Liloo was here

Волдеморт смотрел на личного легилимента Гриндевальда, и он был не впечатлен. Официально ему было пятнадцать, и он должен был сидеть в школе, а не участвовать в решающей магической свалке в Пиренеях. Как же это получилось? Летом сорок первого ему на голову свалилась аппарировавшая из газовой камеры Рахиль Голдштайн. Когда-то Волдеморт не стал ничего мудрить и отправиться с ней в Отдел Магического Правопорядка, но это оказалось хреновой идеей: те отдали неудобную находку в Отдел Тайн. Невыразимцы экспериментировали с силой Рахиль в течение двух лет и выпустили в поле в тот же год, когда сам Волдеморт попал под призывную гребенку. На Континенте их поставили в боевую двойку по нескольким причинам. Волдеморт оказался лучшим по части языков в своей возрастной группе, а у Рахиль немецкий вообще был родным, так что они могли заниматься и шпионажем, и наиболее дерзкими диверсиями. Они были сиротами с маггловскими фамилиями, так что обоих можно было пустить в расход в случае крайней нужды. И они оба сильно выделялись по уровню в своем отряде – Рахиль силой, а Риддл навыками и тонкими фокусами. Они занимались отрядами Мюнхгаузена и в итоге вышли на самого герра Карла, куратора экспериментальных программ Гриндевальда, который стоял за идеей лагерей смерти. Зачем самому искать людей для жертвоприношений, если можно заимперить нескольких маггловских политиков и поставить дело на поток, сказал своему начальнику герр Мюнхгаузен еще в начале тридцатых годов. Когда Рахиль разделалась с ним, Волдеморт, видевший этот самосуд собственными глазами, подумал, что Министерство Магии дурью маялось все это время. Дамблдор от Гриндевальда и его любимых игрушек много лет бегал – так и забили бы на этого Дамблдора, надо было просто спустить Рахиль на этих мудаков. Это уже потом, когда начались коллективные оправдания сторонников Гриндевальда на территории Великобритании, Волдеморт понял, в чем дело было. Связи, деньги, взятки. Когда Рахиль, уйдя в самоволку, прошлась по следам шестерок Гриндевальда как бладхаунд и вырезала всех, кто свалил в британскую пиратскую гавань, Министерство объявило ее в розыск. Слизнорт уже давно предрекал Волдеморту головокружительную политическую карьеру, но он и слышать не хотел о Министерстве Магии после всего этого лицемерного дерьма. Рахиль, естественно, никто не поймал, и даже не потому, что руки у Министерства были коротки для девицы, которая успела получить такие специфические прозвища как «Богиня» и «Кровожадная Тварь». Просто ребята из Аврората были солидарны с Волдемортом, и даже если бы Рахиль решила внаглую прогуляться по Косому переулку, дежурные Авроры бы дружно начали изображать избирательную слепоту. Но все не закончилось хорошо. Рахиль умирала с того самого момента, как спаслась из газовой камеры, аппарировав через половину Европы, а Волдеморт был так занят поисками бессмертия для себя, что не сделал ничего для того, чтобы спасти человека, которого действительно считал другом. Рахиль так и не простила себе, что выжила, когда погибли ее сестры. А Волдеморт не мог простить себя за то, что не помог ей. Даже не попытался. Мое время вышло. Одолжи палочку, пожалуйста. Но на этот раз у него было время. И он знал, какую милость следует просить на балу у древнего шумера. Теперь знал. В этот раз, когда Голдштайн снова свалилась ему на голову, Волдеморт отправился прямиком к нелюбимому замдиректора Хогвартса. Добавьте девчонку в списки, говорил он. Дамблдор справедливо сомневался, потому что Рахиль вполне могла разрушить полшколы одним чихом. К счастью, у Волдеморта был козырь в рукаве: он снял невидимость с семейной печатки и продемонстрировал его сверкающим жадным глазкам. Не это ли вы ищете, профессор? Ах, это. Ну давайте меняться. Рахиль в списки, вне факультетов, а вам сеанс с колечком. На часик, не больше, вы ведь не хотите сойти с ума? Повернуть три раза. Волдеморт точно не знал, что Дамблдору наговорила его сестра за этот сеанс, но обманчиво добродушный профессор явно возжелал крови. Он помнил, как Дамблдор заявлял, что его бывший должен сидеть и думать над своим поведением (что не помешало ему испепелить всех основных гриндевальдовских головорезов на Дуэльном Кубке сорок третьего). Теперь же профессор говорил, что этот мудак должен сидеть в собственной тюрьме и страдать. Волдеморт подозревал, что дело было в том, что одновременно с Дамблдором Гриндевальд подкатывал еще и к его малолетней сестре, чисто чтобы поржать. После такого уже сложно верить в слезливые признания в любви. Эта версия очень хорошо рифмовалась с тем, как Дамблдор последние несколько месяцев говорил, что Гриндевальд любит приврать (и отчетливо думал: врет как дышит), и слушать его не надо (не повторяйте моих ошибок). Итак, Рахиль осталась в Хогвартсе под ответственность профессора Трансфигурации и некоторое время пробовала на зуб собственные способности, а Волдеморт был ее спарринг-партнером, что выражалось в постоянном валянии его тушки по земле. По его личному мнению, выглядел он довольно жалко, однако Меррисот и Флитвик, побывав на паре тренировок Рахиль и ее мальчика для битья, дружно решили зачесть Волдеморту все практические контрольные до середины шестого курса. Затем в ноябре у Дамблдора откуда-то взялся феникс, хотя Волдеморт хорошо помнил: этой малиновой жопы у профессора не было вплоть до его шестого курса. А чуть позже Дамблдор подъехал к Рахиль и Волдеморту (но больше к Рахиль) насчет уничтожения одного артефакта. Оказалось, что они с Гриндевальдом в юности поклялись на крови друг другу не вредить, и Дамблдор пытался разрушить клятву уже не первый год... что объясняло, почему Дамблдор бегал от ответственности столько лет. Рахиль разрушила обет как нефиг делать и развязала профессору руки. И вот, за каких-то пару месяцев, Дамблдор сумел довести конфликт с Гриндевальдом и его кучкой кровожадных чистокровных идиотов до финальной стадии. И вот, оно. Решающее сражение в заснеженных Пиренеях, где собрался весь цвет Аврорских корпусов Европы. Маньяк Дамблдор. Рахиль. И подросток-Волдеморт, который не мог убивать. Волдеморт не знал, какого драккла он в это полез со своей специфической проблемой, но когда Рахиль брала профессора за руку, чтобы аппарировать к месту встречи (нельзя аппарировать на территории Хогвартса, если ты не Рахиль Голдштайн), она посмотрела на Волдеморта, вдруг улыбнулась и спросила, не хочет ли он с ними. Волдеморт не знал, что укусило его за задницу, но он тут же скинул путавшуюся в ногах школьную мантию, проверил запасную палочку и потащился вторым прицепом. У дамочки перед ним в голове была откровенная каша. Какого черта ты вообще потащилась к Гриндевальду, если была влюблена в маггла? Гриндевальд никогда не хотел в интеграцию, он хотел поработить магглов (псих). — Ты дура, — сообщил Волдеморт дамочке, Куинни, по иронии, однофамилице его подруги (Рахиль бы страшно плевалась, если бы знала). Та тоже смотрела ему прямо в мозг. И Волдеморт видел, как ей стало дурно. Бомбежки, сирены, разрушенный Лондон; у него маггловская фамилия, и ему грозит отправка на Континент, в магическую мясорубку, а ему очень хочется жить, так себе у него жизнь, но он готов убить, лишь бы выжить, и убивает. Еще, и еще, и еще. А теперь глянь, Куинни, что творили магглы по указке твоего босса. Море крови, миллионы трупов — уже не так возвышенно, как тебе казалось, правда? Слишком юный для всей увиденной крови волшебник возвращается домой, но он не приспособлен для жизни в обществе, на самом деле нет, и уже давно. Он убивает дальше, клепает себе хоркруксы, теряет человеческий облик, сходит с ума. Железная стена между магами и магглами, гораздо жестче, чем в твоей родной Америке, отличная идея, стоит пролить за нее еще одно море крови, только уже исключительно британской. Мальчик давно вырос и потерял человеческий облик, он командует оборотнями, он приказывает великанам, ему подчиняются дементоры — слышишь, как счастливо и визгливо он смеется перед тем, как его повергает в прах какой-то мальчишка, которому очень сильно повезло? Время отматывается назад. «Когда-нибудь мы станем много большим, чем Мерлин», — говорит дочь того мальчишки, глядя ему в глаза. У него нет мощи Рахиль и Обскура Аурелиуса, но ты уверена, что хочешь драться с этим? — Ты сумасшедший, — ответила ему Куинни Голдштайн. — Может быть, — ухмыльнулся Волдеморт, небрежно вычерчивая опущенной палочкой большую часть формы одного из любимых парализующих проклятий Алиса Каракуры. Чуть подальше он видел среди разнообразных форменных мантий часть британского Аврорского корпуса, а за ними, напротив Гриндевальда, стояли Дамблдор, небрежно поигрывавший своей кривоватой палочкой из белого клена, и Рахиль, спокойная как статуя. — Я ведь предвидел, Альбус, — вкрадчиво начал Гриндевальд, и Волдеморт к своему отвращению узнал в его речи собственные интонации. — Ничего ты не предвидел, хватит врать, — оборвал его Дамблдор, которого, видимо, до сих пор потряхивало от разговора с Арианой. — Твои больные фантазии казались интересными первые минут пять, дальше я подыгрывал из вежливости. Лицо Гриндевальда перекосило — браво, Дамблдор, браво, и Волдеморт не смог бы лучше, даже если бы постарался. Рахиль хватило этого краткого обмена любезностями, чтобы полностью изучить обстановку, и она спокойно обронила, не отрывая взгляда от цели: — Со своим ничтожеством сами управитесь, герр Дамблдор. А я возьму его. Рахиль смотрела на скрывавшегося за спинами Обскура. Того мудака, с которым миловалась Нагини в Риме летом тридцать восьмого. (Хорошо, что ее в этой заварушке и близко не было. Хорошо, что Волдеморт занимался разведкой и отрядами Мюнхгаузена в прошлый раз.) Гриндевальд не стал это терпеть и ударил по Рахиль Нитью Боли — специфическое заклинание, Волдеморту всегда казалось, что с ним слишком много возни. Дамблдор дернулся, но Рахиль уже отбила заклятие в сторону едва заметным движением ладони. — Не мешай, — коротко бросила она Гриндевальду. ...и тогда, как по команде, началась свалка. С Куинни Голдштайн было сложно сражаться. Волдеморт неплохо знал окклюменцию, но Куинни была слишком хороша в чтении и видела достаточно, чтобы уворачиваться и ставить правильные блоки. Ее проблема была в том, что она недостаточно хорошо знала боевку и банально не могла перехватить инициативу. Его проблема была в том, что он не использовал летальные методы. ...и что он не предвидел атаку с дружественной стороны. Какая-то мразь полоснула его Хлыстом Везувия, если он правильно разобрался, и огненная борозда прошлась у него по шее, через грудь, а затем по ребрам, в районе печени. Волдеморт вынужденно прилег отдохнуть. Жгло как лавой, черт возьми. Он скосил глаза — Куинни Голдштайн трясла за плечи какая-то дамочка в форме Аврора МагКонгресса. — Уходи, Куинни, ты ведь ничего не сделала, уходи! Больно было — просто кошмар, но Волдеморт заржал. — Это она-то ничего не сделала? Вдруг над ним мелькнула рыжая вспышка, и он увидел Поттер. Ту самую самодовольную Поттер со шрамом через бровь. Она смотрела на него сверху вниз и ухмылялась. — Помощь нужна? — Будь добра, — буркнул он. Волдеморту вообще не улыбалось сдохнуть там, в перекрестном огне. — Готовься, Смерть-младший, я захвачу твое тело! — весело объявила Поттер. Она, кстати, все-таки показала великому и ужасному Темному Лорду этот мультик. Он был даже смешной. Надо будет, когда все это закончится, и Волдеморт заживет полной жизнью, сделать летающую доску, чтобы сходство было полным — коллекция огнестрела у него и так случайно завелась, спасибо лондонским бандитам. Лилу упала на него, ухмыльнулась его губами и повела пальцами над ожогом. Боль ушла, только кожу неприятно тянуло. Они поднялись на ноги, и, кажется, Куинни видела, что их на самом деле стало двое. С них сползала прожженная рубашка. Им было плевать. Осиновая палочка Лилу с ее пацифизмом и манерой решать проблемы словами не очень подходила, так что она вытащила вместо нее запасную липовую палочку, которую Волдеморт давным-давно стащил в Лютном переулке. Когда-то она удивилась, что Волдеморт пользовался не тисом, как ей рассказывал отец, а с осиной и сердечной жилой дракона. Знаешь, Поттер, первая волшебная палочка — это как первая любовь. К тому же, тисовую палочку Волдеморту делали на заказ, и на момент, когда у него уже был хоркрукс, так что большой вопрос, подошла бы она ему теперь, после перерождения и всех его болезненных последствий. — Тина, это безумец и убийца, беги ты, — сказала Куинни, когда увидела, как они поднялись на ноги. — Спасибо! — пропела Лилу его голосом, который был примерно на октаву выше, чем ее собственный. — Но ты ошиблась. Я намного хуже. ...она плела какое-то заклятие пальцами, и у Волдеморта на ногтях вспыхивали искры — у него с беспалочковой магией все было неплохо, но на таком уровне — никогда!.. — Вы арестованы! — сказала она, спуская с пальцев магическую сеть, и послала что-то вдогонку палочкой. Где-то в вышине клевали друг друга фениксы — Дамблдора и Обскура. Авроры и отряды Гриндевальда разбились на группы и колошматили друг друга магией. Волдеморт за них не особо беспокоился. Дамблдор выбивал из своего бывшего дурь подручными средствами, у него это всегда хорошо получалось — было у Волдеморта подозрение, что без руки в этот раз останется не он. (А если его теория про сестру профессора — не просто теория, то это может быть и не рука.) Вдалеке, над ледником, название которого он не мог вспомнить, мелькали две вспышки, черная и алая. Волдеморт сел на связанных сестер Голдштайн, Лилу починила ему рубашку, и они стали наблюдать за дуэлью один-на-миллион, периодически посылая оглушающие по одиноким бойцам с гербом Певереллов на мантиях. Сила Обскура Аурелиуса родилась из его ненависти к самому себе, тогда как Рахиль получила свою из миллионов голосов, моливших о пощаде... и мести. Волдеморт считал, что исход был очевиден. *** В защиту Тины Голдштайн на международном трибунале выступал Ньютон Скамандер, которого Волдеморт никогда не любил за чрезмерный пацифизм, переходивший в откровенный идиотизм. — Как Тина могла не попытаться спасти сестру? — смотрел он на сотню присяжных оленьими глазами и ровным счетом никого не впечатлял. — Спасти от кого, мистер Скамандер? — едко спросил прокурор с жестким датским акцентом, сделав широкий жест в сторону Волдеморта, который очень старался выглядеть ровно на свой биологический возраст. — Так мальчик их обеих скрутил с легкостью, значит опасность была! — парировал Ньют. Волдеморт состроил лицо образцового лицеиста и поднял руку как в школе. — Говорите, мистер Риддл, — милостиво разрешил верховный судья (в эту пятилетку — некий румынский князь). — Знаете, я действительно мог бы закончить дуэль секунд, может, за пять. Проблема в том, что я против насилия. Тина, которой сестра из соседней камеры явно про него насплетничала, всем своим лицом говорила: «да ну?» — …вы против насилия, — скептически повторил Скамандер. — Готов принять Сыворотку Правды — я не могу никого убивать. — Волдеморт демонстративно оттянул ворот мантии, показывая след от заклятия. — Не знаю, что это было, но это дико больно. Раз уж я после этого не прикончил обвиняемую, значит, и ее сестре ничего не угрожало. Тина зло дернулась в цепях. — Куинни рассказала мне, что видела в твоей голове, ты маньяк и массовый убийца! — Полагаю, она никогда не встречала действительно продвинутых окклюментов, — спокойно ответил он на обвинение. — Хотя нет! Встречала. Это был Гриндевальд, и она приняла все за чистую монету. Как и в моем случае. — Так это все большое недоразумение! — радостно улыбнулся Скамандер. Больше никому в зале так не казалось (Дамблдор сидел в первом ряду и молчал, закрыв лицо рукой, чтобы не видеть этот цирк), но Волдеморт был относительно великодушен. — Я, как пострадавшая сторона, признаю это недоразумением только если мисс Голдштайн выпишут судебный запрет: не приближаться ко мне ближе, чем на… — он мысленно перевел имперскую систему в метрическую, — двести метров. — Вы уверены? — хмуро спросил прокурор, который хотел, как минимум, депортировать Тину из Европы навсегда. — О, да. — Волдеморт мило, на пределе собственных способностей, улыбнулся. — Как я уже сказал, я против насилия. Тут просился комментарий про его секту, членам которой он до сих пор обещал пропуск в рай, но Волдеморт все же смолчал. Когда с Тины сняли наручники, но еще не успели поставить на нее клеймо с запретом, Волдеморт подошел к ней со Скамандером с той же улыбочкой и негромко сообщил — не красуясь и не драматизируя, как обычно делали пророки и им подражающие: — Совет да любовь. — Скамандер уже хотел сказать «спасибо», когда он добавил: — Ваши правнуки будут разграблять могилы и убивать драконов. Я хочу на это посмотреть. Дальше Волдеморт оставаться не стал (он хотел прогуляться по Гааге и влезть в местную публичную магическую библиотеку), но было у него приятное подозрение, что Ньютон Скамандер горько плакал, когда узнал такую нелицеприятную правду о потомках.