Une gorgе́e

      Немного умиротворяющего бальзама в чашку с чаем пошло Гарри на пользу: отёк под растёртыми красными глазами стал спадать, а сама она перестала всхлипывать и теперь молча гипнотизировала остатки чая на дне.       — Мисс Поттер, давайте я налью вам ещё, — предложила Севера. Гарри заторможено кивнула и протянула чашку перед собой, но взгляд её остался прикован к одной точке перед собой. Женщина вздохнула, но, мановением палочки, призвала чайник с подноса. Пар неспешно закрутился спиралями вверх над чашками и растворился под потолком.       Из разгромленного класса зельеварения Севера, улучшив момент, когда Гарри слегка пришла в себя, молча провела её в свои комнаты, спустившись ниже по коридору, и любезно предоставила место в своём кресле у маленького камина.       — Я уронила ваш шкаф, — это было первое, что сказала Гарри сорок минут молчания и выплаканных глаз. — Простите.       — Я назначу вам несколько отработок, мисс Поттер. Репаро вы должны были выучить ещё на первом курсе, — невозмутимо произнесла женщина, доливая до краёв и свою чашку.       Гарри перевела на неё замутнённые блестящие глаза. Меж её бровей залегла напряженная маленькая складочка. Она поправила очки за дужку и неловко заправила прядь волос за ухо, ставя чашку на низкий столик перед креслом.       — Мэм, вы ведь с первого курса вбивали в наши головы, что ни котлы, ни флаконы не должны подвергаться магическому воздействию, если мы хотим сохранить качество зелий, — осторожно заметила она, и Севера не могла не приподнять уголки губ в снисходительной ухмылке.       — Во-первых, мисс Поттер, ту бурду, что вы, студенты, варите, нельзя назвать качественным зельем. Во-вторых, же, есть свои небольшие нюансы и чары, которыми воздействовать на сосуды можно, что я также вам, как вы выразились, «вбиваю в головы».       На лице Гарри проступил румянец, и Севера перевела свой взгляд на покачивающиеся языки пламени, облизывающие угли и свежие дрова. Негодовала Гарри всегда забавно, но вряд ли у неё сейчас были силы на серьезную конфронтацию.       — Спасибо, — вдруг прошептала Гарри, вновь утыкаясь носом в чашку. Она немного отхлебнула и стиснула колени, неприятно ёжась. — Спасибо, что рассказали и не… Выгнали, когда я разошлась. Я знаю, что вы с Бродягой… с Сириусом, мягко говоря, не ладили, и для меня это очень много значит.       — Блэк писал вам об этом? — Севера держала свой голос ровным, чтобы не выдать своего удивления. Она не помнила, чтобы два года назад Люпин распространялся об их отношениях, несмотря на индивидуальные занятия с Гарри. Тогда он предложил ей изучить заклятье Патронуса, чтобы научиться концентрироваться на хороших мыслях и, как он позже хвастался, девочка освоила его достаточно легко. Тогда Севера предположила, что дело в её избалованности и в том, что у неё достаточно счастливых воспоминаний, чтобы вызвать серебряного защитника, но на деле, как оказалось позже, этих воспоминаний было настолько мало, что сияли они ярче любой сверхновой звезды.       Блэк писал о Севере. Спрашивала ли Гарри сама? Возможно, ему рассказали, что Снейп устроилась преподавать зелья, а потому тот и вспомнил былые времена. Вспоминать было что: их вечные стычки, короткие дуэли, взаимные оскорбления и нападки.       Уверенность чистокровного ублюдка становилась для неё красной тряпкой, на которую та незамедлительно реагировала, из-за чего оба оказывались или в Больничном крыле, или на отработке у Филча. Севере, как девушке, везло чуточку больше: она чистила кубки, в то время как Сириусу доставались самые вонючие унитазы Хогвартса.       Чаще к их стычкам и розыгрышам присоединялся Джеймс Поттер. Напыщенный важный индюк, привлекший внимание её дорогой подруги Лили Эванс. К чести Лили, та продержалась под давлением его обаяния почти до начала шестого курса. Когда они с Северой порвали общение — не осталось последней ниточки, являющейся голосом разума, что могла бы предотвратить их роман.       — О многом, — Гарри ответила несколько уклончиво. Севера едва слышно фыркнула: конечно же пёс не мог написать о ней ничего хорошего. Он не лояльный Люпин в конце концов. — О моих родителях тоже, о своих приключениях Мародеров. И о вас. До этого я даже не думала, что вы одногодки.       — Не удивлена, что госпожа Знаменитость не отличается особым вниманием и сообразительностью, — язвительное замечание вырвалось само собой, но Гарри совершенно не обиделась.       — Вы дружили с мамой, — выдохнула она, словно поделилась самой сокровенной тайной. Севера приподняла брови и откинулась на спинку кресла, сжимая подлокотники вплоть до напряженных пальцев и побелевших костяшек.       — Наверняка Блэк описывал наши отношения несколько иначе, — равнодушно хмыкнула женщина, зарываясь пальцами себе в волосы и откидывая их со лба назад. Свет от пламени огибал её профиль и скрывал уши в тени. Она смотрела на огонь, чувствуя на себе чужой взгляд. Ей не было нужды поворачивать голову, хватало бокового зрения, чтобы увидеть, как яркая краска залила лицо девчонки. — Точно также, как я могла бы описать увиденное мною в Больничном крыле, не так ли?       Гарри замолкла и судорожно сглотнула так громко, что Севера это даже услышала. Женщина расстегнула одну пуговицу на воротнике сюртука и немного расслабилась.       Севера ненавидела откровенные разговоры. Откровенные разговоры, затрагивающие её прошлое и её чувства, она не переносила с удвоенной силой. Раньше Минерва пыталась поговорить с ней о Тобиасе, отце Северы. Маггле, которого они обе с удовольствием бы прокляли. Севера за своё детство, наполненное неприятным ощущением рук на своём теле, грязью и запахом перегара, а Минерва из женской солидарности. Со временем Макгонагалл оставила эти попытки, записав их под гриф «бесплодные», но осадок и дополнительная нелюбовь к открытости осталась. Существовало прошлое, не поддающееся Эванеско.       Мягко потрескивали поленья. Повисшая в комнате тишина была неуютной только для Гарри, Севера же наоборот ей радовалась. Ей не хотелось ни бередить старые раны, так и не зажившие, ни отчитываться и раскаиваться перед пятнадцатилетней соплячкой, хотя, возможно, и было за что. Во всяком случае, если бы Снейп спросили, почему она вообще предпочитает женщин, а не мужчин, то она наотрез отказалась отвечать, что во всём виноваты гнилые руки её пьяного папаши, трогающие её бёдра и грудь. К тому же, мужчины в принципе систематически рушили её жизнь: отец разрушил детство домогательствами, Джеймс Поттер отобрал у неё Лили Эванс, а Волан-де-Морт, чьё имя каждый раз отдаётся уколом в бледном узоре на её предплечье, стал костром для мотылька, где она и сгорела, обманувшись недостижимым могуществом.       Лили. Лили Эванс — её маленький луч света в царстве тьмы, внутренних демонов и страхов. Этот луч света померк, стал воспоминанием на жёлтой фотографии внутри сердца. На личике Гарри прекрасно читались все её незаданные вопросы об этих отголосках прошлого. О матери, о том, какие отношения их связывали, и Севера невольно погружалась в сладкую меланхолию из ностальгии и чувства вины. Спустя много лет она так и не перестала винить себя в её смерти.       — Сириус писал, что вы испытывали какие-то… Жутко неправильные чувства к маме, — Гарри облизала пересохшие губы. Севера повела плечом и закрыла глаза, размеренно вдыхая через нос. — Я не считаю это неправильным. То, что вы любили её…       — Мисс Поттер, мне кажется, вы не вполне отдаёте себе отчёт, о чем собираетесь говорить с вашим профессором, — перебила Снейп, не открывая глаз. Её голос звучал также, как на занятиях: жёстко и властно, без намёка на поблажку.       — А я говорю сейчас с профессором, мэм? — Гарри подалась вперед в кресле. — Я думала, сейчас я разговариваю с мисс Снейп, давней подругой моей мамы.       Пока Севера раздумывала над тем, в какой степени язвительности и резкости ей ответить, девушка, отхлебнув остывший чай, продолжила:       — Неважно, как это было, мэм. Вы любили её. И это самое главное. И мне жаль, что тогда я не написала Сириусу о том, что он не прав. Я не прошу вас рассказывать об этом, знаете?       — Тогда чего же вы просите?       Гарри запнулась. Женщина лениво приоткрыла один глаз и, не моргая, уставилась на неё, не скрывая лёгкого любопытства.       — Узнать, заслуживаю ли я вашей ненависти из-за того, что я дочь мужчины, которого она выбрала, или же потому что я — это я, — нерешительно пробормотала девушка, прижимая сжатый кулак к груди.       Много раз спрашивая себя, почему Поттер пришла к ней в самый странный период своей жизни, Севера и не думала, что ответ так прост. Сириус рассказал в письмах о ней и о Лили. Возможно, Гарри почувствовала в ней что-то близкое к родственному. Любящая тётушка Снейп становится достижимой мечтой, если скрыться за скорлупой уверенности, что от разочарования не станет больно, и вести себя чуть более достойно, чем обычно.       — Вас я никогда не ненавидела, мисс Поттер. Мне казалось, я уже говорила вам об этом. Но и не испытывала к вам особой симпатии. Для меня вы были избалованной заносчивой малявкой. В прочем, вы ею и остаётесь. Думаете, стоит вам пожелать, и всё станет по-вашему? Спешу вас разочаровать, в сказках всегда есть антигерои и те, кто несчастливы. Это вполне может затронуть и ваше личное счастье, путь героини. Вы не принцесса и не дочь Мерлина, чтобы мироздание вам подчинялось и играло по вашим правилам. Вы покрываете себя нелогичной ложью и пустословием о доверии. Вы держите своё любопытство в узде, и что ж, позвольте себе его отпустить, я и так расскажу вам, чтобы вы больше никогда не думали обо мне большего.       Мы с вашей матерью познакомились до поступления в Хогвартс, мисс Поттер, и это время было для меня единственным, когда я была счастлива по-настоящему. И я действительно любила её той самой неправильной любовью, как наверняка описывал вам ваш крёстный. Мы были близки, но она никогда не любила меня так, как любила её я. И я знала, что она не полюбит ровно также, как и то, что всё это — ненормально. Бесплодно. Немыслимо и отвратительно в глазах общества. К тому же, я не могла похвастаться особой привлекательностью, уж точно не рядом с Джеймсом Поттером. Казалось, родись я мужчиной — мне не помогло бы завоевать её любовь, и она выбрала бы сиятельного гриффиндорского охотника.       Она оставила меня на пятом курсе, после экзаменов СОВ. За вашей матерью был один грех: её гордыня и её страхи. В прочем, не могу сказать, что виню её. Мы расстались вовсе не подругами, и уж далеко не возлюбленными. Наши дороги разошлись и больше не пересекались.       «До определенного момента, но об этом вам знать не нужно, мисс Поттер, — про себя подумала Севера, поднимаясь на ноги и взмахом палочки подкидывая поднос с чаем в воздух, не расплескав ни капли. — Вы достаточно разодрали мою душу в клочья, вынудив говорить об этом. Так что об остальном вы никогда не узнаете. Ни о том январском вечере, когда я услышала роковые слова, ни о моей мольбе спасти её».       Девушка тоже встала, отряхивая себя от невидимый пыли и держа всё ещё правую руку у сердца.       — Вам всё ещё нравятся… — резко вскинув голову, начала Гарри, решительно смотря ей в спину. Севера видела это в отражении от стеклянной этажерки, где в ряд стояли тёмные корешки книг. Женщина замерла. — Женщины? Они вам ещё нравятся?       Это был контрольный выстрел в спину, потому что причин, по которым Гарри могла спросить, было совсем немного. От напрашивающегося варианта «дерзость и никакого здравомыслия» мысли Северы перетекали к запретному, к залитому чернилами «А если она…?»       — Это не имеет значения, мисс Поттер, — Снейп даже не обернулась, а невозмутимо продолжила относить поднос в другую комнату. — В любом случае, это вас не должно касаться. Если вам уже лучше, то вы свободны, мисс Поттер. Зайдите вечером к мадам Помфри, она вам выдаст флакон хорошего снотворного и Умиротворяющего бальзама. Дозировку она вам скажет.       — Мэм, — женщина сухо отринула от себя беспомощный зов жёстким «Идите».       Может и к лучшему, что её всё-таки послушались.       Вполне возможно, что Гарри Поттер влекло к ней. От этой мысли становилось и дурно, и жарко, и невозможно плохо. Или же она искала кого-то, кто будет на её стороне в тех экспериментах. «А вдруг она из-за писем пса вдруг решилась? Из любопытства?» — мысли назойливым роем крутились где-то рядом. Мягкая кровать, куда рухнула Севера немного расслабиться, ничуть не помогала отпустить ситуацию.       «Зачем она спросила меня?»       У Снейп не было точного ответа ни на один из возникших вопросов.       Человек из Министерства Магии пришел к ним в конце недели, за пару дней до возвращения студентов в Хогвартс. Снейп предпочла не сталкиваться с Гарри лишний раз, будучи всё ещё в смешанных чувствах. Они столкнулись в коридоре у горгульи, что закрывала собой проход в кабинет Дамблдора. Им хватило короткого обмена взглядами. Что-то шершавое — край чужой кожи на ладони — коснулось её руки. Невидимое, едва ощутимое, будто лёгкий невесомый поцелуй, осталось оседать в душе странным спутанным цветком, готовым вот-вот распуститься.       Ей стоило себе признаться: несмотря на то, что Севера никогда не заглядывалась на студентов, Гарри Поттер и тут стала мордредовым исключением, потому что не смотреть на неё казалось невозможным. Пятнадцатилетняя дурочка выглядела не к месту рядом со сверстниками. Внешне она ещё казалась нескладным ребенком в разгаре взросления, но внутри — ни за что, так подростки себя не ведут. Не касаются рук так, чтобы ощущалось, но не представлялось возможности доказать, и не лезут в личные дела к тем, к кому определенно не следует.       Она — дочь человека, которого она любила, и дочь человека, которого она ненавидела. Она вобрала в себя их внешность, их характер, и обладала тем, о чём сама Севера мечтала в юности: влиянием и славой. Популярностью. Светлым образом, вызывающим восхищение и трепет. Своя красота в виде красивой розоватой коже, ровными чертами лица и невысоким ростом, отчего никто не смеет обзывать её долговязой дурой. Растрёпанными волосами, некоторой харизмой и, самое главное, жизнью, протирающейся впереди. Без груза ответственности, неоправданной надежды и чувства вины, дарящего асфиксию каждую ночь.       Светлое пятно. Ещё совсем маленький росток, по глупости тянущийся ко тьме, коей Севера и являлась.       Когда работник Министерства объявил о последней воле Сириуса Блэка (Севера Эйлин Снейп, мистер Блэк завещал вам потрет покойной Вальбруги Блэк, висящий в коридоре дома по адресу Площадь Гриммо 12, а также всё, что входит в семейную алхимическую лабораторию. Забрать вы сможете по согласованию с наследницей рода Блэк — Харриет Лили Поттер. Также покойный мистер Блэк просит в своём завещании передать вам лично такие слова, кхм… «Нюнька, я уверен, ты по мне не рыдаешь. Передам от тебя привет Сохатому и Лил. Обидишь Гарри — я достану тебя с того света!») и покинул их через камин, профессор Дамблдор сдержанно улыбнулся. Он всегда знал больше, чем показывал.       — О том пророчестве, — Севера сглотнула. Ей физически тяжело было об этом говорить. — Расскажите ей. Расскажите ей о нём.       Дамблдор лукаво блеснул очками. В его глазах отразилось сомнение, но он только пожал плечами.       — Как скажете, Севера. Раз вы хотите, чтобы она знала…       — Но не говорите, что это сделала я, — добавила женщина, борясь с разбушевавшимися эмоциями. — Ей это ни к чему. Я просто хочу, чтобы она знала причину, из-за которой лишается того, что могло бы стать ей дорогим.       Что-то промелькнуло на лице Дамблдора. То ли усмешка, спрятанная в глубокие морщины на щеках, то ли скрытое под бородой понимание. Желай Севера узнать, она бы с лёгкостью разгадала отражение себя, всей шахматной партии, что виднелась с той же лёгкостью, как и солнце в безоблачные дни.       — Вы говорите в том числе и о себе, верно? Вы привязались к мисс Поттер, не так ли? — в словах почудился скрытый подтекст, Севера от этого возмущенно вдохнула, но ничего сказать не успела: — Не отрицайте, Севера. Ведь привязались не только вы, но и к вам. Любовь — это самая величайшая сила, и вам не стоит уклоняться от того, чего ваше сердце было несправедливо лишено долгое время.       — Опомнитесь, Альбус! Вы говорите о моей студентке! О девушке! — воскликнула Севера, взметая полы мантии и всплескивая руками. У неё нехорошо заиграли жевалки на скулах, а лицо болезненно исказилось.       — Что вы, Севера, — Дамблдор насмешливо вздёрнул брови. Обставил, с такой лёгкостью обставил! — Разве мы говорим не о материнской любви?       Снейп некрасиво покраснела под хитрым прищуром туманных серо-голубых глаз.