Танец Хаоса. Поступь бури

Китари благословляла эти медленно тянущиеся дни. Беззаботные, будто в один миг лишили ее памяти, прошлого и долга, бесконечные, будто само время замерло вокруг нее, замедлило свой ход, не желая нестись вперед и нежась под теплыми лучами мягкого солнца. Дни передышки, которые нежданно-негаданно подарил кто-то бесконечно добрый им с Крол, и подарок его был бесценным. Все, что происходило с ними сейчас, казалось сном, легким, дремотным, приятным, и Китари совсем не хотелось просыпаться от него. Вокруг цвела красота Дворца Печали, неувядающая, вечно юная, и хрустальные капли воды барабанили по земле внизу неумолчным дождем. Сладко пахло салематом, и по ночам на ветвях Аматайэлэфиан расцветали бесчисленные дворцы, больше похожие на игру светлячков под звездами, на загадочные цветы в дикой дремучей чаще южного леса. Днями напролет рука об руку бродили они с Крол среди висящих между небом и землей садов, среди беседок и танцевальных платформ, причудливых зданий, подъемников и мостов. Казалось, и целой жизни не хватит на то, чтобы осмотреть все закоулки эльфийского дворца, что открывал перед ними все новые и новые свои чудеса. Целого сердца не хватит на то, чтобы пережить всю эту ослепительную красоту, заставляющую его дрожать, сжиматься, то пропускать удар, то нестись вскачь, пробивая своим ликованием слабую грудь. Они бродили и говорили, никак не могли наговориться. Что-то все-таки произошло, что-то переменилось между ними, будто красота этого места раскрыла их навстречу друг другу еще полнее и глубже. Словно осторожный зверь на мягких лапах Крол открывалась перед ней, и с каждым днем процесс этот шел все быстрее. Она больше не отмалчивалась, пряча свою боль за сумрачной тенью ресниц и накрепко сжатыми челюстями. Она начала говорить, сначала скупо и сдержанно, цедя слово за словом, будто драгоценные монетки жадному ростовщику отсчитывала. Но чем тише были их утра, чем дольше оставались они вдали от кипящего мира за пределами Мембраны, тем доверчивее и шире распахивала она перед Китари свое сердце, позволяя заглянуть в него до самого дна. Много там было всего. И затаенная боль, и обиды, и одиночество, и недоверие. И столько упрятанной поглубже радости, столько невысмеянного смеха, столько нежности, так тщательно и далеко зарытой, что и не достать. Все это теперь прорастало из-под толстого слоя насмешливости и иголок, который Крол являла миру, и кажется, Китари заново влюблялась в нее каждое мгновение, глядя на то, как жена смеется, легко и радостно, как расслаблены ее плечи, как охотно губы ее растягиваются в улыбку, а глаза наполняются искрами радости. Все в этом мире любило смеяться, и забота и тепло залечивали даже самые глубокие и кровоточащие раны, пусть и казалось, что этого не случится никогда. А на самом деле для того было нужно совсем немного: упорство, участие, неравнодушие, и у Китари этого имелось с лихвой. И как только Крол хорошенько отоспалась, отогрелась в ее ласковых руках и перестала без конца скалиться на окружающих, подозревая их в самых страшных грехах, дело быстро пошло на лад. Она больше не рычала на наемников и даже почти не морщилась в их присутствии, не косилась на Росянку с подозрением, принюхиваясь в попытке прочитать ее эмоции. Впрочем, в этом была не только ее заслуга. Все они отогрелись в этом беззаботном краю среди ленивого времени и вечности, принадлежащей всем его обитателям поровну. Каждый нашел что-то свое в его тишине, и с каждым днем напряжение, царящее между ними, потихоньку спадало. Началось все с Кадиля Медведя, который на второй день их пребывания в Ваэнохане негромко поскребся в их с Крол дверь. Волчица как раз отсыпалась после попойки с Алеором, продолжавшейся аж до самого рассвета, и на робкий стук в дверь ответила тяжелым стоном, накрывая голову одеялом. Так что к Кадилю вышла Китари, кое-как завернувшись в покрывало второпях и приоткрыв самую щелочку в дверях. Улыбка рассекла пополам его заросшее черной бородищей лицо, и Кадиль улыбнулся ей с всегдашней нежностью, перекатываясь с мыска на носок своих сапог. Вид у него каким-то образом был довольным и робким одновременно. - Я это, малая, попросить тебя пришел, - сообщил он ей негромко и доверительно, будто тайну какую открывал. – Мы на торжище собирались сходить, прикупить всякого. И вот подумали – не составишь ли нам компанию? - Я? – удивленно заморгала Китари. – Вы же собирались с собой Алеора брать, разве нет? Кадиль кашлянул, уставившись на носки своих сапог и выразительно приподняв брови, а потом, бросив на нее опасливый взгляд, все-таки пояснил: - Милорд Тваугебир часто не в настроении бывает, знаешь ли. А в последние дни ему как возжа под хвост попала из-за его дядюшки, так что мы решили, что и без него управимся. Тем более тебя тут, по ходу, каждая собака в лицо знает. Может, коли ты с нами пойдешь, они и нам скидочку сделают? Эльфы дерут цены как проклятые, так что это не помешало бы. Китари обернулась через плечо, поглядев на свернувшуюся под одеялом Крол. С учетом посиделок с Алеором вряд ли жена сегодня смогла бы вообще подняться на ноги. Он сам-то ушел, покачиваясь, и это с учетом эльфийской крови, а Крол так просто рухнула замертво на кровать, забыв даже сапоги снять. Китари раздевала ее, полубездыханную, укрывала одеялом, а та только вяло что-то бормотала, отмахиваясь одной рукой. И было это всего пару часов назад. Решив, что терять время в таком месте ей уж точно не стоит, а Крол может и не заметить ее отсутствия в таком состоянии, Китари развернулась к Кадилю и улыбнулась ему: - Дайте мне четверть часа, чтобы собраться, и я с радостью составлю вам компанию. - Спасибо, малая! – расплылся в широченной улыбке Кадиль, тронув костяшками пальцев лоб. В последнее время он часто так делал, будто кланялся ей, и от этого Китари ощущала себя не в своей тарелке. Оделась она быстро, натянув на себя белую форму Спутницы и не став брать с собой оружия. Ничто не могло угрожать им в этом безмятежном краю, ничто дурное и вовсе не могло проникнуть сюда, да и таскать с собой огромную нагинату ей уже порядком надоело за последнее время. Так что она поставила у изголовья Крол кувшин с водой и пустой стакан, поцеловала ее жесткие черные пряди и тихонько выскользнула из комнаты. Прогулка у них и впрямь вышла прекрасная в тот день. Становище, раскинувшееся у подножия Аматайэлэфиан, чем-то до боли напомнило ей родные края. Улиц здесь не было, только зеленая трава, которую даже не приминали легкие ноги сотворенных звездным светом эльфов. Дети со смехом носились по ней, и их звонкие голоса наполняли воздух, будто пение птиц по весне. Солнце светило сквозь вековечный дождь, что тихо шелестел по ветвям лавианов, звенел тонкими ручейками в выложенных разноцветными камешками канавках, отводивших его к серебристому озеру. Белоснежные ладьи с изогнутыми носами, больше похожие на лебедей, медленно двигались по нему, подгоняемые тонкими шестами. Они были небольшими, куда меньше человеческих кораблей, которые Китари видела в портах юга, но при этом маневренными, легкими и изящными. Даже когда груз почти полностью заполнял их борта, рулевые правили ими с удивительной легкостью, лишь едва-едва отталкиваясь длинными шестами от дна озера. Наверное, здесь тоже было какое-то эльфийское волшебство, как и в тканях плащей, по которым стекала прочь вода, как в фитилях светильников, что никогда не гасли. Во всем вокруг них было волшебство, тонкая лукавая улыбка тайны, заставившая их заробеть и примолкнуть от восхищения и благоговения. Громкий смех здесь как будто был неуместен, и наемники говорили в полголоса, с почтением поглядывая по сторонам, негромко дивясь вслух от того, что видели. А вокруг них жил своей жизнью бессмертный город, и в нем и впрямь было на что посмотреть. Повседневная жизнь эльфов отличалась от занятий людей точно так же, как и их город от всех виденных Китари городов мира. Их мастерские, в которых изготовлялись предметы быта, располагались или на открытом воздухе под растянутыми над ними водоотталкивающими тентами, или под землей в заросших строениях, больше смахивающих на курганы или холмы. Их и узнать-то можно было только потому, что из них местами валил дым, и, приглядевшись, Китари разглядела небольшие вытянутые окна, за которыми двигались силуэты бессмертных. Пока они шли в сторону реки, Кит успела приметить гончарную, где работал мастер и трое учеников, создавая из глины на гончарных кругах какие-то вытянутые чаровные сосуды, лавку краснодеревщика, который трудился над какой-то совершенно умопомрачительной деревянной скульптурой, и даже пекаря, сквозь распахнутые окна лавки которого лился наружу дивный запах свежих лепешек. Еще с десяток мастеров Китари просто не распознала. Один колдовал над чем-то, напоминающим высохшие пчелиные соты, а все пространство его мастерской занимали коробки и склянки, мешки с торчащим из них пухом. Другой ткал на странном станке, но только не ткань или ковры, а тонкую-тонкую сетку, похожую на паутину, каждая нить которой переливалась серебром. Огромную мастерскую, занимавшую поляну размером с Плац перед жилищем Великой Царицы и Держащей Щит, где работало одновременно несколько десятков эльфов, она поначалу приняла за дубильню, потому что между деревьев были расставлены огромные котлы, часть из которых нагревалась над огнем, а неподалеку от них были сложены в ровные стопки ободранные оленьи шкуры. Только почему-то здесь же находилась и плавильня, и когда кузнец на глазах Китари зацепил клещами одну из шкур, обмакнул ее в чан и вытащил, покрытую раскаленными потоками текущего металла, она перестала что-либо понимать вообще. Тем более, когда он ловко перебросил эту шкуру на широкий каменный верстак, подхватил молот и принялся отковывать ее, расшвыривая в стороны сияющие искры. Такого просто не могло быть, шкура в одно мгновение сгорела бы в прах среди расплавленного металла! И уж точно никто не стал бы ковать только разлитую железную кашу на верстаке! Однако эльфы это делали, прекрасно понимая, зачем. Торжище у них тоже выглядело иначе, не так, как в людских землях. Китари могла только глаза таращить на высокие заваленные товаром повозки на огромных колесах со множеством спиц, выстроившиеся рядом на площади. Часть из них снималась с места и уезжала куда-то прочь вдоль извивающейся реки, другая наоборот только подъезжала к берегу, отыскивая место, чтобы остановиться. Торговцы возле них не кричали и не заманивали к себе наперебой, борясь за каждого покупателя. Они разворачивали повозку боком и открывали откидные борта, раскладывая на них товар, а затем ожидали рядом желающих приобрести его. Чего здесь только не было! И одежда, и оружие, и книги, и драгоценности, и невиданные вина и кушанья, от одного запаха которых у Китари кружилась голова. Развалы специй и трав, изделия из дерева, камня, кожи и глины, тончайший фарфор, пергаменты с рисунками невиданной красоты, и еще тысячи вещей, назначения которых она просто не знала. Совершенно ошарашенная всем этим, шагала она мимо повозок, крутя головой по сторонам и как-то потерявшись среди всего этого разнообразия. Вокруг нее шел торг, и он тоже был под стать этому краю – неспешный, плавный, негромкий. Купцы, причалившие к берегу на ладьях, предлагали местным на обмен товары, и те с радостью соглашались, отгружая все свои сокровища ящиками или мешками, которые перетаскивали молодые легкие будто ветер парни и девушки в простых серых кафтанах, которые, судя по всему, служили грузчиками в порту. Одна из них, зеленоглазая и рыжеволосая, тонкая как хлыст, лукаво улыбнулась Китари, закидывая жилистыми руками на плечо мешок с чем-то мягким. И Кит вдруг ощутила глубокое теплое счастье, солнечными лучами обнявшее все ее существо, улыбаясь ей в ответ. Впервые за всю свою жизнь она не чувствовала от чужого внимания смущения, воодушевления, пьянящего восторга или азарта. Теперь она была по-настоящему любима и просто счастлива, и ей не нужно было ничего больше, ничего кроме того, и потому на сердце стало легко-легко, как бывает в День Жизни по весне. Ты осветила всю мою жизнь, моя огненная, с тихой улыбкой подумала она, вспоминая взъерошенные волосы Крол, ее непримиримый характер, ее стремительные движения. И так захотелось что-то подарить ей! Что-то такое, что бы заставило ее сердце сжиматься и петь, и радоваться, и быть счастливой. Она оглянулась по сторонам, пытаясь сообразить, что бы это могло быть. Крол училась вместе с самоцветных дел мастерами, но это не слишком увлекало ее, не так, как Милану по ее рассказам. Дарить ей гребешок или цветные ленты смысла не имело, как и оружие – на заговоренный эльфийский клинок у Китари просто не хватило бы припасенных еще из дома самоцветов, а золото Вольторэ ей с собой дала на дорогу, а не на подарки для Крол. Нужно было что-то, что будет ей служить, что придется ей по душе, чем она будет пользоваться, всегда носить с собой. Но что это могло быть? Пока наемники за ее спиной застряли возле лавки с оружием, восхищенно обсуждая клинки, Китари медленно пошла мимо повозок, и торговцы эльфы улыбались ей, слегка склоняя головы в приветствии. Здесь и впрямь все знали их, новость об их пребывании во дворце за считанные мгновения облетела весь город. Или белая форма Спутницы сразу же узнавалась издали окружающими? Китари не знала, да и не хотела особенно это знать. А чужое внимание, в отличие от Крол, ее уже не смущало – слишком много было его за последние дни, и она быстро к тому попривыкла. Взгляд ее скользил по прилавкам в поисках того, чем можно было бы порадовать жену. На самом деле, выбор у Китари был не так уж и велик. Из одежды Крол предпочитала форму, никаких украшений не носила, всякими штуками низинников вроде табакерок или небольших кошельков для мелких вещей не пользовалась. На самом деле жена была аскетична до мозга костей – Китари вдруг очень четко поняла это, проходя мимо длинного ряда торговцев, мимо сотен безделушек и по-настоящему полезных вещей, ни одна из которых не могла порадовать ее. А затем взгляд ее вдруг упал на кожаный пояс, лежащий на самой краю прилавка кожаных дел мастера. Вокруг него блистали твердые нагрудники и безрукавки, тонкие и мягкие, будто ткань, сумки и сундуки, чехлы, ножны и даже седла, но почему-то она первым делом углядела эту полоску. Широкую, свитую из тонких кожаных нитей с пряжкой, на которой несколькими схематичными скупыми линиями была выбита волчья голова. Когда она шагнула к торговцу, он тоже склонился перед ней, улыбаясь и глядя в глаза. - Приветствую тебя, Навитайэ, - мягко проговорил он и повел ладонью на свои товары: - Здесь ты найдешь все, что только душе твоей угодно, а я с радостью подскажу, если что-то понравится. - Я уже нашла, - смущенно улыбнулась она ему, указывая на полоску пояса. – Вот этот ремень. - Ооо! – в голосе эльфа послышалось одобрение, и он как-то особенно протянул руку, поднял с прилавка мягкую полоску пояса, будто веревка стекшего с его ладони, а затем взглянул на нее с лукавым блеском в синих глазах: - Должно быть, твое сердце шепнуло тебе, что это такое. Потому что это не просто ремень, Сразившая Отчаянье. Это нечто куда большее. - Что же? – с любопытством поглядела на него Китари. - Это оберег для тех, кто носит в себе волчью кровь, - отозвался с улыбкой торговец, и она даже вздрогнула от неожиданности, услышав эти слова. – Сальвагов, как известно, можно ранить только железом. В этот ремень вплетена сальважья нить и нить железная, чтобы защитить его хозяина от гибели. - Но зачем вам вообще было его изготовлять? Сальвагов же нет по эту сторону гор! – Китари пораженно моргала, глядя на торговца во все глаза. Разве могло существовать такое совпадение? Как такое могло случиться? - Нет, - усмехнулся торговец. – Он был сделан давным-давно, много тысяч лет назад по меркам людей, в те времена, когда сальваги еще жили по эту сторону гор. – Эльф поглядел на нее долгим взглядом, а затем вдруг предложил: - Поднеси его от моего имени Даганалин. Я не возьму с тебя за него ни монеты. - Да уж конечно! – послышался над ее плечом хриплый недовольный бас Кадиля Медведя, и Китари даже вздрогнула от неожиданности, резко оборачиваясь назад. Стеной за ее плечами выросли наемники, разглядывая в упор заговорившего с ней эльфа, и лица у всех у них были очень мрачными. Кадиль поднял похожий на толстую кривую колбасу палец и ткнул им почти что в самое лицо торговцу. – Только попробуй, проходимец проклятый, всучить ей сейчас втридорога какую-то поганую нитку! Знаем мы всю эту бхарню про подарки и про «бесплатно», слышали и не раз! Глаза эльфа заледенели, он окинул взглядом троих наемников, угрожающе таращившихся в ответ, а затем взглянул на Китари и натянуто проговорил: - Я не пытаюсь обмануть тебя, Навитайэ. Я никогда бы не посмел даже тенью своей накрыть твою. И слово свое я держу, этот пояс – твой. - Так чего ж ты сам во дворец не пришел, чтобы его подарить собственноручно? – вновь подозрительно поглядел на эльфа Кадиль. – Вся страна знает, кто мы такие. Коли так хотел отдать, мог бы и не ждать, пока мы сами к тебе придем. Эльф потемнел, словно туча, глядя на Кадиля, глаза его заледенели, и Китари поняла, что ситуация принимает скверный оборот. - Я от всей души благодарю вас за этот дар! – торопливо проговорила она, забирая из ладоней эльфа ремень. Пытаясь хоть как-то сгладить неловкость, Китари поклонилась ему, держа ремень перед собой двумя руками. – Если мастер, что сделал его, все еще жив, передайте и ему огромную благодарность от нас! Эльфам всегда рады у наших костров! - Я передам, Навитайэ, - натянуто поклонился ей в ответ эльф, и теплоты в его голосе больше не было. - Я тебя запомнил, так и знай, - предупредил эльфа Кадиль, и Китари, не выдержав, подхватила его под руку и почти что силой отволокла от прилавка эльфа, шипя: - Аленна, да чего ты так на него взъелся? Это же просто подарок! - Не верю я этим бессмертным, - проворчал в ответ Медведь, оглядываясь через плечо и бросая угрожающие взгляды на провожающего их глазами эльфа. – Скользкие как глисты, только и делают, что пытаются честного человека нагреть! - Это ты-то честный человек? – усмехнулся за его спиной Длиннорукий, и Кадиль огрызнулся через плечо: - Да, честный! Я не прошу за свою работу в десять раз от того, что она стоит! А эти только тем и занимаются, кдахи патлатые! - О чем он? – удивленно взглянула Китари на Джоная, и тот хмыкнул: - Да за эльфийскую булаву не сторговался. Больно она ему приглянулась. - Да вовсе и нет! – буркнул Кадиль, бросая на ишмаильца угрожающий взгляд. – Просто кусок стали на палке, ничего особенного в ней нет! И просить за нее столько денег явно не стоило! Решив не портить себе настроение из-за брюзжания наемников, Китари бережно спрятала подаренный ремень в карман куртки, скрутив его в кольцо и придерживая рукой, чтобы не потерять. Кожа его была совсем мягкой, едва ли не шелковой, и в мотке он занял удивительно мало места, почти и не оттопыривая ее карман. Но если в нем и впрямь была нить, способная защитить Крол от бед, то Китари оставалось только от всей души благодарить Аленну за то, что вывела ее на это торжище. На том их прогулка и закончилась – Медведь пришел от общения с бессмертными в дурное расположение духа, принялся ворчать без конца, и в итоге настроение что-либо покупать у всех пропало. Да и Китари не терпелось поскорее передать жене пояс, что она и сделала, на легких, будто ветер, ногах ворвавшись в их комнату. Так легко было бежать к ней навстречу, так правильно, что и никакой усталости она вовсе не чувствовала, преодолевая один за другим коридоры диковинного дворца. И пусть жена была не в духе, пусть у нее раскалывалась голова, пусть она ворчала, как медведь с больным зубом, но настоящей драгоценностью для Китари стали искры нежности на дне ее разноцветных глаз, разгорающиеся будто непобедимое утро, стоило им только встретиться взглядом. Не думая, Кит пролетела через всю комнату и запрыгнула на кровать, оседлав жену и не позволяя ей выбраться из-под одеяла, которым та была укрыта. - Доброе утро! – поздоровалась она, чмокнув Крол в кончик носа, и самым елейным голосом из всех осведомилась: – Как себя чувствуешь? - Отвратительно, - почти что простонала Крол, проводя рукой по лицу. – Этот паршивец бездонный! Кажется, даже ману столько при мне никогда не пила. А откажешься – занудит до смерти, как гнус! - А я тебе кое-что принесла! – довольно сообщила она, и Крол в ответ удивленно приподняла брови: - Что? При взгляде на пояс, который Китари выудила из кармана, зрачки ее расширились, она непроизвольно втянула носом воздух, будто пыталась унюхать его запах. Приподнявшись на одном локте, она забрала у Китари кожаную полосу и всмотрелась в нее, растерянно моргая. - Какая странная вещь, - пробормотала Крол, пристально вглядываясь в затейливое сплетение тонких кожаных полос. - Тебе не нравится? – затаила дыхание Китари. - Очень нравится, котенок, - отозвалась та, - просто у меня от него странное ощущение. Как будто я эту вещь уже видела когда-то. Но ведь такого не может быть, правда? - Эльф, что подарил его мне, сказал, что в нем сплетены сальважья шерсть и сталь, и что это оберег, который не позволит никому причинить тебе вред, мое сердце! Носи его, и пусть он защищает тебя от всего дурного! – улыбнулась ей Китари. Крол в ответ насупилась еще сильнее, вглядываясь в узор плетения. - Почему он подарил такую редкую вещь просто так? – нахмурилась она, и Китари не выдержала, закатив глаза: - Аленна, да почему вы все такие мнительные? Почему вам кажется, что все вокруг только и заняты тем, как вас обмануть? Они ведь могут просто делать добрые вещи для вас с чистым сердцем, потому что хотят того! - Потому что так и есть, котенок, - мрачно поглядела на нее Крол. – Мы с тобой в чужих краях среди людей, которыми движут их собственные интересы. Тем более мы из свиты Аватары и… Китари не стала слушать дальше, приложив к губам Крол палец и прервав ее на полуслове. Жена не ожидала того и даже вздрогнула от удивления, резко замолкая. Постаравшись звучать как можно мягче, Кит заговорила, глядя ей в глаза: - Я знаю, что в жизни твоей было много боли, милая моя. Знаю, что тебя предавали и использовали, знаю, сколько всего страшного тебе пришлось пережить. В мире много плохих людей, это правда, но это не значит, что плохие все, и что каждый из них хочет сотворить с тобой дурное. - Может, и не каждый, - буркнула Крол, но Китари резко мотнула головой, не давая ей продолжить. - Нет. Но это не значит, что никому нельзя доверять. Потому что когда ты не доверяешь никому – ты не доверяешь самой себе. И ты не сможешь выстроить прочных отношений даже с теми, кого любишь всей душой. Крол застыла, глядя на нее очень пронзительно, почти с испугом, и Китари постаралась смягчить свои слова, добавив: - Я хочу, чтобы сердце твое наполнилось радостью. Хочу, чтобы ты была счастлива, спокойна, чтобы не боялась никого и ничего. И я помогу тебе все это обрести, моя родная. Но для этого тебе придется довериться и себе самой, и мне, и миру, который нас окружает. Иначе ничего не выйдет. - Я верю тебе, этого достаточно, - буркнула Крол, все еще сопротивляясь, но Китари видела, что она уже колеблется, что она уже почти сдалась. Потому нажала совсем слабо и ласково, уложив ладонь на щеку жены и заглядывая ей в глаза: - Этого недостаточно, Крол, и ты сама это прекрасно знаешь. Вокруг нас целый мир, и он так сказочно красив! Он сотворен руками Великой Мани, и в нем для нас заключены тысячи сказок и чудес, только и ждущих того мгновения, когда мы захотим пустить их в свою жизнь. Невозможно прятаться вечно в своем крохотном коконе от судьбы, что ждет тебя. Даже если ты Та, что Нарушила Закон. Особенно, если ты она. - Я не прячусь ни от чего, - отозвалась Крол, глядя на Китари исподлобья, и впрямь сейчас похожая на волчицу, оскалившую зубы, прижавшую уши, не желающую выходить из угла своего логова, из его мнимой безопасности. Китари вздохнула и вновь поглядела на нее, ощущая глубокое сострадание и горькую нежность. - Просто знай, что я всегда здесь для тебя. И я всегда подставлю тебе свое плечо, когда бы тебе это ни понадобилось. - Крол с опаской взглянула на нее, и Китари добавила, улыбаясь: - А теперь пойдем. Хватит валяться здесь в одиночестве. Я хочу посмотреть этот город и сделаю это вместе с тобой. С того дня все это и началось. Медленно-медленно, как толстенные ледяные шапки под первым, робким дыханием весны, панцирная корка, которой окружила себя Крол, начала подтаивать. Будто волчонок, впервые выползающий из своей норы, по одному маленькому шажку выбиралась она из собственных страхов, раскрывая глаза и позволяя себе увидеть мир вокруг. Училась смеяться, потому что смешно, радоваться, потому что радостно. Училась смотреть вокруг широко открытыми глазами, такими любопытными и жадными до всего нового, будто и вовсе до того была слепой. И наверное, так оно и было. Потому что страх остаться одному, страх оказаться никому не нужным пережимал глотку куда крепче кандалов, связывал по рукам и ногам туже стальных цепей. И еще тяжелее было избавиться от этих самых цепей, потому что со временем они превращались из тюрьмы в убежище, в защиту от опасностей и бед окружающего мира. Но у Крол было достаточно храбрости их сорвать – это Китари знала лучше всех. Коли эта женщина могла бросить вызов самой смерти, никакой страх не удержал бы ее в своих цепях. У него просто не было на то никакой силы. И весь мир вокруг тоже расцветал для Крол и вместе с ней будто по волшебному замыслу кого-то всезнающего и невероятно доброго. Все вокруг преображалось, будто специально для того, чтобы ей было на что смотреть – и она не могла наглядеться, как восторженный ребенок, впервые взглянувший на мир вокруг себя и ощутивший его пленительный неотвратимый зов. Эльфы начали украшать Дворец Печали, а вместе с ним и раскинувшийся у его подножия город к предстоящей свадьбе. Казалось, что украшать здесь просто больше нечего – так прекрасен был этот край сам по себе, но для коронованных звездным светом детей сумерек не было никаких преград. Разноцветные фонарики засияли на ветвях среди выросших из салемата причудливых строений. Белые полосы шелка развесили на ветру на деревьях, и они мягко колыхались от самого легко дуновения, будто тонкие паутинки на рассвете или туманные валы, бесшумно поднимающиеся и опускающиеся по воле Реагрес. А вместе с ними раскачивались и тонкие стеклянные палочки, связанные в гроздья, которые тоже развесили повсюду, и осенний воздух переполнял переливчатый мягкий звон, так похожий на песню первых заморозков над лесными озерами, когда капельки воды оборачиваются тонким стеклом, когда белой бахромой из тончайших игл обрастает каждая травинка и веточка, когда ощетиниваются камни ледяными иголками, ловя на самые их острия солнечный свет позднего утра предзимья. Повсюду пели, теперь уже день и ночь, не переставая, и десятки мелодий вплетались в ветер, обращаясь в единую бессловесную песнь, которой подыгрывали серебристые колокольчики. Женщины вплели в свои волосы белоснежные цветы, и тонкий аромат поплыл над городом вместе с дождем из белых лепестков, опадающих на ковер травы под ногами. Мужчины украсили головы венками из тонких ветвей лавианов, на которых серебристыми каплями росы застыли слезы салемата. Даже белые ладьи, что плавали по озеру у корней Аматайэлэфиан, убрали цветами и ветвями, и теперь они почему-то еще больше походили на лебедей с гнутыми шеями, медленно скользящих по водной глади навстречу своему отражению. Беспечная красота и гармоничная тишина этого места убаюкивали, успокаивали их всех. Будто и не было в мире никакого Танца Хаоса, будто не бушевали войны, не горели земли, не страдали люди где-то там, за границей заморозившей время внутри радужного купола Мембраны. Китари ощущала себя странно – мухой, что медленно впадала в спячку в последние теплые дни осени, когда зимняя дремота украдкой пробиралась в дом, сковывала тело приятной ленью, нежеланием высовывать нос в зябкий воздух по ту сторону теплого одеяла. Это было хорошо – отдохнуть после долгих дней беготни, спешки и нечеловеческого напряжения, через которые они прошли за последние месяцы. Но спустя несколько невыносимо долгих дней что-то в ней насытилось покоем и возжелало действия. Невидимая перемена пришла вместе с густо синими осенними вечерами, полнящимися золотыми отсветами фонариков, вместе с ощущением приближения равноденствия, что делило год на светлую и темную половины. Наступала ночь, долгая зимняя ночь, полная опасностей, тайн и загадок, живущая по своим законам, в которых для смертных оставалось не так уж и много места. Начиналось темное время года, и Китари как-то очень остро, всей собой ощутила его приближение. И пусть все вокруг еще пили нежность осени огромными глотками, не желая отпускать ее задумчивую печальную красоту, она уже ощутила иной зов, тот, что пришел из приближающегося к ней будущего. Из черных ночей и алых костров во мгле, из слепящих глаза бурь и леденящего кровь дыхания морозных ветров. Пришла пора уходить отсюда, из этого края красоты и равнодушия, которому и дела не было до того, что происходило за его пределами, – Китари ощутила ее всей собой. И тревога начала расти в ее сердце, бессловесная и требовательная, с каждым днем забирающая все больше власти над ней. У них было дело, которое они должны были сделать, их время не щадило и не ждало их, пусть здесь оно и казалось обманчиво ленивым. Но оно уходило, оно проливалось водой сквозь песок и исчезало навсегда, и Китари чувствовала, как что-то начинает толкать, понукать, торопить ее. Им нужно было идти. Им нужно было продолжать путь. Кажется, все члены их маленького отряда ощутили это. Потому что все чаще она слышала ворчание Кадиля, что без конца бухтел о том, как надоели ему бессмертные, и как он хочет покинуть Ваэнохан. Длиннорукий задумчиво рассуждал о том, что здорово было бы поглядеть еще разок на Вольный Город Шардан и прошвырнуться по его игорным заведениям, в которых ставки всегда были высоки, и вино лилось рекой. А Джонай едва ли не сутками трещал об эльфийских скакунах, которых увидел наконец-то на улицах Кевира, и без конца твердил, как было бы здорово, если бы дальнейший путь они продолжили верхами. Даже Росянка и та начала нетерпеливо поджимать губы и поглядывать куда-то на северо-восток, будто слышала или видела что-то, о чем остальные не имели представления. Если в первые дни их пребывания в Кевире она почитай что пропала, посвятив все свое время изучению дворца, и неделю не показывалась на глаза остальным спутникам, то позже объявилась и теперь уже никуда не уходила, будто специально подстерегая Крол с Китари и присоединяясь к ним во время их прогулок. По большому счету, Китари не имела ничего против ее общества. Заина оказалась приятной и легкой в общении собеседницей, да и ее присутствие шло на пользу Крол – та училась контактировать с кем-то посторонним без того, чтобы без конца скалить на него клыки. Рыжеволосая ведьма много смеялась, рассказывала какие-то забавные истории из своей невероятно долгой и богатой на события жизни, охотно пела и танцевала с бессмертными, что встречались им во время прогулок. Да, несомненно, что-то в ней все равно твердило Китари о фальши, о натянутости и наигранности, но с каждым днем воспринимать и принимать Росянку такой, какой она была, становилось все легче. Она чем-то напоминала Китари Идиль, только зрелую, раскованную и совершенно уверенную в себе Идиль, а к последней Кит еще во времена их пребывания в Ишмаиле относилась с теплом. И даже немного скучала из-за ее отсутствия в отряде. К тому же, ей страшно не хватало Мефнут. И пусть головокружительная сладость жены на какое-то время в буквальном смысле затмила ей само солнце над головой, эта тоска по подруге со временем все равно проросла изнутри, пуская длинные лозы по всему ее телу. Они ведь с Мефнут были вместе всегда, с самого своего детства. Да, на половину года к ним присоединялась Данка, и по ней Китари тоже скучала, но отсутствие ворчливой и чрезмерно мнительной Меф, вечно бубнящей об осторожности и рассудительности за ее плечом, ощущалось почти как физическая рана. И хоть Росянка не могла, разумеется, заполнить эту сосущую пустоту внутри Китари, а все же в ее обществе было как-то легче. Славно было поговорить с кем-то со стороны, кто мог рассказать много нового, кто мог подсказать что-то. Даже если этот кто-то иногда и бывал чрезмерно любопытным. Она все время исподволь выспрашивала их о них самих же, о тех силах, что имели анай по рождению, о том, что случилось с Крол и Китари по ту сторону Белого Источника. Кит и самой очень хотелось до конца понять, что произошло, хотелось вновь погрузиться в это тотальное переживание единства со всем миром, с Великой Мани, которое она ощутила в момент уничтожения одного из Гротан Кравор. До сих пор сам факт произошедшего не укладывался в ее голове. Как ей удалось убить того, кто являл собой само Отчаянье во плоти? Где она взяла силы на это, храбрость и уверенность в успехе? Золото в ее груди шептало об ответе, но теперь ей уже было недостаточно лишь этого шепота, бессловесно намекающего на истину вещей. Ей хотелось знать, по-настоящему знать и понимать, что с ней произошло. Ей вдруг до боли захотелось узнать и понять саму себя, ту, в которой таилось столько силы и отваги, столько веры и твердости, но почему-то они были скрытыми и спрятанными так глубоко, что она никак не могла вытащить все это на поверхность и жить в нем. И все чаще после долгих притворно равнодушных расспросов Заины внутри нее поднимался вопрос, на который не было ответа: кто я? Самый главный вопрос, который никто ей почему-то не задавал, и на который никто, кроме нее самой же, не мог дать ответа. Одно она знала твердо – чтобы узнать, нужно продолжить путь. Как бы хорошо и тепло, как бы спокойно и красиво не было вокруг, этот край не мог дать ей ответа на ее боль. Лишь только в испытаниях и преградах, в лишениях и муке, в надрыве и страхе рождался этот ответ. А значит, она вновь возвращалась к тому же, с чего и начала - им нужно было идти дальше. Только вот Алеор куда-то запропастился после той ночной попойки с Крол и с тех пор больше не показывался им на глаза. Как не призывал их к себе больше Владыка, потеряв к ним интерес, будто к каким-то насекомым, поселившимся в его доме, от которых не было ровным счетом никакого прока. И если поначалу это ее вполне устраивало – общение с Владыкой не принесло Кит ничего, кроме усталости и ощущения полной выжатости до самого дна, - то с приближением равноденствия и усилением бессловесного зова внутри нее начало расти и нетерпение. Найти Алеора была невозможно. Сам он не приходил и не объявлялся, будто позабыл о них, а слуги во дворце, к которым Китари обращалась с вопросом о его местонахождении, лишь пожимали плечами. В одном все их показания сходились: дворец светлейший князь не покидал, выезжающим за пределы города его никто не видел, и он твердо пообещал Владыке дождаться своей свадьбы. Но где находился он сам – Китари не мог ответить никто. Крол, конечно же, ворчала, что слуги специально не делятся информацией, но Китари в это не верила. Эльфы относились к ним с женой с величайшим почтением и обходительностью, для них действительно много значило произошедшее в Белом Источнике. Никто из них не стал бы лгать ей в глаза – это она знала точно. В итоге явился он лишь в самый канун равноденствия, когда измучившее Китари медленное время наконец-то вышло, извившись ниточкой до самого конца. Рано утром, когда первые лучи солнца заглянули в прозрачное окно над их головами, их разбудил требовательный стук в дверь. Китари с трудом разлепила глаза, спросонья даже не поняв, что происходит, и кто с таким грохотом колотит им в стену. А когда вылезла из теплой кровати и кое-как доковыляла до двери, на ходу заворачиваясь в свободный белый халат, едва не вздрогнула от неожиданности. Дверь распахнулась прямо у нее перед носом, и на пороге, будто черный ворон посреди белоснежной зимы, застыл мрачный, как туча Алеор. Он был одет во все черное, черными были и синяки под его глазами, будто все это время он не проспал ни единой ночи. Осунувшийся, похудевший и злой возвышался он над Китари, глядя на нее едва ли не с ненавистью. Кривая ухмылка рассекла пополам его узкое лицо, и эльф без приветствия приказал: - Одевайтесь. Гости прибудут через час, вы будете встречать их вместе со мной. - Почему? – спросонья не поняла Китари. - Потому что вы Спутницы Аватар, и потому что именно вам торговаться с ними за будущее Лонтрона. А разменной монетой в вашем торге буду я. – Он ухмыльнулся еще мрачнее и добавил: - И к алтарю, как я понимаю, поведете меня тоже вы. Так что будь добра, Навитайэ, надень штаны побыстрее. Пока я не убил вас обеих, чтобы эта сделка не состоялась. Что-то такое было в его голосе, что Китари поняла – на этот раз он не шутит.