Мириады звуков

Грэм сидел на кровати, опираясь рукой на её край, спиной к двери, и ничего не видящим взглядом смотрел напротив себя, в сторону окна с несимметрично отдёрнутой им самим пару часов назад занавеской. Дверь в спальню приоткрылась, пробыла несколько мгновений в замершем безмолвии, и так же тихо, едва уловимо, затворилась. На коленях Уилла лежали его очки, он держал их за оправу. - Я не убивал Зэхха, - произнёс он, обращаясь к вошедшему только что человеку и нацепляя очки на положенное им место. Незримый собеседник подошёл к кровати, останавливаясь и смотря Уиллу в спину. - От недостающей подпорки ограды осталось расщеплённое и обугленное основание. Это была щепка, которой он был убит. Он истекал кровью и сопротивлялся до последнего. На кирпичах его кровь, размазанная по поверхности в одном месте. Я не приходил в сознание и не выламывал дверь. Я был пьян и задохнулся бы в дыму, если бы ты не забрал меня, обойдя дом с главного входа. Пёс пытался тебе помешать, поэтому ему пришлось «сгореть» вместе с домом. Ганнибал молча слушал его, не пытаясь оспаривать или перебивать. Он лишь наклонился к покрывалу кровати и положил на него свой планшетный компьютер, чтобы не держать его в руках. - Так ты всё и задумывал, - продолжал Уилл, облизнув губы, - Я должен был быть пьян, беспомощен, разочарован в жизни и ко всему равнодушен, Зэхх должен был меня убить, ты должен был этому помешать. Какие у тебя мотивы? Никаких, как обычно. - Слишком поспешный вывод, - нарушил Ганнибал своё молчание. - Забрал меня, чтобы… - Уилл развёл руками, - Сыграть роль благодетеля. Спасителя. Пастыря для заблудшей овцы. Оказаться рядом в момент сильного душевного потрясения. Стать всепрощающим господом богом в глазах погрязшего в грехе отчаяния смертного. Слишком просто для такого, как ты. Слишком неуверенно для того, чтобы попытаться применить это ко мне, - проговорил Грэм в итоге собственных рассуждений, - Я должен был переосмыслить то, чем ты являешься. Почувствовать на себе всю чувствительность, которую ты вкладываешь в то, что делаешь. Но тогда я тоже знал, как всё было, в этом я уверен. Я повёлся на это. Как я мог? Что я противопоставил своей неприязни такого, что вызвало моё покорное согласие, а не смех над нелепостью проделанной попытки меня приблизить? - Это был долгий мучительный процесс, Уилл, - сказал Лектер. - Каким бы ни был процесс, он не довёл бы меня до того, чтобы сидеть в трусах на кухне, пока ты готовишь мне завтрак. Что за условия были между нами? Я не могу этого понять. Ганнибал обошёл кровать и сел на её край, как и Уилл, но на расстоянии от него. Грэм почувствовал, что он взял его руку уже постфактум. Опустив взгляд на руки, Уилл апатично проследил за тем, как Лектер вложил в его руки свой планшетник с развёрнутым на весь экран видео и нажал на середину экрана. - Мне лучше выйти… - хотел подняться Лектер, но Уилл удержал его. Он хотел сказать, что ему безразлично останется ли Ганнибал или уйдёт, но жест был достаточно красноречив, чтобы можно было просто промолчать, ослабляя хватку. Ганнибал остался сидеть рядом. Видео начиналось с шорохов, почти сразу вспыхивая ярким светом. Уилл узнал собственный профиль, снятый издалека. На видео он чем-то сосредоточенно занимался, из-за вещей на переднем плане было не видно, чем именно. Уилл бросил короткий неуверенный взгляд на оператора, опустил на мгновение глаза, и вновь повернулся, недовольно хмурясь. Фоном разливалась тихая фортепианная музыка. - Перестань, - попросил он, - Я не шучу, - он поднял брови. Слышно его было плохо, он стоял далеко. Камера дрогнула. Снимающий предпочёл подойти поближе. - Я не хочу, чтобы ты это снимал, - осуждающе произнёс Грэм. Рукава светлой рубашки, в которую был одет Уилл (больше подходящей для торжественного случая) были закатаны по локоть, в руках у него был нож. Чем ближе приближалась камера, тем отчётливее был слышен тихий стук ножа по разделочной доске. - Зачем ты это делаешь? – спросил Грэм. - Мне нравится, - донёсся из-за кадра голос Лектера. - Отлично… - обречённо произнёс Уилл. Кадр сместился на руки Грэма и разделочную доску. Руки Уилла были влажными, под ножом –два куска какого-то мяса, от одного из которых он старательно отрезал кусочки поменьше. Над доской появилась рука Лектера. Он молча убрал с доски второй кусок мяса, отличающийся по цвету и размеру, и отложил его на стол рядом. - Ты обещал, что не будешь мешать, - раздражённо опираясь большими пальцами на доску, зажав в руке нож и останавливаясь в нарезке, сказал Уилл. - Ещё раз такое увижу, - имея в виду два куска мяса разных видов в одном месте, - И сам окажешься на этой доске. - Всё сказал? - Нет. Камера размазала путь от доски до переворота, демонстрируя скептически настроенного Грэма и Ганнибала, стоящего позади него и рукой с планшетом обнимающего его за шею, который смотрясь в изображение, как в зеркало, поправил чёлку. Уилл усмехнулся, взглянув на прихорашивающегося Лектера, и отвёл взгляд в сторону. Повернувшись в сторону Уилла, Ганнибал приблизил нос к его уху, и Уилл, поёжившись, резко на него обернулся. Он опустил глаза к губам доктора, всматриваясь в их контур. Лектер приподнял подбородок, с благосклонностью его оглядывая. Уилл моргнул, уже спокойно, забыв о своём ворчании насчёт видеосъёмки, а после закрыл глаза, вытягивая шею и наклоняя голову, чтобы… Грэм ткнул пальцем в экран, и картинка замерла на полудвижении. Парень оторвал палец, словно прилипший, от экрана и положил подрагивающую руку поверх своего бедра. Посидев так несколько секунд, он поднял руку снова, занося её над экраном. Он поджал пальцы, не решившись смотреть дальше и чувствуя, как его ладони становятся мокрыми от не совсем понятного ему волнения. Сжав руку в кулак и потирая пальцы друг о друга, Уилл молча всматривался в остановленное видео. Немного погодя, он наклонил планшет, обвёл пальцем его край, нащупал кнопку выключения и зажал её. Экран погас. Уилл не глядя положил компьютер на кровать рядом с собой, находясь глубоко в собственных размышлениях. Ганнибал посмотрел на планшетник, на Уилла, предпочёл не смущать обоих и заняться созерцанием оконной рамы. Сам себе до конца не доверяя, Грэм медленно покачал головой, отрицая увиденное. Губы тронула глупая улыбка. В полной тишине прошли несколько долгих минут. - Ты должен хоть что-нибудь поесть, - поднимаясь с кровати, негромко сказал Лектер, - Я приготовлю для тебя рыбу и овощи. Уилл тихо вздохнул. - Хорошо? – дотрагиваясь до его плеча, спросил Лектер. Грэм отскочил от него, уставляясь ему в ноги испуганными глазами. - Да, хорошо, - пробормотал он. - Я приготовлю всё и оставлю тебя одного дома, чтобы ты мог спокойно поесть, - сказал Лектер, - Через полчаса будет готово. Пообещай мне, что поешь. Уилл! - Да… - думая о чём-то совершенно другом, согласился Грэм, - Мы были вместе, - произнёс он и машинально снял очки, глядя, будто бы, внутрь собственного сознания, - Как бы невероятно это ни звучало. Это и было нашим условием? - В какой-то мере, - ответил Лектер, стоя рядом с ним, сидящим на кровати. - Ты решил, что я стану твоей новой Эбигейл Хоббс? - Много хуже, Уилл, - честно сказал на это Ганнибал. - Тебе не нужен напарник, тебе не нужен помощник. Что тебе от меня нужно? Зритель? Я был твоим зрителем долгое время. Этого не достаточно? И какой во мне интерес, если я уже прочёл последнюю страницу? - Ты не читатель, Уилл. Я знаю, как ты пишешь, у тебя есть свой собственный почерк. - Не надо меня звать по имени… - попросил Грэм, - …Так часто… Я не собираюсь ничего писать. Я хочу захлопнуть эту книгу раз и навсегда. Без продолжения. - Хочешь избавить мир от меня? – спросил Лектер. - Если мне не останется ничего другого, - согласился Уилл. - Ты сам этого хочешь? – уточнил Ганнибал, делая ударения на «сам» и «хочешь». Уилл улыбнулся улыбкой помешанного. - Не знаю… - пробормотал он, и, очнувшись от нерешительного сумасшествия, вскрикнул, - Я не знаю! Не надо на меня это сваливать! Я не должен… Я не хочу это решать! - Ты ничего не должен, - спешно опускаясь на колено у его ног, сочувственно заверил Ганнибал, - Никто не заставляет тебя ничего решать, ты можешь поступать, как тебе угодно. Я ни на чём не настаиваю. Пусть всё будет так, как этого хочешь ты. Ганнибал поднял руки, огораживая ими Уилла, призывая успокоиться в его объятьях, если тот этого пожелает. Уилл, не оценив жеста, отодвинулся, пересаживаясь подальше к подушке. - Ужин будет ждать тебя в кухне, - после некоторого молчания, проговорил Лектер, поднимаясь на ноги. У дверей он приостановился. - Могу я вернуться, после того, как ты поужинаешь? – спросил он. - Да, - буркнул Уилл. - Тебя не пугает перспектива моего присутствия в доме ночью? - Меньше всего, - коротко ответил Грэм. Ганнибал кивнул, прикрыл осторожно дверь спальни и ушёл готовить. Много хуже, много хуже, чем Эбигейл, - думал Грэм, оставшись в спальне в одиночестве, - Не просто хранить его секреты и наслаждаться этим знанием, а ещё и копить собственные. Или писать свои сценарии? Быть при нём добрым Джоном Уотсоном, сидя с которым у камина, можно смаковать самые сладкие и запутанные преступления. Или давать задание, как лабораторной мыши, и молча, без подсказок, наблюдать, к чему это приведёт. Будто стоит за кафедрой, постепенно расстреливая студентов по одному – тех, кто плохо усвоил его уроки. Да. Он учит. Он оглашает условия задач, в которых нарочно оставляет определённое количество неизвестных. Они все как-то решаются. Нужно только понять как именно. Он тщательно и скрупулезно проверяет решения и ответы. А тем, кто хорошо учился и выжил, даёт возможность написать свою дипломную работу. Этого он от меня хочет? Чтобы я написал и защитил дипломную под его руководством? И кого я должен буду для этого убить? Его самого? Нет… В этом совсем нет логики. Себя? Красиво, изощрённо, но тоже глупо. А, может быть, я не должен никого убивать? Я должен только сплести паутину, настолько ловкую, чтобы та не отличалась от творения учителя. И что после этого? Я понимаю, почему он меня выбрал. Я отдаю себе отчёт, что, несмотря на всю грязь и мерзость, он меня всё ещё интересует. Не так, как раньше. Раньше я мало обращал внимания на его личность. Воспринимал его, как фактор, раздающий подсказки. Как всплывающее окно с полезными советами. Мне было приятно его внимание к себе, но это всегда было фоном к чему-то иному. К другим событиям, людям, чувствам. Я приходил к нему с чем угодно, с любой ерундой. Но то, что происходило между нами, всегда было само собой разумеющимся, не главным, не основным, вспомогательным. Не важным. Обыденным. Я смотрел на него всё это время. Он постоянно был передо мной, рядом со мной. Я просыпался с мыслями о его желаниях, я засыпал в коконе, свитом из его стремлений, я видел его во сне. Постоянно. Постоянно в моей голове был один только он. Моё сознание кишело им, как банка, набитая червями. Я одновременно проклинал его и страдал, как покинутый влюблённый, стоило ему хоть на шаг от меня отдалиться. Я разговаривал с ним о нём, спорил, восхищался им, рассказывал ему о нём же! Я вскрывал себе голову тупым консервным ножом, чтобы вынуть оттуда его мотивы, его страхи и намерения! – Уилл усмехнулся, - Я смотрел на него в упор! Я ни минуты не мог прожить без его присутствия в мыслях. Он был перед моими глазами чаще, чем стёкла очков. Я смотрел. И не видел его. Теперь вижу. Отчётливее, чем когда-либо. И он меня всё ещё интересует. Я не хочу участвовать в его играх или делаю вид, что не хочу? Я пытаюсь быть нормальным, но что если у меня извращённое понятие о нормальности? Почему я спрашиваю? Это всегда было так. Я хотел бы быть счастливым с кем-нибудь вроде Блум. С такой девушкой, которая, несмотря на мою нестабильность, относилась бы ко мне с нежностью и любовью. С такой, какая бывает одна на миллиард. Точнее, не бывает. Значит, я меняю возможность на… удовольствие от удовлетворения собственного интереса. Я не могу говорить о том, что мне скучно без этого. Нет, это не так. Но мне интересно. Захватывающе. Необходимо понимать и знать, если я коснулся этого. Я чувствую удовольствие от этого. Не могу его выразить, да это и не похоже на то удовольствие, которое можно отметить улыбкой. Тут всё дольше, изо дня в день, как накатывающая волна предвкушения. А потом – вспышка термоядерной и стремительный обвал. Я описываю расследование убийств, как половой акт… До чего я дошёл. Нет, конечно, нет, всё не так. Никакого удовольствия от убийств. Нет и быть не может. Удовольствие совсем от другого. Если бы не было трупов, то ничего бы не изменилось. Важна игра… но она не сможет существовать, если ставки станут меньше. Ужасно. Это очень ужасно. Почему так? Кто мне скажет, почему так безвыходно? Почему я не могу не думать об этом? Почему для того, чтобы ткать прекрасные узоры золотой иглой, нужно непременно пронзать ею чьи-то жизни?.. Ганнибал? Как ты это выдерживаешь..?