Liloo was here

Волдеморт стоял перед доходным домом на Кадмен-стрит с чемоданом и чувствовал себя дебилом. Дано: с папашей он не списывался, потому что больно надо. Аренда холостяцкой халупы для высокородных тунеядцев закончилась еще в конце ноября, это он помнил, сам договор просматривал. В приюте он с тридцать четвертого года не числился. К Лилибет проситься было бы богической наглостью: Волдеморт еще не сошел с ума, чтобы прицельно идти и раздражать короля Георга без единого хоркрукса в качестве страховки, а на факультете он достаточно близкую дружбу для «быстро напроситься в гости» ни с кем не завел. И что делать? Спать на вокзале с бомжами? Он уже начал подумывать, какую бы безобидную, одинокую старушку взять под Империо, когда вспомнил про свою секту. Вот, где его накормят и согреют! Волдеморт оказался прав: его накормили, его согрели. Бенсон в тайне от преподобного Морриса (пугающий в своей убедительности парень, если честно) отдала ему записочку. Не забыл про него папаша, все-таки! И даже догадался, куда он пойдет, когда вернется в Лондон. «Влез в разборки с серьезными парнями, в Лондоне показаться не могу, вернулся домой. Насчет тебя с отцом пришли к консенсусу. Аппарируй на бывшее место преступления». Юморист нашелся. Зато появился повод приватизировать семейное колечко! *** Ну что, Волдеморт, добро пожаловать на парад мертвецов. Он в последние пять лет и не прекращался, но это уже был какой-то абсурд: этих троих он лично когда-то отправил на тот свет, а теперь ему с ними столоваться. С Риддлами Волдеморт, изображавший образцового лицеиста, вежливо поздоровался и тут же узнал, как именно его папенька с родителями «пришел к консенсусу»: дед спросил, как дела у Ее Высочества. Волдеморт показал совместные фото из школьной библиотеки, сказал, что Лилибет обещала ему породистого щенка от одной из ее собак (корги он в Хогвартс бы не потащил, но это детали), и что она до сих пор над ним угорала из-за его скромного христианского культа. Риддлы впечатлились, выделили ему комнату; дед, почувствовал его мысли Волдеморт, собирался вызывать из города своего юриста, чтобы переоформить завещание. И это он им еще об особенностях престолонаследования не рассказывал. Титул «мастера над магией» еще после Джона Гонта упразднили (о, ирония), так что повезло Его Величеству, иначе бы он пытался усидеть на двух стульях, а это никогда ни к чему хорошему не приводило: тому же Ричарду III даже отсутствие титула не помогло, быстро по темечку прилетело. Оставив чемодан, Волдеморт пошел прогуляться через поле перед ужином. Поттер могла дразнить его клептоманом сколько угодно, но она бы тоже не смогла пройти мимо антиквариата, если бы он был рядышком, манящий и почти бесхозный. Дядюшка, как водится, был пьян, когда Темный Лорд почтил своим присутствием хлев, в который он превратил и так не особо внушительную хижину. — Тебя сюда не звали, — прошипел Морфин Гонт. — И тебе привет, дядя, — прошипел Волдеморт в ответ, кидая легкую беспалочковую «валерьянку» на помещение. Парселтанг, вообще-то, был не так редок, как считало почтенное нищее семейство Гонт. Места надо знать. В Греции их было довольно, но невозможно было змееуста-грека заставить признаться в том, что он змееуст: Герпий Омерзительный там так наследил, что местные плевались до сих пор. Другое дело — Индия. Во время большого слизеринского турне по Азии оказался Волдеморт с компанией в каких-то трущобах, и пытались они у одного лавочника направление узнать. На английском тот не говорил, и они стали пробовать все языки, что знали. Французский, немецкий, испанский, русский, турецкий, латынь… Потом Волдеморт от отчаяния спросил, говорит ли он на парселтанге, на что ему радостно ответили, что да, конечно, дорогой, может, тебе амулет какой нужен?! Вот и что ему делать с этим бесполезным алкоголиком, воспитанным на тупых догмах, которые можно скармливать только вот таким же необразованным идиотам, пусть даже и в дорогих цацках? Гриндевальд был психом: он думал, что магглами можно править. Интересно, рассказали ли ему, что именно случилось с Махоутокоро, которая до сорок пятого располагалась в Нагасаки... Грязнокровки в шестидесятых были идиотами: они считали, что если маги откроются магглам, то все будут жить в гармонии, процветать, и настанет бесконечное счастье, равенство, братство и социализм. Дамблдор надеялся, что маги мимикрируют под магглов, и Волдеморт считал, что он либо наивен, либо полный псих — вспомним Тони Долохова и желтую субмарину. Но Волдеморт увидел тридцатые годы двадцать первого века, и оказалось, что наивным был он сам, продвигавший политику полного железного занавеса. Лилу Поттер сформулировала позицию либералов в сто раз проще, чем это когда-либо делал Дамблдор: магглы изобретают слишком много клевых штук (потому что абсолютное оружие уже изобрели). Волдеморт был в доме Поттеров образца тридцатых годов и до сих пор пребывал под впечатлением: волшебникам с новейшими маггловскими устройствами домашние эльфы и бытовая магия были вообще без надобности. А с учетом того, что Лондон стал городом-рекордсменом по количеству уличных камер, мимикрирование под магглов оказалось вопросом безопасности: Темный Лорд не хотел даже представлять, какие негуманные эксперименты над волшебниками могли бы проводить в подвалах МИ-5, чтобы выделить ген, отвечающий за «очень интересную мутацию». Пожирателям Смерти Волдеморт в свое время больше про превосходство волшебников задвигал, и что им, высшей расе, не следует мараться об этих невежественных свиней (там и перлы из речей Гитлера мелькали), но делал он это исключительно потому, что не хотел объяснять им, что такое атомная бомба… ведь начинать бы пришлось с определения атома. Это, и в его время магглы еще не изобрели смартфоны и youtube, так что железный занавес казался отличным решением проблемы. — Ты говоришь на нем? — предсказуемо поразился дядя. Волдеморт вздохнул. Вытащил склянку с ядом василиска на полторы унции. — Великий Змей Салазара передает привет. Упомянутый змей был не очень доволен, что его разбудили, но Волдеморт поставил ему пару баранов, и Хиссиус подобрел. Бодрствующий василиск в школе — еще та проблема, но Волдеморту деньги были нужны! Правда, его порцию яда пришлось продавать за границей, чтобы не обрушать цену на редкий ингредиент. — Что это? — спросил дядя Морфин, склонив голову. — Яд василиска. Рыночная цена за эту склянку — полторы тысячи галлеонов. Морфин, может, и не был самым умным парнем на деревне, но самую малость во взаимоотношениях между людьми понимал. — Что ты за это хочешь? — подозрительно спросил он. — Видишь ли, дядя, я, в отличие от тебя, посещаю Хогвартс, с людьми общаюсь. А в будущем хотел бы заниматься политикой. И поэтому моим словам нужен вес, — вкрадчиво сказал Волдеморт, вплетая в голос внушение (которое, как правило, не действовало на волшебников, но Морфин Гонт был еще тем деградантом, так что с ним все прокатило), и указал на кольцо. Спасибо «валерьянке», на Волдеморта он не кинулся, но дядюшка Морфин определенно разозлился. — Меропа, эта шлюха, мало того, что медальон Слизерина из семьи утащила, ублюдка на стороне нагуляла, так ты еще теперь хочешь кольцо фамильное забрать?! Волдеморт спокойно кинул в него порчу мыльного рта незарегистрированной палочкой и, пока дядя отфыркивался, выдал старый аргумент: — Мама была единственным разумным человеком в семье: вышла замуж за богатого красавчика, чтобы выбраться из нищеты. Что делали вы с дедом, чтобы поправить положение? Ничего. К тому же, — Морфин сплюнул остатки мыла, и Волдеморт улыбнулся, — я не вижу, в чем, собственно, проблема. Ты получаешь средства к более сносному существованию, фамильные ценности остаются в семье. Ты ведь так и не женился, и кроме меня у тебя нет наследников, дядя. Ну да, он баловался внушением. Да, неэтично. Но Волдеморт хотел эту древнюю цацку, и он предлагал за нее эквивалент достаточного количества золота. Нормальную закупочную цену, с небольшой скидочкой для единственного племянника, дорогой кровиночки — он же торговал антиквариатом, он разбирался в расценках. Все равно дядя не сможет питаться этой печаткой в голодный год. Морфин Гонт протянул руку с длинными, грязными ногтями к флакону с ядом, и Волдеморт знал, что улыбка у него в тот момент была просто кошмарная. Все-таки, унаследовал он что-то от маминой родни - помимо парселтанга. *** Поттер застала Волдеморта в относительно нейтральном настроении. С одной стороны, ура, колечко, моя прелес-сть. С другой, он мрачно медитировал на одно из писем Нагини. Он ей писал, потому что все еще на что-то надеялся, она ему отвечала… из вежливости, наверное. Мерлин, ну зачем он ляпнул про съеденных недругов, зачем?! «Быть с кем-то по любви и быть с кем-то из безысходности — это не одно и то же», — писала ему старая подруга. Зачем же так жестоко, дорогая? Волдеморт все это время считал, что у них все было прекрасно! А теперь он начал сомневаться в единственных действительно серьезных отношениях в своей жизни. Может, это была безысходность и с его стороны тоже? Потому что только у нее в голове он не слышал всякую дрянь? И потом, он продолжал крайне непорядочно с ней поступать, скрывая от нее информацию о локациях, нейтрализующих магию. Он мог говорить себе, что боялся, что она, посетив одну из них, станет обычной змеей, но на самом деле он просто не хотел, чтобы она осталась там, бросив его, если проклятие в этой зоне не будет действовать. Дамблдор бы наверняка сказал что-нибудь из серии, что «магия любви» не спасла Нагини от проклятия, потому что отношение Волдеморта к ней было недостаточно самоотверженным, и что в настоящей любви нет места эгоизму. Пошел ты, Дамблдор. Пошел ты. Ты самоучка, а не природный легилимент, ты никогда не понимал, что это такое: найти вторую половину, мыслей которой не нужно бояться. «Прости меня, Нагини, я такой мудак». И именно в этот момент триумфа по колечку и скорби по любимой женщине его решила навестить Поттер. Ну что ж, в этот раз у Волдеморта хотя бы были стабильные дружеские отношения с кем-то, кто его понимал как никто. — О, Литтл-Хэнглтон! Привет, Смерть-младший. — Это какая-то отсылка? — задал он давно интересовавший его вопрос. — Как увидишь меня рядом с лэптопом, напомни показать тебе «Пожирателя душ», — ухмыльнулась Поттер. В этот раз ей было лет семнадцать, и на голове у нее был серебристо-серый кошмар длиной до плеч: в этом возрасте она много экспериментировала с внешностью. — Но я об этом, вообще-то. — Она указала на кольцо. …а при чем здесь смерть? — Я не убивал никого ради кольца, я вообще не могу убивать, помнишь? — пробурчал Волдеморт. — Да я не про… А! Точно! Ты же не знаешь про Дары Смерти! — подскочила Лилу, хлопая в ладоши. — Что, прости? Лилу улеглась поперек кровати, на которой он раскидал письма Нагини, и по-лисьи ухмыльнулась ему снизу вверх. Поттер была не в курсе, но с этим выражением лица она была очень похожа на свою бабулю Эванс на обложке опального сингла семьдесят шестого года про оборотня Себастьяна (текст, подозревал Волдеморт, писал Снейп). В остальном они были не особо похожи: Поттер, в отличие от своей пятифутовой бабушки, была дылдой, мастью пошла в Уизли (они были сильно светлее), и вообще внешне больше напоминала одного из своих многочисленных дядюшек – не то отставного Аврора, Рона, не то великовозрастного панка, Билла. «А в поле у реки лежало пять кровавых тел…» — пропел в ушах низкий, нарочито хрипящий голос Эванс. Тьфу, теперь полдня в голове крутиться будет. — Ты не читал сказочки для маленьких волшебников, это оттуда. Трое братьев (спойлер: братьев Певерелл) хотели пересечь реку, где постоянно тонули люди, но они же были магами и создали мост. Смерти это не понравилось, но она была хитрой сучкой, и потому предложила им подарки на выбор. Старший захотел непобедимую волшебную палочку, Смерть дала ему палочку из бузины. Секунду, что? — Средний захотел воскрешать мертвых, Смерть дала ему воскрешающий камень, — Поттер кивнула на кольцо Гонтов. — А младший захотел возможность спрятаться от Смерти, и она недовольно отдала ему свою мантию-невидимку. Старшего из-за палочки зарезали, средний призвал призрак возлюбленной, но она была только фантомом и очень страдала, так что он вскоре повесился, а младший дожил до старости, сам снял мантию, отдал сыну и пошел со Смертью добровольно. — Бред какой-то, — мрачно подвел итог Темный Лорд. — В каждой шутке есть доля шутки, — пожала плечами Лилу. — За Бузинной палочкой ты сам охотился, она как раз из этой сказки. Не поможет, если противник более хитрожопый, чем ты. Гриндевальд вышел против Дамблдора с этой палочкой и проиграл, так что сам видишь: грубая сила — не залог успеха. — О, Волдеморт знал это лучше прочих: Дамблдор — это тот противник, который может тебя кокнуть голыми руками. — Камешек создал Кадмус Певерелл, он попал к моему отцу в девяносто седьмом, и один раз папа действительно призвал им мертвых. А мантия… — Лилу захихикала. — Наш семейный артефакт. Игнотус Певерелл, папин далекий пра-пра, умудрился сделать мантию, на которую не действуют сторонние заклятия, и магия которой не выдыхается со временем. Так что, хочешь призвать кого-нибудь? Насколько я помню, камень нужно провернуть три раза. Хотел ли Волдеморт призвать кого-нибудь? Едва ли. Было у него подозрение, что этот артефакт на самом деле — галлюциноген. Уж лучше он опять мухоморы есть начнет, там хотя бы видения поинтереснее. — Ах, да, — Лили улыбнулась, хищно обнажив зубы. — Если тебе понадобится услуга от Дамблдора, скажи, что сдашь кольцо ему в аренду на часик. Он даже шкурой своей рискнет, если ты посулишь ему возможность поговорить с его покойной сестрой. …А вот это уже другой разговор! — Ладно. Тогда надо призвать кого-нибудь чисто на пробу, — сказал Волдеморт. — Есть идеи? Поттер задумалась. — Думаю, призывать семью и возлюбленных — так себе затея. Нужен кто-то нейтральный. — Нейтральный, не враждебный, говорящий на понятном нам языке… — И чтобы можно было узнать что-то интересное! — сверкнула глазами Лилу. Волдеморт бросил взгляд на книжную полку. А это идея! Все головы ломают, кто на самом деле был автором, а они с Поттер теперь будут знать точно. И он, дико ухмыляясь, начал проворачивать кольцо на пальце. — Призываю дух Уильяма Шекспира!