высоко некоторые из низинников ценили бессмысленную роскошь. Спальня наследницы Бреготта была куда проще и меньше, и в ней Милана хотела провести всю свою жизнь. Подав Рудо знак сохранять молчание, она бесшумно зашагала к прикрытой двери спальни, продолжая старательно вслушиваться в царящую вокруг тишину. Едва слышный треск пламени доносился с той стороны и больше ни единого звука. Из дверного зеркала на нее взглянули ее собственные разноцветные глаза, сосредоточенные и спокойные. Я верну тебе твой трон, моя орлица. Стараясь не дышать, Милана медленно открыла дверь. Полы в розовой гостиной, как называла ее Дэлая, тоже покрывали волчьи шкуры, а стены – тонкий шелк бледного цвета с вытканными на нем тугими бутонами алых роз. Здесь Дэлая предпочитала ужинать со своими избранниками, потому в центре комнаты стоял небольшой стол из белоснежного мрамора с двумя резными дубовыми стульями, а у потрескивающего камина расположилась длинная тахта, обитая розовым шелком в тон стен. Сейчас на ней возлежала миледи Антир собственной персоной, потягивая из пузатого стеклянного бокала алое вино. Белоснежный почти прозрачный халат стекал с ее тела, подчеркивая каждый его изгиб, оголяя изящные ножки с маленькими ступнями и соблазнительные бархатные бедра, на которых танцевали отсветы огня из камина. Густые золотые локоны лежали на груди Дэлайи, путаясь среди изумрудов размером с голубиное яйцо, и того же цвета насмешливые глаза поднялись на Милану из-под тонких капризных бровей. - А я уже заждалась тебя, - улыбнулась Дэлая, и улыбка расплылась на ее пухлых губах. – Вечно ты заставляешь меня ждать своего появления, Спутница Милана. Это не очень-то по-дружески. Милана принюхалась, втягивая носом витающие в комнате запахи. Никем, кроме Делайи, здесь не пахло, значит, за дверью не поджидали солдаты или ведуны, чтобы скрутить их с Рудо по рукам и ногам. Но почему тогда Дэлая была так спокойна? Она же должна была понимать, что сейчас они попробуют ее увести, так почему не поднимала шум? Тревога сжала сердце, и острое ощущение опасности пробежалось ледяными коготками по затылку. От Дэлайи пахло удовлетворенным хищником, в западню которого попалась несмышленая жертва, и Милане очень не нравился этот запах. Впрочем, они с самого начала знали, что все это может оказаться ловушкой, что слухи о любовнике могли быть распущены самой Дэлайей, чтобы заманить Милану в поместье. Это никак не меняло происходящего в городе – все процессы были уже запущены, все игроки заняли свои места, им осталось лишь дождаться своей очереди. И пленение Миланы никак на влияло на ход этой партии, потому что фактически не она ее вела, а Сама Милосердная. И лишь в Ее руках оставалось решение, кто в итоге возьмет верх. Но я еще поборюсь за тебя, моя Хаянэ. Взглянув в глаза Дэлайе, Милана тихо проговорила: - Ты пойдешь с нами. - С нами? – Дэлая вскинула брови и взглянула ей за плечо, когда из спальни в полутьму гостиной выступил Рудо. – О, вы вдвоем ко мне пожаловали! Неужто это один из этих легендарных и непреклонных наездников на драконах, о которых я столько слышу в последнее время? – она неуловимо переместилась, отчего прозрачный халат едва заметно соскользнул чуть ниже по ее телу, обнажая часть груди и тонкую полоску бархатной кожи на животе. – И что же, вы и впрямь не интересуетесь женщинами? Может, оттого, что никогда не пробовали их по-настоящему? - Говорят, на юге Роура есть потрясающе вкусное блюдо, которое называется багда. Фактически, это мертвый баран, нашпигованный утками, который закапывается в землю на три месяца, а затем, когда утки в нем превратятся в кашу вместе с органами и мясом, откапывается и съедается сырым. Корты утверждают, что вкус у этого блюда божественный, но я предпочел поверить им на слово, чем пробовать самостоятельно. Некоторые блюда слишком роскошны, чтобы быть достоянием большинства, - осклабился Рудо, глядя на нее, и в запахе его явно прорезалось презрение. - О, несомненно, - глаза Дэлайи блеснули затаенной злостью, хоть на губах продолжала играть легкая улыбка. – И вы многое потеряли, господин. В другом времени и другом месте я пробовала нечто подобное, только там баранину заменили мясом куда более нежным и изысканным, а выдержка лишь придала ему тонкости аромата. Сознательное вообще вкуснее бессознательного, именно потому мы – хищники, - наиболее успешны среди всех других видов живых существ. Поедая чужую жизнь, мы наполняемся собственной, а охота и борьба – единственная религия, которую на самом деле исповедуем, бог в которой, в конце концов, сам человек ровно до тех пор, пока его не пожрет кто-нибудь другой. Ощущение опасности стало гуще, будто ядовитые змеи расползлись по полу под ногами, заполняя помещение, поднимаясь на хвосты и шипя на Милану. Что-то в словах Дэлайи тронуло ее сознание, заставив ее напрячься, сквозняком пробежалось по обнаженным плечам. В другом времени? Что она имела в виду? И о каком блюде говорила? Изумрудные глаза, холодные и острые как ножи, переместились на нее, Дэлая поднесла к губам бокал и отпила, отчего ее пухлые губы окрасились в алый будто в кровь. Милана непроизвольно нахмурилась, втянув ее запах. От нее пахло смертью, стрелой, спущенной с тетивы, рукой, замахнувшейся для удара и неотвратимо падающей вниз. Холодным лезвием, что жаждет напиться чужой боли и потеплеть от крови. - Ты ведь тоже такая, Спутница Милана, ты чувствуешь это, - заговорила Дэлая, улыбаясь ей ослепительно белыми зубами в обрамлении алых от вина губ. – Ты любишь это – выслеживать, загонять, овладевать. Ты любишь власть и сладость, которую эта власть дает. Любишь, когда тобой любуются, когда тебя боготворят и за тобой идут. Любишь, когда тебя хотят, разве нет? – что-то кольнуло внутри, и Милана непроизвольно переступила с ноги на ногу. Дэлая улыбнулась еще шире. – Это частое заблуждение удачливого охотника, который регулярно добывает крупную дичь. Он никогда не предполагает, что сам однажды может стать добычей. Потому что некоторые звери тоже умеют читать следы, и чем ярче тот, кто их оставляет, тем легче его отыскать. Тревога росла с каждым мгновением, в унисон с губами Дэлайи, что со смаком проговаривали каждое слово. Она ничуть не боялась их с Рудо, она вообще не тревожилась о происходящем, ощущая лишь удовлетворение и ленивый интерес. Только полностью уверенные в себе люди могли вести себя так, только те, на чьей стороне имелось неоспоримое преимущество. Но Милана, сколько бы ни принюхивалась, не чуяла присутствия Псарей, ведунов, хотя бы еще одной живой души в этой комнате помимо них троих, и никак не могла понять, блефует Дэлая прямо сейчас или тянет время, заговаривая им зубы до прихода своих помощников. Рудо бросил на Милану короткий взгляд и вновь сосредоточенно воззрился на Дэлайю. Видимо, он думал о том же самом, что и она, в запахе его читалось нетерпение. - Однако, я все-таки предложу тебе в последний раз, потому что ты и впрямь поразительна для того времени, в котором существуешь, - улыбнулась ей Дэлая, почти что раздевая ее глазами. – Ты умная и смышленая женщина и должна понимать, что Гаярвион долго не продержится. Ее отметили, ее судьба уже предрешена, и она проиграет эту битву в любом случае, как бы ни старалась победить. Но вместе с собой в могилу она еще успеет утащить и своих, и твоих братьев и сестер, в тупой и слепой преданности собственным принципам отказываясь видеть бескровный путь, путь мира и сотрудничества, который предлагают ей. И даже если Аватары встанут на ее сторону, это уже ничего не решит. И вновь в груди Миланы больно ёкнуло, сжалось, надорвалось что-то. Дэлая говорила так уверенно, так спокойно, будто знала что-то, что самой Милане было недоступно. И ночные тени сгущались вокруг нее, разбуженные неверной игрой пламени в камине, и глаза ее смотрели пристально и остро, глубоко смотрели, вгрызались в нутро Миланы, как бур в неподатливую породу, все же пусть с жаром, дымом и скрежетом, но неуклонно врываясь прямо в сердце камня, размалывая, растирая его в порошок. Ее нельзя было слушать – это Милана вдруг поняла так отчетливо, как никогда. - Давай, Рудо, пора, - кивнула она вельду, силой отметая от себя прочь тревогу и давление. Да только когда она попыталась сделать шаг, глаза Дэлайи на мгновение вспыхнули белизной, будто снежное утро разверзлось вокруг ее зрачков, переполненное нестерпимым сиянием солнца, и Милана увидела пламя, что заплясало на ее коже, обнимая все ее тело. Белые нити щупальцами отвратительных подводных тварей протянулись к ним с Рудо, оплели их тела, заключая в кокон, не позволяющий даже мышцей двинуть. - Ты ведьма?! – пораженно выдохнул Рудо, глядя на нее во все глаза. - Я куда больше, чем просто ведьма, - улыбнулась Дэлая, поднося тонкий бокал к губам и делая крохотный, едва заметный глоток. – Куда больше, - прошептала она, и зрачки в ее глазах внезапно стремительно расширились, сжирая изумрудную радужку, ослепительный белок, даже мясо по краям глазницы. Будто две черные бездны, курящиеся дымом глубин, разверзлись на месте ее глаз, и из этой бездны на Милану смотрело само сердце ужаса. А затем боль впилась в нее, проникла в каждую клетку, в каждый волосок того, что Милана называла собой, разрывая ее на части. Она потеряла разум, задыхаясь в белоснежном безумии муки, пламени агонии, сжигающем ее изнутри, стремительно охватывающем все, что она называла собой. Это длилось мгновения, но Милане показалось, что прошли годы, века муки, за гранью которой больше совсем ничего не осталось. И когда боль схлынула, разжимая хватку над ее существом, она ощутила себя изодранным старым полотнищем, из последних сил бьющемся на штормовом ветру. Видимо, она упала, потому что сейчас стояла на коленях, низко опустив голову и тяжело дыша. Пот капал с кончика носа, кровь – с приоткрытых губ, и язык во рту тупо саднил, видимо, она его прокусила. Рядом хрипло дышал Рудо, согнувшись пополам и упираясь лбом в волчью шкуру. По спине его пробегали одна за другой волны судорог. - Видишь, как легко и быстро все меняется, моя волчица? – заговорила Дэлая со своей тахты, и Милана с трудом подняла глаза, глядя ей в лицо. Эти жуткие черные провалы вместо глаз впитывали весь свет в помещении, казалось, от них во все стороны усиками расползалась ночь. – Еще мгновение назад ты была охотником и загоняла свою очередную жертву, а сейчас эта жертва подрезала тебе сухожилия и наблюдает, как ты корчишься перед ней. Пока еще в муке, но кто знает, во что эта мука может превратиться? Мышцы дрожали как кисель, и Милана не падала только благодаря костям, упирающимся в пол. И каково же было ее удивление, когда эти самые мышцы внезапно начали наполняться наслаждением, когда все тело начало наполняться им, будто в него, как в пустой сосуд, вливали и вливали сладость. Она нарастала медленно и неотвратимо, как волна, и каждая клеточка Миланы начала петь, переполняясь ею точно так же, как за мгновение до этого дрожала от боли. Все выше было это наслаждение, все грандиознее, и Милана поняла, что стонет, напрягаясь до предела точно так же, как только что выгибалась от муки. - Смотри, как я могу, - вкрадчиво улыбнулась Дэлая, и в следующий миг наслаждение стало таким интенсивным, что мир вокруг Миланы взорвался агонией. Сладость стала болью, и эта боль рвала и терзала все нервные окончания в ней, швыряя ее по полу, выламывая и выкручивая, не давая вздохнуть. Она была невыносима, куда более невыносима, чем мука, куда более ужасна, и она все нарастала и нарастала, погребая под собой все то, что было ей, все, чем она себя звала. И на пределе своей мощности, когда сердце в груди Миланы уже почти разорвалось, напряжение спало, будто и не было его. Она лежала на полу в луже собственного пота и крови, изломавшись без единой силенки. Руки и ноги не повиновались, будто их вырвали из суставов, лишив возможности двигаться. Сердце оглушало ее грохотом в ушах, а легкие – резью от вновь проникшего в них раскаленного воздуха. Ей казалось, что прямо сейчас она умрет. - Это называется – крайности, - продолжила Дэлая рассуждать над ее головой, и Милана поняла, что слушает ее голос заворожено и предельно внимательно, будто животное – голос дрессировщика, который работал с ним. – И они не так уж и сильно разнятся, не так ли, моя дорогая? А между ними существует еще много, очень много оттенков боли и сладости, каждый из которых по-своему уникален и необходим для изучения, каждый нужен для достижения определенного эффекта. С их помощью я могу заставить тебя служить мне так, как ты и сама от себя не ожидала бы, возможно, даже как не ожидала бы от тебя я, раз уж ты даже слушать не стала мое предложение служить мне добровольно. Теперь от всей твоей хваленой силы, гордости и чести не останется ни следа очень быстро, поверь мне, как и от твоей с позволения сказать любви к Гаярвион или преданности твоему народу и произнесенным тобой клятвам. Я могу сломать тебя, как прут о колено, за несколько часов, и ты сломаешься, ты обязательно сломаешься. Потому что сила воли и принципы – это прекрасно, но у тебя есть еще и мясо, и ты даже себе не представляешь, как много это мясо может выдержать, пока я не позволю ему умереть. А я не позволю этого, Милана. Ты слишком хороша для того, чтобы просто умереть. У меня на тебя другие планы. В голове было пусто, гулко, мысли не желали возвращаться в нее – Милана была слишком слаба для того. Она просто лежала, наслаждаясь коротким мгновением передышки без муки, прикосновением волчьей шерсти к лицу, ощущением прохлады от сквозняка, которым тянуло по полу, обхватывая ее мокрое от пота и крови тело. У нее не было сил, чтобы повернуть голову и посмотреть, что с Рудо. Она не слышала его дыхания рядом, и это очень ее пугало. - Но мне не хотелось бы ломать тебя, потому что ты куда вкуснее вот такой – строптивой и уверенной, верящей в саму себя, - продолжила говорить Дэлая, и белые нити энергии Источника подхватили Милану под плечи, подняли над полом в вертикальное положение. Собственные колени скребли по полу, она даже не могла опереться на них, вися в путах. Еще один жгут приподнял ее голову, заставив смотреть в лицо Дэлайе. Другой тщательно отер ее лицо, смывая с кожи кровь, слюну и слезы. – Вот так,- заботливо проговорила лежащая на тахте женщина, улыбаясь ей. – Ты уже поняла, что я могу отобрать у тебя все в следующую секунду. Просто щелкну пальцами и ррраз! – не будет уже никакой Миланы, только скулящее нечто у моих ног. И раз ты это поняла, то пора нам с тобой учиться разговаривать по-другому. Мыслей все так же не было, только изнеможение, от которого едва не закатывались глаза. Милана прикрыла веки, ровно дыша и стараясь восстановить нормальный сердечный ритм, чтобы сердце в груди не вырывалось наружу через ее же собственную глотку. У нее все еще были силы. У нее все еще был зверь внутри, он никуда не делся – Милана чувствовала его присутствие в себе даже сейчас, когда боль, казалось, выпила из нее все до последней капли. Можно было защитить им сердце, обернув его будто в кокон в сальважью мощь, чтобы оно не лопнуло от удара Дэлайи, если ее еще можно было так называть. В том, что она будет беречь жизнь Миланы из каких-то своих соображений, пусть даже и пообещала это, Милана очень сильно сомневалась. - Если ты хочешь, мы можем поговорить, - милостиво разрешила Дэлая, допивая вино в своем бокале и отставляя его на пол. Бокал не устоял на мягкой шкуре, опрокинулся, и последние красные капли впитались в бело-серую шерсть, расползаясь по ней, будто кровь. – Наверное, у тебя много вопросов. Можешь задать их, время еще есть. У нас вся ночь впереди. С огромным трудом Милана собрала все силы зверя и окружила ими собственное сердце, будто щитом. Оно ведь тоже было мышцей и теперь ощутимо раздулось в груди, наполнившись кровью. Теперь оставалось только поддерживать его в таком же состоянии, не позволяя ему разорваться, и тогда у нее будет шанс пережить эту ночь. Впрочем, больше она ничего сделать не могла. Не будь под ее подбородком белого жгута энергии, она бы и голову самостоятельно удержать не смогла. С трудом разомкнув губы, Милана едва слышно прошептала: - Как тебя зовут на самом деле? - Авелах, - она устроилась поудобнее на тахте, слегка смеживая глаза, будто готовилась задремать. – Я из земель близ Киранны, что в Дан Гулире, но этих названий ты, скорее всего, и не слышала никогда. На месте Киранны теперь море, насколько я знаю. Все острова ушли под воду, а их жители удрали далеко на запад, и сдается мне, даже и не помнят, кем были когда-то. Неудивительно, столько времени прошло. Она говорила охотно, будто ей и впрямь хотелось это рассказать, и за это можно было зацепиться. Милана с трудом скосила глаза, пытаясь понять, жив ли Рудо. Он лежал навзничь, повернутый лицом в другую от нее сторону, и отсюда ей был виден лишь его висок с вытатуированным макто. Плечи его едва заметно опускались и поднимались, он все еще дышал. - Как ты умудрилась выжить в Источнике за столько времени? - вновь спросила она, и в ответ Эвилид лишь рассмеялась, качая головой: - Нет, это неправильный вопрос, моя дорогая. Боль вывернула все ее тело, выкрутила его, веки дернулись, инстинктивно жмурясь, но путы помешали ей закрыть глаза. Дэлая с интересом наблюдала за ее лицом, пока Милана рычала и билась, вися в воздухе, полуослепленная и оглушенная мукой. А когда боль отступила, лениво проговорила: - Некоторые вопросы мне не нравятся, Спутница Милана, запомни это. Если ты задашь их, я буду вынуждена тебя наказать. Тщательно подбирай слова и учись правильно служить мне. Со временем ты поймешь, о чем стоит говорить, а о чем нет. Боль была такой же сильной, как и в прошлый раз, но теперь Милане показалось, что она справилась самую малость лучше. Зверь удержал ее сердце в своих лапах, и когда приступ закончился, оно хотя бы не заходилось в бешеном стуке, грозя лопнуть в любой миг. Наверное, это можно было считать победой? Впрочем, о какой победе могла идти речь в такой ситуации? - Спрашивай, - разрешила Авелах, вытягиваясь на тахте. - Эльгар – он твой сын? - Можно сказать и так, - задумчиво протянула Эвилид. – Лицо его матери я надела на себя аккурат после его рождения, растила его, учила всему, что он должен был знать. Результатом я довольна, мальчик оправдал все мои ожидания. Когда он сядет на трон, препятствий передо мной не останется. - Почему за столько лет никто не опознал подмены? – спросила Милана, когда настоящее удивление прорвалось сквозь отупение от боли. Дэлая Антир ведь была вхожа в самый близкий круг Бернарда, и все в нем, кроме Гаярвион, относились к ней с большим теплом. Ай да Хаянэ моя с огненным сердцем! Тебе хватило искренности, чтобы почуять неладное! Даже там, где не преуспел твой отец, где его чуткости не хватило, ты справилась. Почему-то сейчас от гордости за нее у Миланы даже слезы на глаза навернулись. Видать давала о себе знать пережитая боль. - Потому что все бернардинцы – слепые ослы, - равнодушно пожала плечами Авелах. – Они помешаны на своих принципах, на своей чести, на героической смерти и славе, что покроет их имя. И забывают о том, что смерть – она и есть смерть, она придет ко всем, в ком нет бессмертной крови, и что на самом деле ничего красивого и героичного в ней нет. Только грязь и боль, а потом небытие. Так что когда сразу же после рождения Эльгара скончался мой дорогой и любимый муженек, Бернард Эрахир повел себя как самый что ни на есть настоящий бернардинец – взял меня под свою опеку и решил помочь мне пережить боль расставания, как когда-то переживал боль от потери своей собственной жены. И так полюбил себя в своем бескорыстном и прекрасном поступке, что даже не заметил подмены невестки. – Она фыркнула, закатив глаза. – Это было так унизительно легко, что даже скучно. Ей нравилось говорить о себе, Милана чуяла это носом даже сквозь вонь душных ароматических масел, наполняющую помещение. И говорила она с охоткой, когда вопросы касались непосредственно ее и ее достижений, на этом можно было сыграть, чтобы вызнать что-то, что могло потом пригодиться Гаярвион. В конце концов, я сюда пришла, чтобы добыть доказательства службы Антира Сету. Эта мысль даже позабавила Милану, хотя, казалось, испытывать эмоции ей было уже просто нечем. - Почему ты выбрала именно Бреготт, если тебе здесь так скучно? – спросила Милана, стараясь нащупать тему разговора, которая бы развязала Авелах язык. – Почему не отправилась в Лонтрон, например, где одни безумные фанатики, над которыми можно долго глумиться? Или в Мелонию – я слышала, мелонцы дерзкие и строптивые люди, с ними было бы интереснее, чем здесь. Некоторое время Авелах смотрела на нее, склонив голову набок, и молчала. По провалам ее глаз ничего нельзя было прочитать, но запах выдавал колебание и задумчивость. То ли она обдумывала вопрос, то ли пыталась найти на него ответ – этого Милана не знала, но то, что он заинтересовал ее по-настоящему, чувствовала. - Тебе знакомо понятие шатара? – через время спросила Авелах, продолжая все так же внимательно разглядывать ее. - Да, - кивнула Милана, припоминая, что ей рассказывала Гаярвион. – Это что-то вроде служения, правильно? - Скорее обмен. Ты отдаешь себя в жертву, в обмен мир отдает тебе себя, награждая за усилия. Эльфы верят в это, называя основным законом бытия, но для меня шатара – более глубокое понятие, более личная концепция. Я связана с этим местом, и я должна вырвать себя из него с корнем – тогда мне не придется служить ему. Понимаешь? - Нет, - покачала головой Милана, и это была правда. Зато другое она понимала куда яснее: она чем-то задела Авелах, задела сильно, потому что сейчас та ощущала смятение и неясную тревогу, не слишком сильную, но достаточно ощутимую, чтобы перекрыть остальные эмоции и заставить ее говорить откровенно. Какое-то мгновение Авелах разглядывала ее, склонив голову набок, будто решаясь на что-то, но потом поморщилась и махнула рукой. - Это не имеет никакого отношения к делам сегодняшним и, скорее всего, тебя никак не касается. И раз уж ты поспрашивала меня о моей жизни, пришло время мне поспрашивать тебя о твоей. Не то, чтобы я чего-то не знала из того, что вы затеяли в моем городе, но не исключаю, что вы могли меня удивить. Так что давай, Спутница Милана, поговорим немного о твоей Хаянэ и том, каким образом ты намеревалась вернуть ей трон. Милана внутренне подобралась, затягивая узлы зверя на своем сердце так крепко, как только могла. Нельзя было позволить ей разузнать хоть что-то о Гаярвион. Нельзя было позволить Хэлле Натиф или Аватарам почувствовать ее боль, чтобы они бросились прямиком в логово одной из Эвилид. Ты думаешь, что сможешь выдержать все это? – очень тихо спросил ее внутренний голос, и Милана непроизвольно сглотнула, чувствуя на себя взгляд черных глаз одной из Эвилид. Ответа на этот вопрос она не знала.