Мириады звуков

Уилл ел рыбу, отламывая кусочки вилкой. Ужин был вкусным. Как долго они вместе с Ганнибалом живут здесь? Каждый ужин был таким? Уилл обратил внимание не только на еду. Всё в доме очень строго. Никаких завалов, никакого мусора, повсюду очень чисто. Этим занимался тоже Ганнибал? Каждая вещь стоит на своём месте. Нет пыли. Занавески на окнах в спальне чистые. Посуда расставлена хоть и небрежно, но с определённой симметрией. У мойки и на всех столах кухонного гарнитура стерильно, как в операционной. В прихожей ничего лишнего. Даже ботинки Грэма — не заслуживающие такого почтительного уважения — стоят на почётном пьедестале и выглядят слишком опрятно для простой обуви. Как солдаты на параде. Как хрустальные туфельки Золушки… Уилл вздрогнул и уронил вилку, звякнув об край тарелки. Для той самой Золушки, которая ужинает сейчас рыбой и овощами… — подумал он, чувствуя начинающееся нервное напряжение. Ведь так? Лектер — прекрасный принц, готовый пожертвовать собой ради подвига, Грэм — принцесса из высокой башни собственных сомнений и страха, Зэхх — огнедышащий дракон, угрожающий расправой. Принц побеждает дракона, на руках выносит принцессу из горящего замка, а после на белом коне увозит её в своё королевство. И там живут они долго и счастливо до конца своих дней. Обычно, конечно, не принцы вынуждают драконов брать принцесс в плен, — недовольно подумал Уилл, — И не наслаждаются зрелищем со стороны, пока принцесса задыхается в дыму в полубессознательном состоянии. И откуда уверенность, что принцесса вообще хочет, чтобы её кто-то спасал? А тем более, подстраивал опасную ситуацию, в которой ей нужна будет чья-то помощь. «Шоковая терапия»? Уилл представил Лектера, как бы он мог сказать об этом: — Грэм, ты мне нужен, ты должен подняться с колен, ты должен перестать, вернись к нашим отношениям, без тебя слишком пусто и… И вот почему он это делал. Сжёг полдома, убил мстительного глупца. Для того чтобы пробудить желание распутать это событие и почувствовать прежний трепет. Чтобы Уилл Грэм не пропал зря, чтобы он продолжил отдавать свою энергию и эмоциональность Лектеру. Чтобы он не блуждал с фонариком по тёмным коридорам собственной личности, а вышел на свет и увидел то, что ему на самом деле нужно. Ему нужен Лектер, — подумал Уилл про себя самого, продолжая жевать на его взгляд безвкусные тушёные овощи, — А зачем ему нужен… Лектер? Несмотря на всё красноречие Ганнибала, провозглашающее причастность Грэма к убийству, Уилл был ни при чём. Он был свободен поступать, как считает нужным — уходить или оставаться, и ничего не держало его рядом с Лектером, кроме собственного осознанного желания быть с ним. Пропадать зря без цели и желаний или быть в игре, грозящей в любую минуту оборваться тотальным проигрышем. Почему Лектер в неё играет? Почему Грэм так её боится? Чего такого нет в нём, что есть в Лектере, что мешает ему оставаться спокойным, когда рулетка приходит в движение? Или что в нём есть свыше того, что есть у Ганнибала? Человеколюбие? Чувствительность? Страх? Страх перед смертью? Он просто по природе своей слабее Лектера? Или он всегда был совершенно беспомощен и абсолютно бессилен, и только очарованием своей логики выделялся из общей серой массы других людей? Он — овца, покорившая волка своей нетипичной разумностью. Или волчонок? Лектер сказал днём, что видел, как Уилл пишет — и что, тот должен это делать, судя по всему. Если это действительно так, то — волчонок… Захочет ли этого сам Грэм? Захочет — чего? Охотиться? Захочет ли Грэм охотиться… Он уже делал это. Охотился, правда, за охотниками. И, хотя это определённо не одно и то же, он уже это делал. А потом случилось что-то, после чего он увяз в зыбкой почве под ногами, не в состоянии сделать больше ни шагу, проваливаясь под землю всё глубже и стремительнее. И единственное, чего он хотел — это, чтобы все оставили его в покое. Да, под землёй, да, в чём-то сродни могиле, но оставили в покое. А потом Ганнибал, не спрашивая разрешения, забрал его, принцессу из темницы, и снова ткнул носом в необходимость жить, а не существовать. Хочет ли он за это благодарности? Да и есть ли, за что его благодарить? Как бы то ни было, по всем приметам выходило, что Ганнибал нуждается в Уилле. В качестве ли завоёванной принцессы, подручной овцы-наблюдателя, как хранитель его архива, приятный собеседник, раздражающий фактор или ещё что-то, о чём Уилл даже не догадывался. Кем бы Уилл ему в итоге не приходился, он чувствовал, что такая странная заинтересованность не могла возникнуть на пустом месте. Такой человек, как он, не стал бы размениваться на проявление поверхностных мимолётных чувств. Это было нечто большее, глубинное. Настолько, что способно было затмить все «но», усмирить осознание любого неудобства от предпринятых действий, заставить поступиться принципами. Это должен был быть последний и единственный в своём роде вариант, неизбежное решение, от которого нельзя было отказаться. Человек не то, что он может сделать, а то, чего он не может. Ганнибал не мог не отреагировать на ситуацию, в которой оказался Грэм. Никто другой не заслуживал такого отношения Ганнибала, никого другого он не стал бы раз за разом ловить за руку, чтобы оградить от действительно угрожающей опасности, с тем, чтобы после обсудить это и аккуратно дать понять, что больше так делать не следует. Уилл не был слишком уверен в своих ощущениях, но в неоспоримости аргументов не сомневался, позволяя себе лишь беззвучно воспринимать явление, как свершившийся факт. Это был не принцип, уже не была игра, не вежливость и не скука. Невероятным образом из «интересного случая» Уилл превратился в возлюбленного Ганнибала Лектера. И это многое объясняло. То — что он делал, то — как он делал. Внешне общение не слишком пестрело изменениями, но Уилл почувствовал — всего несколько раз, но этого было достаточно — как Лектер испытывает настоящее беспокойство от осознания обстоятельств, в которых может потерять его. Это определённо была самая настоящая и искренняя любовь, которой Лектер не скрывал и в которой с удовольствием купался, получая от этого грандиозное удовольствие. Поэтому и только поэтому он был обеспокоен Уиллом так сильно. Поэтому он так стремился к тому, чтобы создать для них обоих новую жизнь, общую, одну на двоих. Создать, и во что б это ни стало оправдать этот шаг в глазах Уилла. Грэм не слишком хорошо разбирался в любви и, особенно в том, каким образом определяется её сила, но то, что пытался делать для него Ганнибал, указывало на известную долю самоотверженности и преданности. Так он проявлял заботу о нём. Не тем, что готовил ему еду, поддерживал чистоту в доме и говорил ласковые слова. Хотя и этим, возможно, тоже? Он самоуверенно лишал Уилла права на проявление собственной воли там, где это было необходимо. Он убирал его руки от кровоточащей шеи Эбигейл, не давал ему права выбора — остаться ли в выгребной яме или вернуться к активной жизни. «Оставь решение мне, Уилл Грэм, — говорил он этим, — Я сделаю это за тебя. Я позабочусь о тебе.» И он не спрашивал, как все остальные. Могу ли я тебе помочь, хотел бы ты это делать, а не отдохнуть ли тебе, Уилл? Он не спрашивал. Он помогал, он запрещал или разрешал, брал за руку и уводил, не давая времени на раздумья. Вот такая любовь… Нравится ли мне это? — думал Уилл, — Устраивает ли меня это? Как долго я бы смог выдержать что-то подобное? Теоретически. И должен ли я, опять же чисто теоретически, быть благодарным? Внимание Грэма зацепилось за это «теоретически». Почему «теоретически»? Что это значит? Значит, что всё нравится и всё устраивает, но что-то мешает? Что мешает? То, что он убивает людей. Если бы он этого не делал… — пришло Уиллу в голову и он, пребывая в своей задумчивости, медленно улыбнулся, — Если бы он этого не делал, я не смог бы найти ни одной причины, чтобы ему отказать. Я бы ответил взаимностью. Но доктор Лектер убивает. И с этим сложно что-то поделать. Как об этом ни подумай, всё одно — никакого выхода. Уилл не хотел вдаваться в философские или религиозные бредни по поводу оправданности убийства. Что бы он для себя ни вывел, суть его мнения осталась бы неизменной — людей убивать нельзя. Это плохо. Очень плохо. Всех и каждого со своими запутанными жизнями, мыслями, отношениями, родственными связями, мамой, папой, детьми, домашними животными, планами на пенсию. Нельзя. Он бы и рад был найти хоть какую-нибудь лазейку, отговорку, хоть что-нибудь что смогло уравновесить тяжесть убийства, но, как ни старался, не мог. Слишком это было явно и неоспоримо. Если бы только об этом можно было просто забыть… Спрятать в дальней комнате и никогда в неё больше не заходить. Такое было бы возможно в сказке. В реальной жизни — нет. Пока, во всяком случае, нет. Поэтому все попытки Ганнибала продемонстрировать Уиллу свои чувства, были заведомо обречены на провал. Надо отдать Лектеру должное — он был бы прекрасен в роли отца семейства, великолепен в своём вальяжном и царственном властвовании над Грэмом, но, увы, этого недостаточно для воплощения такой возможности в реальность. Всё, что Уилл мог бы сказать ему в ответ — «Прости. Я не могу», и не более того. И поэтому Грэм и боялся этой игры. В её правилах прописано разрешение на то, что кажется ему невозможным — совершать убийство. *** Уилл дремал, уткнувшись щёкой в сложенные руки на столе в гостиной. На столе, рядом с локтем Уилла, лежала горстка разноцветных скитлс, высыпанных из кармана пиджака. В гостиной горел яркий электрический свет, а за окнами было уже совсем темно, глубокий вечер или начало ночи — как больше нравится. Ганнибал, счищая с брюк пух с какого-то растения, с которым он столкнулся перед тем, как взойти на крыльцо, тихо вышел из прихожей, держа в руке крохотный букет бледно-розовых роз и пребывая в весьма приподнятом настроении. Увидев спящего Уилла, он принялся вести себя ещё тише. Неслышно ступая по полу, а затем — ковру, он подошёл к столу, аккуратно, чтобы ничего не задеть, опустил розы на стол перед Уиллом, убирая руку и отходя от стола на некоторое расстояние. Он смотрел на него, спрятавшего нос в рукава рубашки, и беспричинно улыбался милому зрелищу. Постояв так какое-то время, Лектер вздохнул, и очень медленно, стараясь растянуть процесс, чтобы подольше полюбоваться на спящего парня, двинулся по направлению к кухне. — Как бы я хотел тебя обнять, — полушёпотом произнёс он, после чего окончательно отвернулся и ушёл в кухню. Грэм открыл глаза и сел. Он нахмурился и принялся тереть веки пальцами. Окончив с этим, он сложил пальцы в замок и посмотрел напротив, замечая букет… Букетик размером не больше ладони. Из мелких розочек, уже широко раскрытых, с подвивающимися наружу лепестками, в молочной обёртке, перетянутой тёмными лентами. Где такое вообще делают? Это даже для девочки слишком мило… Грэм поднял розы и понюхал их — они пахли, как и положено, розами, а не какими-нибудь химикатами, на которые явно указывал их размер и совершенство линий. Обречённо и с лёгким недоумением почесав затылок, Грэм поднялся из-за стола и пошёл в кухню, помня, однако, что туда за пару минут до этого скрылся Лектер. Уилл прошёл мимо его спины, открывая первый попавшийся шкаф наугад — и сразу попал туда, куда нужно. Он взял с полки один из стаканов, закрыл шкаф обратно, прошёл к раковине — наполнил его на треть, и, держа над мойкой, осторожно всунул стебли цветов в стакан, пропихивая и обёртку, чтобы не торчала по краям, как сумасшедшая. Проведя стыковку и снова проходя мимо Ганнибала, и не замечая его, Уилл поставил букет на полку между двумя подсвечниками из чёрно-лилового стекла. Обернувшись, он увидел, что Ганнибал посматривает на него, отвлекшись от своего занятия. Апатично ответив на его взгляд, Уилл направился по пути мимо его спины в третий раз. Около Лектера Уилл остановился, вытянул с ручки шкафа рядом полотенце и принялся вытирать руки, осматривая стакан с розами издалека. Коричневые фоторамки с репродукциями, подсвечники из чёрно-лилового глянцевого стекла, а посредине — розовый букет в стакане. Смотрелся он странно, но не слишком инородно, грозя в ближайшее время примелькаться и стать более чем обыденным элементом общей композиции. Это мой почерк, — подумал Уилл, и едва удержался от того, чтобы не рассмеяться. Он не повесил полотенце на ручку шкафа, а оставил на столе, а после — ушёл из кухни. Лектер подождал, пока он окончательно пропадёт из виду, взял полотенце, встряхнул и повесил на место. *** Ганнибал и Уилл сидели на диване, в метре друг от друга, и без особых эмоций смотрели новости. Грэм пил из стакана густой кефир, сутулясь и обнимая себя рукой, а Лектер, сидя куда более расслабленно, возил пальцами по экрану планшета, что-то читая и просматривая. — Эм… — вырвалось у Уилла под впечатлением от внезапной мысли. — Да? — Ганнибал поднял голову. — Я спрошу? — Да, — убирая планшет из-под руки, сказал Лектер. — Я работаю сейчас где-нибудь? — Постоянно — нет, — едва качнув головой, ответил Ганнибал. — Понятно, — соображая, что на прежнем месте он вряд ли мог бы работать. — Подрабатываешь. — Где? — В местной мастерской по ремонту техники. — Бытовой? — Почему бытовой? — удивился Лектер. — К слову пришлось. — Нет. Хотя не знаю. Может быть, и бытовой. Уилл вяло улыбнулся. Он — мастер по ремонту техники. Звучит уже смешно… — А ты? — поколебавшись, но всё же спросил он Лектера. — Нашёл место в больнице. — Психотерапевт. — Нет. В хирургическом отделении. Уилл многозначительно кивнул. Действительно, хирург без работы не останется. — Зачем ты рассказал мне о том, как я убивал Зэхха? — спросил Уилл. — Тебя это до сих пор волнует? — Лектер повернулся к нему. — Да. Волнует, — согласился Уилл, немного нервничая, — Волнует, потому что сегодня ты наговорил откровенной и глупой лжи насчёт этого. — Я был вынужден. Прости, Уилл, я не думал, что тебе это так не понравится. — Почему ты прямо не сказал мне, что там случилось? Какое уже значение это имеет сейчас? Одно дело недоговаривать и подбирать нужные слова, но… — он умолк. — Я сожалею об этом. Действительно. — Зачем? — Чтобы ты сделал это. Уилл приостановился в своих обвинениях, задумываясь над сказанным. — Чёрт, — сжимая стакан с остатками кефира, он потёр лицо пальцами, — Чёрт! — Уилл… — с просьбой успокоиться в голосе, произнёс Лектер. — Быстрый способ заставить меня думать, — усмехнулся Грэм. Лектер покивал. — Тебе так это нравится? — спросил Уилл. — Это лучше, чем наблюдать за твоим саморазрушением. Грэм посмотрел на него, облизывая губы. — Чтобы ты знал. Ты не станешь тем, кто сможет помочь. Я думал об этом сегодня и понял, что это невозможно. Как прежде не будет. — Будет иначе. — Н… нет, — безнадёжно проговорил Грэм, — Даже если будет — уже без меня. Я хотел бы ещё спросить: могу я найти в доме место для сна, где я не буду мешать и смогу побыть в одиночестве. Лектер, уясняя, что Уилл предпочёл свернуть тему отношений, ответил, что во второй комнате наверху есть диван, и, что если Уилл желает, он может разложить его и спать там. Уилла это вполне устраивало. Защёлка на двери, которую он намеревался использовать, также показалась ему весьма кстати.