Далека дорога твоя (Long Is The Way, And Hard)

Через несколько сотен лет он уже знает имя ангела: Азирафаэль. Они оба были посланы жить среди людей, чтобы по-разному направлять их на пути праведности или распутства. И это до сих пор остается очень увлекательным. Кроули прогуливается по рынку и упивается видами, запахами, шумом, пока ест. Он завтракает козлятиной на вертеле, зажаренной на дровяном костре и истекающей жиром, и еще теплой лепешкой из глиняной печи, слизывает с ладони каплю сока и смакует ее, наслаждаясь оттенками вкуса. В дальнем конце рынка краем глаза он замечает бледное мерцание и резко поворачивает голову. Толпа густая — столько людей за такое короткое время, а ведь кажется, что совсем недавно он знал их всех по именам! — но он вытягивает шею, пока толпа не расступается, и он снова видит. Вспышка белоснежных кудрей, кремово-бледная кожа, белое одеяние, к которому почему-то не смеет цепляться рыночная пыль. Кроули легко догоняет его. — Азирафаэль, не так ли? Ангел поворачивается, выражение его лица становится настороженным при виде Кроули, но тот успевает заметить отблеск неприкрытого восторга. И он точно знает, чем этот восторг вызван. — Чудесно, правда? — Кроули жестикулирует хлебом, оглядывая оживленную суету рынка. — Так изобретательно. Кажется, еще вчера они только начинали свой путь. — Да, — Азирафаэль оглядывается, и его лицо снова озаряется улыбкой, теплой и ласковой. — Да, конечно. Азирафаэль замечает шампур с кусками жареной козлятины в другой руке Кроули, и его глаза потрясенно округляются: — Ты что... ешь? Кроули пожимает плечами и машет рукой, чтобы густой запах жареного мяса достиг носа ангела. — Но... Но тебе же не нужно есть, — говорит Азирафаэль, все еще слегка шокированный. — Мне точно не нужно, — добавляет он чопорно. — Мы — существа высшего порядка, и нам не следует осквернять храмы наших тел грубой земной материей. Кроули только снова пожимает плечами, и это движение продолжается плавной волной по его длинному позвоночнику, напоминая об истинной физической оболочке демона — той самой, в которой он был при первой встрече с Азирафаэлем. — Однако это забавно. — Забавно? — В устах ангела это понятие кажется совершенно чуждым и неуместным. Возможно, там, наверху, так оно и есть; Кроули не помнит. — Мы здесь не для того, чтобы забавляться. Азирафаэль делает глубокий вдох, явно собираясь продолжать в том же духе, А Кроули быстро оборачивает последним куском хлеба последний кусок козлятины, снимает его с вертела и сует в открытый рот ангела. — М-м-ф... — Азирафаэль замолкает, прижимая руку ко рту, его глаза широко распахиваются. — Зачем ты это сделал? Слова с трудом пробиваются сквозь мясо и хлеб, но все же почти понятны, и Кроули ухмыляется, обнажая острые белые зубы. — Это было совершенно излишне, — с некоторым трудом произносит Азирафаэль, все еще смущенно прикрывая рот рукой. — Тогда выплюнь, — весело предлагает Кроули и протягивает руку раскрытой ладонью вверх. К удивлению Кроули, Азирафаэль не следует его совету. Вместо того чтобы выплюнуть мясо с хлебом в подставленную ладонь, ангел некоторое время тщательно пережевывает их и наконец проглатывает. На его лице появляется странное выражение. Его нижняя губа блестит от жира, и он украдкой высовывает розовый язычок, чтобы облизать ее дочиста. — Ничего страшного в этом нет, — наконец говорит Кроули немного неловко, потому что Азирафаэль все еще молчит. — Никакого вреда, поверь. — Ты же демон, — протестует Азирафаэль. Он снова сглатывает. — Конечно, ты так и должен был сказать. — Ну, а ты чувствуешь себя проклятым на всю оставшуюся вечность? — Азирафаэль не отвечает, и Кроули продолжает настаивать. — Загляни внутрь себя. Проверь. Ты ведь знал бы, если бы что-то такое случилось, правда? По-прежнему не получив никакого ответа, Кроули наклоняется ближе. Несмотря на царящие вокруг дневную жару, пыль, пот и грязь, ангелу удается сохранять аромат свежести и прохлады, словно от долгого глотка воды из глубокого колодца. — Не забывай, что ты должен сойти за своего в человеческом окружении, — шипит Кроули в бледное ухо ангела. — Неужели ты думаешь, что люди в конце концов не заметят, что этот милый... — его язык превращает это слово в самое низменное оскорбление, — господин Азирафаэль никогда ничего не ест и не пьет? — Ну... — сопротивление ангела слабеет, и Кроули приходит от этого в полный восторг. Точно так же, как ангелы способны чувствовать любовь и основные добродетели, демоны могут ощущать разложение и смертные грехи. Азирафаэлю не грозит Падение, ни в малейшей степени. Пока еще он даже отдаленно не приближается к этому. Но его сияющая чистота только что приобрела самый слабый, самый незначительный намек на бледно-серый оттенок. Первые, пока еще робкие шаги навстречу греху чревоугодия. Гавриил или Михаил уже давно изгнали бы его, воспылав святой уверенностью и праведным негодованием. Но этот... Кроули видел, как он отдал свой пылающий меч, а потом беспокоился лишь о том, правильно ли поступил. В глубине души этому ангелу не хватает убежденности в собственной правоте, и поэтому Кроули стоит позади него, наблюдая, как Азирафаэль рассматривает людей, и шипит: — И не забудь про местную экономику. Имея столько денег в твоем кошельке... — осторожное движение пальцев, и Азирафаэль слегка вздрагивает от нового груза на поясе, но не отбрасывает его, — ты ведь вполне можешь захотеть ими и поделиться. Посмотри на этих людей. Они изо всех сил стараются заработать себе на хлеб насущный, для себя и своих детей. Он делает паузу, чтобы дать Азирафаэлю возможность осознать сказанное, а затем добавляет с настолько прозрачным намеком, насколько это вообще возможно: — Это было бы с твоей стороны очень… хм... милосердно. — Но я мог бы просто отдать им деньги, — слабо протестует ангел. Кроули закатывает глаза и незаметно машет рукой. — Мне вовсе не обязательно потреблять... Он резко замолкает, когда хитрый порыв ветра доносит до них запах мяса, шипящего над костром. У самого Кроули слюнки текут, хотя он только что поел, и он бормочет: — Увидимся, ангел. Поплотнее закутавшись в свое одеяние, Кроули неторопливо уходит. Однако прежде, чем покинуть главную улицу, он оглядывается назад и видит, как Азирафаэль приближается к одному из торговых лотков, крепко сжимая обеими руками кошелек с деньгами, а щеки у него такие розовые, словно он размышляет о чем-то невыразимо грязном, и Кроули ухмыляется, торжествующе прищелкивая языком. Ибо это не просто удачное искушение одного из воинов Божьих. Ангел — невинный святой дурак! Даже люди, со всей их слепотой и недолговечностью, давно уже сообразили, что принимать пищу или что-то другое от демона — плохая идея, что такие подарки привяжут тебя к дарителю. Ангел принял еду из рук Кроули, и теперь, если Кроули сконцентрируется, он в любой момент сможет почувствовать, где находится Азирафаэль. Слабый, но безошибочно узнаваемый запах, по которому Кроули теперь в любой момент сможет определить местоположение ангела и найти его... если захочет. А если не захочет — то будет знать, от какого места держаться подальше. Кроули удовлетворенно шипит себе под нос. В конце концов, они исконные враги; и последнее, чего хочет Кроули, — это спотыкаться о чертова посланника Небес каждый раз, когда сам он пытается соблазнить людей на грех.