Нежность

Весна бродила по улицам, врывалась волнующими запахами оттаявшей земли и молодой травы в окна, вводила в смущение всех от мала до велика. Ральф сидел на уроках, призванный наводить порядок, но его услуги не требовались. Учащиеся с тоской смотрел в окно, где счастливые мальчишки младших классов гоняли в футбол, а девчонки прыгали в резиночку. Их мысли были там, за мутными немытыми с осени окнами, и никому никого дела не было до стараний учителя. Мысли Ральфа тоже были там, за окном, только его, конечно, не занимала возможность попинать мяч. Отпуск уже перестал быть туманным далёко, а превратился вполне себе внятную реальность, выраженную в приказе, в котором сегодня он расписался. Они только раз вернулись к этой теме, когда Рекс в очередных раскопках кладовой и антресолей вытащил на свет рулон палатки и комплект металлических стоек к ней. Ральф думал, что её давно выкинули или отдали кому-нибудь, но вот она — свидетельство его походного детства с родителями — жива и здорова, даже краска на полотне осталась все такой же ярко-оранжевой.       — Знаешь, как-то Волк, Сфинкс и Слепой не поехали в санаторий и провели лето с Лосем. Ездили на его старой машине, ночевали у дороги, пекли картошку, рылись в помойках, подобрали щенка. Они потом взахлёб рассказывали нам свои приключения, а мы завидовали так, что слёзы текли из глаз. Я даже желал им смерти. Особенно Волку, из-за этого чувства превосходства, которое сквозило в каждом его слове и взгляде. Перед их рассказами все наши игры и море выглядели жалко. А потом Волк умер, и я всегда знал, что тоже причастен к его внезапной смерти.       — Это весело только в детстве и юности, — сказал тогда Ральф на эту эмоциональную тираду. А потом спохватился, что не сразу понял того, о чём рассказал ему Стервятник, зациклившись на кличках, и спросил:       — Ты бы хотел поехать в такой поход?       — Мне казалось, в поход ходят, — Стервятник иронично приподнял брови. — Нет, не думаю, что это моё времяпрепровождение. Да и какие ночёвки на природе со Стервячьим здоровьем и обычаем завернуться в несколько слоёв свитеров и плед, забиться в угол и сидеть днями под настенной лампой? А вот взять по паре бутылок пива на брата и выползти куда-нибудь на воздух, недалеко. Посидеть на лавочке, жмурясь от столь яркого после зимы солнца, послушать птичью возню и трели, посмотреть на народ, ошалевший от внезапного тепла и балдеющий от возможности снять тёплые куртки и ботинки. Ральф ехал домой, предвкушая и лелея, как сейчас вытряхнет Стервятника из пыльного кресла, раздёрнет шторы, отберёт книгу. Он даже заехал и заранее купил разливного пива, которое одуряюще пахло горьковатым хмелем, чтобы не тратить время на магазин и томление в очереди у кассы со снулой продавщицей.       — Гулять? Сейчас? — удивлённо мекнул Стервятник, намертво вцепившись в какой-то фолиант, Ральф даже и близко не представлял, о чём эта книженция. — Туда где люди? В парк? Я не пойду. Ральф честно пытался не злиться, не ругаться и никак не показывать, что ему обидно. Он так ярко всё себе представил, даже вкус ни с чем не сравнимого первого весеннего пива ощущал во рту, который теперь обернулся горькой хиной. Тугой комок обиды в горле он сглотнул, уже сняв один ботинок, а потом, не сдержавшись, шарахнул кулаком о стену, заставив дребезжать и опасно раскачиваться зеркало в овальной резной раме.       — Это так важно для тебя? — Стервятник выволокся в прихожую и выглядел скорее растерянным нежели напуганным его всплеском эмоций.       — Да, Рекс, это важно! Важно выходить и дышать воздухом, гулять, смотреть на людей и общаться с ними, улыбаться, здороваться, разговаривать и посылать на хер, если кто-то ведёт себя нагло! Ральф и не хотел, а практически кричал, сам удивляясь своему раздражению, это всё радиоактивное весеннее солнце. Ведь он всегда знал, какая будет реакция Стервятника, и продолжал раз за разом обманывать себя и верить, что в это-то раз всё будет по-другому.       — Хорошо, — обречённость в голосе Стервятника, его внезапная податливость только подлили масла в обиду, кипевшую в Ральфе. — Может быть, посидим на балконе? Для осуществления плана пришлось зайти к старшей по подъезду, и только её воспоминания о том, что Ральф в детстве был вежливым мальчиком, не забывавшим здороваться, помогли добыть ключи от выхода на крышу. Рекс был предусмотрительно отправлен вместе с пледом, пивом и бутербродами на верхний этаж. Крыша пахла сыростью и голубями. Так, наверное, воняла и крыша Дома, правда, Ральф на ней бывал редко, практически никогда. Зато отсюда они видели только небо, кроны деревьев, закутанные нежной новорождённой листвой, солнце, уже клонилось к закату, но пока ещё приятно грело и припекало. Первый стакан они выпили, глядя в разные стороны и даже не касаясь друг друга плечами. Сидели на дальних концах одеяла, чужие и далёкие, разделенные грубыми словами. Наливая второй, Ральф принял кусочек хлеба с небрежно намазанным паштетом и не отодвинулся, когда Стервятник переполз поближе и сел, опершись об его спину.       — Скоро отпуск, — сказал Ральф.       — Да, — откликнулся Стервятник, его голос казался сонным и отчего-то далёким, будто растворённым в грудной клетке самого Ральфа.       — Что будем делать? — Ральф закрыл глаза. Тёмно-синее пятно с огненно-красной каёмкой поплыло под веками, смещаясь то влево, то вправо. Его тоже тянуло подремать.       — Поедем ко мне домой, — Стервятник откинул голову, положив ему на плечо, и теперь Ральф ощущал его дыхание у себя на щеке. — Будем пьянствовать, сидя на веранде, а когда тебе захочется погулять в парке, нам не придётся далеко идти.       — К тебе домой? — Ральф улыбнулся, лёгкий ветерок отнёс прядь волос Стервятника ему на лицо. Пришлось ловить тонкую золотую паутинку руками до того, как она искупается в пиве и слипнется, обретая сладковато-приторный душок.       — Она умерла, — Рекс выдохнул щекотливые слова Ральфу в ухо и тут же отодвинулся, оставляя его со сказанным наедине, давая время осмыслить.       — Кто? — вопрос сорвался с губ, ещё до того, как Ральф понял, о ком идёт речь. — Когда?       — В прошлом месяце, десятого числа. Ты был на суточном дежурстве. Ральф потрясённо молчал и всё моргал, пытаясь стряхнуть с сетчатки навязчивое синее пятно, будто только оно мешало ему адекватно воспринять сказанное. А не то с каким хладнокровным спокойствием и даже, кажется, радостью ему об этом только что сообщил Стервятник.       — Она звонила мне накануне, сказала — до свидания. И повесила трубку, а утром перезвонил нотариус и выразил свои соболезнования. Мне оставалось только забрать урну с прахом, она оплатила кремацию, оказывается ещё давно. Она хотела, чтобы её закопали в саду, но я высыпал пепел рядом с какой-то стройкой. Не хочу, чтобы её призрак шатался по коридорам и спальням, гремел кастрюлями на кухне и сидел на бортике, когда я принимаю ванную. Кстати, у неё ванна на птичьих лапах, грифон, наверное. Представляешь? Ральф глотнул пива из бутылки. Шепот Стервятника окутывал его как туман, просачивался внутрь и оседал капельками тревоги на сердце.       — Скажи-ка, Рекс, а ты вообще человек?       — Я — Стервятник, Монстр Дома, Папа Птиц и Большая Птица. Люди там не выживали, разве что ты.