Танец Хаоса. Поступь бури

Пространство вокруг нее шло волнами, будто сам воздух обратился штормовым морем, будто невидимые и неощутимые ветра колебали и ярили его, заставляя кипеть и пениться в буйстве разрушения. Слова Миланы отзвучали, первым камнем прогрохотали они по пустому ущелью, заставляя его наполниться звуком, и в ответ на его последнюю отзвучавшую ноту поднялась буря. Люди бросились друг на друга в бессловесной и безумной ярости. Айрен рядом выхватил клинок и перепрыгнул через лавку, набрасываясь на кого-то. Отталкивая Хэллу в сторону, полезли вперед какие-то лорды, хватаясь за ножи, сцепляясь со стражниками и друг с другом, катаясь по полу и яростно рыча. В первый миг она, будто оглушенная, отступила в сторону, растерявшись и совершенно не зная, что ей самой делать сейчас. От ярости воздух буквально потрескивал вокруг нее, наполнившись ураганной мощью. А под потолком мерцало окно, сквозь которое виднелась другая битва, кипящая далеко-далеко отсюда, но не менее страшная и жестокая. Фокус сейчас сместился на лицо Хаянэ, хоть Хэлла, кажется, не пыталась концентрировать картинку именно на ней. Орлица Бреготтская нагнула голову, и глаза ее над пыльной, покрытой каплями крови вахра полыхали грозовым небом, а два крыла боевого венца сверкали, отражая вспышки молний где-то за ее спиной. Нужно было что-то делать! Все вокруг нее сражались, все бились за этот край, и она не могла просто стоять в стороне! Выдохнув и собравшись, Хэлла вскинула глаза, ища в толпе сражающихся Милану, и вскрикнула, обнаружив ее. Потому что Авелах, как ее назвала Милана, женщина, которую все здесь считали Дэлайей Антир, стояла перед ней со своими жуткими черными провалами глаз и держала ее за шею мертвой хваткой. Поразительно, Милана была выше и куда крупнее ее, но сейчас она подломилась, будто бессильный котенок, лишь хватаясь слабыми безвольными руками за ладонь, что сжимала ее горло, не в силах ухватить ее. Она висела в хватке одной из Эвилид, что удерживала ее с небрежной легкостью и почти презрением, не прилагая к тому никаких усилий. Нужно было выручать ее! Наставник Нгуен учил ее атаковать на ближней дистанции без помощи Теней, атаковать быстро, не заключая договоров, и именно так она сейчас и сделала, торопливо дрожащими руками вытягивая из своего третьего узла витальное копье. Алая волна силы легла в ладонь, заставив ее ощутить потерю – внутри стало как будто больше места, энергия буквально перетекла из нее в это самое копье. Размахнувшись, Хэлла швырнула его в спину Авелах, разрывая связь между собой и энергией. Можно было, конечно, впиться в нее как паук и по этой связи пить ее силу, восполняя собственную потерянную мощь, но от одной мысли о том, чтобы питаться энергией одной из Эвилид, ее с души воротило. Копье сверкнуло алым росчерком, устремившись сквозь толпу в незащищенную спину женщины, предавшей всех в этом государстве, предавшей самого Создателя когда-то, перейдя на сторону Крона, и внутри Хэллы не было жалости к ней. Почти всех можно было спасти, вывести с самого дна, вытянуть из черной хватки злой воли – так говорил Наставник, и он был прав, Хэлла сама не единожды видела это. Но были души настолько черные и гнилые, настолько падшие по своей собственной воле, что ничто в мире не смогло бы уже помочь им и исцелить их уродство. Их нужно было просто обезвредить, вырвать из узора, как вырывают вошь, впившуюся в кожу, раздавливая ее между пальцами. И дело это было верным, потому что… Ослепительно-белая сфера полыхнула вокруг Авелах, и копье Хэллы просто сгорело, едва коснувшись ее, рассыпалось на мелкие энергетические нити, а затем и вовсе исчезло, заставив ее выпучить глаза. Казалось, сам дворец дрогнул под ногами, брыкнулся взбесившимся быком, и реальность покачнулась, изменяясь, сползая. Что-то огромное и мощное поднималось вокруг Авелах стеной из такого могущества, по сравнению с которым витальное копье Хэллы показалось прутиком, пытающимся пробить стальной доспех. И оно было ослепительно белым, таким, что внутреннее око Хэллы огнем горело в ее лбу от невыносимости контакта. Оглушенная этой мощью, она предприняла еще одну попытку, на этот раз создав ментальное копье. Они не слишком-то ей пока давались – верхние узлы Хэлла так и не расплела, - так что оказавшаяся в ее руке белая молния скорее уж походила на стрелу, чем на полноценное копье, тоненькую и хилую, но попробовать нужно было, чтобы точно убедиться. Размахнувшись, она кое-как швырнула копье в белоснежную сферу, окружающую Авелах. И на этот раз Он явил себя, заставив Хэллу прижать пальцы к губам и судорожно вздохнуть от потрясения. Образ Белого Воина проплыл по поверхности непробиваемой сферы, внутри которой оказались сражающиеся Милана и Авелах. Высокого, облаченного в сияющий доспех мужчины с копьем и щитом в руках. Его глаза-молнии предупреждающе взглянули на Хэллу, и она заскулила, непроизвольно отступая на шаг назад. Но что здесь делал Грозар? Почему он охранял одну из Эвилид?! Да, конечно, докричаться до обитателей Высших миров мог кто угодно, но не Эвилид же! Хотя почему нет? Вот же, Он стоял перед ней, несокрушимый как скала, заслоняя собой Авелах от всех людей, что пытались напасть на нее. Авелах, которой оказалась Дэлая Антир, взбалмошная капризная придворная дама, на которую никто и не подумал бы даже. Хэлла ощутила, как кругом плывет голова от всего происходящего, но заставила себя встряхнуться. Кто бы не охранял Авелах сейчас, это не имело значения. По ту стороны защитной сферы умирала Милана, и Хэлла Натиф не собиралась просто стоять и смотреть на то, как ее убивают. Впрочем, сделать она тоже ничего не успела. Потому что Грозар перевел взгляд на нее, заставив съежиться, буквально согнуться в дугу под невыносимой тяжестью контакта, отбросив даже мысль о сопротивлении. А потом протянул руку и вырвал из ее хватки Тень, что держала открытым окно в пространстве, по ту сторону которого кипела битва за Кьяр Гивир. И боль сжала ее невыносимыми белыми обручами, вырывая изо рта крик. Этого нельзя было делать, никогда нельзя было делать – вырывать у заключившего контракт Тень, с которой он это соглашение заключил. Да это и невозможно было сделать, пока связь между ведуном и Тенью не исчерпывала себя, заканчиваясь исполненными условиями договора. Но воля Грозара была превыше воли обычных витальных паразитов, они подчинялись Ему, как крохотные диванные шавки матерому волкодаву. Тень не посмела не подчиниться, тонкая нить связи между ней и Хэллой Натиф, возникшая в момент заключения договора, лопнула, когда ее вырвали с корнем из ее третьего узла, и на этом месте образовалась энергетическая дыра. Это походило на огонь, пробивающий ткань изнутри, снизу вверх, прожигающий отверстие, края которого моментально начинают расползаться в стороны. Невыносимая боль, лишившая ее способности дышать, вцепилась в тело, и ноги под ней подломились. Наверное, она кричала, наверное, она изламывалась на полу, пытаясь руками заткнуть эту дыру в животе, сквозь которую наружу выливалась сама ее жизнь – сейчас Хэлла Натиф не понимала этого, объятая ужасом до такой степени, как никогда еще в своей жизни. Потому что ничто больше не могло помочь ей. Ничто… Сверкнула серебристая вспышка, мелькнул хвост стрелочкой, и отблеск чешуи поймал белый свет, исходящий от бестрепетного Воина, по какой-то безумной прихоти этой сумасшедшей вселенной закрывающего Собой одну из самых страшных своих врагов. А затем Колокольчик буквально ввинтился под ее ладони, приникая к энергетической ране, что была уже размером с весь ее живот. Боль сразу же утихла, сменившись прохладой, и Хэлла, не веря собственным глазам, смотрела и смотрела на то, как закручивается в спираль на ее животе причудливое тело пожирающей края раны змеи. Или… сшивающей их? Серебристое, сотканное из света тело сделало несколько медленных поворотов над ее раной, каждый раз сужая кольцо. И на том месте, где оно продвигалось, оставался сияющий след, как после улитки, проползшей до самого конца по длинному глянцевому листу огнецвета. Она могла лишь молчаливо наблюдать за этим, пытаясь помыслить происходящее, пытаясь осознать, что она не умрет, потому что ее Защитник сейчас лечит ее саму, зашивая ее энергетическую рану. Это было немыслимо. Тени ничего не делали без приказа, даже Защитники, для которых беспрекословной оставалась одна функция – отклонение прямой угрозы жизни извне. Но излечивание ран было уже куда более сложным процессом, который требовал контакта между ведуном и его Защитником, заключения договора, обмена и соблюдения определенных правил. Тень не могла сама взять и вылечить своего носителя, она ведь не имела сознания для того, чтобы понимать, что он ранен! Ты чему-то все еще удивляешься сейчас? – скептически уточнил внутренний голос, и Хэлла нервно хихикнула. И будто в ответ ей Колокольчик оторвался от своего сияющего следа и нырнул в пространство, напоследок мазнув перед ее лицом своим треугольным хвостом. Тупо моргая, Хэлла взглянула на свой живот: на месте третьего узла медленно потухала серебристая спираль, чем-то напомнившая ей сброшенную змеиную кожу. Мигнув в последний раз, она тоже растаяла без следа, и Хэлла разглядела лишь свою собственную ауру – целую и невредимую. - Ох, Вседержитель, дела Твои дивные! – пробормотала она, все тараща глаза на свой живот и часто моргая. Да только разлеживаться сейчас было не самое время. Шум сражения вокруг нее никуда не делся, и Хэлла приподнялась на локтях, неуклюже пытаясь сесть. Нужно было помочь Милане, нужно было вновь попытаться атаковать Авелах! Но как, если ее защищал сам Грозар Громовержец? Только додумать свою мысль она не успела, потому что атмосфера в помещении резко изменилась. Душная тишина повисла в воздухе, как бывает в самый темный час ночи на изломе осени, когда море угрожающе затихает в безветрии, переставая шевелиться, и сам воздух становится густым, недвижимым и твердым, будто камень. А затем вода начинает отступать, отходить быстро-быстро, оголяя усыпанный ракушками и камешками берег, оставляя на нем задыхающихся и прячущихся в ужасе перед стихией морских обитателей. Чтобы потом прийти ревом, грохотом и ярью, обрушившись валом с высоты и сметая под собой сам камень и земную твердь. Никогда Хэлла не чувствовала их присутствия, но сейчас совершенно точно поняла, кто шагнул в пространство из-за ограждающих его кругов. Потому что сам воздух наполнился им, отяжелев и окаменев, будто морская вода, обратившаяся острыми гранями кристаллов. Хасатра открыл ледяные глаза и взглянул на мир, и тонкие нити-копья его ментальной воли обрушились вниз, стискивая все вокруг мертвой хваткой. А потом Авелах заговорила, и ее слова звоном раздались в голове Хэллы, заставив сам ее череп вибрировать изнутри, а зубы отвратительно фонить в деснах. Она говорила что-то страшное, и слова ее вплетались в тонкие нити хасатры, впивались в измочаленное, слабое и неспособное сопротивляться сознание Хэллы. Она поняла, что плывет, поддается, сползает куда-то, изламываясь, будто снесенный волной причал, который вода в ярости увлекает за собой вперед, на разъяривший ее берег. Что-то сверкнуло в груди, яркий золотой блеск в глубине среди ила и песка, один единственный лучик солнца, прорвавшийся через налитые свинцовой чернотой тучи. Каким-то чудом она вцепилась в него, обвила всем телом, держась из последних сил, как маленькое морское создание, такое ничтожное и крохотное по сравнению с ревущей стихией. И как бы ни были слабы ее руки, что держались за этот порожденный сосновыми слезами янтарь, а он отогрел ее и удержал, не позволив быть смытой прочь. Волна прошла над головой, лишь поколебав ее волосы, заставив их донными травами рвануться вперед и опасть в ленивой дремотной тишине равнодушия. И Хэлла открыла свои перепуганные глаза, глядя на то, как где-то вдали бьются о рассерженную поверхность пространства капли-копья ментальной воли хасатры, пуская по ней круги, заражая своей болезнью остальных. Но не ее. Потому что Аватары в ее сердце были здесь, потому что Милана была здесь, потому что сама она была на той стороне, где ложь не нашла себе места и дома. Вздохнув, она кое-как подскочила с пола, оглядываясь по сторонам. Белая сфера все также скрывала Милану и Авелах, и на страже их битвы стоял Грозар Громовержец. Рядом с ней дрался Рудо, сгорбленный, израненный и обессиленный, кое-как орудуя длинным мечом и неловко отбиваясь им от какого-то лорда. Молнии трещали в воздухе над ее головой, и черные лики Теней изгибались, раскрывая голодные зевы и пожирая их на лету. Не сразу Хэлла поняла, что это Говорящие с Тенями вступили в бой, те самые, которых провел сюда Брайгель Трехпалый. Они сражались с тремя жрецами, что выступили на стороне Дома Антир, и прямо на глазах Хэллы один из двух Черных жрецов упал под ударом метко брошенного кем-то витального копья. Тело его содрогнулось, соединенное с ведуном алым шнуром, по которому в сторону двинулись густые комки силы жреца, которого прямо сейчас пожирал Говорящий с Тенями. Но настоящая битва шла не здесь на самом деле. Она кипела в другом месте, по ту сторону окна в пространстве, вырванного из ее рук Грозаром, и Хэлла горестно застонала, осознав, что видят ее глаза. Хасатра ударил по ним по инерции, лишь самым краешком сети задев дворец Озерстража и то только сквозь открытое в пространстве окно. Основной его удар пришелся по предгорьям Кьяр Гивир, где прямо в эту секунду бернардинцы развернулись и набросились на анай и вельдов. Страх сжал ее сердце ледяной пятерней, страх бросил ее вперед, заставив карабкаться через нагромождение разбросанных и опрокинутых скамей в сторону Авелах и Миланы, укрытых белоснежной грудью Грозара. Нужно было остановить это любой ценой! Нужно было… - Стой, дура! – рявкнул рядом знакомый голос, и Хэлла вновь пискнула, когда чьи-то могучие руки обхватили ее со спины, приподнимая над полом. Она завизжала, пытаясь брыкаться, пытаясь вырваться, но рев над ухом быстро отрезвил ее: - А ну не дергайся, коза малолетняя! А то тюкну по голове, да уложу под лавочку, чтобы успокоилась! Слышишь меня? Угроза в этом голосе прозвучала непритворная, потому Хэлла только в отчаянье застонала, глядя сквозь белоснежную сферу на то, как чахнет в хватке Авелах Милана. - Она убьет ее, тетушка! – взмолилась она, выворачивая голову в попытке заглянуть в черные глаза держащей ее Улыбашки. – Точно убьет же! Отпусти, я должна помочь! - Ничем ты ей не поможешь! – рявкнула на нее тетка, еще раз тряхнув для верности и буквально оттаскивая ее в противоположный угол комнаты, не позволяя вырваться и броситься на помощь Милане. – Не видишь, что ли, с кем она бьется? Не по зубам тебе эта тварь! Никому из нас не по зубам! - Куда ты меня тащишь? – внезапно с подозрением прищурилась Хэлла, крутя головой по сторонам. Руки ее были плотно прижаты к телу, ноги болтались в воздухе над полом, и голова осталась единственным, чем она еще могла двигать. - Сейчас тут всех перебьют к бхариной матери, - проворчала гномиха, упорно пробираясь между стеной и лавками в сторону выхода. – Надо убираться отсюда, пока еще есть возможность. - Нет! Я не уйду! Милана! – во всю глотку заорала она, принимаясь неистово дергаться в хватке тетки. – Милана, не сдавайся! Борись, Милана! - Вот ведь шельма паскудная! – с досадой засопела Улыбашка, пытаясь удержать ее. – Я кому говорю: не вертись будто глист в… Но договорить она не успела. Золотое пламя полыхнуло до самого потолка, залив все помещение солнечным светом, заполнив его тишиной на одно единственное мгновение. Хрустальная белоснежная сфера взорвалась на тысячи осколков, ослепляя Хэллу. Хватка тетки разжалась, Хэлла вывернулась из ее рук, ослепленная и непонимающая, что происходит и рванулась вперед, к Милане. Лишь это имело значение сейчас, лишь только это. *** Воздух горел вокруг нее – или это она сама горела? Жар переполнял ее грудь, каждая клетка ее тела пылала, будто исторгающая из себя инферно печка. Все силы, что только были в ней, всю мощь, которую она могла собрать, Милана сейчас тратила на одно – на то, чтобы убить Авелах. Никакой охоты не было в этом больше, никакого поединка, никакой радости и доблести сражения. Но равно с тем – никакой боли и страха, никакого отчаянья. Она переступила грань, до которой эти чувства существовали, раздирая ее на части, разбалтывая и расшатывая ее, а по другую сторону этой грани они просто опали прочь. Как листья, которые крутил и швырял из стороны в сторону ураганный ветер, вдруг лишившийся всей своей силы и безвольным покорным зверем растянувшийся на земле, тихо наблюдающий за тем, как взметенные им сполохи осени медленно и бесшумно опадают на его клокастую шерсть. В мире вообще не осталось ничего, кроме глаз Авелах напротив, черных и страшных, сквозь которые прорастало безымянное и дикое, противоположное всему, что Милана так любила. И этому неназываемому она противопоставляла весь жар своего сердца, всю силу своего тела, что еще осталась в ней, все собственное желание жить. А оно ведь было таким сильным! Изнутри ее росло оно, из самого центра ее существа, из корней, глубоко уходящих в землю под ее ногами, из ветвей, что прорастали из ее головы и пили в немыслимой высоте небесную ширь. Она преодолевала все – эта неистовая жажда проживать каждый следующий вдох, категорическое желание существовать, реализовываться, раскрывать себя. Ничего более властного, ничего более требовательного, более непререкаемого и не существовало в мире. Так и являлась Любовь в величии своей Силы, Любовь к жизни и Сила противостоять смерти, Любовь к развертыванию, раскрытию, танцу и Сила реализовать все это собственными руками. Лицо Авелах напротив нее исказилось, она захрипела, пытаясь сделать вдох, но Милана почти и не видела ее. Она видела иное, коему и имени не знала. Тихий вечер среди древних камней и темно-зеленых папоротников, светлячков над замшелой водой. И двоих, что танцевали посреди зеленого болотного ковра, глядя друг другу в глаза в полной тишине, пока звездный свет осыпал их плечи пригоршнями серебра. Милана знала их лица. Милана делила с ними свою душу. И сейчас Милана наконец-то поняла, что именно они являли собой. Золотая капля упала с неба в густую темную грязь, заставив круги побежать во все стороны. Авелах хрипло каркнула, и хватка ее на горле Миланы разжалась, а следом за ней исчезла и боль. Милана улыбнулась, любуясь тем, как смотрит на нее через бескрайнюю даль Гаярвион. Все они были связаны в единое полотно, тысячи тысяч раз перевязаны друг с другом так крепко, так красиво, так невыносимо больно. Они и были узором, что создавал этот мир. Они и были Полотном Небесной Пряхи, что ткала их с любовью и усердием, с мудростью и великим совершенством труда. Пальцы Миланы обрели силу, хлынувшую в руку так легко, так естественно. Она нашарила кончиками пальцев трахею Авелах и дернула на себя, вырывая ей горло. И это тоже было правильно – лишить дыхания ту черноту, что текла сквозь нее в мир, раз и навсегда вырвать ее из узора и отбросить прочь. Пальцы Миланы окрасились кровью, она опустила свободную руку, глядя как падает на каменные полы Большого Зала Озерстража агонизирующее тело Эвилид, как ее руки безвольно цепляют рваную рану вместо горла, пытаясь то ли прикрыть ее, то ли разодрать до конца. Чернота исчезла из ее глаз, теперь Милана отчетливо видела в них зеленые радужки, закатывающиеся куда-то под край века. Авелах умирала перед ней на полу, точно так, как и должна была умереть – убитая ее рукой. Но происходило и что-то еще, чего Милана пока до конца не понимала. Белоснежный свет разгорался вокруг нее, будто ослепительное сияние зимнего полудня. Он не был теплым, не был нежным, он был колким и могущественным, как ледяные шапки гор, как дыхание ветров в бездонном небе. Милана сощурилась, чувствуя, что ей больно смотреть на тело Авелах, чувствуя, как набираются слезы в глазах, выжимаемые из них чужой мощью. Перед взглядом все помутилось, и она видела лишь расплывчатые силуэты, которым в полной тишине своего разума даже не могла поразиться. Сияющая лестница внезапно спустилась откуда-то из белой шири над их головами, и по ней сошел Он. Одетый в шкуры, держащий в руке трезубец, со спутанными волосами и взглядом, пред которым невозможно было не опустить глаз. Он смотрел на Милану в упор, прожигая угольями глаз ее лицо, и она вынуждена была отступить, отдавленная мощью Его взгляда, отойти от поверженного тела Авелах. Он остановился над умершей Эвилид, и Милана не поверила собственным глазам, когда Он протянул ладонь, наклоняясь над ней. И Авелах приняла эту ладонь и поднялась по Его приказу. Нет, тело ее так и осталось лежать на полу с вырванной глоткой в луже густой бордовой крови. Но другое ее тело – тонкое и темное с провалами глаз, которое Милана видела сегодня не единожды, это тело поднялось по Его воле, и Он заслонил его от Миланы Своей широкой спиной. А затем все исчезло. С громким вздохом очнулась она, резко приходя в себя, и все ощущения сразу же обрушились на ее голову отовсюду. Боль в изможденном теле, запах крови и смерти. Прикосновение ледяного воздуха к покрытой каплями пота коже. Приглушенный свет свечей, языки огня которых колебались и дрожали из-за сквозняков, прорвавшихся через выбитые стекла и распахнутую настежь дверь Большого зала. И вкус собственной крови на губах, которые она непроизвольно облизнула кончиком языка, чтобы убедиться, что она снова здесь, во плоти. Милана моргнула, оглядываясь по сторонам и впервые видя, что происходит. Битва вокруг нее заканчивалась, обращаясь хаосом. Люди швыряли на пол оружие и бежали в ужасе, стремясь оказаться как можно дальше от этого места. Другие что-то разъяренно кричали им вслед, потрясая оружием. Третьи молились, сидя на полу и упираясь головами в пушистые зеленые ковры, так нелепо смотрящиеся на диком камне. Ведуны Брайгеля Трехпалого вязали двух оставшихся жрецов и стражу. Глаза ее жадно поискали окно в пространстве, за которым сражалась Гаярвион, но не нашли его, вместо этого натолкнувшись на Рудо. Он стоял ближе всех к ней, тяжело дыша и глядя на нее дикими глазами, выражение которых она прочитать не могла. Избитый, он еле держался на ногах, сгибаясь пополам и придерживая рукой живот, будто не мог стоять прямо. Грязь и кровь разводами покрывали его лицо и одежду, в левой руке он сжимал отобранный у стражника меч. Грудная клетка Рудо ходила ходуном, и он не мигал, разглядывая Милану во все глаза. - Как ты призвала Его? – потрясенно спросил он, делая в ее сторону неуверенный шаг. - Кого? – не поняла Милана. - Всеотца, - опустив голову в почтительном поклоне, но не отводя глаз от ее лица, ответил Рудо. – Он пришел сюда, я видел Его! Как ты призвала Его? - Это не я, - покачала головой Милана, и взгляд ее сам собой переполз на тело Авелах под ее ногами. Просто обычное человеческое тело, изломленное насильственной смертью. Но ведь почему-то к ней пришел тот, кого Рудо назвал Всеотцом! Должно быть, он имел в виду одного из двух Небесных Братьев, которым поклонялись вельды, или ту силу, что породила их – Милана не слишком в том разбиралась. Гораздо важнее сейчас было понять, почему один из высших светлых Богов забрал себе душу одной из Эвилид? Ведь она служила Сету и силам, что стояли за ним и были противоположны обитателям высших миров по своей природе! - Мама! Нет! – вдруг отчаянно закричал чей-то хриплый надломленный голос, и Милана отступила на шаг, когда на пол возле ее ног упал лорд Эльгар Антир. Его дрожащие руки обхватили тело Авелах, приподнимая его над полом, из-за чего из рваной раны в ее шее буруном хлынула кровь. Эльгар уткнулся лицом в ее живот и зарыдал, раскачиваясь из стороны в сторону, без конца повторяя и повторяя слово «нет», и его золотой плащ размазывал лужу крови, что расползалась под ним на полу. Милана отступила еще на шаг, все еще до конца не пришедшая в себя и ощущающая какое-то странное оцепенение, разбегающееся по всему телу. Все, что происходило сейчас вокруг нее, казалось каким-то ирреальным, совершенно неправильным. Люди кричали в стороне друг на друга, настолько занятые своей ненавистью, что даже не заметили, как к ним сошел Бог. Мальчик-марионетка плакал у ее ног по своей убитой мани, которая на самом деле была страшнейшим чудовищем, что только знал этот мир. Милана моргнула несколько раз, пытаясь понять, что чувствует она сама. Золотые светлячки над болотной водой у замшелых камней. Серые глаза Гаярвион, подобные зимней буре, которую нельзя укротить. Что-то разорвало этот странный, ни на что не похожий застывший миг, и какое-то сотканное из света создание вырвалось из толпы к Милане, ударило ее в грудь, прижимаясь всем телом. Ей потребовалось мгновение, чтобы почуять знакомый запах теплого печенья с корицей и ванилью, чтобы узнать эти пылающие изнутри янтарем глаза. - Ох, Миланочка! Ты жива! Ты жива! – верещала Хэлла Натиф, обхватив ее тонкими ручонками и сжимая с каким-то совершенно детским жаром, будто любимую игрушку, которую хочется затискать до смерти. – Я так боялась, что она убьет тебя! Но я совсем ничего не могла поделать! На мгновение перед глазами помутилось, и Милане вспомнился ее крик, надорванный и страшный, когда Авелах атаковала ее, вырывая из ее хватки окно в пространстве. Чистая левая ладонь Миланы, на которой не было крови Авелах, легла на ее теплую шелковую щеку, и Хэлла Натиф обхватила ее двумя руками с жадностью голодного до ласки зверька, доверчиво и счастливо заглядывая в глаза Миланы. - Ты не пострадала, сестренка? Она ведь ударила по тебе… - Ничего страшного, Милана! - отмахнулась Хэлла Натиф, улыбаясь ей так искренно и светло, будто первое весеннее солнце, согревающее оттаивающие стволы берез в сонном лесу. – Она ударила, но Колокольчик защитил меня! Не волнуйся, со мной все в полном порядке. Но как ты? – нежность в ее глазах сменилась настойчивой тревогой. – Она ведь почти удавила тебя, я видела это! Только не могла прорваться к тебе никак, прости меня! Все билась, билась, но вас Грозар заслонил, и тут уж, сама понимаешь, мне никак было не пробиться. - Грозар? – встрепенулся стоящий рядом с ними Рудо. – Значит, мне не показалось! Он действительно пришел! – он вновь поклонился, творя защитный символ посреди лица, а на вопросительный взгляд Миланы пояснил: - Под именем Грозара в этих землях чтят Орунга, одного из двух Небесных Братьев, которых почитаем мы. - Я видела его, - потрясенно пробормотала Милана, хмуря брови. Взглянув на Хэллу Натиф, она непонимающе заморгала: - Но почему он защищал Авелах? Почему забрал ее душу после ее смерти? - Он защищал ее с самого начала битвы, Миланочка! – затараторила Хэлла Натиф, поясняя ей происходящее. – Именно поэтому вокруг вас возникла белая сияющая сфера, я ее сразу почувствовала! Я думаю, он был Защитником Авелах, как Колокольчик для меня. - Но как это возможно? – Милана непонимающе тряхнула головой. – Я всегда думала, что ваши Молодые Боги противостоят Сету! Почему тогда один из них защищает его ближайшую сподвижницу? - Авелах была не только сильной ведьмой, способной контактировать с Белым Источником. Судя по всему, она была еще и очень сильной Говорящей с Тенями, как и я, - отозвалась Хэлла Натиф, и взгляд ее потемнел. – Об этом нельзя рассказывать непосвященным, но ты – совсем другое дело, Милана, ты не будешь об этом болтать. Есть способы, с помощью которых человек может заставить даже Молодых Богов служить себе, стать его Защитниками и оберегать во всем. Некоторые из этих способов чистые – такие как аскеза, например, другие – грязные, мрачные и страшные, но от этого не менее действенные. Я догадываюсь, какими именно пользовалась Авелах, но Грозар совершенно точно был ее Защитником. Я чувствовала его присутствие с самого начала битвы. И… – взгляд ее изменился, наполнившись суеверным благоговением. - … и ты одолела его, Милана. Ты одолела Грозара Громовержца. Несколько мгновений Милана пыталась как-то свыкнуться с этой дикой мыслью, но она просто не умещалась в голове, никак не желала там устаканиваться, занимая подходящее место. - Я просто хотела убить Авелах, - хрипло пробормотала она, качая головой, все еще оглушенная всем произошедшим и услышанным. - И ты убила ее! – глаза Хэллы Натиф засияли неудержимой гордостью. – Ты пробилась сквозь защиту Грозара и убила ее, Милана! Ты понимаешь вообще, что сотворила? - Честно говоря, нет, но это и неважно, - мотнула головой Милана, отбрасывая прочь дикие, совершенно диковинные мысли и открытия, которые обрушились на нее за эти несколько секунд. Все это было слишком грандиозно, чтобы обдумывать это сейчас. У нее еще будет время, но потом, когда эта битва наконец закончится. – Мы еще не победили, - продолжила мысль Милана, оглядывая Рудо и Хэллу Натиф. – Гротан Кравор ударил по армии Гаяры, они убивают друг друга прямо сейчас. Нам нужно как-то попасть туда. - Ты хочешь сражаться с хасатрой?! – вылупила на нее глаза маленькая ведьма, и Милана не поняла, чего там было больше – страха или восхищения. - Выбора-то у меня нет, - неловко дернула плечом Милана, и Рудо кивнул ей, твердо и уверенно: - Пока мы его не остановим, это не закончится. Мой отец рассказывал мне, как Царь Небо сражался с Отчаяньем. Я знаю, что делать. - Тогда мы должны идти, - решительно кивнула Хэлла Натиф, уже запуская руку за пазуху в поисках иголки, как широкая пятерня с короткими толстыми пальцами вывернулась откуда-то у нее из-за спины и цепко ухватила ее за воротник: - Ну уж нет! Никуда ты не пойдешь, мелкая! Достаточно с тебя на сегодня! Следом за рукой перед Миланой возникла и ее обладательница. Сейчас Улыбашка выглядела еще мрачнее обычного, хмуря густые брови и бросая из-под них угрожающие взгляды по сторонам. Милана заметила, что костяшки ее пальцев в крови, да и бархатный черный камзол выглядел помятым и порезанным в нескольких местах. Пошире расставив ноги, Улыбашка уставилась снизу вверх в лицо Милане и заявила: - На битву с хасатрой я эту дуру не пущу. Вы можете делать, что угодно, но она никуда не пойдет, и точка. По большому счету сейчас Милане было глубоко наплевать на любого, кто попытался бы заступить ей дорогу к Гаярвион. Раскаленные мгновения отгорали шипящими углями, и все ее существо тянуло ее на восток, туда, где ее орлица сражалась с Предательством, обрушившим на землю свою силу. Потому она только пожала плечами, глядя в глаза Улыбашке: - Мне нужен только переход на ту сторону. Остальное мы сделаем сами. - Как?! – в сердцах вскричала Хэлла Натиф, выпучив на нее свои огромные карие глаза. – Ты меня не возьмешь?! После всего, что с нами случилось, ТЫ-МЕНЯ-НЕ-ВОЗЬМЕШЬ?! - Сделай нам переход, зрячая, - попросила ее Милана и, когда Хэлла Натиф задохнулась от возмущения, мягко добавила: - И исцели, пожалуйста, Рудо. Мы попробуем вдвоем прогнать эту тварь. - А я? – со слезами на глазах выкрикнула ей в лицо маленькая ведьма. – Что буду делать я, пока вы там рискуете своими жизнями? - Наведешь здесь порядок, - Милана обежала глазами зал, в котором все уже потихоньку начало приходить в норму. Битва завершилась, лорды обступили плененную стражу со всех сторон, Айрен, яростно махая руками, что-то объяснял им всем. Она поморщилась, ощущая, что бесцельно теряет здесь время, и поторопила Хэллу Натиф: - Давай, сестренка, делай, и мы пойдем. Времени нет. - Я ничего не буду делать, пока ты не пообещаешь взять меня с собой, - упрямо отозвалась Хэлла Натиф, сложив на груди руки и глядя ей в глаза со смесью вызова и мольбы. И как это только могло умещаться в одной женщине? Рудо хрипло закашлялся и сплюнул кровь на ковер под ногами. - Даже не думай, - угрожающе предупредила Улыбашка. Милана закрыла глаза, ощущая, как тянет ее к себе Гаярвион, как зовет. Я иду, моя Орлица! Я уже иду к тебе! *** Лицо маленькой человеческой ведьмы странно исказилось, зрачки вытянулись, став вертикальными, в обнимающей их со всех сторон радужке сверкнуло золото, и длинный раздвоенный язык стегнул между ее губ. Рудо не видел Теней, которых она погружала в него, зато чувствовал их всем телом, и это было неприятно. Что-то обжигающее и плотное продвигалось внутри него, проползало по его венам, будто по собственным норам глубоко под землей, что-то чужеродное, голодное и горячее, любопытно касающееся его изнутри. Способ исцеления, который использовали Белоглазые ведуны, был куда нежнее, Рудо вынужден был это признать. И коли кто другой кроме ведьмы предложил ему вылечиться с помощью Теней, он бы точно отказался, даже если бы подыхал от боли. Но маленькой ведьме он верил. Как и Волчице. Им на двоих пришлось разделить слишком многое, о чем он не хотел бы никогда больше вспоминать, но это странным образом приблизило его к ней. Отцы много рассказывали ему про анай, и если Лейв все больше подшучивал, да подкалывал, то Бьерн говорил серьезно и отзывался о них с большим уважением. Не раз он говорил Рудо, что среди них встречаются такие, с кем сражаться плечом к плечу – великая честь, хоть большинство старших вельдов Эрнальда придерживалось кардинально противоположных взглядов. Сейчас Рудо как никогда понимал правоту отца Бьерна. Немногословная и сдержанная Волчица негромко говорила с Улыбашкой, и чем громче орала гномиха, тем спокойнее становилась анай. В конце концов, гномиха в ярости выругалась, махнула рукой и отвернулась, пробормотав сквозь зубы: «Делайте, что хотите!» А невозмутимая Волчица переключилась на молодого лорда Гведара, принявшегося торопливо, глотая слова и захлебываясь собственным дыханием, докладывать ей обстановку во дворце. Рудо закрыл глаза, посмеиваясь от бегущей изнутри по венам жгущей боли. Что ж, так всегда получалось, стоило взять на себя ответственность – все со всех сторон сразу же бежали к тебе затем, чтобы ты решил все их проблемы. Сам он всю жизнь старался держаться в стороне от этого и быть просто наездником, хорошим, возможно, блестящим воином, игроком и повесой, но никак не тем, кто поведет за собой остальных. И не потому, что не хотел нести на себе ответственность за других, но потому, что власть не увлекала его так же, как многих. Гораздо слаще для него была свобода делать что вздумается и развязанные руки, в которые никто не вложил своих надежд и помыслов. Отец Бьерн часто вздыхал из-за того, повторяя, что из Рудо вышел бы прекрасный полководец, но уж таким он на свет уродился, что не желал подобного пути. На то тоже была воля Всеотца, как и на все остальное. И сегодня он увидел Его во плоти своими собственными глазами в яростном образе, которого вельды знали под именем Орунг, и вот это никак не желало укладываться в голове Рудо. Корты учили его у своих костров мудрости, которой не была места среди чопорных храмовых служб царского двора. Один из них, молодой шаман Ашива, впервые показавший Рудо красоту звезд, без конца твердил, что Небесные Братья едины во Всеотце, что все Божества всех миров едины и лишь по желанию своему принимают тот облик, какой хотят. Другие считали его одержимым и странным, но Рудо верил ему, верил солнечным искрам на дне его глубоких раскосых глаз, степному запаху его волос, грудному голосу, которым он выводил протяжные песни о вечности неба и смерти земли. Верил его сухим ладоням, потрескавшимся от пыли, которые выискивали среди пепла костра обгорелые птичьи кости и читали по ним будущее. Ашива впервые показал ему это, напоив отварами из каких-то диких трав, опьянив дурманом густого горького дыма, уложив на землю его отяжелевшее тело и забрав его дух с собой гулять среди бесчисленной лестницы миров, на ступенях которой обитали существа дикие и дивные, страшные, любопытные и ослепительно прекрасные. И там, среди разноцветного калейдоскопа плывущих лиц и картинок, он, кажется, видел его, Единого в Тысячах Лиц, Всеотца и Создателя всего сущего. Видел силуэт, что сидел на устланном шкурами камне, одну стопу закинув на колено другой, держа в руке острый трезубец, и полумесяц вставал над его спутанными волосами, собранными в петлю на макушке, а шею обвивал Змей. То был великий и неповторимый миг, перемешавший все в нутре Рудо, перебаламутивший его, как рыбак с острогой прибрежный ил. Разбередивший всю его грудь и заставивший впервые ощутить голод. А на следующий день после того караван Ашивы ушел зимовать на юг, где степь не промерзала до самых корней, где теплые ветра несли с собой дожди, а не снега. Рудо ждал его возвращения до весны, но степь расцвела дурманящий запахом диких трав, а молодой шаман так и не пришел к нему. Рудо искал его и выспрашивал, без конца выспрашивал у его соплеменников о том, что случилось с Ашивой. Долго ему не хотели говорить того, а потом все-таки один из шаманов сжалился над молодым вельдом и скупо пробормотал, что во время зимнего таинства дух Ашивы не вернулся в покинутое тело. Они не произносили слова «умер», корты вообще не считали смерть смертью в том же смысле, в каком ее воспринимали вельды, но того и не требовалось. Это случилось три зимы тому назад, и все это время растревоженное сердце в его груди все никак не находило места, тянуло его, тянуло безымянным зовом. Уж как только Рудо ни пытался заглушить его, проводя свои дни отданным небу, вечера – в шумных компаниях друзей, ночи – в объятиях ясноглазых вельдов или дымных степных костров. Да только этот зов не замолкал и сегодня с невероятной силой вновь вспыхнул в нем вместе со стопами Всеотца, сошедшего с неба, чтобы спасти Авелах. Это тоже заставляло его губы кривиться в улыбке, потому что Ашива и о том говорил ему. Не существовало на самом деле в этом мире ни доброго, ни дурного, лишь люди называли эти вещи так и делили их по такому принципу. Впервые услышав это, Рудо только головой качал, да не верил, настолько дикой и странной казалась ему философия детей степи, без конца кочующих под бескрайними звездами. И только потом убедился в том сам, испробовав самую каплю этого знания, от которой внутри поднялся лютый голод, который не могло утолить ничто. В этой битве Всеотец хотел, чтобы Рудо сражался с Ним. Может, оттого, что сам Рудо хотел сражаться, не будучи больше связанным по рукам и ногам ничем? И что же выходит, Авелах, что истерзала его плоть и дух, сделала то под покровительством Единого, потому что Он направил ее руку? Что жестокость твоя, что любовь – все любо мне, Всеотец. Пока ты ведешь меня дорогой славы, я все приму из твоих рук. - Закончила! – довольно выдохнула над его ухом маленькая ведьма, и Рудо вздрогнул от неожиданности, возвращаясь из своих мыслей в реальность, прислушался к своему телу. Жжение и чужое присутствие исчезли, а нутро наполнилось свежестью, будто он хорошо и крепко выспался. Сейчас он чувствовал себя настолько хорошо, насколько вообще мог в этой ситуации. - Спасибо тебе, Говорящая с Тенями, - обратился к ней Рудо, почтительно кивнув, и ведьма зарделась, залившись алым будто сердцевина спелого макабу румянцем. Рудо нравился ей, он читал это в ее порывистой и эмоциональной манере разговора, в ее резких движениях, сверкающих глазах. Женщины странно являли свою приязнь, совершенно не так, как мужчины, и это не слишком беспокоило его, не доставляло дискомфорта. - Вы готовы? – Волчица вскинула голову, глядя на них разноцветными глазами. В ее низком голосе звенело нетерпение, плечи одеревенели от ожидания. Иногда Рудо казалось, что анай и женщинами-то не были в прямом смысле этого слова – так сильно они отличались от женщин-кортов или тех, кого он видел вокруг себя в этих чудных землях. - Да, - энергично кивнула маленькая ведьма, подскакивая на ноги, будто блоха. - Я тебя предупредила, - мрачно посмотрела Волчице в глаза Улыбашка, и та в ответ лишь совершенно равнодушно кивнула, а затем повернулась к ведьме: - Открывай переход, сестренка! - Сейчас! Рудо размял руки, повращал шеей туда-сюда, взвесил на ладони отобранный у стражника меч, слишком короткий и легкий для него. Энергии в теле было столько, что хоть до неба прыгай да лови макто за ноги, а вот ведьма Хэлла, похоже, подустала. Как и Волчица, держащая спину слишком прямо, слишком жестко сцепившая руки за спиной. Желваки играли на ее щеках, и на Рудо она не смотрела, хмурясь и нервно притоптывая ногой, пока Говорящая с Тенями копалась с булавками и шипела от ярости, пытаясь открыть переход. Рудо мазнул взглядом по трупу у них под ногами, жалея лишь об одном – что не он убил Авелах. Законы священной войны были просты и ясны: на боль отвечали болью, Орунг требовал искупления от Своих сыновей. Да, Волчица сразила женщину, что истязала их обоих, но Рудо своей битвы с ней так и не завершил. И осадок оттого остался внутри, неприятно пульсируя где-то на самых задворках груди. Наконец маленькая ведьма все же справилась, и перед ними возникла спираль перехода, вкручивающаяся сама в себя. Этот способ перемещения тоже был диковинным для Рудо, хоть и не настолько интересным, как переходы Белоглазых и Черноглазых. Ступая за Грань, он каждый раз чувствовал трепет и невероятный подъем любопытства, так и шепчущего ему о том, что все эти дивные загадки, все сказки и байки, что рассказывал ему Ашива, все это раскинулось вокруг него, и достаточно лишь очень внимательно смотреть, чтобы увидеть тех, кто населяет эти тонкие миры. Кое-кого он даже успел углядеть, и если бы не прямой запрет проводивших его по ту сторону ведунов разрывать контакт и отбиваться от провожатых, уже давным-давно бродил бы где-нибудь среди бесцветного мира, беспокоя назойливым вниманием его обитателей. Потому, когда отец Бьерн скупо рассказал ему об ином способе перемещения, который использовали человеческие Говорящие с Тенями, Рудо надеялся на что-то более захватывающее, более яркое, чем моментальный проход сквозь тело Тени на ту ее сторону. Ничего интересного в этом, к сожалению, не было. Волчица первой ступила в спираль, и Рудо, обождав мгновение, последовал за ней. Время замерло вокруг него, растягивая и растягивая его до бесконечности, протаскивая через игольное ушко, а затем он выступил с другой стороны и задохнулся от сухого холодного воздуха, ударившего в лицо. Здесь ощущение угрозы было плотным, густым, будто над шеей завис остро отточенный клинок. Рудо повел плечами, чтобы сбросить его, оглянулся по сторонам, примиряясь к тому, что видели его глаза. Ночь лежала над ровной степью, смахивающей на Роур у предгорий Эрванского кряжа, коли он был бы сожжен дотла. Разноцветные сполохи крыльев анай кое-как освещали ее, бросая отсветы на шевелящееся море сражающихся внизу. Пахло смрадно и черно – смертью и мукой, а еще с востока долетала кислая вонь дыма, густым столбом валившего вверх от пламени, что объяло одну из гор перед ними. Рудо прищурился, вглядываясь туда. Казалось, горел сам склон, будто огненная лава из жерла вулкана ползла по нему вниз, но он не слышал, чтобы в этих горах были вулканы. Может, это ведьмы разбудили горы, заставив их в ярости и реве извергать из себя раскаленное нутро земли? Грохот битвы мешался с отчаянными воплями рогов, в части из которых он услышал и трубящие отступление рога вельдов. Макто тоже были здесь – как раз взлетали, тяжело и медленно, отрываясь от земли и поднимаясь к самым облакам. Глаза тревожно принялись искать в небе знакомое зеленое крыло Ульрика. Где-то там сражался его отец Бьерн. Надеюсь, ты невредим, отец! Надеюсь, с тобой все в порядке! - Ох, Матерь Всеблагая! – едва слышно пробормотала рядом пораженная до глубины души маленькая ведьма, закрывая за собой переход. Что ж, сам Рудо выразился бы и покрепче. Ночь вокруг него содрогалась в агонии, ревела и полыхала, будто сама бездна Мхаир. Вряд ли можно было подготовиться к чему-то подобному. Волчица повернулась к нему, сверкнув слегка фосфорицирующими во тьме глазами. - Ты говорил, у тебя есть план. - Да, - кивнул Рудо, бросив еще один взгляд в сторону полыхающего склона, а затем уставился на нее. – Отец говорил мне, что Царь Небо, сражаясь с Отчаяньем, использовал дар Иртана как в качестве щита, так и в качестве меча. То же сделала и Спутница Китари, насколько я знаю, ударив по нему силой, которую вы зовете силой Великой Мани. – Волчица нетерпеливо кивнула, и он осклабился уголком рта. – Так вот я и подумал, может, объединим усилия? Попробуем связать малхейн и ударим по нему вдвоем, с двух сторон? - Вы хотите связать малхейны? – открыла от удивления рот ведьма Хэлла. – Да вы что? Для этого они должны быть открыты, для этого вообще все узлы должны быть развязаны! Не говоря уже про то, что вы должны абсолютно доверять друг другу, иначе ничего не получится! - Ну, с доверием нам помогла Авелах, - вновь сардонически усмехнулся Рудо, и лицо Волчицы напротив него непроизвольно дернулось. – А что до остального, то Спутники так и делают, как я слышал, отдавая себя Аватарам. Как и мы с макто, как и вы между собой. Разве не так? - Давай, - резко кивнула Волчица, глядя ему в глаза. - Вы серьезно? – поглядела на них обоих Говорящая с Тенями. – Вот прямо так? Без подготовки? Впрочем, Рудо уже почти не слушал ее голос. Он смотрел в разноцветные глаза Волчице и тянулся к ней через собственное сердце, как делал, когда соединялся с макто. Помоги нам сегодня, Всеотец! А за мной уж не заржавеет.